Пояса с ножом на Мишке не было - видно сняли, когда он без сознания был. Он на ощупь нашёл узел и стал развязывать его, помогая себе зубами. С трудом, но он сумел снять верёвку. Тихон тоже стал растирать затёкшие и онемевшие руки.
- Что дальше делать будем? - прошептал он.
- Погоди, соображу.
Мишка начал себя ощупывать, и руки его сразу наткнулись на грузик кистеня в рукаве. Удача неслыханная! Пояс с ножом сняли, а дальше обыскать не удосужились. Эх, нож бы засапожный в голенище сапога! Да об этом можно только мечтать!
Насколько Михаил понял, татей двое. Как бы одного отвлечь, к себе позвать? Если сразу двое нападут, да ещё и с оружием, тяжело отбиться будет. Кистень - не сабля, и не топор боевой. Но всё-таки попробовать надо.
Михаил стащил с себя кафтан, подполз к пологу и заглянул в щель. В десяти аршинах от землянки сидели на корточках оба татя, перед ними - костерок с висящим над ним котлом. Небо слева едва заметно светлело. Знать, до рассвета недалеко.
Один из них помешивал ложкой в котелке, второй клевал носом. На рассвете больше всего спать хочется, это Мишка по себе знал.
- Делаем так, - шепнул он в ухо Тихону. - Тихонько выползаем и - к костру. Там их двое всего. Один носом клюёт. Я ударю его кистенём, а ты бросишь во второго мой кафтан - он от неожиданности рукой прикрыться попытается. Так оружие хватай, какое увидишь - топор там или дубинку, - и бей. Ведь должно же у них оружие быть, коли они разбойники.
- А может, попробуем выползти и - в сторону, так и уйдём?
- Не получится. Морозец лёгкий, снежок лежит. Любая ветка под ногами хрустнет - и мы раскрыты. А на снегу следы хорошо видны, догонят быстро.
- Боюсь я!
- Рассветёт вскорости, ладья придёт, - напомнил Михаил. - Вдохни глубоко, и выползаем. Сразу не вскакивай, не ори и не топочи. Как можно ближе подползти надо. Между землянкой и разбойниками - костёр, потому они нас сразу не увидят. Надо решиться, хоть и страшно. Или сейчас, или никогда!
Михаил приподнял полог и выскользнул ящерицей из землянки. За ним - Тихон, в руках - кафтан. Поползли оба: Мишка впереди, Тихон - чуть левее и приотстав.
Всё ближе костёр… Уже три аршина осталось, как один из татей почувствовал что-то, насторожился, голову от котелка поднял.
Мишка приподнялся, а потом, как пружиной подброшенный, вскочил, прыгнул вперёд и со всей силы влепил грузик кистеня в лицо разбойнику, вложив в бросок всю свою силу, всю ярость. Разбойник упал на спину, раскинув руки. Добивать - если он жив остался - было некогда.
Второй тать от шума проснулся, приподниматься начал, хлопая ничего не понимающими глазами. А в голову ему уже кистень летел. Да незадача вышла - не рассчитал Мишка дистанции, коротковат оказался тонкий кожаный ремешок. Ударился он о голову татя слегка и тут же назад отскочил. Но в это время Тихон кафтан татю в лицо бросил. Слегка оглушённый, тот руки перед собой поднял и с перепугу заорал.
Краем глаза Мишка справа от себя блеск заметил. Голову повернул - топор, обычный, плотницкий. Только схватил его, только разогнулся, а мужик уже на него летит в прыжке. И времени ни уклониться, ни ударить в ответ не остается. Упали оба - мужик сверху.
От удара спиной о землю у Мишки дыхание перехватило, и он топор из руки выпустил. В это время разбойник схватил его за горло. Мишке и так дышать было нечем, а тут ещё и мужик душит. И кистенём не ударишь - замаха нет.
В глазах у него уже радужные пятна появились, как вдруг противник хватку ослабил и обмяк. Мишка вдохнул воздух раз, другой и, зажав в кулаке грузик кистеня, ударил им татя в висок и столкнул его с себя. Приподнявшись, увидел, что рядом, держа дубинку в руке, стоит Тихон.
- Это… ты… его? - спросил Тихон, едва переведя дух.
Он, выронив из рук дубинку, весь затрясся.
- Ты чего?
- Я человека убил! - а сам чуть не плачет.
- Какой же это человек - разбойник он! Его место - на суку висеть, на верёвке. Не ты на него напал, а он тебя в полон взял, в рабство продать хотел.
