- Ты хоть перед смертью мужиком будь, - простонал Филька. - Сам же меня нашёл да про деньги лёгкие нашептал.
- Деньги где? - Костя ногой наступил Захарию на живот.
- Не скажу! - брызнул слюной бывший невольник.
Костя кивнул головой. Воин взял со стола кувалду и ударил ею Захария по стопе. Послышался жуткий хруст. Захарий истошно заорал.
Мишку замутило, голова пошла кругом. Как бы не упасть! Тогда посмешищем в глазах воинов станет. Но Костя вовремя заметил, подошёл и, взяв за плечо, подвёл к скамье у стола.
- Сядь, водички вот попей. Да не переживай ты так - не люди они. Достойные мужи жизнь свою отдали, из неволи выручая вот этих! Мусор это, хуже клопов!
- Да я ничего, я понимаю.
- Он понимает! Они сирот без денег оставили! Им что теперь - идти попрошайничать или голодной смертью помирать?
Захарий перестал кричать - выл тихонько. Костя снова подошёл к нему.
- Где деньги, доля твоя?
- У Павла!
- Как у Павла? - У Мишки перехватило дыхание. Неужели и Павел изменник подлый? Кому же верить тогда?
- Я мешочек с деньгами у Павла под крыльцом спрятал, вторая доска сверху прибита плохо. Поднять её если - там деньги.
У Мишки отлегло от души. Вот ведь гнида такая! Сам продал товарищей, так ещё и кормчего хотел подставить. Расчёт простой. Если обойдётся всё, деньги забрать незаметно можно и из Хлынова убираться. А случись, найдут - все подозрения на Павла лягут. А кого ещё подозревать, когда он один по вдовам ходил, долю убитых разнося?
Костя подозвал воина, шепнул ему что-то на ухо. Тот сразу вышел.
- А как ты узнал, где вдовы живут? - пересохшим от переживания голосом спросил Михаил.
- Так дело нехитрое - за ним следом ходил. Он и не обернулся ни разу, меня не заметил. Только всё это мелочь. Ладью бы сыскать, что с большими трофеями!
- Теперь уж не судьба, - заметил Костя. Он посмотрел на воина, кивнул. Тот подошёл к лежащему Захарию, вытащил нож и резким ударом всадил его в сердце предателю. Бывший невольник дёрнулся и испустил дух.
- Свободу же приобрёл, дурень! Жил бы да радовался! Сдох, как шелудивый пёс! - сказал Костя и сплюнул на тело убитого.
По лестнице загромыхали сапоги - вернулся воин. В руке его был кожаный мешочек. Он положил его на стол, развязал. Тускло сверкнуло серебро.
- Порешить гада надо было сразу, и все дела! - неожиданно сказал Филька Косой. - Так нет же, пообещал ещё денег! Говорил же отец мой - жадность погубит.
- Это точно!
Костя подошёл к Михаилу.
- Иди домой спокойно. Осиное гнездо в городе уничтожено, - во многом благодаря тебе. Долго Фильку поймать не могли, однако сколько верёвочке не виться, всё равно конец будет. Приходи послезавтра на площадь, разбойников прилюдно казнить будут.
- Казнить?
- А чего их в темнице держать? Кормить задарма - только деньги переводить. Они и так живыми лишнее ходят. И ещё не забудь - через седмицу вече будет. Приходи обязательно. Будут воеводу выбирать да посадника городского. Глядишь - и твой голос не лишним окажется.
- Тогда обязательно буду!
Мишка пришёл домой и сразу завалился спать. И так уже большая часть ночи прошла, скоро первые петухи прокричат.
Спал до полудня, последние три ночи вымотали - колготными, суматошными оказались. А после полудня Павел пришёл. Отсчитал Мишка денег из сундука, по мешочкам рассыпал.
- Отнеси вдовам - кроме прохоровской. Я слово своё держу.
- Да воздаст тебе Бог многажды, Михаил! Только зачем от себя отрываешь - ведь деньги воины у разбойников сыскали!
- А то ты не знаешь, что ежели к воинам чего попало - назад не вернёшь.
- Верно, - вздохнул Павел. - Так ведь с другой стороны, Костя вроде как друг тебе.
- Дружба дружбой, а служба службой… Вот, сказывал он, что завтра разбойников на площади казнить будут. Придёшь?
