– Конечно, была. Сегодня очень жарко. А тебя долго не было. Я и подумала, что на крыше будет чуток попрохладней. Мол, ветерком должно обдувать… Если здание рухнуло бы? Ничего страшного. Погибли бы вместе, и все дела… Подумала и залезла.
– И, как оно?
– Гораздо лучше, натуральная благодать, – заверила Ванда. – Тем более что я сбросила этот гадкий комбинезон. Так что, загораю. Даже слегка задремала. А тут – твои заполошные крики. Разбудил, противный мальчишка…
– Был неправ. Исправлюсь. Извини, Вандочка, – покаялся Лёха. – А теперь слезай. У нас накопилась куча важных и неотложных дел. Надо обустраивать полевой лагерь. Опять же, ктото – как я помню – хотел перекусить. Или прикажешь мне, обладателю ушибленного колена, затащить на крышу тяжеленный рюкзак с продовольствием и напитками?
– Не надо. Я сейчас спущусь.
Мимо него – парашютом – пролетел светлосерый комбинезон, после чего звонкий женский голосок поинтересовался:
– Тебе же – снизу – морского побережья не видно?
– Не видно. Чёрная гряда загораживает.
– А с крыши оно прекрасно просматривается – над грядой. Наблюдаю – на морской глади – две чёрные точки. Более того, складывается устойчивое впечатление, что они приближаются к нашему берегу.
– Это точно?
– Приближаются. Если не веришь, то залезай сюда и сам посмотри. Опять же, у тебя и бинокль имеется.
– Сейчас буду, – торопливо избавляясь от утеплённого комбинезона, пообещал Лёха. – Жди… Стоп. Чуть бинокль не забыл…
На крышу он, следую наставлениям супруги, взобрался секунд за сорокпятьдесят.
– Ловко это у тебя получилось, гораздо быстрее, чем у меня, – одобрила Ванда и тут же поделовому уточнила. – Ты, охламон белобрысый, зачем сюда залез? За морем наблюдать?
– За морем.
– Почему же тогда пялишься только на мои обнажённые стройные ноги, да на кружевной лифчик? Сперва надо с важными делами разобраться, а уже потом заниматься…эээ, всем остальным.
– Вас понял, высокородная госпожа графиня. Выполняю…
Несколько минут полюбовавшись на морские пейзажи, Лёха отвёл бинокль от глаз и объявил:
– Эх, была у меня одна дельная мысль – насквозь сексуальной направленности…
– Какая, если не секрет?
– Не секрет. Планировал я, позабыв обо всех важных и неотложных делах, предаться – с одной симпатичной светловолосой особой – сладостным любовным утехам. Долгим и разнообразным утехам, зебры полосатые. На этой самой крыше, понятное дело.
– И, что же вам, благородный идальго, мешает осуществить эти, безусловно, заманчивые намерения? – скромно и целомудренно потупившись, поинтересовалась Ванда. – Тем более что и означенную светловолосую особу – пару минут назад – посетили схожие мысли. Весьма схожие… Выполнение супружеского долга на крыше? Почему бы и нет… Итак, что нам мешает?
– Только обстоятельства непреодолимой силы, прекрасная донна. Уточняю, прекрасная алмазная донна.
– Спасибо, конечно. А о каких обстоятельствах идёт речь?
– К нашему берегу, с трудом преодолевая сильный боковой ветер, приближаются два деревянных допотопных кораблика, – перестав улыбаться, сообщил Лёха. – Это очень серьёзно.
– И в чём заключается данная серьёзность?
– Здешняя цивилизация – в материальнотехническом отношении – является достаточно продвинутой. Эти утлые судёнышки, скорее всего, не имеют к "церковникам" никакого отношения… А, как приближающиеся корабли пережили утренний страшный катаклизм? Почему они не утонули в морской пучине? Наверняка, по морю – с бешеной скоростью – передвигались гигантские волны. Сиречь, цунами…
– Ты хочешь сказать, что…, – нерешительно замялась Ванда.
