Ногой Кирилл угодил солдату в пах и, пользуясь поддержкой схвативших его, выбросил обе ноги, ударяя кексгольмца в голову. Скрюченная фигура отлетела под ноги солдат и матросов, обступивших место драки, а те двое, что держали Авинова, подрастерялись и ослабили хватку. Кирилл мигом вырвался, отпрянул к стене и выхватил "маузер". Сердце выпрыгивало из груди.
- Стоять! - крикнул он.
- Что пгоисходит? - раздался недовольный голос, и толпа тут же раздалась, освобождая проход. В круг вышел Ульянов, за его спиной подпрыгивала Даша.
- Ничего особенного, товарищ Ленин, - криво усмехнулся Авинов. - Пьяный солдат, не достойный вершить святое дело революции, напал - и получил сдачи.
Кексгольмец поднялся на все четыре конечности и с трудом выпрямился. Утирая красную юшку, сочившуюся из носа и с разбитых губ, он промычал:
- Да контра это! Он Ваську чуть до смерти не уделал!
- Вот и жаль, что не до смерти! - яростно выразилась Даша, вырываясь вперёд и сжимая кулачки. - Они, Владимир Ильич, напали на меня втроём! А этот Захаров - первый! Если бы не товарищ Авинов…
- Спасибо вам, товарищ Авинов! - сказал Ленин, забавно картавя, и протянул руку Кириллу. Тот, деревенея, пожал её, вялую и влажную. Ульянов же заулыбался, приняв его брезгливость за робость провинциала, узревшего икону революции во плоти.
- А вы, товарищ Захаров, - строго сказал Владимир Ильич, обращаясь к избитому солдату, - проспитесь хорошенько! Революцию, батенька, делают на трезвую голову!
Ласково покивав Авинову, Ленин удалился. Кексгольмец и вовсе сник, юркнул в толпу и пропал, как растворился. А Даша просто цвела и сияла.
- О, Кирилл! - выдохнула она, глядя поверх голов на дверь, из которой доносился голос Ильича, недовольный "реакционером Мартовым, чёгтовым соглашателем".
- Пошли отсюда! - позвал её Авинов. Хватит с него логова врага… Уже весь вражьим духом пропитался, наверное!
"Возлюбленная пара" покинула Смольный и заняла места в кабине "Руссо-Балта".
- Поехали ко мне? - предложил Кирилл, не очень-то надеясь на согласие девушки, но Полынова утвердительно кивнула:
- Поехали!
Улицы ночного Петрограда точно вымерли. Трамваи ушли в парк. Половина синематографов пустовала или была закрыта. Пропали извозчики, не было видно автомобилей. Не светили уличные фонари.
Чудилось Кириллу, что город брошен, что свершился Исход, и ныне только тьма занимала Петроград. Но нет - на углах и перекрёстках больших улиц дежурили по двое, по трое красногвардейцев, рассевшись у костров. Каменный век.
- Как странно… - проговорила Даша, следя за громадными тенями, шатавшимися по стенам.
- Странно что? - рассеянно осведомился Авинов, выворачивая к Фурштатской.
- Ещё в сентябре я не знала, что ты вообще существуешь, а сейчас…
- А сейчас? - пробормотал Кирилл, задерживая дыхание.
- А сейчас ты мне самый родной человек… Моя мать сбежала в Париж с каким-то купчиной, отец пропивает поместье… Я с ними давно уж порвала, а тебя я люблю.
- И я тебя, - тихо сказал Авинов, боясь даже повышать голос, лишь бы не спугнуть нечаянную Дашину доверчивость. Именно сейчас, в данную минуту, "товарища Полынову" можно было смертельно обидеть, оттолкнуть и надолго, быть может навсегда, погасить тот огонёчек нежной привязанности, что затеплился в душе девушки. Кирилла резануло жалостью.
Бедный брошенный ребёнок, - подумал он, с мягкой улыбкой глядя на пляшущие овалы света, отброшенного фарами, а видя любимое и милое лицо. Дарью не назовёшь даже красавицей в обычном смысле этого слова, она скорее просто хорошенькая. Очень хорошенькая. И очень хорошая.
