Кирилл толкнул скрипучую дверь и вошёл, пригибаясь под низкой притолокой. В то же мгновение Григорий вырвал у него винтовку и дал хорошего пинка. Брякнул засов.
Авинов сделал два шага, пытаясь удержать равновесие, но у него не получилось - Кирилл упал на земляной пол. Он тут же вскочил, отпрянул к стене, залепленной цветными картинками и фотографиями солдат.
В комнате находилось трое человек в бушлатах и папахах. Трое рук крепко сжимали "маузеры". Три ствола были направлены Кириллу в лицо. Потом и Артифексов передёрнул затвор авиновской винтовки.
- С революционным приветом, товарищ Авинов! - глумливо усмехнулся один из тройки, высокий, широкоплечий мужик, и лишь теперь Кирилл узнал его - это был Захаров, солдат-кексгольмец. Сбритая борода сильно изменила его лицо, но взгляд остался прежним - цепким, с прищуром, будто кексгольмец целился.
- Что надо? - холодно осведомился Авинов, лихорадочно изыскивая пути к отступлению. Слева чисто вымазанная мелом печь. Попробовать через окно? Больно узко, да и дерево за ним. Выпрыгнешь - и тут же в ствол втемяшишься… Дверь во двор заперта. Другая комната - за спинами большевиков, видать железную кровать с "шишечками", покрытую кружевным одеялом. Эх, надо ж было ему так глупо попасться! Так кто ж знал, что Артифексов из краснодранцев?!
- "Что надо?" - передразнил его Захаров. - А где ж твоё воспитание, вашбродие?
- Не слышу ответа, - по-прежнему холодно спросил Кирилл.
Кексгольмец, набычившись, шагнул к нему.
- Твоё счастье, кадет, - выцедил он, - что нам приказано живьём тебя брать. Но по морде съездить…
Захаров мощно размахнулся - и Кириллу удалось то, чего позже повторить не выходило: он мгновенно выдернул из-за пояса любимый "парабеллум". Два выстрела прогрохотали, сливаясь в один. Кексгольмец с пробитым сердцем умер сразу. Красноармеец слева быстро нажал на курок, но поспешил - пуля прошла мимо, расколачивая рамку фотографии царской семьи, висевшую на стене. А вот Авинов не промахнулся.
Взвыв от страха, третий красноармеец отступил в спальню, да так и полетел к кровати, когда пуля разорвала ему горло.
- С-сука…
Артифексов судорожно жал на курок винтовки, пока до него не дошло, что магазин пуст. Крутнувшись на месте, поскуливая, Григорий ухватился за ручку засова. Пуля раздробила ему череп.
И тишина…
Оглушённый, Кирилл стоял и покачивался под толчками крови, разогнанной сердцем, бешено колотящимся в груди. "Всё… Всех…" - мелькало у него.
Сильнейшим желанием Авинова было сесть и долго-долго не вставать, но и задерживаться в хате-ловушке тоже не хотелось. Собрав "маузеры" (пригодятся в хозяйстве…), подхватив свою винтовку, Кирилл покинул выморочную хату. Дважды выморочную.
- Чтоб вас всех!.. - с чувством выразился поручик.
Погибших белогвардейцев схоронили в братской могиле. Суровый Христофор Файда, приказной из забайкальских казаков, бросил на могилу последнюю лопату земли, и священник, совсем ещё молодой человек, завёл отходную молитву:
- Новопреставленных рабов Божьих, православных воинов, за веру и Отечество на поле брани живот свой положивших: Александра, Даниила, Василия, Юрия… и их же имена Ты, Господи, веси, в недрах Авраама учинить, с праведными сопричтет и нас всех помилует и спасёт, яко благ и человеколюбец…
Добровольцы старательно заровняли могильный холмик. Двое казаков, громко сопя, поставили скромный крест из обтёсанных кольев, а кадет Васнецов вывел на нём чернильным карандашом имена захороненных бойцов.
Замелькали руки осенявших себя крестным знамением - и снова в поход.