- Не по душе мне такие погляделки, уволь.
- Тогда ещё скажу: через седмицу - вече. Костя сказывал, воеводу да посадника выбирать будут. Сентябрь на дворе, новый год начался.
- Все на вече пойдут, стало быть - и я тоже.
С утра Михаил на площадь пошёл - посмотреть на казнь. Для воров, разбойников и грабителей мера наказания была одна - повешенье.
Виселица уже стояла на площади. Народ собирался на зрелище. Михаил понимал, что без убийств в этом жестоком мире не обойтись. Но одно дело - убить врага в открытом бою, когда если не ты окажешься более опытным и удачливым, то противник тебя жизни лишит. И потому предстоящая экзекуция удовлетворения у него не вызывала. Он бы и не пошёл на неё, но с другой стороны - лично причастен к поимке главаря и ликвидации всей разбойничьей шайки.
Вывели к эшафоту приговорённых. Подвойский зачитал судебный приговор. Затем священник прочитал молитву. Наступил решающий момент. Палач в чёрном колпаке на всё лицо, с прорезями для глаз накинул на шею Фильки Косого верёвку, подтянул узел и тут же ударом ноги выбил небольшую скамейку из-под его ног. Тело злодея задёргалось в агонии, потом замерло со склонённой набок головой.
Толпа восторженно взревела, горожане заулюлюкали:
- Так этому аспиду и надо! - выкрикнула одна из женщин.
- Всех душегубов повесить! - требовали хлыновцы.
Михаил не стал смотреть, как будут казнить остальных - уж больно зрелище тягостное. Он пробился через гудящую толпу и пошёл к дому.
Юная душа купца протестовала против только что увиденного. "Зачем собрались сюда зеваки? Что занятного в зрелище казни? Или нервы себе пощекотать захотелось?" Не понимал он сейчас этих людей.
Зашёл в лавку. Лиза сидела в одиночестве. Понятно - весь народ на площади, тут не до покупок.
- Чем занимаешься?
- Книгу читаю - "Житие святых". Мишка удивился. Про книги он слышал, даже видел в церкви - Библию. Но чтобы вот так читали?
- Интересно?
- Очень!
- А взяла где?
- На Слободском спуске лавка есть, где пергаментом, бумагой и чернилами торгуют. Так там и книги есть. Вот - на жалованье купила.
- Не жалко на книги деньги тратить? Другие девушки в твоём возрасте одежду покупают, платки да украшения.
- То они. Они свободные, а я - холопка невольная, - вздохнула Лиза. - Ты ведь меня купил - забыл?
Не забыл Мишка, но ему как-то и в голову не приходило, что девушка тяготится своим положением. Крыша над головой есть, одета и обута, сыта - ест то же самое, что и он с дедом и бабкой… Чего же ещё желать?
- Коли так свободы желаешь, то я тебя отпускаю. Хочешь - вольную напишу, всё честь по чести.
- Правда?!
- Разве я тебя обманывал когда?
Лиза вскочила, захлопала в ладоши. Такой весёлой и радостной он её ещё не видел.
Михаил взял лист бумаги и написал "вольную". Мелким песком чернила присыпал, сдул, помахал бумагой в воздухе.
- Держи!
- Ой, спасибо! - запунцовела Лиза.
- И куда ты теперь пойдёшь? Ты же вольная отныне.
- А разве нельзя дальше жить и работать у тебя? Мне ведь некуда идти.
- Да, женщине или девушке без семьи, без мужчины тяжело - не прожить. Оставайся! Чего тогда вольную просила, когда не изменилось ничего?
- Душа свободы просила. Одно дело - знать, что можешь идти куда хочешь, и совсем другое - невольницей жить.
Мишка в затылке поскрёб:
- Верно.
- Вот что, хозяин! Товары кончаются, новые надобны.
- Гляди-ка, не успела свободу получить, как уже требовать научилась. Говорил мне дед: "Дашь бабе послабление - командовать начнёт".
- Да у меня так - вырвалось. Сам на полки погляди.
Михаил обвёл глазами лавку. И в самом деле - скудновато. Трофеи-то из Сарая есть, но деньги крутиться должны. Если в сундуке лежать будут - всё равно закончатся, рано или поздно. В Нижний бы поехать, да через седмицу вече - Костя просил быть.
