Свой же брат, зека (Заключенный каналоармеец. Каторжников в СССР нет. Прим. Переводчика) зека-"самоохранец", одетый в черный лагерный бушлат с красной повязкой на рукаве, с видимым удовольствием отрабатывал свою "сучью" пайку. Действительно, это же не балансы катать! (Баланс - это оцилиндрованное бревно, поставляемое из Совдепии на экспорт в страны демократии и тоталитарную Германию. Прим. Переводчика). Все легче…вообще, я заметил, что чем лагерная работа грязнее, тем она физически легче. Вот, например, что легче поднять - лопату дерьма или лопату гранитного щебня? Вот то-то и оно. Впрочем, я всегда выбирал щебень.
Но, тогда нам размышлять о высоком особо не дали. Выстроив нас возле путей, начальник конвоя, тоже зека, но социально-близкий, из репрессированных за излишнюю жестокость гепеушников, доходчиво пояснил, проведя первую, ставшую потом традиционной, санацию (это когда "бугор" идет вдоль строя, и каждому десятому без злобы, просто чисто для порядка, врезает, пуская кровь, по сопатке черной кожаной перчаткой, в которой зашита свинцовая гирька) что здесь власть уже не Советская, а Соловецкая!
Потом нас бегом погнали по усыпанной серым диабазовым гравием "Виа долороза" (улице Электрификации. Прим. Переводчика) к серевшему за оплывшими, как погасшие поминальные свечи, серыми холмами ледяному морю, где уже дымил тонкой трубой современный челн Харона, темно-серый пароход из островной флотилии с характерным именем "Глеб Бокий" (Известный чекист, сведения о котором исчезли из советской печати с середины тридцатых годов. Прим. Переводчика).
А пока нас по одному пересчитывали, шмонали и загоняли в трюм, предварительно для бодрости хорошенько оттрюмив (Слово неясно. Прим. Переводчика) самыми настоящими дрынами, остальные, ожидая своей очереди на посеревшем от горя и злых слез дощатом причале, по приказу начальника конвоя, чтобы ему пусто было… Да. Стояли. На одной ножке, ага… А кто уставшую ногу опускал, тот мгновенно имел все основания об этом пожалеть.
… Пройдя вслед за товарищем Лацисом в огороженный забором двор, темноту которого рассекали ослепительные лезвия совершенно лагерных прожекторов, я увидел посередь двора странный механизм, который и издавал загадочный рев…
Это была приземистая автомашина, поверх которой размещалась решетчатая конструкция из полутора десятков стальных рельс, под небольшим углом возвышавшихся от кузова к капоту. Судя по наличию маховиков, конструкция могла вращаться и подниматься на заданный угол, как пожарная лестница.
Автомобиль периодически взревывал, но оставался на месте - прежде всего, видимо, потому, что не имел колес, а лежал днищем на брусчатке. Кроме того, было очевидно, что колес у него даже не было и предусмотрено, или они были очень тщательно замаскированы внутри корпуса, но только зачем?
Вокруг открытого капота автомобиля сгрудились трое молодых мужчин в серых шоферских комбинезонах, а трое выводных в привычной вохровской форме дымили папиросами поодаль. Внезапно один из людей, одетых в комбинезоны, полуобернувшись, крикнул, перекрывая рокот мотора:
- Эй, ты, попка! Подай-ка мне ключ на двенадцать!
- Не положено. - Солидно отвечал один из надзирателей. - И потом, я занят!
- Что же ты делаешь? - удивился спросивший.
- Тебя охраняю!
Усмехнувшийся Лацис, проходя мимо разложенных на брезенте инструментов, нагнулся, поднял гаечный ключ и ловко швырнул его прямо в руку странному заключенному.
- Спасибо, гражданин начальник…Вася, готов? Тогда все от винта!
Машина взревела еще сильнее… А потом, вдруг ненамного приподнявшись в воздух, развернулась вокруг своей оси и плавно, очень медленно, как во сне, поплыла мимо нас…
- Что это? - ошеломленно спросил я чекиста.
А… - махнул он рукой. - Это катер на воздушной …э-э… перине, что ли? Конструкция инженера …
(Дальше в рукописи пропущена, видимо, целая страница текста. Вообще, время от времени автор использует вполне метафизические образы, ничего не имеющие общего с действительностью. Прим. Редактора.)
5
…пускать не велено! Совещание у них! - голос перекрывшего нам дорогу охранника был сер и скучен, однако совершенно непреклонен.
- Э-э…давно совещаются? - с надеждой спросил Лацис.
- Уж третий час, как почали! - солидно ответствовал могучий, как цирковой борец, вохровец, несокрушимой трупердой стоящий у притолоки …
- О чем хоть речь-то?
- Да-а…мабудь, сызнова про ушаковскую ЛПЛ толкуют.