– Ага. Эти старинные суда, девяносто девять процентов из ста, "появились" в наших благословенных водах уже после падения астероида. А на их бортах, в католический собор по воскресеньям не ходи, размещены переселенцы из Прошлого… А в Прошлом, как хорошо известно, всё обстояло, отнюдь, не гладко. То бишь, разнообразные кровавые войны чередовались с наглыми набегами и пошлыми грабежами. Широкораспространённое пиратство, в концето концов… Поэтому нам надо – в срочном порядке – отправляться на побережье. Для чего? Чтобы прояснить истинную природную сущность данных подозрительных путешественников. Причём, прояснить чётко и однозначно. Ошибки здесь неуместны, так как могут стоить – слишком дорого… Всё понятно?
– Всё, любимый!
– Тогда оперативно спускаемся вниз…
Они побыстрому переоделись в светлосерые льняные мешковатые куртки и штанишки – того же цвета – длиною чуть ниже колен.
– Совсем другое дело! – радовалась Ванда. – Тело, наконецтаки, дышит. В такой одежде и в плюс тридцать градусов будешь чувствовать себя комфортно. Если, конечно, не заниматься бегом по пересечённой и холмистой местности… Интересно, а для чего она, то бишь, одежда, предназначена?
– Трудно сказать, – застёгивая пуговицы на куртке, пожал широкими плечами Лёха. – Возможно, это – спецовка для различных работ, проводимых внутри метеостанции. Например, одевается при профилактических ремонтных мероприятиях, имеющих прямое отношение к вентиляционным системам здания. А, может, это такая форма для занятий спортом и физкультурой на свежем воздухе. Сугубо в тёплое время года, понятное дело… Сероглазка, примерька эти кроссовки.
– Эти… прости, что?
– Баретки, туфли, ботинки. Далее по списку… Ну, как? Не жмут? Мозолей не ожидается?
– Впору пришлись. Будто в них и родилась.
– Отлично. Тогда – выступаем. Как говорится, за орденами, славой и пышными скальпами подлых врагов…
– Алекс, подожди секунду, – нахмурившись, попросила жена. – А, что у нас с оружием?
– Карабин и несколько десятизарядных обойм к нему. Плюсом – два отличных охотничьих ножа.
– Не маловато ли?
– Есть конкретные предложения?
– Есть. В оружейной кладовой – на дальней нижней полке – я видела длинный деревянный ящик. А к его крышке прикреплена прямоугольная табличка с загадочной надписью: – "Шумовые заряды для отпугивания диких животных". Вот, я и подумала…
– Правильно подумала, графинюшка, – одобрил Лёха. – Молодец. Жди, солнышко. Я сейчас.
Зайдя в оружейную кладовую, он быстро нашёл нужный ящик и – с помощью гвоздодёра – вскрыл его.
"Эге, это мы удачно зашли! – обрадовался внутренний голос, обожающий всякие навороченные штуковины. – Здесь сложены не только шумовые зарядыгранаты. Имеется и – собственно – гранатомёт. И подробные инструкции к нему прилагаются. Нука, нука… Дальность выстрела – от пятидесяти до четырёхсот метров. Дальномер. Прицельная планка… Блеск! Шикарная вещица! Сахарная шоколадка с изюмом, образно выражаясь… Ага, нашёлся и переносной брезентовый наплечный чехол, рассчитанный на гранатомёт и восемь зарядов. Хорошо придумано… Какая, братец, у тебя глазастая жёнушка! Мало того, что глазастая, так ещё и сообразительная. Повезло тебе, бродяга, однозначно…"
Жёлтосерые невысокие дюны, чёрные гладкие камни, поросшие – местами – жёлтофиолетовыми лишайниками. Белыебелые брёвна и щепки, принесённые сюда капризными морскими течениями и сезонными штормами. Пухлые тёмнозелёные моховые кочки. Редкие кустики вереска. Зыбучий песок, не желающий выпускать ступни человеческих ног из крепких и навязчивых объятий.
Мелкие тёмносерые волны, наступающие на беззащитный берег дружными и частыми рядами. Лёгкая молочнобелая туманная дымка, зависшая над далёким горизонтом. Морская пронзительная свежесть. Тихий и таинственный шёпот прибоя.
Неисчислимые стаи белочёрных жирных чаек, нагло кружащих над всем побережьем. Среди бестолковой белочёрной суеты изредка мелькали тёмнохищные тела бакланов и других всеядных полярных птиц.
