– Твое дело, место есть. Но удобств никаких, на палубе спать будешь.
– Не страшно.
Андрей ушел к себе, отоспался.
А утром зазвонили колокола на звоннице. Он подхватился, по старой армейской привычке оделся за тридцать секунд, рассовал пистолеты по карманам, забросил за спину ружье и выскочил из комнаты. Стремглав слетел по лестнице.
– Ты чего всполошился? – встретил его часовой.
– Колокола звонят, татары!
– Успокойся, это к заутрене. Сегодня будут павших в сече хоронить.
У Андрея отлегло от сердца. Он вернулся к себе, оставил все оружие и пошел в церковь. Он православный, и молитву пропускать негоже. Люди вместе с ним стену городскую обороняли, погибли, надо почтить память.
В полдень состоялось отпевание, потом похороны.
Погибли восемь человек, все мужики. Гробы с телами поставили на подводы и вывезли за тын, на кладбище. Андрей, как и все, бросил землю – по три пригоршни – на крышки гробов. Селяне зарыли могилы. Сразу на кладбище прибавился ряд свежих могил. Заплакали бабы и дети.
Андрей пришел на постоялый двор, достал из кармана монеты и высыпал медяки перед хозяином:
– Выкати на площадь пива на все деньги.
– У меня столько пива нет, – изумился тот.
– Добавь закуской. На поминках народ выпить и поесть должен, вспомнить усопших.
– Твоя воля!
Половой вместе с еще одним парнем вынесли из трактира на площадь пиво и почти всю еду.
– Андрей, гость и постоялец наш, угощение выставляет! – объявил половой.
Пили и гуляли до вечера.
На следующий день к Андрею пришел Терентий, десятник. Сначала попенял Андрею за то, что он выставил угощения на поминках больше, чем боярин.
– Вместе воевали, можно сказать – побратимы, – оправдывался Андрей.
– Ладно, дело вчерашнее. Ты скажи, останешься ли в Нащекине. Меня боярин с утра подбивал идти узнать.
– Прости, Терентий, не останусь. Хорошее ваше село, понравилось оно мне. Но хочу себя испытать, в Переяславль подамся.
– Твоя воля. Не понравится – возвращайся, завсегда примем. – Терентий вздохнул. Понятное дело, где в глуши найдешь воина? – Так и передать боярину? – спросил он от двери.
– Так и сказать!
На следующий день в дверь постучал половой.
– Тебя Пантелей на причал просит. С вещами.
Андрей засмеялся:
– Все вещи на мне. Сколько я должен? – Он рассчитался за постой и вышел с постоялого двора.
К его удивлению, на небольшой площади у ворот стояли местные жители. Понятно – не все, но много. Они поклонились Андрею в пояс и вручили небольшой мешок.
– Это что? – Андрею было неудобно.
– Благодарность наша, пропитание.
– И вам спасибо! – Андрей поклонился. Потом взял мешок, закинул его на спину и вышел за ворота.
У небольшой, на суденышко, деревянной пристани стояло судно купца. По размеру – баркас, только была мачта с парусом.
По сходням Андрей поднялся на кораблик.
– Готов?
– Все при мне.
– Отчаливаем.
Один из членов команды отвязал швартовый конец и оттолкнулся веслом от пристани.
Андрей уселся на палубу, развязал мешок. Ого, да тут еды на несколько человек. Два каравая хлеба, жареная курица, сметана в крынке, вареные яйца, огурцы, лук и кусок копченого сала. Жаль, не улежит долго, так команда съесть поможет, не пропадет.
Мимо проплывали берега.
Приблизительно через час хода Андрей удивился:
– Чего деревень не видать?
– Они на притоках стоят. По реке ведь не только друзья плавают.
В полдень Андрей развязал мешок:
– Подходите, угощайтесь.
Курицу съели вмиг – что такое курица для четверых мужиков? А также каравай хлеба и вареные яйца. Сало Андрей приберег на следующий день.
Когда под парусом, если дул попутный ветер, или на веслах, судно за четыре дня добралось до Оки.