- Кровь теперь на мне, - заныл Тихон, - как же я теперь в монастырь?
- Отмолишь сей грех. Кончай сопли пускать, рассветёт скоро. Уходить нам надо. Где мой кафтан?
Кинулись они искать его, а от кафтана одни обгорелые лохмотья остались. Тать его от себя в костёр отбросил, он и сгорел.
Мишка прикинул, кто из разбойников с ним телосложением схож. Оказалось - первый, что в котле ложкой мешал и которому Михаил кистенём в лицо попал. Он дёрнул за рукав всё ещё продолжавшего раскаиваться в убийстве разбойника Тихона:
- Помоги зипун с него стянуть!
- Никак не можно, я не разбойник!
- А до Хлынова я в одной рубахе пойду? - обозлился Михаил.
Вдвоём они стянули с разбойника зипун, и Мишка надел его на себя. Пришёлся он ему впору: сразу тепло стало, только пахло от зипуна противно. Он всмотрелся в того, с кого только что снял верхнюю одежду. Лицо у разбойника - кровавая каша, и он не дышит. Мишка ко второму разбойнику подошёл. На нём обнаружил свой пояс, с ножом. Перевернул его, чтобы пояс расстегнуть, а тот застонал. Не сдох, мразь!
- Добить надо гада!
- Ты что, нельзя - богомерзкое дело! Ведь сказано в Священном Писании - не убий!
- К нему это не относится. Ты лучше вот что - обойди вокруг землянки, отступя саженей двадцать. На снегу следы должны быть, как меня волокли. Найди их - по ним назад пойдём.
Тихон исправно пошёл искать следы. Михаил же снял с татя свой пояс и подпоясался им. Неохота было руки марать, однако Митрофан учил его в своё время - не оставляй врага за спиной недобитым!
Мишка рубанул татя топором по голове и отвернулся. Вытер лезвие топора снежком, топорище за пояс заткнул. Всё-таки это оружие посерьёзнее, чем нож.
Издалека Тихон крикнул:
- Нашёл!
- Ты чего на весь лес орёшь? А если ладья рядом?
- Прости.
Следы и в самом деле были от волочения Мишки, и рядом - две цепочки следов от сапог разбойников.
- Идём! Ещё не рассвело. Мой ушкуй уйти без меня не должен. Если недалеко - успеем.
Он шёл по следу, Тихон держался сзади.
- Ты чего в монастырь собрался?
- В послушники.
- Монахом хочешь стать?
- Хочу.
Удивился Мишка, но говорить ничего не стал. Выбирать в жизни дорогу - дело личное. Мишке вот торговать нравится, а кому-то - Богу служить. Каждому - своё.
Солнце так и не показалось из-за низких туч. Стало просто светать, а светило за тучами едва угадывалось. Мишка ускорил шаг. Павел вставал рано - поднимал команду. Его наверняка хватились, и теперь в растерянности - куда делся. Поискать должны бы. Особые надежды Михаил на Савву возлагал - всё-таки охотник бывший, следы должен уметь читать. Навстречу выйти должны, обнаружив чужие следы и пропажу хозяина.
Мишка аж зипун расстегнул. Следы, по которым они шли, вели параллельно берегу реки - саженях в ста, потом вправо свернули, к стоянке. Не выдержал - побежал. Выскочил на полянку, а она пуста. Он своим глазам не поверил. Может быть, это не его стоянка, где стоял ушкуй, - другая? Нет - вот жерди, на которые полог вешали, вот дерево с раздвоенным стволом, за ствол которого канатом ушкуй ошвартовывали. Свежее, ещё горячее кострище, на котором утром готовили похлёбку.
Михаил кинулся к воде и увидел, как вдали уходит за поворот его ушкуй. Слишком долго он на нём плавал, чтобы не узнать даже на таком расстоянии. И даже силуэт кормчего узнал.
Сложив ладони рупором, Михаил в отчаянии закричал:
- Павел!
Но было уже поздно - ушкуй скрылся.
Мишку охватило отчаяние. Он так надеялся, что ему навстречу выйдут ушкуйники, в крайнем случае - они его подождут. Ушли!
Сзади подошёл Тихон, обнял за плечи.
- Не расстраивайся, значит, так Господу угодно. А в уныние впадать - грех!
- Иди ты со своими проповедями! Сколько я тебя в землянке уговаривал! Навалились бы шустрее - сейчас бы на судне к Хлынову плыли.