Добрармия продвигалась по землям Кубани. Здешние степи отличались от донских - исчезла ширь и даль, холмы пошли волнистые, с колючими зарослями ежевики и терна. Купы ив и ольхи заслоняли мелкие речушки, у бережка тронутые ледком.
Миновали станицу Плотскую, маленькую и небогатую. Прошли Ивановскую - станичники щедро угостили добровольцев, и не только хлебцем да молоком, было и что покрепче. Старые казаки запевали:
Оставим мы станицу,
У Подкумка, у реки.
На австрийскую границу,
В путь-дорогу, казаки…
А добровольцы выдавали своё:
Так за Корнилова! За Родину! За веру!
Мы грянем громкое "Ура! Ура! Ура!"
Празднично было на улицах Ивановской, весело. Кирилл уже и припомнить не мог, когда в последний раз отдыхал душою, глядя на поющих людей, радовавшихся жизни. Иные и в пляс пускались - носились по кругу в наурской лезгинке, под свист, под смех, под дружные хлопки. У плетня кучка юнкеров пила молоко из жестяного ведра…
Но вот войско шумно построилось. На прощание казачки отсыпали добровольцам тыквенных семечек - шелушите по дороге, всё короче путь!
А путь лежал к железной дороге Ростов - Тихорецкая. По линии курсировали бронепоезда "красных" - и все спрашивали себя: а поспеет ли "Орёл"? Прикроет ли? Надежда на это была, но рассчитывало командование только на себя, а посему армия выступила в восемь вечера.
- Господа, - серьёзно сказал Марков, - приказано - ни одного слова и не курить ни под каким видом - будем пробиваться через железную дорогу.
Полки вышли, двигаясь в полной тишине. Тёмные ряды фигур шагали в ночном мраке, цепляясь винтовками, звеня штыками, толкаясь и спотыкаясь.
Кирилл не чувствовал особой усталости, просто холодно было и сильно хотелось спать.
Монотонное шатание вокруг усыпляло. Случалось, что Авинов закрывал глаза и ступал по инерции. Мысли путались, тело легчало, находясь в странном полусне. Натыкаясь на соседа, Кирилл вздрагивал, широко открывал глаза, но видел всё то же - ритмичное колыхание вокруг, мерцающие звёзды вверху.
Рассвет подкрался незаметно - высветлил небо на востоке, затеплил зарю. Расплывчатые силуэты, обступившие Авинова и шагавшие с ним в ногу, стали явью. Армия шла без остановок, без шума, только лёгкое покашливание раздавалось в рядах и шеренгах, растворяясь в топоте множества сапог.
Впереди проявились здания станции Леушковской, горбатые и низкие.
- Рота, вперёд! - негромко скомандовал Тимановский. - Занимаем станцию и держим оборону!
Кирилл сразу взбодрился. Провёл рукою по стволу винтовки, собирая капельки влаги, утёр слипавшиеся глаза. Полегчало.
Грузной трусцой добровольцы разбежались по станции, занимая узловые пункты. "Красные" не показывались, зато далеко на севере поднимался белесый султан дыма - приближался поезд. Вопрос: чей?
- А вон и оттуда прёт кто-то! - послышался тревожный голос.
Авинов глянул на юг - там тоже дым столбом. Чей-то состав шёл от Тихорецкой к Леушковской. Опять-таки, чей?
- Обоз, вперёд! - разнеслась команда. - Господа, ради бога, живей!
Подводы и грузовики с грохотом и лязгом хлынули через пути.
- Артиллерия, вперёд! Передайте живей!
- Артиллерия, - донеслось из степи, - вперёд!
Потянулись орудия, а поезда всё ближе… И вдруг с севера донеслись гудки - один короткий, два длинных, один короткий.
- Наши на севере! - радостно заорал Кирилл. - Это алексеевцев сигнал!
Марков с перрона глянул в бинокль.
- "Орёл" следует! - крикнул он.
