– Взбалмошными, загадочными и непредсказуемыми, – подсказал Лёха.
– Ага, так оно и есть.
– Замужто пойдёшь за меня?
– Я подумаю, – лукаво прищурилась девушка.
– Епископ Альберт советует поторопиться.
– Бургундским графиням не полагается – принимать скоропалительные решения.
– Я понимаю. Но…
– Никаких – "но"! Сказано – подумаю?
– Сказано.
– Вот, и жди, бродяга.
– Белобрысый бродяга.
– Белобрысый и симпатичный бродяга.
– Может, поцелуемся? – потупив взгляд, предложил Лёха. – Раз я такой симпатичный? Типа, как жених с невестой?
– Не знаю, право. Такое неожиданное и неординарное предложение…
– А, всётаки?
– Можно, конечно, попробовать…
– Попробуем?
– Пожалуй…
Поцелуй длился и длился, грозя – ненароком – перерасти в нечто большее.
"Что происходит со мной? – забеспокоился Лёха. – Голова кружится. И, вообще… Никогда такого не было. Никогда? Вру, было один раз. Кажется, в восьмом классе… Господи! Если ты, конечно, есть. Помоги остановиться! Не вводи в искушение раба своего недостойного…"
Упершись острыми кулачками ему в грудь, Ванда, неловко отстраняясь, пробормотала:
– Извини…
– Тебе понравилось? – хрипло спросил Лёха.
– Не знаю, извини. Я первый раз целовалась с мужчиной.
Она не соврала. В еврейском гетто было не принято – целовать женщин. Их было принято – пользовать, презрительно – при этом – сплёвывая в сторону.
"Какое такое – гетто? – мысленно удивилась Ванда. – Не знаю ничего про это. И знать, если честно, не хочу… Еврейская девушка Рива? Кто это? Не имею чести – быть знакомой. Как, впрочем, и со всеми евреями этой планеты… Поцелуй? Это – да. Мне понравилось. Очень…"
– Мне очень понравилось, – помявшись, признался Лёха. – Может, по второму кругу?
– Не знаю, право. Всё произошло так неожиданно… Ой, что это? – указывая тоненьким пальчиком направо, забеспокоилась Ванда. – Светом так и пышет…
Они, крепко взявшись за руки, подошли к прямоугольному, давно немытому окну.
– Как красиво! – воскликнула непосредственная Ванда. – Облака светятся! Светятся… Милый, а почему ты так напрягся? Словно бы – заледенел?
– Предчувствия одолевают, – признался Лёха. – Нехорошие такие. Пакостные.
– Есть такое дело. Матушканастоятельница тоже говорит про них. Про предчувствия. Мол, грядёт Конец Света… Это – про метеорит?
– Про астероид.
– Он, действительно, падает? Понастоящему?
– Падает.
– И, что будет? Ну, когда он упадёт?
– Не знаю. Поэтому и рекомендую – пожениться в срочном порядке.
– Я подумаю, белобрысый эсквайр, над твоим предложением. Как и полагается – благородным графиням.
– Надеюсь, над заманчивым предложением?
– В меру – заманчивым, эсквайр.
– Симпатичный эсквайр?
– Безусловно.
– Я рад.
– А, уж, как я рада… А про "шестьдесят девять" потом расскажешь?
– Обязательно. И расскажу. И покажу…
Через раскрытые ворота на территорию "Чистилища" – один за другим – въехали три тёмнозелёных автобуса. С лязгом – синхронно – распахнулись двери, и на гравий плаца принялись выпрыгивать Ангелы, облачённые в светлосерые комбинезоны.
"Все бойцы – как один – темнокожие, – машинально отметил Лёха. – Подтянутые, уверенные в себе… Стоп. Это же Варвар и его друзьяприятели…"
– Похоже, что предчувствия – насквозь негативные и тревожные – начинают сбываться, – прошептала Ванда. – Давай, ещё немного поцелуемся? Мне очень надо…
Глава девятая
Ванда. Ретроспектива 04. Полезные разговоры
– Какая же ты, Рива, дура, – возмутилась Актриса. – Набитая и законченная.
– Меня зовут – Ванда.