Эти слова Авинов произнёс вслух, и Даша придвинулась к нему, прижалась плечом, склонила голову. Прядь девичьих волос щекотала Кириллу щёку, но корниловец лишь блаженно улыбался, проживая самые драгоценные секунды жизни.
- Ты будешь завтра в Смольном? - спросила "товарищ Полынова".
- Не знаю… А надо?
- Строго обязательно! На два часа назначено заседание Петросовета. Очень важное! Очень-преочень!
- Буду, - пообещал Авинов и поцеловал Дашу, куда смог дотянуться - в носик.
Оба до того устали, что их даже прелюбодействовать не потянуло. Привыкший спать на диване, на этот раз Кирилл постелил в спальне. Эта ночь казалась Авинову первой брачной - рядом с ним лежала его женщина. Шумная, бестолковая свадьба позади, а завтра начнётся новая, неведомая дотоле жизнь - совместная.
Кирилл с Дашей обнялись и уснули. Их ничто не тревожило, с улицы не доносилось ни звука, но не всему Петрограду давали спать - маховик революции раскручивался, не переставая, вовлекая в орбиту своего кружения всё новых и новых соучастников, новые и новые жертвы.
В два часа ночи солдаты заняли Николаевский вокзал. Измайловцы с Балтийского вокзала послали малый отряд на Варшавский. Финляндский вокзал захватили красногвардейцы Выборгского района. Кексгольмцы разместились на Главном почтамте.
"Авроре" приказали подойти к Николаевскому мосту. Нева в том месте была мелка, но в половине четвёртого утра крейсер приблизился к разводной части Николаевского, бесцеремонно расталкивая барки сырых дров. Корабельные прожектора осветили часовню на мосту, два узеньких пролёта проезжей части и юнкеров, жавшихся к перилам. Когда от "Авроры" отчалила шлюпка с судовыми механиками, юнкера бежали. Мост свели и поручили охранять Красной гвардии Васильевского острова.
В пятом часу закончилось заседание ЦК большевистской партии. Наговорившиеся участники доплелись до комнаты номер четырнадцать, где и заснули вповалку - кто на стульях, кто на голом полу.
В шесть часов утра сорок матросов заняли Госбанк на Садовой. Солдаты Кексгольмского полка без боя захватили Центральную телефонную станцию. Быстро проскочив подворотню, огибая стоявший там броневик, кексгольмцы оказались во дворе станции. Юнкера выбежали туда же. Командир Захаров скомандовал им: "Вынь патроны! На плечо!" - и юнкера механически повиновались…
Проснулся Авинов, как всегда, один. Рядом, на подушке, лежала записка, приглашавшая его на свидание в Зимний.
- Строго обязательно! - улыбнулся Кирилл, жмурясь как кот, допущенный к сметане.
С утра он занялся неотложными делами. В последний раз воспользовался ленинским мандатом - явился с текинцами на Сестрорецкий оружейный завод и расписался в получении десяти тысяч новеньких винтовок, которые отказались выдавать посланцам атамана Каледина. В условиях общей питерской неразберихи такая "реквизиция" ещё была возможна, но уже к ноябрю большевики перекроют все входы и выходы - не подберёшься и не выберешься…
Текинцы повезли оружие на Дон, а Кирилл бросился разыскивать генерала Алексеева - оставаться в Петрограде становилось делом опасным.
Проезжая по Морской, Авинов встретил закрытый "Рено" с американским флажком. Следом ехал "Пирс-эрроу" с открытым верхом, в котором сидел Керенский.
Многие офицеры на тротуарах узнавали незадачливого "диктатора" и отдавали ему честь. Тот меланхолически прикладывал два пальца к козырьку своей матерчатой фуражки.
…Машины повернут на Вознесенский проспект, потом на Забалканский. Там машина Керенского обгонит "Рено", одолженное американским атташе, и на полной скорости рванёт к Гатчине… Министр-председатель драпал.
На Галерной Авинова встретил Шапрон дю Ларрэ. Ротмистр был встревожен.
- Здравия желаю, - сказал он мимоходом и поинтересовался: - Не удалось?