Движение на реке было оживленным, вверх и вниз по течению шли ушкуи, ладьи, насады. А как иначе? По дорогам опасно из-за разбойников, а если дождь пройдет, так и неделю на одном месте просидеть можно, да и груза на телеге много не увезешь. А река, как дорога, только жаль – зимой замерзает. Хотя и зимой, когда лед был крепок, по ней шли санные обозы. Лед ровный, ни спусков, ни подъемов, одна беда подстерегает – полыньи в местах, где ключи бьют.
А вскоре суденышко причалило к пристани. На высоком берегу виднелась городская стена.
– Прибыли, Андрей, Переяславль! Милости прошу на берег!
Поблагодарив, Андрей через борт ступил на причал, и судно сразу же отошло.
И вот это – столица Рязанского княжества? Андрей был разочарован. Конечно, это не село Нащекино, но он ожидал увидеть город. А тут – такое же село, только большое. Деревянный тын вокруг, внутри – деревянные избы. Только в центре виднелось несколько каменных храмов и зданий. Может, он поторопился сойти? Плыть бы ему с купцом до самой Москвы – так нет, квасной патриотизм взыграл. Он же рязанец, зачем ему Москва?
Невелик город, за половину часа поперек пройдешь. И едва ли не в каждом квартале – церковь. Не подозревал Андрей, что предки рязанские столь набожными были.
На ночлег он устроился на постоялом дворе, поел и лег спать. А с утра – на торг. Не за покупками, нет, просто торг был местом, где обменивались новостями: ведь газет, радио и телевидения не было, и потому торг заменял все. Поговорил с людьми и к полудню знал уже, где продаются дома. Один, по слухам, отдавали дешево. С него и решил начать осмотр Андрей.
Заявившись на указанную улицу, он нашел дом и хозяина.
Изба ему понравилась: сруб крепкий, ни одна половица не скрипит, и если не сгорит, то сто лет простоять сможет. И двор большой, чего в городе встретишь не часто: городская стена не резиновая, в любом городе земли не хватает.
Хозяин встретил его приветливо, после осмотра избы сказал, что и обстановку оставит. Хотя там и обстановка была скудной: несколько кроватей, лавка, пара сундуков и стол. Правда, обстановка – дело поправимое, были бы деньги.
Андрею поговорить бы с соседями, расспросить их – почему изба продается. Однако не хватило опыта, а может – и ума.
Ударили по рукам. Андрей спросил про документы.
– Купчую хочешь? Это запросто! Сейчас двух видаков приведем и напишем.
Нашлись бумага и чернила. Хозяин сам написал документ и сбегал за соседями. Те подписали купчую, и, поджав губы и качая головами, ушли.
Хозяин присыпал песком исписанный лист бумаги, стряхнул его и вручил Андрею:
– Владей! – И тут же как-то очень быстро ушел.
Андрей еще раз не спеша обошел свое приобретение. Площадь была изрядной – четыре комнаты. Окна маловаты – так они у всех такие; на рамы натянут скобленый бычий пузырь, и потому в избе даже днем довольно сумрачно. Слюда стояла в богатых домах, а о стекле еще и не слышали. По здешним меркам, дом был средней руки, купцу не зазорно жить или даже небогатому боярину. Были и такие, у которых земельный удел мал, да еще и неурожай несколько лет подряд.
А ночью дом ожил, и Андрей понял, почему хозяин избу отдал задешево и не торговался. Слышались чьи-то шаги, смех, шепот, стук крышек сундуков.
Сначала Андрею стало немного не по себе. Взяв в одну руку пистолет, а в другую – свечу, он обошел все комнаты. Никого. Проверил входную дверь – заперта изнутри на засов. Не полнолуние ли тому причиной, когда всякие домовые, банники и прочая нечисть шалят? Вреда от них нет, особенно если хозяин не досаждает. А уж если он угощение выставит – блюдце молока и кусочек хлеба, так и вовсе пользу приносить будут. Избу от непрошеных гостей охранять начнут, глаза отводить будут. Одно плохо: угостить их Андрею нечем, он и сам бы поел, да за хлопотами купить ничего не успел. И запасов в доме никаких, даже круп нет. Видимо, хозяин бывший готовился к продаже.