– Какая же ты, Ванда, дура. Набитая и законченная.
– Почему – дура?
– Ну, не знаю точно, – задумалась Актриса. – Может, от природы. Типа – в бабушку пошла.
– Сейчас всю физию расцарапаю. До крови.
– Нуну, расцарапала одна такая. Не смеши. Многие пытались. Но ничего у них не получилось.
– В кемеровском борделе? – уточнила Ванда.
– И до этого. И после… А чего это, подруга, ты обижаешься? Святую Мадонну строя из себя? Это Мадонна занималась с поселковым старостой оральным сексом? А с инспекторов "по нравственности" – анальным?
– Это не честно.
– Не честно – что? Оральным? Или же – анальным?
– Я… Я – не знаю…
– Удобная позиция, – презрительно фыркнула Мэри. – Ты ещё скажи, что ни разу оргазма не испытывала.
– Ни разу. Даже и не знаю, что это такое.
– И бабушка не рассказывала? Чего молчим? Типа – на ночь не рассказывала? Чтобы – трепетной девочке – лучше спалось?
– Не рассказывала.
– Ну, и дура.
– Моя бабушка?
– И она тоже.
– Сволочь!
– Очень приятно познакомится. Меня зовут – Мэри…
Они пару минут помолчали.
– Дура ты, – вздохнув, пошла по второму кругу Мэри. – Учишь тебя, учишь. Дуру еврейскую набитую. И всё без толку.
– Учи. Я же сама попросила. Значит, мне надо.
– Для чего – надо?
– Хочу быть счастливой. Вопреки всему и вся.
– Молодец, конечно. Упрямая.
– Упрямая, – согласилась Ванда. – В бабушку пошла.
– В ведьму?
– Наверное. А, что? Нельзя?
– Можно. Только странно.
– Странно – что?
– Странно, что мудрая и прозорливая старушка тебе, дуре, ничего толком не объяснила – относительно мужчин.
– А, можно, в двух словах? Коротко и сжато?
– Можно, – насмешливо вздохнула Мэри. – Отношение с мужчинами – это сладко. Поняла, дура?
– Нет, извини.
– Да, тяжёлый случай. Хронический.
– Они же все – поголовно – сволочи. Грубые и похотливые.
– Что есть, то есть.
– А ты говоришь, мол, сладко…
– Сладко.
– Дура ты, Актриса.
– Дура, – согласилась Мэри. – Но – при этом – Актриса.
– Это так важно?
– Очень. Только "актрисам" – иногда – даруется счастье. Призрачное, но, всё же, счастье. Поняла, дура?
– Набитая дура.
– Набитая и грязная еврейская дура.
– Бывает…
Они ещё немного помолчали.
– Значит, тебе Лёха Петров понравился? – уточнила Мэри.
– Очень. Увидала его, а девичье сердечко заколотилось: – "Туктуктук". Не знала, что так бывает.
– Бывает. Иногда. Тебе, подруга, повезло.
– В чём – повезло? Где?
– Сердечко забилосьзаколотилось?
– Забилось, – подтвердила Ванда. – Никогда не думала, что так бывает.
– Бывает. Иногда. Значит – повезло.
– И, что теперь делать?
– Взять его, родимого. Взять и никому не отдавать. Узурпировать. Захватить. Похитить. Навсегда.
– Легко сказать – похитить. Вон он какой. Красивый и высокий. А, я?
– И ты – красивая и высокая, – заверила Мэри. – Очень красивая и очень высокая. Целый метр и шестьдесят пять сантиметров. Выше, простонапросто, не бывает… Чего загрустила, графиня бургундская? С каких капустных пирожков?
– Не знаю. Как к нему подступиться? Подумает ещё, что я легкомысленная и развратная шалава. Оттолкнёт…
– Правильно. Не надо к нему подступаться. Пусть сам побегает за тобой – как оголодавший Бобик за сладкой мозговой косточкой. Надо только главное помнить.
– Что – главное?
– Ты – бургундская графиня. Потомственная, гордая, непредсказуемая и капризная. Уяснила?
– Вроде бы.
– Так не пойдёт. Кто – ты?