- Увы! - развёл Кирилл руками, внутренне корчась от срама. Позор какой… Позорище… Но, если честно, повторись вчерашний вечер, отказал бы он Даше? То-то и оно…
- Да ладно… Меня больше генерал беспокоит, - признался Алексей. - Михаил Васильевич отправился в Мариинку, и…
- Нельзя ему туда! - прервал его Авинов. - Садитесь, Алексей Генрихович. Попробуем перехватить "дедушку"! Сколько сейчас?
- На моих - без пяти двенадцать.
- А, ч-чёрт…
"Руссо-Балт" взвыл мотором и покатил к Исаакиевской площади. Когда глазам Кирилла предстал Мариинский дворец, здание как раз окружали солдаты-кексгольмцы и матросы Гвардейского экипажа. Коптя двигателем, подъехал броневик "Олег". Братишки с комиссаром вошли внутрь и стали вдоль главной лестницы. Пост приняли.
Грузовик чихнул мотором и сдох - кончилось горючее.
- Ах, ты… Приехали!
- А я кого-то вижу… - сказал Алексей, выглядывая из кабины, и позвал: - Наталья! Я здесь!
Молодая женщина в форме сестры милосердия - сером платье и серой косынке, проезжавшая мимо в пролётке, привстала с сиденья, радостно маша рукой. Извозчик остановился.
- Наталья Павловна, - представил её Шапрон дю Ларрэ, - вторая половинка инженера Щетинина, нашего друга и соратника.
- За половинку - получишь! - пригрозила Наталья Павловна, улыбаясь слегка натянуто. - А где же Михаил Васильевич? Ох, да вот же он! Остановите его, мальчики!
В эту самую минуту маленький сухонький Алексеев, незаметно вынырнувший из-за угла, со стороны Мойки, сердито потребовал у солдат пропустить его. Кексгольмцы, мешая былую робость с новоприобретённой наглостью, отвечали: "Не велено!"
Генерал-адъютант разозлился и потребовал начальника караула.
- Я ваш бывший главнокомандующий генерал Алексеев! - заявил он. - Немедленно пропустите меня в здание Предпарламента!
- Ваше превосходительство, - отвечал ему начкар. - По постановлению Военно-революционного комитета Временный Совет Российской республики распущен. Так что никак не можем вас пропустить.
- Безобразие! - пробрюзжал Алексеев и с достоинством удалился.
Шапрон дю Ларрэ и Авинов тут же перехватили его и повели к пролётке.
- Михаил Васильевич, - серьёзно сказал Кирилл, - возвращаться на Галерную вам никак нельзя.
- Да, да! - волнуясь, подтвердила Наталья Павловна. - Давайте-ка к нам, на Манежную!
- Я с вами, - решил Авинов и сел в пролётку третьим.
Тяжко воздыхая, генерал подчинился, а его адъютант, наскоро распрощавшись со всеми, отправился по делам пешком - деятельность "Белого креста" и "Алексеевской организации" в Петрограде свёртывалась.
Лошадь зацокала копытами, пересекая Исаакиевскую площадь.
- Но-о, мёртвая! - прикрикнул извозчик сиплым, испитым голосом. Лошадь потрусила чуть быстрей - и снова вернулась к прежнему ритму.
- У мужа есть хороший приятель, - убеждала генерала Наталья Павловна, быстро и негромко проговаривая слова, - тоже инженер, только путеец, Шуберский его фамилия. Он обещал достать два билета в купе первого класса - поезд на Ростов отходит вечером, и возможно, что он будет последний…
Пролётка въехала под арку на Дворцовую площадь, и тут извозчика остановил матросский патруль.
- Ваши документы, - потребовал щекастый боцман с дудкой на груди.
Алексеев молча протянул удостоверение члена Временного Совета республики с правительственными печатями.
- Э-э, гляди, - нахмурился молодой матрос, постоянно шмыгавший носом, - печати-то от "временных"! Задержим старика?
Кирилл напрягся, незаметно нащупывая "парабеллум", но тут заговорил боцман, пошевеливая прокуренными усами:
- Ну и чаво? А у нас с тобой какие печати? Не такие же, что ли? Других нет! Проезжай!