– Прожорливым чайкам здесь – настоящее и бескрайнее раздолье, – брезгливо прикрывая веснушчатый нос рукавом серой куртки, поморщилась Ванда. – Весь пологий берег – метров на десятьдвенадцать – усеян дохлой рыбой и прочей морской, дохлой же, живностью. В смысле, прочими мёртвыми морскими животными. Красивыми такими… Алекс, а как они называются? Извини, но я в этом ничего не понимаю…
– Морские звёзды и морские ежи, – пояснил Лёха. – Медузы – всякие и разные. Крабы, крабы, крабы… Смотрика, некоторые даже живые. Упорно и настойчиво пытаются добраться до спасительной морской волны. Это… Извини, но точно сказать не могу. Может, остатки трупа гигантского осьминога? Круглые чернильные пятна, понимаешь… Труп полярного тюленя. Чёрт, там, кажется…
– Детёныш! Живой. Светленький такой. Скулит. Жалобно так. По бледным щекам текут крупные слёзы. Почемуто нежнолиловые… Алекс, неужели мы, отвернувшись, пройдём мимо? Пройдём, и ничем не поможем беззащитному малышу?
– Пройдём мимо. Без вопросов… Нет у нас времени – на слезливую благотворительность. Нет, извини… Будем возвращаться обратно – тогда и подойдём. Поможем, чем сможем. Устраивает, чувствительная и нежная графиня? За мной. Не отставать…
– Но он же – так жалобно скулит. Просит о помощи. Сердце рвётся на части. Просит…
– Не отставать!
Пологая песчаная коса закончилась. Они вышли на ровную базальтовую площадку.
– А здесь у нас – обрывисто, – глубокомысленно вздохнув, заметил Лёха. – Глубоко. Вода чистая и прозрачная, а дна не видно. Неизвестные суда, словно бы зная об этом важном обстоятельстве, сюда и направляются. Подплывут прямо к обрыву, встанут на якоря и перебросят на берег широкие сходни. В том смысле, что могли бы – подплыть, встать на якоря и перебросить сходни… До незнакомых кораблей – примерно – метров четыреста пятьдесят. Держи, сероглазка, бинокль. Наблюдай и докладывай. Я же пока снаряжу – на всякий пожарный случай – гранатомёт… Ну, что высмотрела, глазастая ты моя?
– Очень славные и симпатичные кораблики, – через минуту сообщила Ванда. – Элегантные, я бы сказала. Бокастые такие, пропорциональноэстетичные. На каждом имеется по две низеньких мачты. Идут, солидно переваливаясь с волны на волну, под косыми тёмнобежевыми парусами. Нос одного судёнышка украшен деревянной конской мордой. Второго – волчьей… Знаешь, милый, облик этих кораблей мне смутно знаком. В толстых книжках встречаются аналогичные картинки. То есть, иллюстрации к приключенческим романам морской направленности…
– А, что у нас с людьми?
– С людьми… Широкоплечие бородатые типы. Суровые обветренные лица. Серосеребристые кольчуги. На головах – шлемы.
– Островерхие шлемы?
– Нет. Другие, рогатые… Это же викинги! Я читала про них. Бесстрашные мореплаватели и отважные путешественники.
– А ещё – жестокие разбойники и безжалостные насильники, – проворчал Лёха. – Кровожадные твари в железных кепках, короче говоря.
– Насильники? Ты не шутишь?
– Точно тебе говорю. Как уверяют древние летописи, викинги были до этого дела охочи. Насиловали всё, что движется – женщин, детей, мужчин, лошадей, коров, собак.
– Прекращай – при мне – говорить всякие гадости! – всерьёз возмутилась Ванда. – Такие грубые и грязные речи не предназначены для ушей благородных дам…
– Хорошо, нежная графинюшка, не буду. Как скажешь… Держи, родная, гранатомёт. Пользуйся… Это – прицел. Мушка должна быть наведена на цель. Понятно?
– Не тупее тупых.
– Молодец. Наш человек, – похвалил Лёха. – В стволе находятся две шумовые гранаты. Когда я выпущу по этим бородатым деятелям обойму из карабина, пальнёшь – поочерёдно – по корабликам. Желательно, чтобы гранаты – для пущего эффекта – разорвались непосредственно на палубах. Поэтому целься тщательно, затаив дыхание. То бишь, без дамского легкомыслия и дрожи в руках.