– Бургундская графиня, – пробормотала Ванда. – Потомственная, гордая, непредсказуемая и капризная.
– Молодец. Послезавтра у нас пятнадцатое декабря?
– Пятнадцатое.
– Пойдёшь на очередное собрание переселенцев вместо меня. Окучивай белобрысого Лёху – сколько хочешь. То бишь, до полной и окончательной победы.
– А, ты?
– Я? Отбываю в фамильную вотчину своего епископа. Наследника ему буду рожать. Долгожданного.
– А…
– Знаешь, я его, по большому счёту, люблю. Хороший человек. Думающий и несуетливый. По нашему Миру – это не мало. Да и по всем прочим Мирам.
– Мы больше никогда не увидимся?
– Кто тебе сказал такую глупость? – усмехнулась Мэри. – Увидимся. Не в этом Мире, так в другом.
– Как это?
– Потом спросишь у Алексея. Когда его завоюешь и приручишь, понятное дело. Он у нас философсамоучка. Всё объяснит и разложит по полочкам.
– А, как его завоевать?
– Забудь – своё Прошлое. Забудь навсегда и всерьёз. Не было – никогда и нигде – еврейского гетто. И девушки Ривы не было. И поселкового старосты… Есть – только бургундская графиня Ванда. Своенравная, загадочная, непредсказуемая и капризная… Ну, почему молчишь?
– А как быть с…
– С природной девственностью?
– Ага. Графиня, какникак. Причём, замужем не бывавшая. Неловко както получается.
– Неловко. Согласна… Отдавайся – первый раз – суженному, только когда он, родимый, будет пьян в стельку. То бишь, сперва напои его "в зюзю" и только после этого отдавайся. Ничего хитрого. Справишься. Ну, и вопи при этом – якобы от боли.
– Не честно это.
– А быть несчастной – честно? Не пори, подруга, ерунды.
– Ещё одно, – засмущалась Ванда. – Про технологию процесса. Я же ничего толком не знаю…
– И это – правильно, – насмешливо улыбнулась Мэри. – Бургундская молоденькая графиня и не должна быть сексуальнообученной. Чай, не проститутка кемеровская. Наоборот, мужу приятно будет – всему обучить. Типа – лично. Зачёты принять, экзамены, курсовые работы… Ну, и скромницу строй из себя. Только старательно и без перебора. Мол, руки наглые убрал, простолюдин хренов…
– Постараюсь. Но…
– Не уверена в себе?
– Не уверена, – призналась Ванда. – Вижу его, и всё… Голова кружится. И, вообще…
– Понятное дело. Завидую. Действуй, подруга. Как говорится – каждый является кузнецом своего личного счастья. Каждый… Кто ты? Отвечай!
– Ванда. Бургундская графиня. Гордая, неприступная и чутьчуть капризная…
Глава десятая
Предчувствия его не обманули
Наступило утро. Хмурое, молчаливое, тревожное. Не предвещавшее ничего хорошего.
– Подъём! – пробегая между рядами нар, истошно завопил дежурный Ангел. – Поторапливаемся, переселенцы! Подъём! Всех опоздавших на построение ждёт карцер! Поторапливаемся!
– Что это с ними? – с верхней койки свесилась лохматая голова Хана. – Суетятся, понимаешь. Давно такого не было.
– Последний раз Ангелы так шустрили, когда раздолбай Ковбой ударился в побег, – сладко зевая, подтвердил Лёха.
– То бишь, надо ожидать всяческих неприятностей?
– Однозначно.
Неприятностей долго ждать не пришлось. На утреннем построении за спиной старшего Ангела встали Лана, Варвар и ещё один боец их третьего мужского барака – здоровенный двухметровый мулат с устрашающим кривым шрамом на лиловой физиономии.
– Второго чёрненького кличут – "Баклажаном", – тихонько шепнул Хан. – Редкостная сволочь и тварь.
Старший Ангел объявил:
– К планете приближается гигантский астероид. Когда он упадёт? Недели через две. Может, через три.
– А куда шмякнется? – спросил Лёха.
– Разговорчики в строю! – начальственно рыкнул Варвар.
– Есть, разговорчики!