Едва Авинов перевёл дух, как по их души явился уже солдатский патруль.
- Оружие есть? - спросил, окая, унтер в папахе.
- Какое оружие?! - закричала Наталья Павловна. - Не видите, на операцию едем!
Солдаты не стали связываться с разгневанной "сестричкой" - отпустили экипаж. Проводив генерала до квартиры Щетининых, Авинов бегом вернулся обратно и плюхнулся в пролётку.
- На Фурштатскую! - обронил он и отдышался.
Военно-революционный комитет поручил брать Зимний товарищу Антонову-Овсеенко. В Смольном всё рассчитали, расчислили по минутам, однако большевистские стратеги не учли главного - мятеж развивается по собственному сценарию, и никаким Лениным с Овсеенками не удержать руку на пульсе. Улица сама решит, где, когда, чем и как.
Мост через Неву, что у Дворцовой набережной, юнкера перегородили одиночными постами, пропуская трамваи до шести вечера. Проезжая мимо высокой решётки, отгораживавшей сквер Зимнего, трамваи сворачивали направо, на Адмиралтейский проспект, и в обход попадали на свои маршруты.
Около шести часов на Дворцовой площади зажглись все фонари. Квадраты света падали на брусчатку и из окон второго этажа, где в семнадцати огромных залах устроили казармы для юнкеров. Этажом ниже разместились казаки и ударницы женского "батальона смерти". Временное правительство занимало десятка три помещений на втором этаже западного крыла вдоль сквера и северо-западный угол с окнами на Неву. Там бывший комиссар, кадет Кишкин, назначенный "уполномоченным по водворению порядка в столице и защите Петрограда от всяких анархических преступлений", с тоскою ожидал развязки. Его то и дело дёргали юнкера для участия в стихийных митингах на тему "Куды бечь?", и он говорил - с подъёмом, мужественно и спокойно о том, что правительство решило не покидать дворца, оставаясь на посту до последнего. Бывало, что пылкий юнец выражал готовность с радостью умереть за правительство, но явный холод остальных юнкеров сдерживал порыв…
По ленинскому плану, ровно в двадцать минут седьмого с крепости и с кораблей должны были обстрелять Зимний дворец и Главный штаб. Не вышло.
Обстрел перенесли на семь часов десять минут вечера. Не получилось.
Антонов-Овсеенко носился на мотоцикле "Дукс" вокруг Зимнего, пытаясь отыскать войска, посланные на штурм.
Уже стемнело, а пушечного грома так и не слыхать. То тут, то там всплески выстрелов, заполошное таканье пулемётов. На Миллионной беспорядочная толпа матросов, солдат, красногвардейцев то наплывает к воротам дворца, то отхлынивает, прижимаясь к стенам, когда юнкера открывают огонь. Никто не хотел умирать за рабочее дело…
Кирилл вышел на Дворцовую площадь ближе к девяти вечера. Шагал он сторожко, прикрывая собой Дашу.
На площади, между высокими рядами сложенных в кубы дров, стояли козлы винтовок с разгуливавшими перед ними часовыми, а слева и справа торчали холодные чёрные дула трёхдюймовых скорострелок.
Солдаты революции потихоньку разошлись, а ближе к ночи на Дворцовую площадь начали сбредаться вооружённые рабочие и матросы. У Кирилла на глазах юнкера стали возводить баррикады из дров и укреплять пулемётные гнёзда. Началась перебранка - пролетарии матом крыли "барчуков", а "барчуки" давали в воздух очереди для острастки.
- Ой! - пригнулась Даша и выдохнула: - Здорово!
- Внимание! - крикнул кто-то из юнкеров. - Если я выстрелю, открыть по ним огонь. Без моего сигнала - боже сохрани стрелять!
Кирилл откинул крышку часов и попытался рассмотреть в неверном свете фонарей, сколько натикало времени. Девять часов сорок минут.
- Сейчас, - сказал Авинов, пряча часы.
- Что - сейчас?
- Стрелять начнут.
Тут же, словно дослушав его, пальнула полуденная пушка в Петропавловке. Минут через пять ударило носовое орудие с "Авроры".