Андрей зевнул, подумал, что завтра первым делом на торг пойдет за провизией, и улегся на постель.
С утра, умывшись и приведя себя в порядок, он отправился на торг. Он в городе оказался неожиданно богатым.
Для начала Андрей купил корзину, сплетенную из ивовых прутьев, и набил ее съестными припасами – хлебом, крупами, овощами. Потом спохватился и приобрел несколько оловянных мисок, ложек и два ножа, как здесь было принято – боевой и обеденный. Им резали еду и при необходимости использовали вместо вилки.
Вернувшись домой, он сварил каши и с удовольствием съел ее. Когда голоден, все мысли о еде.
Наевшись, Андрей начал размышлять, чем ему заняться. Деньги, сколько бы их ни было, всегда имеют свойство неожиданно заканчиваться, если их не пополнять. А денег осталось совсем немного, и если тратить только на еду, хватит месяца на два-три. Только ведь надо еще и одежду купить, в своем "цифровом" камуфляже он и так обращал на себя внимание.
Решив так, он отправился на торг снова. Подобрал себе рубаху льняную, штаны безразмерные, которые держались на поясе только на гашнике – поясе таком. Менять ботинки он пока поостерегся. Эти были крепкими, удобными, обмялись по ноге. А у местных – короткие сапожки и к тому одинаковые на обе ноги – что левый, что правый; непривычно.
Дома переоделся и посмотрел на себя в крохотное зеркало, оставшееся от прежнего хозяина. Выглядел он почти как местный, только бородка скромная, просто не брился несколько дней. Ничего, бородка отрастет. Щетина у него на щеках жесткая, растет быстро. И опять же упущение – на голову ничего не приобрел, а мужчины ходят в головных уборах.
Он снова уселся за стол. Лист бумаги бы ему. А то шариковая авторучка в кармане лежит, а писать не на чем. Стал размышлять. Для того чтобы заняться торговлей, стать купцом, нужен начальный капитал и торговая жилка. У него ни того, ни другого нет. Значит, этот вариант отпадает. Сельские работы он отмел сразу: ни пахать, ни сеять, ни жать он не умеет, тем более что ни тракторов, ни железных плугов нет. Строительство? Одному избу не поднять, тут надо в артель плотничью наниматься, а там, скорее всего, свои, давно сколоченные.
И чем больше он размышлял, тем сильнее крепло убеждение, что ничего он из себя в этом времени не представляет. Здоровый мужик, руки-ноги-голова на месте, а как заработать на жизнь, не знает. В такой трудной ситуации он еще не оказывался. Конечно, с голоду по-всякому не умрет, можно охотиться – ружье есть; патронов, правда, маловато. Но тут другой вопрос встает. Добудет он, допустим, кабана – а где хранить? Холодильников нет. Если только оставить малую часть себе, а большую – продать на кухни постоялых дворов. Да только опять неувязка. Кабана еще в город привезти надо, а ни лошади, ни телеги у него нет. А нанять – деньги платить надо, но тогда смысла нет везти кабана в город. Рыбачить – нет ни лодки, ни сетей, а с берега много не наловишь.
Так он мучился размышлениями до вечера, даже голова заболела. Потом плюнул, решил поужинать и ложиться спать. Как там в поговорке? Утро вечера мудренее.
Он сварил себе постной каши, поскольку мяса не было, налил туда молока из глечика, потом вдруг вовремя спохватился и немного молока оставил. Без аппетита поел, вылил остатки молока в миску, поставил миску в угол, рядом положил кусочек хлеба. Пусть домовой или другие ночные обитатели дома угостятся и не мешают ночью спать. С чувством исполненного долга улегся.
Не успел он уснуть, как почувствовал, что по избе кто-то ходит. Едва слышимый звук шагов, стук дверец, потом все стихло. А уж когда он придремывать стал, хваля себя за то, что угощение для домашней нечисти выставил, почувствовал, что на него смотрят. Ощущение было явное и не очень приятное.