– Ты, Алекс, уверен, что по викингам – обязательно – надо стрелять? Люди, какникак…
– Уверен. На сто один процент из ста. Разбойники с большой дороги, пусть и морской, не являются людьми. Они все – поголовно – уроды, кровопийцы и твари. В любые Времена и в любом из параллельных Миров… Подожди немного, сероглазка. Скоро ты всё поймёшь сама.
– А, что у нас с дальностью? – внимательно рассматриваяизучая гранатомёт, спросила Ванда.
– Я выставил на сто пятьдесятшестьдесят метров. Попадёшь, не сомневайся.
– Никто, любимый, и не сомневается. Обязательно попаду, в баню по средам не ходи…
Корабли викингов, упрямо борясь с устойчивым боковым ветром, медленно приближались к островному берегу.
Когда до них оставалось порядка трёхсот метров, матрос, находившийся в марсовой бочке правой ладьи, восторженно завопил. Секундадругая, и над морщинистой морской поверхностью полетели возбуждённые крики, издаваемые несколькими десятками лужёных глоток. Послышался радостный гогот, в котором легко угадывались сальные нотки.
– Что это с ними? – недоумённо передёрнув плечами, спросила Ванда. – С ума сошли?
– То, чего и следовало ожидать, – бережно поглаживая карабин, понятливо усмехнулся Лёха. – Вперёдсмотрящий заметил на берегу светловолосую стройную девушку. О чём и не преминул доложить по инстанции. Варяги, истосковавшиеся за время долгого плавания без женского общества, ликуют и радуются. Понятное дело, радуются, предвкушая сладостные моменты, связанные с предстоящей встречей с симпатичной незнакомкой… Сейчас они, век пива не пить, метают честный жребий, устанавливая строгую очерёдность…
– Очерёдность – чего?
– Того самого. Подхода к трепетному женскому телу. Обнажённому и поставленному в нужную позицию. В какую конкретно? Извини, я не знаком с варяжскими бытовыми предпочтениями.
– Алекс, я тебя ненавижу!
– За что, собственно?
– За медлительность, – пояснила Ванда. – Они же, суки рваные… Извини, само вырвалось. Они же, козлы бородатые и мордатые, продолжают похотливо ржать…
– Продолжают, – подтвердил Лёха. – Действительно, похотливо. Демонстрируют свою сексуальную озабоченность.
– А, ты?
– Что – я?
– Почему не стреляешь? Чего ждёшь?
– Жду, когда варяги подплывут поближе. Ещё метров десятьпятнадцать осталось… Всё, похоже – пора.
Он вскинул карабин, старательно прицелился и нажал на спусковой крючок – раз, второй.
"Достаточно – для первой ладьи, – посоветовал разумный и рассудительный внутренний голос. – Не стоит убивать всех подряд. Кто тогда будет, меняя курс, управляться с парусами? Вотвот. Думать никогда не вредно… Опять же, как учил мудрый и опытный Горыныч – там, на алжироливийской границе – патроны и гранаты следует беречь. Причём, всегда и везде. Мол, ещё пригодятся…"
– Это точно, – пробормотал Лёха, после чего направил ствол карабина на второе судно, прицелился и, мысленно сплюнув, ещё дважды нажал на спусковой крючок. Плавно нажал, со знанием дела.
– А, как же я? – крепко сжимая в ладонях гранатомёт, нервно заканючила Ванда. – Когда же – мне?
– Действуй, амазонка. Наводи и стреляй. Только целься – тщательнее… По похотливым козлам – пли!
– Пьууу! – задумчиво и нежно пропел гранатомёт.
– Бах! – через пару секунд браво оповестила разорвавшаяся шумовая граната. – Бах! Бах! Бах!
– Перенести огонь на вторую цель! – скомандовал Лёха.
– Слушаюсь, господин командир!
– Пьууу!
– Бах! Бах! Бах! Бах!
– Доложить о результатах стрельб!
– Есть, доложить!
Ванда, аккуратно положив гранатомёт на ближайший валун, поднесла к глазам бинокль и зачастила:
– Суетятся, морды бородатые. Проняло хамов неумытых. Кабанов похотливых… Перекладывают паруса на другую сторону. С борта правой ладьи сбросили – в морские волны – мёртвое тело. Поворачивают… Ага, уходят в сторону от острова.