– Что? В карцере, мерзавца, сгною! Всю душу выну и высушу…
– Отставить! – прикрикнул старший Ангел. – Успеете ещё пообщаться и вволю поспорить… Итак, место будущего падения астероида пока неизвестно. Однако нами получен строгий приказ – перебросить половину списочного состава Ангелов на…ммм, на другой объект. Поэтому к охранным мероприятиям, проводимым в "Чистилище", будут привлечены наиболее сознательные индивидуумы из числа переселенцев… Что ещё за смешки, мать вашу? Да, наиболее сознательные и лояльные. Им присваиваются высокие звания – "помощники Ангелов". Старшим помощником назначается – переселенец Варвар.
– Почему именно Варвар? – поинтересовался любопытный Хан.
– Отставить – вопросы! Потому, что переселенец Варвар обладает колоссальным опытом. В том числе, опытом по эффективному управлению широкими народными массами…
"Обладает. Кто бы спорил, – мысленно признал Лёха. – Какникак, бывший Президент Соединённых Штатов Америки. Вернее, Чёрных Соединённых Мусульманских Штатов Америки… Варвару и его парням даже выдали по лазерному пистолету. Только по маленькому. В два раза меньшему по размерам, чем у Ангелов. Скорее всего, эти "пушки" не бьют на поражение, а могут лишь качественно "отключать" непослушных переселенцев, превращая их – на некоторое время – в покорных и милых идиотов. На Ангелов же, надо думать, эти лучи, и вовсе, не действуют… А я Варвара считал за верного и надёжного товарища. Мы же с ним вместе обсуждали подробные планы по весеннему побегу. Что теперь ожидать от него? Загадка. Многие люди – при крутой смене общественного статуса – меняются самым кардинальным и непредсказуемым образом. Многократно проверено…"
По завершении утренней зарядки, Варвар велел:
– Всем обормотам и обормоткам проследовать на завтрак! Всем, кроме переселенцев Хана и Лёхи.
– Переселенец Хан тоже отправляется на завтрак, – небрежно положив ладошку на чёрную кобуру, вмешалась Лана. – Я сказала. Не спорить, старший помощник!
– Есть, не спорить, – недовольным голосом откликнулся Варвар.
– Есть, на завтрак! – весело хмыкнул Хан, после чего успокаивающе подмигнул Лёхе, мол: "Крепись братишка! Не сдавайся!".
– Постараюсь, – пообещал Лёха. – Не впервой…
Варвар и Баклажан отвёли его за старую водонапорную башню.
– Типа, здесь разговоры не прослушиваются? – предположил Лёха.
– Это точно, – Баклажан продемонстрировал прямоугольную чёрную коробочку, в торце которой горела крохотная зелёная лампочка.
– Знатно вас экипировали. За какие, пардон, заслуги? Чем, орлы, вызвано такое неслыханное высокое доверие?
– Мы сами, приятель, ничего не понимаем, – смачно сплюнув в сторону, признался Варвар. – Очевидно, у Ангелов нет другого выхода. На построении сказали, мол, половина списочного состава Ангелов будет переброшена на другой объект. Но это – не вся правда. Сегодня будет переброшена половина. На днях – остальные, включая всех преподавателей. Здесь – до отдельного приказа – останется только старший Ангел и эта непредсказуемая и взбалмошная девка по имени Лана… У неё с вашим Ханом – серьёзно?
– Серьёзней не бывает. Хочешь, чтобы Хан отобрализъял у неё полноценный лазерный пистолет? Бунт, пользуясь мутной ситуацией, будем поднимать?
– В томто и дело, что нет. Всё с точностью, но, наоборот.
– Я брежу? – искренне удивился Лёха. – Ты, бывший мусульманский Президент, продался местным Ангелам? С потрохами?
– Поосторожней с терминами, – попросил Варвар. – Можешь нарваться, приятель…
– Парализуем лучом из пестика, а потом глотку перегрызём, – мерзко хихикнув, пообещал Баклажан. – Или черепушку проломим тяжёлым камушком.
– У меня есть охранный жетон.
– Запихай его, браток, в собственную задницу. Кстати, епископ, который к тебе так благоволит, тоже на днях смоется – в спокойные края. Следовательно, и его железка утратит свою защитную функцию.