- У-у-у… - с сожалением протянул чекист. - Тогда, это надолго! Пойдемте, что ли, Владимир Иванович, я Вас чем-нибудь займу…
Когда мы шли вдоль длинного ряда дверей, совершенно не похожих на двери тюремных камер, я осмелился и спросил:?
- А что это такое - ЛПЛ?
- Это Летающая Подводная Лодка, конструкции воентехника первого ранга Ушакова, вредителя … - как видно, пошутил в ответ мне чекист. Очень надо! Не хочет говорить, его дело…меньше знаешь, дольше будешь.
Внезапно слева от нас неслышно отворилась дверь, и в коридор вышел из неё сухощавый, подтянутый мужчина, на котором синий халат сидел, как гвардейский парадный мундир, то есть как лайковая перчатка на холеной руке…
- А! Вершинин! - обрадовался чекист. - А что же Вы не на совещании?
- Виноват, гражданин начальник! - щелкнул каблуками Вершинин, поприветствовавший нас четким кивком головы, совершенно по-уставному отдавая честь без головного убора. - Но по моей части вопросов там нет, сейчас там все больше моряки и летчики спорят, какие именно двигатели на лодку ставить: АМ-34 или подождать уж авиадизелей Чаромского, АЧ-2? Летчики стоят за карбюраторные, а моряки кивают на то, что у них с соляркой дела гораздо проще…
- Ну и ладушки… а ведь я вам командира орудия привел! - радостно стказал Вершинину чекист. - Ловко, да? Горвоенком в голос рыдает, что у него таких военспецов нет, а в НКВД, как в Греции, всегда всё есть! Держите!
И, заметив, как вытянулось у меня лицо, участливо спросил:
- Что, не по Сеньке шапка?
- Так точно… - с легкой презрительной гримасой ответил я. - Фейерверкер - это унтерская должность, ну, в крайнем случае, крутом как пшенная каша, фельфебельская…
- Ошибаетесь. Были и такие орудия, которыми подполковники командовали!
- Я таких орудий не знал-с! - парировал я.
Вершинин внимательно посмотрел мне в глаза и спросил на манер Остапа Бендера, посетившего собрание "Союза Меча и Орала":
- Вы в каком полку служили?
- Лейб-Гвардии Его Императорского Величества Тяжелый Артиллерийский Дивизион. - с достоинством ответил я.
- Какая система?
- Шестидюймовая осадная пушка обр. 1877 года в 190 пудов, модернизированная, с компрессором Дурляхова.
- Того самого, который хер потерял? - по-артиллерийский пошутил Вершинин (Русский генерал Дурляхер, с началом Великой войны, изменил фамилию на Дурляхов, что в очередной раз подчеркивает врожденную ксенофобию "ruski". Прим. Редактора) - Что заканчивали?
- Два курса Университета, физмат. Потом - Михайловское, ускоренный выпуск, с отличием. Выбрал Гвардию..
- Последнее звание в старой армии?
- Штабс-капитан.
- Не слишком ли Вы были молоды для четырех звездочек?
Я пожал плечами:
- Немцы помогли! Пришел на КОВ, а как убили СоБа - стал СоБом…(непонятные слова. Прим переводчика).
- Награды?
- Как у всех "Клюква" (Орден Св. Анны четвертой степени. Прим. Переводчика), Станислав третьей да Владимир четвертой, все с мечами…(Про золотое Георгиевское оружие я скромно промолчал, потому что - право слово! так и не понял, за что конкретно его мне дали. Батарейные остряки шутили - за то, что я очень хорошо и даже мило смотрелся в кинохронике Патэ.)
- Ну-ну…зайдем.
Мы вошли в комнату, похожую на монашескую келью. Стоящий посреди неё стол был завален какими-то чертежами, схемами, эскизами…
Вершинин решительно сдвинул в сторону весь этот хлам, вручил мне вытащенную из нагрудного кармана вечную ручку с золотым пером и сказал:
- Вот Вам задача…Координаты цели 47–12, 28–03, Оп -47–44, 28–12, ОН тридцать три - ноль, высота места цели 220, ОП-202, рассчитать ДЦТ, доворот от ОН…время пош…
- Одиннадцать двести, шесть - шесть-ноль! (Полная чушь. Как сообщил нам наш консультант, полковник артиллерии М. Суомолайнен, решить такую задачу в уме просто нереально. Прим. переводчика).
Мой непрошенный экзаменатор взял лист бумаги, поскрипел перышком, хмыкнул:
- Ну-ну, лихо…Так. Цель - шоссе шириной десять метров, ВД - двадцать, плоскость стрельбы строго перпендикулярна фронту цели, получены наблюдения ЗР: три недолета и перелет. Определить вероятность попадания!
