Глава 18
Déja-vu…
Это уже было - и тело на полу, и вытянувшийся бледный, как смерть, страж, и Ланц напротив него…
- Как ты мог это прозевать?
Вот только сегодня Дитрих не повышал голоса; усталость овладела всеми обитателями Друденхауса без исключения, усталый Курт слушал, как усталый следователь второго ранга выговаривает усталому стражу…
- Я даже подумать не мог, - тихо отозвался тот. - Она просто сидела и теребила подол - я думал, нервы, страх, не знает, куда руки девать… Простите.
Курт медленно прошагал к распростертому на каменном полу телу; на миг показалось - это Маргарет фон Шёнборн, недвижимая, бездыханная. Он присел на корточки, осторожно убрав с лица золотистые волосы, посмотрел в потухшие глаза, вновь подумав о том, как они похожи…
- Я даже не знал, что такое можно придумать, - добавил страж потерянно, и Ланц вздохнул, отмахнувшись.
- Да, уж понимаю… Каково, абориген? - приблизясь к покойной, тихо проронил он. - Грамотных развелось - плюнуть некуда. Ты понял, что она сделала?
- Да, - почти шепотом отозвался Курт, все никак не умея прогнать мысль о том, как похожа Рената на свою хозяйку. - Вижу.
Ланц присел рядом, осторожно приподняв тонкое запястье и повернув кисть руки, рассматривая распухший синий мизинец. Рената, лишенная возможности уйти из жизни любым иным способом, на глазах у стража просто выдернула несколько ниток из не подметанной полы своего одеяния, скрутила их в тонкий жгутик и туго перевязала палец. Когда отмер мизинец, она сняла нитку, и трупный яд разошелся по всему телу. Страшно и просто…
- Старика хватит удар, - произнес Ланц, снова поднявшись и отойдя к охраннику, рядом с которым замер молчаливый Бруно, смотрящий на тело на полу непонятно. - Иди отсюда, ладно? - чуть сбавив тон, велел он стражу. - Доложи о произошедшем майстеру Керну и… Не знаю, что дальше, пусть он решает, куда тебя деть. Может, отпустит сегодня.
- Простите, - повторил тот; Ланц вяло улыбнулся.
- Ты не виноват. В самом деле, столь… редкий способ сложно было заподозрить; иди. Мы здесь сами.
- Это какой-то злой рок, - тихо проронил Курт, поднявшись с корточек, но от тела не отошел, продолжая смотреть на застывшее лицо. - Это снова случилось…
- На этот раз никто не виноват, абориген. Когда мы с ней говорили - ты помнишь? - она сидела, зажав между коленями ладони. Прятала распухший палец, уверен. На такое нужен не один час; стало быть, когда ты ее допрашивал, она уже готовилась умереть.
- Это часто происходит, Дитрих? - все так же чуть слышно спросил он, не оборачиваясь. - В академии нам не говорили, как быть с собою, когда случается вот такое… Это бывает часто? Часто мы вынуждаем людей к смертному греху?
- Мы - никого не вынуждаем, - строго оборвал Ланц. - Это ее добрая воля; ясно? Часто ли? Бывает. Это часть работы. Привыкай. Тебе будут попадаться люди, которые…
- Часть работы… звучит удручающе, Дитрих. Не хочу, чтобы это - было частью моей работы.
- И я не хочу. И никто не хочет. Мы стараемся сделать все, чтобы предотвратить подобное, и обыкновенно это получается, если не лажается охрана, как в прошлый раз, или если заключенный не выдумывает чего-то сверхоригинального. Но твоей вины в этом уж точно нет.
- Есть. Я снова не подобрал нужных слов; она могла бы сознаться, могла бы…
- Стоп. - Ланц повысил голос, выталкивая слова с усилием. - Стоп, Гессе. На таких, как она, простые слова не действуют, ты сам это понял. А на большее у нас не хватило времени и полномочий. Ты изменить не мог ничего. Вся твоя вина в том, что ты в этой истории по эту сторону решетки; ясно? Но это не означает, что твоя служба сама по себе не нужна.