Решил Мишка оставшиеся дни до вече с толком потратить - товар для продажи в Нижнем закупить. В прошлом разе хорошо разобрали игрушки из Дымковской слободы - глиняные, расписные: свистульки, коней да барынь. А после вече - сразу в плавание, похоже - в последний раз перед зимой. Через месяц-полтора снег ляжет, а недели через две и реки льдом скуёт. Тогда до весны ждать придётся.
Всю неделю он закупал товары - не поленился, проехал с нанятой подводой по деревням, скупил меха. В Дымковской слободе побывал, благо недалеко. Полвоза глиняных расписных поделок привёз. Льна белёного у ткачих закупил. Его неплохо купцы берут, что к немцам через море плавают. Так и пролетело время в хлопотах.
Настал день вече. Колокол с утра зазвонил, собирая народ на площадь. Мишке вначале показалось, что весь город собрался. Площадь народом запружена - яблоку упасть негде. И все к помосту поближе жмутся, чтобы повиднее да послышнее было. Вот и старшина городская вышла степенно и важно, расселись на скамьях на помосте. Объявили, что в связи с окончанием срока полномочий необходимо избрать новую городскую и военную власть.
- Какие будут предложения?
Народ зашумел, стал выкрикивать разные фамилии. Чаще других и громче всех называли Костю Юрьева.
- Костю воеводой давай! - надрывался рядом с Мишкой мужичок.
Мишка был удивлён. Ну ладно бы воины кричали, они Юрьева знают. Но гражданский-то чего кричит? А потом как мелькнёт догадка - подкупил, не иначе. Денег-то в походе добыл, есть на что голоса скупать. Правда, были голоса и за Якова Пугвина, и за Ивана Оникеева, и за Пахома Лазарева. Только они были в явном меньшинстве.
Выбрали всё-таки Костю. Старшина на помост пригласила вновь избранного воеводу.
Взошёл Константин степенно, чай - не воин простой, а воинский начальник теперь. Присягу принёс - служить городу и республике Вятской честно, не жалея живота и самой жизни для защиты от врагов.
Взревел народ радостно, а ещё больше - когда Костя объявил, что ставит народу три бочки пива и бочку вина.
Кого стали избирать посадником, Мишка и слушать не стал. Хотел к Косте пробиться, поздравить его с назначением земским воеводой, да не смог. Дружинники оттеснили толпу, образовав проход, и Юрьев быстро ушёл.
Не знал тогда Михаил, что Юрьев будет служить вятичам верой и правдой до 1486 года, а затем - изменит. Войско вятское Устюг воевать пойдёт, а Костя - воеводой. Он целиком и полностью на стороне великого князя московского был, а Устюг - владения московские. Устюг взять? Великий князь московский Иван Третий разгневается, проиграть битву - вятичи не простят. Взяв топор, направился он с сыном Торопом в лес, да и утёк, бросив войско. Явился в Сосновец, жители которого дали ему подводы и людей многих.
Великий князь вятского воеводу принял ласково, уделами пожаловал - были Косте даны города Дмитриев, Руза, Звенигород, а в 1504 году - ещё и сельцо Таганинское.
Был у него пасынок - Васюк, умерший в плену у крымских татар в 1501 году и судьбой которого Юрьев не интересовался. А вот сынок его внуками одарил: Афанасием Костяевым, ставшим впоследствии дьяком, и Осипом Костяевым, ставшим стрелецким головой.
Ближе к вечеру Мишка направился было к Косте, да не пустили. У дома воины стояли на карауле, один из них Михаила узнал.
- Никого не велено пущать, купец. Прости, приказ выполняю. У него сейчас пир, вся старшина собралась. Завтра приходи.
Возвратился Мишка домой не солоно хлебавши. А и пусть, небось Костя и без Михайловых поздравлений обойдётся. И так Мишка целую неделю вече ждал, хотя в плавание мог уйти ещё три дня назад, а сейчас каждый день дорог. Потому как зима на носу. Однако до Нижнего не так и далеко, путь многажды хоженный, известный, потому Мишка и не волновался особо.