Андрей открыл глаза и увидел: перед ним на полу стоял мужичок росточком с ладонь. Патлатая голова, по-кошачьи светящиеся в темноте глаза. Первоначально Андрея взяла оторопь, ничего подобного он сроду не видел.
– Ты кто? – спросил он мужичка.
– Домовой, – просто ответил мужичок. – А ты, стало быть, новый хозяин избы?
– Угадал.
– За угощение спасибо. Старый-то хозяин не удосуживался, жаден был.
– Вот что. Не знаю, как тебя звать-величать, но давай живать дружно. Я тебе угощение, ты мне – покой. Я знаешь ли, по ночам спать привык.
– Имя мое тебе знать ни к чему, я ведь не человек. А хочешь жить мирно, так я ведь не против. Если к тебе с добром, так мы понимаем.
– Мы – это кто?
Домовой почесал пятерней свои патлы.
– Банник у тебя в бане еще живет. Ты после полуночи в баню не ходи, его время, не то до смерти запарит. Только я с ним не дружу, злой он.
– Ну вот и договорились. Если чем помочь можешь, ну, скажем, непрошеные гости ночью пожалуют или еще что – упреди, подскажи.
– Ага. Днем-то я подсказывать не могу, а как стемнеет – мое время. – Домовой секунду помолчал. – Ты ведь из другого мира. Человек, из плоти и крови, но не наш. И не из нечисти.
Андрей удивился, но виду не подал. С нечистью он не общался, видел домового впервые и, на что способны эти твари, не знал. Домовой удивил его еще раз.
– Послезавтра встретишься с князем Рязанским. Гордыню смири, в ножки поклонись – все и обойдется.
– Ты о чем?
Однако домовой исчез. Только что был тут, говорил – и нет его. Андрей потер глаза, осмотрел пол. Нет никого, как будто приснилось ему все. Однако превратностям жизни сильно удивляться перестал. После того как он испытал настоящий шок, попав в другое время, подсознательно ожидал и других необычных вещей. Покрутившись на постели, он уснул.
Утром, проснувшись, Андрей попытался вспомнить, что говорил ему домовой. Вроде предупреждал о встрече с князем Рязанским. Усмехнулся. Откуда нежити знать, что будет в ближайшем будущем?
Самому кашеварить не хотелось, и Андрей отправился завтракать на постоялый двор. Быстро, дешево, вкусно, и зачем тратить время на растопку печи?
Усевшись в трактире за стол, заказал курицу и пироги. Лучше сейчас поесть как следует, а потом поужинать. Двухразового питания ему вполне хватит.
Пока ждал полового с заказом, невольно прислушивался к разговорам за соседним столом. Говорили о вчерашнем ночном происшествии: убили приезжего купца и его слугу, забрав деньги.
– Прямо на улице! Вот страсть-то! Говорят, снова хромой Филипп объявился.
– Говорят! А кто его видел? Одни бабьи сплетни! Ты сам его хоть раз видел?
– Так ведь попусту болтать не будут.
– Чепуха!
– Как же чепуха? Два года тому он был уже в городе. Побесчинствовал, потом пропал. Думали, помер, а он вновь объявился. Бают, жесток и алчен, за две ногаты жизни лишает.
– Дьяволу душу продал, не иначе! За две ногаты убить!
Дальше, как всегда, шел обычный треп. Новость обрастала слухами, причем довольно нелепыми.
Андрей слушать перестал, тем более что половой принес заказ.
Андрей поел и вышел на улицу. Пожалуй, надо идти на торг, покупать какой-нибудь головной убор. На него поглядывали неодобрительно, но ничего не говорили. Простоволосыми здесь ходили дети, другие-прочие имели на голове головные уборы. Люди служивые – круглые шапочки-тафьи, купцы – почти такие же, но отороченные мехом, несмотря на лето и теплынь. Ремесленники и прочий трудовой люд – вроде мягких шляп, но без полей, назывались колпаками.