- Девять процентов…
- Э-э-э… это как?! Тут же шкалу рассеивания чертить надо…
- Зачем? У меня воображение есть…
- А в голове у Вас что, арифмометр?
- Никак нет. Полено, к тому же дубовое…(Намёк на "Столик Поллена". Прим. Переводчика).
Вершинин внимательно посмотрел на Лациса:
- Посмотрим, посмотрим…но вроде ничего, нам похоже, пойдет. Вундеркинд…
6
- А вот у нас на хуторе хозяин, прежде чем нас, батраков, нанимать, сначала кормил, да и смотрел, как человек ест! - довольно потирая руки, ступил в разговор скромно до этого молчавший в уголке товарищ Лацис. - Мол, если он ест быстро и аккуратно, хлебушек зря не крошит, а в горсть крошки собирает и в рот сыплет, значит, так же аккуратно и пахать будет! Так что давайте-ка я Вас сейчас сначала покормлю!
Вспомнив тюремную баланду, я с омерзением передернул плечами:
- Спасибо! У меня все есть… - и показал чекисту авоську (Плетенная сетка, которую жители Совдепии постоянно носят с собой - авось что и удастся случайно купить! Прим. Переводчика) с тормозком (непонятное слово. Прим. Переводчика), которую мне наспех собрал добрый сосед. Помятуя о том, что запас карман не трет, а жулья в тюрьме больше, чем на Сенном, я ни на секунду не выпускал её из рук.
- Да Вы не беспокойтесь, у нас кухня своя, особая… - успокоил меня Лацис, - я и сам из их котла столуюсь!
("Ну, ну - подумал я. - Знаем мы эти дела, плавали! Приходит на кухню ДПР пробу снимать, а баландер в белом колпаке уже выносит ему серебряную миску, в которой ложка стоит и свининки полфунта плавает…Тоже, из арестантского котла. Якобы…")
Однако, местная столовая даже по внешнему виду произвела на меня самое отрадное впечатление. Столы были покрыты белейшими, хрустящими от крахмала скатертями, на столешнице сверкали нержавеющей сталью приборы, и даже со столовыми ножами!
Очень милая официантка, в кружевном фартучке поверх серого тюремного халата, изрядно укороченного, так, чтобы продемонстрировать пару стройных ножек в тоненьких фильдеперсовых чулочках, с блокнотиком в руках, нежно прощебетала:
- Добренький вечерок! Чего изволите из салатиков? Есть бускетта с помидорами и базиликом, баклажан по-пармски с ветчиной, руколла с лисичками…
- А человеческой еды у вас нет? - осторожно спросил её я.
- Ольвье есть! - презрительно фыркнула носом подавальщица.
- Вот! Оливье и несите… - распорядился Лацис. - Побольше, сразу на троих.
- Так вам что, нести целый тазик? - уточнила ехидно официантка, насмешливо блеснув золотой фиксой. - А из горячего чего будете? Остались только телячья печень по-венециански, салтимбока с картофельным пюре, домашние котлетки…
- Хватит! - взмолился Лацис. - Вот, котлетки и несите! Побольше…
- Чего побольше? - уточнила девушка.
- Всего побольше. И чаю, прямо в чайнике. И хлеба?
- Вам какого хлеба - нашего фирменного, горячего фокачо?
- Нам бы черного…Нет, надо повара менять. - с уверенностью констатировал Лацис. - Повар, знаете, у нас здесь из бывших шпионов, он до ареста в итальянском генконсульстве работал. Там и набрался всяких безобразий…Хорошо хоть, эту самую, как её… пиццу, перестал печь! А то сварганит не пойми что - пирог, не пирог?… навалит туда все, что под руку попало, и как это можно было потом кушать? Или одними макаронами душил… Паста, говорит, паста!..А то я не знаю, что такое паста. Паста - она в тюбике…Ей зубы чистят!
Пока мы смотрели вслед ушедшей на кухню официантке (а зрелище того стоило! Как же некоторые барышни умеют интенсивно кормой вертеть! Влево-вправо, влево-вправо, раз-два, раз-два!) Вершинин, задумчиво вертевший в своих тонких, аристократических пальцах вилку, несколько смущенно спросил меня:
- Э-э… а все же, извините меня, старика…но как Вам удалось мою первую задачку решить? Без логарифмической линейки, в уме?
- Да, ерунда… - смущенно ответил я. - Тангенс угла отклонения я в уме вычислил, а таблицу десятичных логарифмов я наизусть знаю…Выучил.
- Но ЗАЧЕМ Вам это было надо? - изумился старый артиллерист.
(…Зачем… Когда человека, связав "салазками", так, что его пятки прижимаются к затылку, спускают по обледеневшей лестнице с Секирки (Секирная гора, она же Голгофа - крутая возвышенность на Анзерском острове Соловецкого архипелага. Прим Переводчика), это - лютая смерть…Хуже неё - только когда раздетого до исподнего зэка привязывают летом на болоте, "на комарика". Тогда смерть приближаться будет гораздо дольше…Мало кто на болоте умирал, не сойдя предварительно с ума.