Предупреждённый ещё вчера Павел уже ждал на причале. Гребцы перекладывали товар поудобнее - как всегда перед плаванием. Мишка поздоровался с кормчим уважительно, за ручку, да на ушкуй оба взошли. И в путь. Ветер попутный, не студёный. "Кончилось лето, - с сожалением подумал Михаил, - опять кафтаны надевать, а потом тулупы да валенки".
Зимой жизнь почти замирала. Крестьянам делать нечего - поля под снегом, у купцов обозы санные редкие. А много ли на сани погрузишь? Это же не судно. И опаснее намного - не дремлют тати лесные. Власть-то законная, почитай, в двадцати верстах от любого города заканчивается. А дальше - как повезёт.
Они добрались до Пижмы. Затем - переволок, вниз по Вые, Ветлуге… Снега ещё нигде не было, но по ночам уже зябко. Почти всей командой у костра грелись. Днём ещё куда ни шло, замёрзнут - за вёсла. Через время жарко становится, кафтаны поскидывают, а там - и рубахи. В одном исподнем гребут.
Добрались до Нижнего. Ярмарка уже не работала, но торг остался. Не так быстро, как хотелось бы, но товары Мишка продал и на обратный путь загрузился. Тканей разных почти на половину ушкуя, три десятка криц железных. Зимой от морозов даже болота замерзают, негде кузнецам плохонькое болотное железо взять, вот и пойдут крицы за милую душу. Товар хоть и тяжёлый, зато не испортится.
Просел ушкуй от железа, а Мишке в радость, не пустым возвращается. По Волге вниз хорошо идти - течение попутное, а дальше всё вверх да вверх - что по Ветлуге, что по Вые, что по Вятке.
Переволок чудом прошли. Опасались уже купцы плавать, по утрам в ручьях у берега тоненький ледок похрустывал. Перетащили казаки ушкуй лошадьми, выпрягли, за расчётом подошли.
- Повезло тебе, купец. Всё, твоё судно - последнее, теперь уж до весны.
Обрадовался Мишка - ушкуй-то уже в Пижме покачивается. До дома - седмица пути.
Переночевали у переволока, а утром выпал снег. Сначала дождик пошёл, потом снежинки появились, а затем уж и снег повалил - мокрый, тяжёлый. На бортах лёд нарастать стал. Водяные брызги, попадая на борта, быстро замерзали. Гребцы топорами лёд сбивали, потом на вёсла садились, и снова лёд скалывали. Тяжёлой дорога домой оказалась, все из сил выбились.
На следующей стоянке от холода пальцы на руках не гнулись, рукавицы от воды промокали моментально и не грели. Едва костёр смогли развести, потому как валежник тоже промок.
Костёр всё-таки развели, полив хворост льняным маслом из светильника. Пока дежурный поставил треногу над костром да вскипятил воду в котле, чтобы похлёбку сварить, ушкуйники забылись тяжёлым сном. И до Хлынова-то оставалось всего вёрст тридцать с небольшим, а вот попробуй, пройди их на судне! Хорошо ещё, что Павел знал все стоянки на берегу. Хоть земля чуть снегом припорошена была, а пришвартовался точно. Это ведь не новое место для ночлега обустраивать - кустарник вырубать, жерди для полога искать.
Когда похлёбка была готова, Павел с дежурным едва людей растолкали.
- Вставайте, хоть поешьте - согреетесь. Голодный всегда мёрзнет пуще.
Поели, наскоро на жерди холстину толстую набросили, образовав нечто вроде полога, чтобы снежок сверху не падал. Под полог - ещё одну холстину, да и завалились все рядком.
Мишка по нужде подальше за кусты отошёл. И усталость да холод сыграли с ним роковую роль. Утратил бдительность, на снег не смотрел, ничего вокруг себя не слышал, одна мысль была - быстрей под полог и - спать. Однако когда гашник на штанах затягивать стал, дошло: след чужой! И запах - пота, чеснока. Дёрнулся было Мишка в сторону, к костру, да рот раскрыть не успел, как на голову обрушился тяжёлый удар, и земля ушла из-под ног.