- Эка беда! Главное - сами живы и на свободе. А Хлынов никуда не денется, мы до него пешком дойдём. Если мешкать не станем - после полудня на месте будем. А то, может, и раньше, - хитро улыбнулся Тихон.
Посовещавшись, решили вдоль берега идти, чтобы не плутать. Если реки держаться, хоть и попет лять придётся, согласно её изгибам, всё равно к берегу всегда можно выйти.
Мишка с сожалением вспомнил о котелке с варевом на разбойничьем костре. Знать бы, что к ушкую не поспеют, так хотя бы поели. На сытое брюхо шагается лучше, веселее.
Они двинулись вперёд, Мишка от реки удалился саженей на полета. Отсюда и реку видно, и спрятаться быстро можно, если судно чужое заметят. Он ведь помнил слова Ивана-разбойника о ладье.
Тихон сзади шёл, по следам Михаила, подобрав на стоянке жердь и пользуясь ею, как посохом. Оглянувшись, Михаил засмеялся.
- Ты чего?
- Тебе бы рясу - вылитый монах.
- Что смешного в том, что я монахом стать хочу?
- Ничего, да только у тебя постное лицо.
Михаил погрузился в раздумья. Что в плен его взяли - сам виноват. Осторожнее быть надо. Понятно - устал, и рядом - стоянка с ушкуйниками. Почувствовал себя в безопасности, расслабился, и тут же получил урок. Вроде не маленький - пятнадцать лет уже, а попал, как курица в ощип. Другое беспокоило - почему Павел ушкуй увёл? Видел, конечно, Михаил воду, поверх водной глади - шуга - снег со льдом, как каша. Вероятно, кормчий испугался, что реку льдом скуёт. Только ведь если лёд встанет, то пока тонкий, непрочный. Плыть по нему будет тяжело, однако и Хлынов рядом.
В голове мелькнуло подозрение: "А не Павла ли это проделки?" Вроде всё не в его пользу говорит.
Похитили со стоянки одного Михаила, но это ещё не факт, вполне могла быть случайность. Мог бы отлучиться в кустики и другой ушкуйник. Но! Павел увёл ушкуй со стоянки утром, и только он знает, где затоплена ладья с ценностями. Выходит, ему на руку, если Михаил пропадёт. Пройдёт годик-два, а там и ценности поднять можно.
Разум упорно цеплялся за противоречия - за Павла и против, но сердцем Мишка не хотел верить в такую подлость. Не похож он на мерзавца. К тому же Михаил уже подозревал Павла один раз, когда он разнёс долю убитых вдовам и их ограбили.
Тот оказался ни при чём, сыскался истинный виновник. Однако же червь сомнения уже закрался в душу и точил её. Михаил слишком задумался и шёл, механически переставляя ноги, и только тычок в спину вернул его к действительности. Это шедший сзади Тихон ткнул его своим импровизированным посохом.
- Судно на реке.
- Ложись.
- Зачем?
- Ложись, дурень! Ты что, хочешь, чтобы нас увидели? А вдруг это та ладья, которую разбойники ждали?
Михаил и Тихон рухнули на землю.
Сверху по течению спускалась ладья. Видно, что плавание давалось нелегко. Борта в наледи, лёд даже на вёслах. Тяжёлый и широкий корпус едва идёт среди шуги. Та ли это ладья - разбойничья, или другая, но Мишка решил не рисковать. Корабельщиков на судне человек десять-двенадцать, от всех не отобьёшься.
Пока лежали, ожидая прохода ладьи, замёрзли.
- Сейчас бы сбитня горячего, - мечтательно сказал Тихон.
- А к сбитню - курочку жареную, пряженцев с грибами, - подначил его Мишка.
- Ох, не соблазняй. И так в животе урчит. Я два дня как не ел.
М-да, Тихону ещё хуже, чем Михаилу. Однако идёт, молчит, не жалуется. Стойкость это или смирение?
Ладья скрылась из виду. Они встали, пошли быстрым шагом, чтобы согреться. Хоть бы к селу какому-нибудь выйти. Тогда можно было бы сани нанять до Хлынова. Хотя - нет, без денег не повезут. Топор разве отдать вместо задатка? Мишка усмехнулся. Ещё деревни нет, а уже размечтался.
В основном на реках стояли города, деревни прятались по малым рекам и ручьям, опасаясь нападений, поэтому и не встречались они Михаилу и Тихону.
Шли без остановки и довольно долго. Сколько вёрст позади осталось, одному Богу известно. Притомились оба. Михаил остановился.
- Всё, не могу больше, привал. Давай отдохнём немного.
- Чуток не дошли до нужного места.