Пушкари мигом проехали на позицию, развернули четыре орудия на юг, забегали вокруг, захлопотали.
"Южный" поезд выдал частые гудки и тут же, без перерыва, пальнул дважды - дуплетом блеснул огонь, затем долетели глухие звуки выстрелов. Разорвавшиеся снаряды подняли чёрные столбы земли на околице Новолеушковской. Недолёт.
Ухнули пушки Добрармии - снаряды ушли с хрипом и шуршанием, ударили по железнодорожной насыпи. В ответ высоко и звонко разорвалось белое облачко шрапнели.
- Залпом их, залпом! - заорал Марков, потрясая нагайкой. - …Мать их краснопузую!
На полном ходу через станцию проследовал "Орёл". Гулко грохоча, отливая сизой краской с отметинами пулевых попаданий, бронепоезд добавил свой мощный голос к орудийному квартету - ударил с площадок прямой наводкой.
Огненные выхлесты взрывов украсили блиндированный поезд "красных", не слишком повредив броню. Сошла с рельсов передняя контрольная площадка, потянула за собой вторую, и обе скатились под откос. И тут заговорила кадетская гаубица - трижды рявкнув, она накрыла вражеский бронепоезд, повредив паровоз. Огромное облако грязно-серого пара заволокло состав. Туманную пелену пронизали вспышки выстрелов - снаряды рванули прямо на станции, вынося окна и заваливая крышу.
К Маркову, оглядывавшему поле боя с перрона, подскакала конная группа - Корнилов, его адъютанты и знаменосцы с трёхцветным флагом.
- Где генерал Марков? - громко поинтересовался Верховный. - Позвать генерала Маркова!
- Тут я! - отозвался Сергей Леонидович, не чинясь. - Эх, сошли бы вы, что ли, ваше высокопревосходительство! Большевики, хоть и плохо воюют, а подстрелить могут и сдуру.
- Небось, не убьют, - улыбнулся Корнилов. - Ещё пора не пришла. Кто у вас на левом фланге, Сергей Леонидович?
- Я послал туда подкрепление.
- Сколько?
- Сорок пять человек и пулемёты, когда понадобится, сам отправлюсь туда с конными. Кроме того, у меня ещё в резерве две роты - 2-я и техническая.
Шум стрельбы и канонады доносился всё громче, усиливаясь и ускоряясь.
- Кажется, Сергей Леонидович, - встревожился Корнилов, - придётся нам здесь заночевать.
- Ночевать не будем! - отрезал Марков.
Тут сразу две бронеплощадки красного бронепоезда нащупали станцию и обрушили на неё свой огонь. Корнилов со свитой ускакал к Новолеушковской, а Марков скачками понёсся под бетонный переезд. Авинов с Тимановским юркнули туда же.
- Чёрт возьми! - весело выругался генерал. - Красная сволочь, видимо, заметила мою папаху и, не жалея, бросает снаряды. Как бы не попало по цепям! Нужно переждать здесь несколько минут.
Кирилл чувствовал себя неуверенно, ощущая всей спиной, как землю сотрясают взрывы.
Пригибаясь, чуть ли не падая, под защиту бетона вбежал поручик из артиллеристов.
- Батарея на позиции, ваше превосходительство! - выдохнул он.
Марков энергично потёр ладони.
- Ну, скоро мы пошлём "красным" снаряда три и - в атаку!
Подхватившись, он побежал к передним цепям. Зажав в себе все страхи, следом ринулся Авинов.
Перебежками, с болтавшейся на ремешке через плечо плёткой, генерал добрался до цепей, держа папаху в руке. Кирилл упал неподалёку, приготавливаясь стрелять по врагу.
- Жарко? - громко спросил Марков.
- Жара, ваше превосходительство! - радостно загалдели добровольцы. - Патронов нет!
- Вот нашли чем утешить! - фыркнул Сергей Леонидович. - В обозе их тоже нету! По сколько?
- Десять, пятнадцать, двадцать…
- Ну, это ещё не плохо. Вот если останутся одни штыки, то будет хуже!