- "Я тот сокол, в котором все охотники мира нуждаются каждое мгновение, - тихо проговорил Курт, не отводя взгляда от тела перед собою. - Мои жертвы - газели с черными глазами"…
- Ты мне тут познаниями не щеголяй! - велел Ланц почти зло. - Ишрака цитировать здесь не к месту.
- Да, верно… И глаза у нее не черные, а голубые… Ты заметил, как они похожи? На миг мне даже показалось - это Маргарет…
- Словом, так, абориген, - решительно отрезал Ланц. - Ты сейчас неработоспособен принципиально. Посему - иди-ка домой; Керн возражать не станет.
Курт медленно обернулся, растянув губы в улыбке, и едва слышно возразил:
- Дитрих, у меня нет дома.
- А ну, брось мне это, и вон домой, сопляк! - рявкнул тот, и он, не ответив, отстранил старшего сослуживца плечом, уходя.
Наверх Курт подниматься не стал; миновав узкую лестницу, вошел в пустую часовню, неспешно приблизившись к алтарю, и уселся на пол - как в прошлый раз, рядом с каменным жертвенником, опустив голову и ткнувшись лбом в колени. Все события последних трех с небольшим дней мелькали, словно голова была игральным стаканчиком, а воспоминания, картины, звуки - костями, грохочущими по стенкам. Мысли бились в голове, точно запертые на чердаке птицы, и одна из них пробивалась особенно пронзительно, явственно, пугая своей четкостью и неизбежностью…
- Извини, погорячился.
Он не услышал шагов приблизившегося Ланца - только голос рядом с собой; приподняв голову, Курт с усилием разомкнул губы, но выговорить не смог ничего, поглощенный этой одной-единственной мыслью.
- Гессе… - начал Ланц; он тяжело обернулся, сумев, наконец, едва различимо отозваться:
- Знаешь, Дитрих, кого мы отправили бы на костер в первую очередь, не приди Иисус тогда, явись Он сейчас, здесь?.. Куда еретичнее - "Я Бог и сын Бога, и принес Я вам новую заповедь"…
- Хочешь поговорить? - предложил тот тихо, и Курт вяло отмахнулся.
- Нет, Дитрих. Не сейчас, прости. Уходи.
- Уверен? - нерешительно уточнил Ланц, и он вновь опустился лбом на колени.
- Да, - шепнул он через силу. - Уходи. Мне… надо подумать.
- Ну… - пробормотал тот неловко, - как знаешь…
Ланц потоптался подле него, то ли собираясь добавить что-то, то ли попросту боясь оставить одного, и, наконец, вышел из часовни прочь. Курт сидел неподвижно еще минуту, скорее привыкая к родившейся в сознании мысли, нежели споря с ней, принимая ее, уже не бьющуюся, уже замершую в истерзанном сознании; поднявшись, постоял мгновение, глядя на Распятие над алтарем, и, развернувшись, зашагал к лестнице наверх.
… Разговор с Керном прошел тяжело. Когда Курт в сопровождении Ланца вышел в коридор, стоящий у стены Бруно встретил его взглядом почти сострадающим.
- Ну, что? - поинтересовался тот сочувствующе; он не ответил.
К камере Маргарет они спустились в гробовом молчании; Курт смотрел под ноги, но чувствовал спиной, что и старший, и подопечный косятся на него - один оценивающе, другой настороженно, но сейчас не это было важным. Важно было выдержать до конца…
На этот раз Маргарет поднялась, увидев его, подошла к решетке, вцепившись в нее пальцами, и заговорила тоже первой.
- Когда это кончится? - голос был надтреснутый, сухой, усталый, а в потухших глазах плескалась обреченность. - Это не может продолжаться дальше, вы не можете больше держать меня здесь!
- Успокойся, Маргарет.
Собственный голос был немногим лучше - такой же мертвый и изможденный.