– Куда конкретно?
– На запад, мой командир.
– Продолжать наблюдения!
– Есть, продолжать! А варяги сюда больше не вернуться?
– Не знаю, графинюшка. Не знаю… Стройное женское тело, между нами говоря, добыча вожделенная. Лакомая, то бишь…
После минутной паузы Лёха спросил:
– Ты же, Ванда, графиня?
– Самая настоящая, – не отрывая глаз от окуляров бинокля и не дрогнув голосом, заверила Ванда. – Бургундская и потомственная. Причем, в пятнадцатом поколении. Или же в шестнадцатом? Не помню уже… А, что? Есть какието сомнения?
– Никаких сомнений. Даже их тень отсутствует. Не в этом дело.
– В чём же тогда?
– Просто…
– Не тяни, пожалуйста, кота за хвост.
– Хорошо, не буду, – смущённо улыбнувшись, пообещал Лёха. – Ты – графиня. А я – твой законный муж перед Богом и людьми. Значит, я являюсь полноценным графом?
– Не знаю. Наверное, да.
– Тогда я теперь так – всем – и буду представляться. Мол, Алексей Петров, бургундский граф.
– Лучше – бургундский граф Алекс Петров, – посоветовала Ванда. – Так, на мой вкус, солиднее звучит…
Глава двадцатая
Рассказывайте мне…
Наконец, неуклюжие ладьи викингов, заплыв за дальний северозападный мыс, напоминавший своими очертаниями гигантского двугорбого верблюда, окончательно скрылись из вида. Окончательно ли? Мудрое время, если что, поправит. Не без того. Если, конечно, захочет.
Погода продолжала неуклонно и поступательно улучшаться. Окружающий воздух прогрелся до плюс двадцати двухтрёх градусов. Низкие серые тучи и белые кучевые облака планомерно откочевали на север. Небо было яркоголубым, чистым, добрым и бездонным. Лёгкий восточный ветерок – нежно и бережно – обдувал разгорячённые лица. Невесть откуда появились приставучие злые оводы, слепни и одиночные надоедливые комары. Птичий громкозвонкий гомон не смолкал ни на секунду. С юга долетал тоскливый вой оголодавших пятнистых гиен. Светложёлтое солнце беззаботно и легкомысленно жмурилось, обещая вечное и нескончаемое счастье…
– Похоже, что полярная ночь – со значительным ускорением обычного природного графика – завершилась, – вздохнул Лёха, – Бывает, как выяснилось… Наступит ли теперь полярный день? Скоро узнаем. В смысле, сегодняшней ночью… Ладно, дорогая и обожаемая жёнушка, пошли к дому. Дело постепенно двигается к вечеру. А нам ещё – крепкий лагерь оборудовать. Да и другие неотложные дела имеются.
– А, как же, родной муженёк, твоё обещание? – подозрительно прищурилась Ванда. – Неуклюже притворяешься потерявшим память инвалидом? Типа – многократно контуженным во времена бурной армейской юности?
– Это, прости, какое обещание?
– То самое. Мол: – "Когда будем возвращаться на метеостанцию, то обязательно поможем, чем сможем, детёнышу тюленя. Сиротинке горькой…". Обещал?
– Обещал, – сознался Лёха.
– Тогда, Алекс Петров, выполняй. Как и полагается. Ты же у нас теперь являешься благородным бургундским аристократом… Являешься, морда белобрысая?
– Являюсь, ёшкин кот. Врать не буду.
– А графское слово, оно дороже золота, – погрозила тоненьким указательным пальцем Ванда. – Его, милый, нельзя нарушать. Никогда. Не при каких – в том числе, пиковых и бубновых – обстоятельствах… Я, надеюсь, понятно излагаю?
– Понятно… Ладно, пошли к твоему тюленёнку.
– Не к моему, а к полярному, маленькому и несчастному. Брошенному – силой непреодолимых обстоятельств – на произвол жестокосердной судьбы…
Но рядом с трупом взрослого тюленя уже никого не было – детёныш исчез. А на том месте, где он лежал с час назад, обнаружилось лишь овальное яркоалое кровавое пятно.
– Куда же подевался маленький? – расстроилась Ванда. – И, что здесь произошло?