А в следующий момент притормозивший "Орёл" наехал на "красный" поезд - его контрольные платформы с грохотом ударили буферами переднюю бронеплощадку. Круглая орудийная башня, венчавшая её, стволом пушечным указывала в степь и не двигалась - то ли заклинило, то ли некому было стрелять.
Пальнули лишь с хвостовой площадки, целясь наобум, - снаряд просвистал в степь, вырывая воронку и раскидывая бурьян. И тогда из бронепоезда полезли матросы-красноармейцы. Они кинулись в атаку на "Орла" по обеим сторонам железнодорожного полотна, с винтовками наперевес и с криками "ура!".
К Маркову подскакал красавец-казак, высокий ростом, с красным башлыком 17-го Баклановского полка.
- Есаул Власов, ваше превосходительство! - лихо козырнул он.
- Очень рад вас видеть, есаул Власов! - нетерпеливо ответил генерал. - Как нельзя вовремя подошли: на наш левый фланг наступают матросы… Как бы до штыков не дошло! Атакуйте их, только поскорее!
- Слушаюсь, ваше превосходительство!
Власов изящно отдал честь, скачком сел в седло и, круто повернув коня, карьером понёсся к своей сотне. Через пару минут лава казаков в сорок шашек с гиком бросилась в атаку. Затрещала беспорядочная пальба - и стихла.
- Вперёд, бегом! - покрикивал Марков.
- Есаул! Есаул! - Казаки плакали, не скрываясь. - Власова убили!
Все подводы и грузовики уже одолели переезд. Они спешили вперёд, пыля по улочкам Новолеушковской. Личный состав валом валил, догоняя обоз.
Команда "Орла" отстреливалась сквозь бойницы - "красные" бежали вплотную к бронепоезду, в "мёртвой зоне" - туда пулемёты не доставали. Вот какой-то матрос запрыгнул на лесенку, пытаясь просунуть винтовку в амбразуру. Кто-то из кадетов появился на крыше бронепоезда, успевая выстрелить трижды, - убитый матрос упал. Резко выпрямляясь и вздрагивая, "белый" полетел следом за "красным".
Дико завизжали колёса. Пыхтя и лязгая, "Орёл" принялся толкать обездвиженный бронепоезд. Атакующие красноармейцы заметались, кто-то из них швырнул гранату - осколки посекли самого швырнувшего.
"Орёл" уходил всё дальше, прогрохотал по мосту, и артиллеристы-добровольцы решились на выстрел, уже не боясь задеть своих. Ударили шрапнелью - снаряд лопнул на уровне пояса, веером скашивая живые тела красноармейцев-сорокинцев, шпигуя их раскалённой картечью, - белое облачко, маленькое и густое, разошлось, редея и подымаясь вверх. А под конец боя в лаву развернулись калединцы, наехали на "красных", добивая на всём скаку выживших, догоняя разбегавшихся.
- Уходим, - спокойно сказал полковник Тимановский, раскурив трубку, и пошагал к станице. Его рота и весь полк Маркова двигались в арьергарде, прикрывая Добровольцев с тыла.
Отдохнув в Старолеушковской, миновав Ирклиевскую, Журавскую и Кореновскую, добровольцы двинулись в Закубанье - разведка донесла, что под Екатеринодаром большевики сосредоточили крупные силы и значительную артиллерию, так что прямой путь на столицу Кубани был закрыт, а брать город большой кровью Верховный правитель не стал бы - людей жалко, да и мало их. Тогда генерал Алексеев предложил переиграть противника - ночью перейти Лабу и свернуть резко на запад, к черкесским аулам, чтобы ударить по кубанской столице с юга. Корнилов дал "добро"…
…Кирилл шагал и радовался, что ему попались крепкие сапоги, - у иных уже и подметки отвалились, приходилось их верёвками подвязывать. Припасы тоже кончались, но вот такого позорного явления, как "самоснабжение", пока удавалось избежать - генерал Врангель, человек не только благородный, но и нетерпимый к чужой низости, обещал грабителей вешать - и пару раз сдержал своё слово… Корнилов принял сторону барона.