- Не кричи, этим ты не поможешь ни себе, ни… Успокойся и выслушай, что я тебе скажу. - Курт помолчал, собираясь со словами и силами, и тихо договорил: - Твоя горничная покончила с собой.
- Рената? - в голубых глазах вспыхнула мгновенная злость, боль, смятение; ресницы опустились, а когда поднялись вновь, в глазах этих была лишь грусть. - Господи…
- Маргарет… Подумай, что это может означать для тебя.
Та вскинула к нему взгляд - удивленный и растерянный; Курт встретил этот взгляд прямо, не отводя глаз, и она медленно отступила назад, нервно теребя рукав.
- У меня к тебе есть несколько вопросов, - продолжил он, все так же глядя в ее глаза неотрывно. - Если ты ответишь на них правильно, все может закончиться скоро и… как надо. Понимаешь, о чем я говорю?
Та бросила быстрый взгляд на Ланца, снова посмотрела на него, непонимающе и боязливо; старший шагнул ближе, глядя уже с откровенным опасением.
- Итак, - произнес Курт, не обращая внимания на него, на Бруно, уже не косящегося, а смотрящего с неприкрытым, явным подозрением, - мой первый вопрос. Ты приходила в мой дом в мое отсутствие?
- Нет, я ведь уже говорила вам это, - проронила Маргарет; он не стал дослушивать, чувствуя, как взгляд Ланца леденеет, как в душе тоже словно бы зарождается крохотный, режущий ледяной кристаллик…
- Хорошо. Второй вопрос. Помнишь ночь, когда ты зашивала мне воротник?.. Перед этим моя куртка была в чьих-то еще руках?
- Что за черт? - не сдержался Бруно; Ланц подошел уже вплотную, уже открыл рот для возражений, когда Маргарет, еще мгновение стоящая в растерянной неподвижности, спохватилась, почти выкрикнув:
- Да! Да, была, я отдавала ее Ренате для чистки!
- Хорошо, - выдохнул Курт тихо.
- Допрос окончен, - вмешался, наконец, Ланц, ухватив его за локоть, и вытащил на лестницу под ожидающим взглядом заключенной и оторопелым - подопечного. - Ты что ж это делаешь, а? - не повышая голоса, произнес он, остановившись на верхнем пролете ступеней; Курт поднял бровь:
- Я? Проверяю версию…
- Ты кивнул ей, - оборвал его Дитрих. - Когда ты спрашивал о куртке - ты кивнул ей. Не отнекивайся, Гессе, я видел. Я видел своими глазами, как ты подсказывал арестованной нужный ответ!
- Тебе надо выспаться. - Курт улыбнулся, выдержав его взгляд почти спокойно. - Отдохнуть; тебе начинает мерещиться всякое.
- Ты заваливаешь дело, сукин сын, - констатировал тот презрительно. - Она все-таки допекла тебя.
- Думай, что угодно, но только сейчас я намерен привести к камере Ренаты племянницу моей хозяйки для опознания. И если Береника Ханзен скажет, что видела именно эту женщину в моей комнате, тебе придется признать, что Маргарет невиновна.
- Ты что - спятил? - чуть слышно выдавил Бруно, подойдя на шаг. - Ты же сам все видел, ты же… А улики?
- Найденные в ее доме? - не оборачиваясь, уточнил Курт. - Они могли принадлежать кому угодно, быть использованными кем угодно - в том числе и горничной, которая вот так превратно поняла высказанное, возможно, желание хозяйки; или подставила ее, стремясь отомстить - к примеру, за невовремя уплаченное жалованье.
- Разумеется, теперь эта девчонка в любой блондинке признает именно ее - после почти четырех дней за решеткой, а уж столь похожую… А хрен тебе опознание, - зло отрезал Ланц. - Сейчас я просто пойду к Керну и скажу, что ты не в состоянии работать.
- Вот как? - усмехнулся он. - К кому бы тогда пойти мне… А, знаю; к господину герцогу. Пожалуй, ему будет интересно узнать, что появились сведения, которые говорят в пользу невиновности его племянницы, но которые дознаватель второго ранга Ланц решил утаить…
Удар по лицу он проглотил молча - лишь дернул головой, побледнев; Дитрих отступил назад, потирая костяшки правого кулака ладонью и глядя с бессильной злостью.