Но уморить на Соловках могли и не прибегая к таким экзотическим способам.
Например, отправив в кандей. (Карцер. Прим. Переводчика).
Всего лишь на одну ночь! Чего уж там, всего-то не струганные нары, из одежды - солдатское бязевое белье…Только вот в окне, кроме решетки, ничего нет! Летом оно бы и ничего, только вот ледяная вода под ногами плещется. Зимой эта вода замерзает.
И ты замерзнешь, если присядешь хоть на минутку! Присел, значит уснул. Значит, утром твой мерзлый труп вытянут и сложат под башню, в штабель, до весны…
Вот я и ходил из угла в угол, босиком по льду, всю ночь. От стены, покрытый потеками желтого от мочи льда, до стены, покрытой искристо сверкающей даже под тусклым светом семисвечовой лампочки изморозью. А чтобы не уснуть, учил наизусть таблицу десятичных логарифмов, которую мне вертухай в кормушку подкинул - мол, образованные без чтения скучают…)
… - Да так! - грустно ответил я Вершинину. - От скуки выучил…
- И еще вопрос. - на этот раз Вершинин смотрел на меня тяжелым, немигающим взором. - Вы у красных… мн-э-э… воевали?
- Да, пришлось.
- Где?
- Восточный фронт.
- Значит, встречаться в бою нам с Вами не доводилось… И слава Богу! Я-то сам у Антона Ивановича (Деникин. Прим Переводчика) был, с самого начала и до самого Новороссийска… И что же, Вы и награды от красных имеете?
- Никак нет. Оказался недостоин. Да если бы и вручили - я всё одно считал бы невозможным носить знаки отличия за участие в братоубийственной Гражданской войне…
- Ну, ведь Добровольцы орден Св. Николая нашивали, и еще Кресты за Первый Поход…
- Постойте, постойте…, - очень удивился Лацис. - Как же это, Вы сказали, "оказался недостоин"? Вам же, Валерий Иванович, в двадцатом вручили Почетное революционное оружие, пистолет системы Браунинг номер семь, от лица РВС Республики?
- А я его потерял.
- Как же это Вы, батенька…, - довольно поцокал языком Вершинин. - А вдруг его дети бы нашли?
- Не нашли бы. Я его над омутом обронил…, - издевательски усмехнулся я.
Вершинин еще немного помолчал, пожевал сухими губами, потом спросил, чуть понизив сострадательно голос (видно было по всему, что он уже ко мне был душевно расположен):
- Вы ведь, штабс-капитан, верно, были насильно мобилизованы? М-нэ-э… Полагаю, у Вас комиссары семью в заложники взяли?
- Никак нет. Перешел к красным добровольно.
Вершинин выпрямился на стуле, сухо сказал, без всяких эмоций:
- Извольте объясниться.
- Господин…
- Подполковник.
- Слушаюсь. Господин подполковник, известен ли Вам чисто технический термин: "смазать рельсы"?
- Это что-то…железнодорожное?
- Так точно-с. Это берутся пленные красноармейцы, человек двести-триста, и приколачиваются к шпалам…
- Как это - приколачиваются? - не понял меня Вершинин.
- Гвоздями-с. Пробитыми сквозь руки и ноги. Так, чтобы тело лежало на рельсах. Лицом вверх. Потом в рубку паровоза поднимаются господа офицеры и пускают машину. Медленно так, медленно… Чтобы люди все видели, слушали ХРУСТ и крики, осознали, что с ними делают… Кто из красноармейцев сумеет с мясом и обрывками костей вырвать конечности и выскочить из-под колес, тех потом не убивают. Смеются - мол, это их Господь спас…(Грязная коммунистическая пропаганда. Прим. Редактора).
- Вы что же, ЭТО сами видели? - брезгливо спросил меня подполковник.
- Никак нет! Я хоронил ТО, ЧТО осталось…на протяжении трехсот метров.
- Ну-ну… красные ведь тоже не отличались евангельской кротостью. В "капусту" нас рубапи…(По словам нашего военного консультанта, кап. жандармерии Х. Ирмолайнена, "рубить в капусту" - это присущий только диким "rusci" зверский способ расправы. Означает он следующее. Казнимого привязывают под мышки и невысоко подвешивают над землей, так, что можно легко крутануть жертву. Русский "kazak" берет шашку и наносит жертве легкими секущими ударами сверху вниз по бокам, спине, животу увечья, так, что пласты мяса и кожи повисают, как капустные листья. Обрубаются нос и уши, пальцы рук и ног, из надрубленного живота медленно выползают кишки…Прим. Редактора).