В себя пришёл быстро - да толку? Во рту - кляп, руки за спиной связаны, и двое мужиков его за руки волокут куда-то, только ноги по кочкам бьются. Мишка дёргаться не стал - даже виду не подал, что в себя пришёл. Надо сначала понять, кто это такие и чего они хотят. А пока он прикидывается, что без сознания, глядишь - и проговорятся нападавшие. Вопросов сразу много возникло. Одного его похитили или и остальную команду? Кто эти люди? Если бы убить хотели, нырнули бы его ножом сзади. Стало быть, цель у них другая.
Мысли ворочались тяжело, голова после удара была каменной и болела.
- Надо было, Иване, дежурного по голове шандарахнуть, да всех и вязать, пока сонные. А ты - "давай хоть одного возьмём!" Чего он стоит-то? Красная цена - два рубля.
- Ишь ты, два рубля ему не деньги? У тебя что - кошель от монет пухнет? Тащи, дурень! Недолго осталось. Ты его, случаем, не убил?
- Не, у меня опыт. Вскоре в себя прийти должен.
- А то будет дурачком, кому его продашь? Мишку подтащили к землянке - вырытой в земле яме, накрытой сверху жердями и присыпанной землёй. Вместо двери - полог из бычьей шкуры. Полог откинули, затащили, положили на землю. Не швырнули, а положили, хоть и не очень бережно.
- Ну, пошли, костерок разведём, погреемся. Ноне хорошо получилось - двоих взяли, а завтра с утречка и ладья пойдёт.
- Если лёд на реке не встанет.
- Типун тебе на язык.
Полог закрыли, в землянке наступила темень. Недалеко послышалось движение. Мишка замычал, дёрнул ногами, попробовал пошевелить руками - вдруг верёвка ослабнет. Нет, хорошо связали, супостаты. Перекатившись, к нему приблизился второй пленник.
- Ты кто? - шепнул он на ухо. Мишка замычал в ответ.
- Ага, кляп мешает. Повернись на спину, а голову ко мне поверни.
Мишка перевернулся с бока на спину, повернул в сторону голову и ощутил на своей щеке чужое дыхание. Незнакомец зубами ухватился за кляп и вытащил его из Мишкиного рта. Мишка с наслаждением вдохнул полной грудью, почувствовал на языке противный привкус тряпки и с отвращением сплюнул.
- Спасибо. Меня Михаилом звать, из Хлынова я. Гребец с ушкуя, - решил он слегка приврать.
- А я Тихон, тоже вятский, из Кукарки - слобода такая, может, слыхал?
- Слыхал. Кто нас в плен взял-то?
- Не знаю, я тут с ночи.
- Так и сейчас ночь. Пока меня тащили, слышал я вполуха - ладью какую-то ждут.
- Плохо. Кинут нас на ладью - и на Казань, там в рабство продадут.
У Мишки сразу в мозгу картинка сложилась - не зря один из татей про два рубля говорил, именно столько на невольничьем рынке за пленных дают. Ничего кошмарнее Михаил представить себе не мог. К татарам только попади - там и сгинешь. Вот ведь идиотизм: недалеко, в бочажке, ладья с трофеями лежит, где злато-серебро в сундуках. Его, Михаила, богатство. А его самого за два рубля продать хотят!
Надо что-то придумывать. Если завтра на ладью попадёт, там и охраны побольше будет, и колодку деревянную на шею и руки надеть могут. Видел уже такие, с ней не убежишь. Значит, думать надо сейчас, до прихода ладьи. Сколько ночного времени осталось? Михаил даже приблизительно сказать не мог.
- Тихон, ты не уснул ещё? Нет.
- Верёвку на руках перегрызть мне сможешь?
- Убежать хочешь?
- А ты разве - нет? Или рабом в услужении у татар помучиться хочешь?
- Сейчас попробую. Повернись ко мне спиной.
Тихон согнулся и, лёжа на боку, стал грызть зубами верёвку, стягивающую руки Мишке. Пару раз он довольно сильно прихватил зубами кожу на руке.
Жилу за жилой, понемногу Тихон грыз верёвку. Периодически он отдыхал и отплёвывался от размочаленной пеньки. Сколько прошло времени? Мишка даже предположить не мог, боялся лишь - не успеют они к утру.
Наконец, верёвка ослабла. Михаил пошевелил руками, напрягся. Подточенная верёвка лопнула. Он распрямил руки, размял затёкшие запястья.
- Повернись, Тихон, я попробую тебя развязать.