- Дурак, - прошипел он ожесточенно.
Курт медленно отер губы, посмотрев на испачканную в крови перчатку, и качнул головой.
- Занятно… Рассчитываешь, что я отвечу, и меня можно будет посадить под замок? Не надейся, Дитрих.
- Сорвать бы Знак с тебя, мразь…
- Не имеешь права, - отозвался он с болезненной улыбкой, снова прижав ладонь к лопнувшей губе. - И Керн не имеет. Только по решению Особой Сессии.
- Господи, зачем? Зачем, Гессе?
- Может быть, следую твоему совету и проникаюсь искренней жалостью к арестованному? - предположил он уже без улыбки. - Итак, Дитрих, я иду к Керну сам, докладывать о том, что ты отказываешься проверить версию? Или сразу к герцогу? Или мы все-таки ведем на опознание Беренику Ханзен?
* * *
Береника, напряженная, измотанная многодневным заключением, еще более испуганная видом мертвого тела, признала в Ренате ту женщину, что приходила в дом ее тетки. Как он и рассчитывал, она не колебалась ни мгновения…
Бруно таскался следом молчаливым хвостом, ошарашенный, растерянный; когда он вошел за Куртом и Ланцем в рабочую комнату Керна, на него никто просто не обратил внимания. Керн выслушал доклад о происходящем хмуро, переводя обреченный взгляд с одного подчиненного на другого, и заговорил не сразу.
- Vulpes pilum mutat, non mores[167], - тихо произнес он, глядя на Курта в упор. - И ты еще оскорблялся, Гессе, на то, что я поминал твое прошлое? И с Печатью, и со Знаком на шее ты так и остался кем был - подонком.
- У меня появилась версия, - отозвался он, не глядя начальнику в глаза. - И я ее проверил. Что касается всего остального - Дитриху почудилось; он так свыкся с мыслью о ее виновности, что все прочее кажется ложью или ошибкой. Кроме того, свидетельница показала, что…
- Вон, - негромко, но четко оборвал его Керн. - Вон отсюда, Гессе.
- Заверьте commendatium[168] к оправданию, - не двинувшись с места, напомнил Курт, кивнув на два листа на столе. - И подпишите постановление об освобождении. Полагаю, более нет причин держать в заключении Маргарет фон Шёнборн.
- Вальтер, - предостерегающе произнес Ланц, когда тот придвинул к себе листы, исписанные ровными строчками. - Вальтер, ты не можешь этого сделать.
- Нет, Дитрих, я не могу этого не сделать, - возразил Керн, берясь за перо; тот шагнул к столу.
- Ты что же - ему веришь больше, чем мне? Вальтер, я говорю тебе - он все подстроил! Он намеренно первым делом упомянул о смерти ее горничной, чтобы она могла смело валить все на мертвеца! И он кивнул ей, клянусь!
- Ты заинтересованное лицо, Дитрих, - вздохнул тот, ставя под заготовленными текстами подпись. - Кроме того, у меня нет выхода… Все, Гессе. Получай. Доволен?
Курт пододвинул к себе один из листов, придирчиво изучив последнюю строчку.
- "Sententia decernentis"[169]… Вполне, - кивнул он, сворачивая документ в трубку. - Пока я буду забирать из камеры Маргарет, полагаю, вы успеете подготовить второй экземпляр постановления?
- Выметайся, Гессе, - тяжело отозвался тот. - Не испытывай моего терпения. Бери свою ведьму и выметайся из Друденхауса, пока я тебя не посадил в соседнюю камеру.
Он развернулся и вышел молча, не оглянувшись, не сказав более ничего; уже в коридоре, отойдя от комнаты начальника, услышал, как хлопнула дверь, и в его сторону прозвучало несколько торопливых шагов, замерших позади.
- Что ты делаешь?