На торгу было шумно, торговля шла бойко. Андрей нашел лавку, где продавали головные уборы, выбрал себе нечто вроде тюбетейки из льняной ткани. Легкая, на голове сидит плотно, при наклоне не сваливается, и в то же время в солнечный день в ней не будет жарко. И всем вроде бы удобно ему в местных одеждах, только одно плохо – карманов нет. Не было в то время карманов, они появятся века через два. А до этих пор деньги и ключи носили в гашниках – вроде кошельков на ремне, какие носят нынешние торговцы на рынках.
Пока Андрей выбирал и примерял свою "тюбетейку", которую торговец шапкой назвал, он узнал все городские новости. Какую свадьбу вчера купец Никифоров играл, да сколько гостей у него было, да что у кожевенника Акинфия корова вчера при отеле сдохла. А пуще всего – про разбойное нападение, про смерть лютую купца и слуги его.
В общих чертах о нападении на купца Андрей уже слышал в трактире. Новость обросла слухами, предположениями, нелепыми подробностями. Выходит, и в городах не все спокойно. А ведь казалось, небольшой, по современным меркам, город, и жителей не так много, а любителей криминальной поживы хватает.
Андрей покинул торг, решив пройти по городу. Надо было познакомиться с Переяславлем, да заодно посмотреть, какими ремеслами здесь занимаются. Мысль о поисках работы не оставляла его.
Торг был недалеко от центра. Саму центральную часть занимал кремль, место жительства самого князя, его дружины и челяди. В кремле и рядом с ним стояли церкви, а уже от них расходились узкие и кривоватые улицы. Андрей направился по одной из них. Похоже, это была улица ремесленников. Во дворах висело развешенное белье. Тут портомойки, прачки по-современному. По соседству, судя по обрезкам ткани и обрывкам ниток у ворот, обитали белошвейки. Здесь Андрею делать было нечего.
На другой улице, шедшей параллельно городской стене, проживали и работали кожемяки. Здесь сильно пахло сырой кожей, дубильными веществами, красителями. Пахло отвратительно, хоть нос зажимай.
А дальше пошла кузнечная слободка из трех кривых переулков. Здесь стоял оглушительный звон от молотов и молотков, кузнецы командовали подмастерьям:
– Бей!
Пахло горячим металлом, окалиной.
Андрей повернул на улицу, ведущую к центру, прошел квартал. Явно жилые дома, причем – зажиточные. Через щели в воротах были видны колымаги, во дворах конюшни. Свой выезд мог позволить себе не каждый.
Выйдя на перекресток, боковым зрением Андрей заметил движение справа. Он повернулся и на миг застыл от изумления, пожалуй даже – от невероятности происходившего.
На проезжей части лежал мужчина с окровавленной разбитой головой, судя по одежде – из небогатых купцов. Подле него стоял мужик разбойничьего вида со звероватым, заросшим до глаз бородой лицом. В правой, все еще приподнятой руке он держал дубинку, собираясь ударить застывшую от ужаса молодую женщину. Та схватилась обеими руками за виски и широко разинула рот, но, видимо от испуга, у нее перехватило горло, и она не могла ни крикнуть, ни позвать на помощь. Да и кто бы ей помог? Переулок был пуст.
– Стой, собака! – вскричал Андрей.
Несмотря на возраст, грабитель и убийца отреагировал мгновенно. Ему было лет сорок пять. Загорелое лицо, продубленная кожа, колючий взгляд маленьких, глубоко посаженных глаз.
Не опуская дубинки, грабитель быстрым шагом направился к Андрею. Запугать он его хотел или убить как свидетеля – неясно.
Андрей приподнял подол рубахи, вытащил из-за гашника "макаров" и щелкнул предохранителем.
Тем временем грабитель был уже рядом, и Андрею сразу вспомнился утренний разговор в трактире о хромом Филиппе – мужик прихрамывал на левую ногу.
Кричать "Стой, стрелять буду!" было бесполезно, мужик был совсем рядом, да, скорее всего, он и не поймет, что у Андрея в руке.
Андрей выстрелил грабителю в грудь. Выстрел прозвучал просто оглушительно. Попал Андрей удачно, прямо в сердце, и грабитель рухнул сразу и молча. Дубинка его, сучковатая и окровавленная, выпала из руки, почти коснувшись ботинок Андрея.