– Так, что вам, верные помощники безгрешных Ангелов, понадобилось от меня? – разозлился Лёха. – Ходите вокруг да около. Угрожаете, мать вашу черномазую…
– Прекращай выражаться, – криво усмехнулся Баклажан. – Добром просим. Пока – похорошему.
– Ладно, не буду. Чего надо? Излагайте.
– Надо, чтобы ты, бродяга беспокойный, вёл себя тише воды и ниже травы, – пояснил Варвар. – Никаких заумных глупостей. И переселенческий народ смущать – пространными разговорами о сладкой свободе – не стоит. Уяснил?
– Уяснил… Значит, решили стать верными цепными псами? Что же вам такого – волшебного и соблазнительного – наобещал епископ?
– Чего надо, того и пообещал. Не твоё, смерд, дело.
– Переход на шестой уровень?
– Бери выше. Сразу на восьмой.
– А это что ещё за хрень? – удивился Лёха. – Я слышал только про семь уровней.
– Восьмой уровень позволяет – прошедшему его – жить в крупных городах этого Мира, – заважничал Варвар. – И даже в столичном Риме. Просекаешь, дурилка картонная?
– Просекаю.
– Игра стоит свеч?
– Стоит. Чего, уж, там.
– Будешь вести себя прилично?
– Вы меня держите за последнего дурака? – презрительно поморщился Лёха. – Ситуация прозрачная – до полной невозможности.
– Поясни, браток. Будь так добр, – хищно оскалился Баклажан. – Про прозрачность невозможную.
– Да, пожалуйста… Какой смысл дёргаться – до падения астероида? Правильно, абсолютно никакого. Вот, дождёмся, сориентируемся. Тогда и определимся с телодвижениями… А, вдруг, астероид грохнется прямо на ваш хвалёный Рим? Вдруг, после его падения начнутся всякие природные катаклизмы?
– Какие, например?
– Извержения вулканов, цунами, торнадо, землетрясения, Ледниковый период, очередной Всемирный потоп… Продолжить перечень?
– Тьфутьфутьфу! – принялся отчаянно плеваться через левое плечо Баклажан. – Сглазишь ещё, не дай Бог. Сука белобрысая и говорливая…
– Значит, окончательно договорились? – резюмировал Варвар. – До падения астероида – никаких фокусов?
– Договорились. Обойдусь без фокусов. Если, конечно, не возникнет разных обстоятельств.
– Каких ещё обстоятельств?
– Форсмажорных и пиковых, ясная табачная лавочка… Тьфутьфутьфу!
– Ещё одно.
– Слушаю.
– Я – отныне и надолго – являюсь боссом, – торжественно объявил Варвар. – Единственным и полноправным. Поэтому требую – от всех переселенцев и переселенок – беспрекословного подчинения. Всяким бунтовщикам и разгильдяям пощады не будет… Повторяю, требую – беспрекословного подчинения! Так всем и передай. И девочкам и мальчикам. От всех требую – безусловного и однозначного повиновения!
– Передам. Не вопрос…
Над "Чистилищем" повисла серая аура тревожного беспокойства. Повисла – это как? Трудно объяснить однозначно. Одни обитатели фильтрационного лагеря подобрались, став бесконечносерьёзными. Другие, наоборот, погрузились в растерянную задумчивость.
Вот, и пожилой Ангелпреподаватель католических псалмов был сам на себя не похож.
"Строгий же такой дяденька. Стопроцентный фанатик, так его и растак. А туда же, – мысленно удивился Лёха. – Хан, путая слова и строфы, всё – напрочь – перевирает, а Ангелу хоть бы хны. Сидит себе и безучастно смотрит в окошко. Да, плохи дела. Если даже религиозные фанатики превращаются в равнодушных истуканов, значит – труба дело…"
Обнаглевший Хан – противным и равнодушным голосом – затянул свою любимую степную песенку:
Рассвет опять – застанет нас в дороге.
Камни и скалы. Да чьегото коня – жалобный хрип.
Солнце взошло. На Небесах – проснулись Боги.
Они не дождутся – наших раболепных молитв…