Курт остановился, не сразу обернувшись к подопечному, не сразу ответил, глядя в его растерянное лицо пристально и серьезно.
- Я не обязан что-либо тебе объяснять, - отозвался он, наконец, подойдя ближе. - Но я отвечу… Бруно, когда-то ради любимой женщины ты переломил собственную жизнь; я полагал, что уж ты-то меня поймешь.
- Я?! - выдавил тот. - Но отказаться от статуса вольного горожанина и жениться на крепостной, попав в кабалу, не то же самое, что отказаться от исполнения долга, подстроить освобождение виновной и попасть в предатели!
- Стало быть, и ты меня не понимаешь…
- Нет, - отрезал тот. - Отказываюсь понимать. Ты ли еще вчера из кожи вон лез, чтобы осудить ее? Ты ли…
- Я, - кивнул Курт. - Я, Бруно. Еще вчера.
- Что с тобой вдруг? Почему…
- Я объясню тебе, что со мною вдруг, - оборвал он тихо, и тот умолк, глядя с выжиданием. - Сегодня, подойдя к камере Ренаты, увидев ее… Понимаешь, я знал, что в этой камере - она, что это ее тело на полу, однако на миг, на одно короткое мгновение, на долю его, мне подумалось, что это Маргарет. Мертвая. И тогда я понял, что не хочу. Я не хочу, чтобы она вот так же лежала мертвой на грязном каменном полу. Чтобы стояла, привязанная к столбу, перед беснующейся толпой. Не хочу.
- Она убийца. Преступница, - напомнил Бруно; он болезненно улыбнулся.
- Как сказал ее дядюшка… А мне плевать. Пока я вел это дело, Керн не раз указал на то, что от моего прошлого никуда не денешься, что оно всегда со мной; она убийца, ты сказал? Преступница? Что ж, я тоже. Я уже готов был забыть это, но уж больно старательно мне об этом напоминали. Выходит, Бруно, мы с нею два сапога пара. Стало быть, с нею у меня гораздо больше общего, чем с Ланцем, с Керном… со всем, что меня окружало до сего дня.
- Ушам своим не верю… Болван, она ведь этого и добивалась! Для того и были все ее слезы, просьбы - для того, чтобы ты сделал то, что сделал! Она тебя попросту использовала!
- Я знаю. Бруно, меня все использовали большую часть моей жизни. Моя тетка использовала меня как прислугу. Академия использовала - как материал, чтоб слепить из меня охотничьего пса… Конгрегация использовала натасканного академией щенка по назначению.
- Что же - вот так просто бросишь все, что совсем недавно было смыслом жизни?
- А тебе не кажется, - возразил он уже тверже, - что в жизни есть и другой смысл? Почему, скажи мне на милость, я должен продолжать пытаться угодить тем, кто каждый день тыкает мне в морду моими ошибками, прошлыми провинностями, грехами? Сколько лет я должен за это расплачиваться? Сколько лет должен пытаться завоевать их доверие? Почему я что-то должен доказывать этим людям, почему я вообще им что-то должен? Потому что когда-то они спасли меня от петли? Так ведь не по доброте душевной. Меня просто взяли, как вещь. Выбрали - как щенка выбирают из помета, побойчей и посмышленей. И в этом - неужели и в этом тоже ты меня не понимаешь?
- Нет. - Бруно смотрел уже не растерянно - зло. - Да, я знаю, это мерзко. Уж я-то знаю. И меня тоже не спросили, хочу ли я вообще иметь отношение к Инквизиции. Нет, выбор был, однако такой, что…
- … что ничего иного, кроме как вручить себя Конгрегации, не оставалось, - докончил Курт негромко. - Верно? У тебя был выбор, у меня тоже был - отказаться от обучения и вернуться в магистратскую тюрьму с вполне понятным продолжением; по окончании учебы тоже был выбор - или работать, или в монастырь навеки… И сейчас, Бруно - у меня тоже есть выбор.
- Какой? Остаться верным долгу или предать? Ради юбки?