Вышли к Усть-Лабинской. Станица раскинулась живописно - белыми хатами были застроены крутые холмы, спадавшие к Лабе и Кубани, а вокруг раскинулись виноградники да сады. На горизонте синела пильчатая линия Кавказских гор.
Оправляясь в голых кустах, Кирилл не застал приезда генерала Маркова. Сергей Леонидович с удивлением рассматривал окраину станицы, где в поле лежало много трупов.
- Когда вы успели набить столько? - весело поинтересовался он.
- Это не мы, - признался Тимановский, - это корниловцы постарались.
- Да? Ну тогда берите пример!
За Лабою, за станицей Некрасовской пошли черкесские аулы - Нашухай, Гатлукай, Шенджий. Везде одно и то же - бедные сакли, крытые соломой, старые почерневшие минареты, низкорослые, худые лошадки, грязные, кудлатые овцы… И сотни мёртвых - черкешенок, детей, аксакалов. Всех перебили большевики, всех повырезали. В одной сакле обнаружили умиравшего старика с обожжёнными ногами, засунутыми в печь, в другой сохла на полу куча внутренностей человеческих. Кто тут лютовал? Над кем? И во имя чего?
В Гатлукае сестрицы-доброволицы перевязали молодого черкеса, исколотого штыком. Чёрно-синие запекшиеся раны на его худом теле загноились, но были неглубоки - кололи не насмерть, а развлекаясь.
- За что они вас так? - вырвалось у Авинова, помогавшего сестре Наде.
- Бюржюй, говорят, - ломано ответил черкес.
…А на другой день горцы собрались под зелёным знаменем с белым полумесяцем и звездой, присягая на верность "Великому Бояру", - черкесы шли мстить за убитых братьев и отцов, за изнасилованных жён и дочерей, "за Корнилова, за Родину, за Аллаха". Черкесскую конницу принял Каледин, радуясь даже горскому пополнению.
Под вечер, когда Кирилл шагал со всеми, неподалёку закрутился на коне Марков.
- Я не вижу полковника Борисова! - сказал он с нетерпением и недовольством.
- Устал он, - робко ответила сестра милосердия, "хохотушка с конопушками" по имени Варя, - и находится в обозе…
- Мы все устали! - отрезал генерал. - На следующий раз передайте полковнику, чтобы он поборол свою усталость и был бы в строю вместе с другими. Обоз - это раненые и больные!
Ночью добровольцы окружили станицу Новодмитриевскую, занятую большевиками, и уж здесь Авинову пришлось так худо, как не было за все военные годы. Мокрыми хлопьями валил снег, добровольцы вымокли и закоченели под злым студёным ветром.
1-й Офицерский полк уткнулся в реку, прикрытую тонким ледком. Неожиданно грянул мороз, ветер усилился, поднимая пургу, - покоробившаяся одежда сковала тело, словно приучая к деревянному гробу. Кирилл сжимал винтовку, не чувствуя пальцев.
- Не подыхать же нам здесь в такую погоду! - воскликнул генерал Марков. - Идём в станицу!
Сергей Леонидович приказал не стрелять, а учинить штыковую атаку.
- Полк, вперёд! - крикнул он и первым шагнул в ледяную воду.
- Роте атаковать! - скомандовал Тимановский, входя в реку. - С Богом!
Авинов, высоко поднимая винтовку, перешёл реку, окунаясь где по пояс, где по грудь, и вступил в рукопашный бой с "красными", не ожидавшими атаки в такую ужасную ночь.
Рядом дико ржали лошади, тянувшие пушку. Неожиданно в пристяжную угодила артиллерийская граната, отрывая голову напрочь. Коренник скрылся под водой с развороченной грудью, и ездовые попадали в согретую кровью реку…
- Сыровато… - крякнул Марков, выбираясь на берег.