- Ух ты! - сказала Полынова впечатлённо. - Ой, смотри! Сдаются!
Дворец покидали казаки 14-го Донского полка. Сухопарая фигура, то ли прапорщик, то ли портупей-юнкер, громко сказал:
- Бог вам судья, подхорунжий. Идите. Но оставьте пулемёты, а то мы с голыми руками.
- Берите, - мрачно ответил казак. - Помогай вам Бог, нас простите.
- А куда вы? Ворота ведь там!
- Ну да, дураков нашли! Там юнкера, а мы через Зимнюю канавку выйдем, там нам свободный пропуск обещали.
Размахивая белыми платками, казаки удалились.
- Когда же штурм? - недоумевала девушка.
- Дашенька, - не выдержал Кирилл, - кому тут штурмовать? Сюда не бойцы сбрелись, а воришки да любопытствующие бездельники!
- Ну, скажешь тоже! - надулась Даша.
Пробило десять. Прошёл ещё час. Кирилл уже проклинал себя за то, что дал согласие этой взбалмошной девчонке явиться на свидание в Зимний.
Но вот от арки Главного штаба, из трёхдюймовки, отобранной у юнкеров, трижды выстрелили шрапнелью. Один из снарядов разорвался над баррикадами, а стакан от него разбил форточку и влетел в зал над главными воротами Зимнего.
Со стороны Петропавловской крепости ударили две шестидюймовые пушки. Снаряд бомбовой картечи угодил в комнату на третьем этаже, у второго случился перелёт. И пошло - шрапнельные трёхдюймовые снаряды, выпущенные с бастионов Петропавловки, десятками рвались над Невой.
Воодушевлённая артобстрелом толпа матросов, изрядно выпивших для храбрости, забралась в Зимний по-воровски, через окно.
- За мной! - скомандовал Кирилл и проделал тот же путь.
Он влез в разбитое окно и затащил внутрь девушку. Матросы были тут же. Их предводитель, разглядев в полумгле громадную картину с изображением конного парада, с воплем "Кавалерия!" выпрыгнул назад в окно.
Из глубин дворца докатилось эхо команд:
- По одному прямо, бегом! Юнкера, стой! Целься в матросов. Первый ряд в ближайших, второй - в следующих. По команде "огонь" дать залп. Без команды ни одного выстрела! Гранаты бросать - первые к лестнице, а затем влево. Бросать - только стоя!
- Надо предупредить наших! - заволновалась Даша.
- А где ты их видишь?
Донёсся крик с улицы:
- Товарищ комиссар! Тут есть ход - можно забраться, пугнуть их гранатой!
- Вали!
- Это товарищ Чудновский! - встрепенулась Даша.
Пулемётный огонь стих.
- Сдаёмся, товарищи! - прорезались истерические вопли ударниц. - Только не обижайте!
А откуда-то из коридоров дворца послышались гулкие голоса:
- Винтовки дай сюда!
- Вы б нам оставили…
- Оружие сдать!
Кирилл осторожно зашагал по обширному, скудно освещённому залу. Повсюду матрацы юнкеров-ораниенбаумцев, брошенное оружие, остатки баррикад из диванов в стиле "рококо", на чудо-паркете полно огрызков и окурков…
Вдруг откуда-то начал расти гул. Гул приближался. В галерею ворвалась вооружённая толпа, во главе которой широко шагал маленький остролицый типчик в тёмной пиджачной паре. Его длинные волосы прикрывала старая шляпчонка, широкая, как у художников.
- Это товарищ Антонов! - сообщила Даша. - Мой жених.
- Твой - кто?!
- Жених! - Даша прищурилась: - Ты что, ревнуешь?
- Было бы к кому! - фыркнул Кирилл.
Душу Авинова сперва будто ошпарили обидой, а после стало разъедать чувство собственника. Как это, Даша - и не его?!
- Ты не думай плохо, - ворковала Полынова, - просто Владик сделал мне предложение - ещё до тебя!
- Если Владик - жених, - криво усмехнулся Авинов, - то кто я?
- Я тебя люблю! - прошептала девушка и громко окликнула Антонова-Овсеенко: - Владик, революционный привет!