- Ошибаешься, Тихон. До Хлынова далеко ещё. Уж я-то берега знаю, сколько раз здесь на ушкуе ходил.
Тихон спорить не стал, уселся на пенёк. Мишка устроился на поваленное дерево - всё лучше, чем на мёрзлой земле. Они перевели дух, снова поднялись. Мишка хотел быстрее в Хлынове оказаться, узнать, почему ушкуй ушёл. В конце концов - поесть и согреться, снять вонючий разбойничий зипун.
Они прошли версты две, когда Тихон сказал:
- Забирай влево.
- Это ещё зачем? Вон - берег видно, идём правильно. Если в лес углубимся, заплутать можно.
- Я эти места знаю, позволь - впереди пойду. Мишка остановился и пропустил Тихона вперёд. Тот уверенно свернул от берега в глубь леса.
Мишка в лесу чувствовал себя неуютно. Он вырос в селе, взрослел на воде, на ушкуе. А в лесу - никаких ориентиров. Ладно бы дорога была, а то деревья вокруг одинаковые. Но он доверился спутнику. Тот шёл по лесу, как по собственному двору. Мишка в душе удивлялся.
Они вышли к неглубокому оврагу и пошли по левой его стороне. В конце была небольшая поляна, на ней - охотничья избушка. То, что это заимка, Мишка понял сам. Жил бы крестьянин-отшельник - вокруг избёнки сараи были бы для живности, огород или пашня. Видел уже Мишка крестьянские дома на выселке.
Тихон подошёл к избе уверенно, повернул простенький запор на двери и вошёл. Мишка - за ним. Не зря, выходит, он Тихону доверился, тот и в самом деле местность знал. Думал, обогреются теперь, а может, и еду какую-нибудь найдут - хоть сухари.
Но Тихон повёл себя странно. Он пошёл в угол, сдвинул в сторону ветхий сундук и потянул за кольцо в полу, открыв люк. Из него дыхнуло земляной сыростью. Мишка посторонился. Кто такой этот Тихон и зачем он его к подвалу привёл? Может, зло умышляет? Мишка взялся за топорище. Однако Тихон уже по лесенке начал вниз спускаться. Увидев, что Михаил стоит, недоумённо выглянул из подпола:
- Чего застыл соляным столбом? Лезь за мной.
- Чего мне в подвале делать? Я за тобой шёл, думая, что ты короткую дорогу знаешь, да видно - ошибся.
- Не сомневайся, Михаил. Самая короткая дорога в Хлынов - вот, перед тобой.
- Этот подпол - дорога в город? - Михаил не мог скрыть удивления. А может, Тихон умалишённый, блаженный?
Михаил замер в нерешительности, а тот уже исчез внизу. Махнул рукой Мишка и тоже полез в лаз.
Тихон стоял внизу и бил кресалом по кремню, высекая искры. Затлел сухой мох в углублении камня. Тихон снял со стены факел, зажёг его.
- Люк закрывай! Теперь уж светло. Мишка прикрыл, снял со стены другой факел и зажёг его от факела Тихона. Тот пошёл вперёд, Мишка - за ним. Саженей через десять ход раздвоился. Тихон свернул направо.
- Если будут попадаться ответвления, всё время держись правой стороны, тогда придёшь к Хлынову, - посоветовал он Мишке.
- А левую сторону ежели приму?
- Ни к чему тебе об этом знать. Есть ходы-ловушки, где смерть свою можешь найти.
Мишка хмыкнул. Идя за Тихоном, он осматривал подземный ход. Сделан тот был надёжно. Высотой в человеческий рост, свод и стены из дубовых и лиственничных плах - они сырости не боятся, только крепче становятся. Надёжно сделано, на века.
- Это кто же ход сей соорудил?
- Уж много лет с тех пор прошло - кто знает… - ответил Тихон.
- А кто о нём знает?
- Немногие. Но кому надо, те знают. Первоначально, как мой дед говорил, ход делали, чтобы гонца за пределы города вывести в случае его осады врагом. Или всех жителей, коли враг город жечь начнёт.
- Занятно! Это сколько же трудов и сил положено?
- Только о ходе сём - молчок. Кабы не трудные обстоятельства, вовек бы тебе его не показал. Да смотрю - человек ты надёжный. Вон как лихо с разбойниками управился.
Шли они долго, но поскольку солнца из подземелья видно не было, Михаил даже затруднялся сказать - сколько сейчас времени и сколько они прошли.
- Тихон, долго нам ещё идти?
- Почти пришли. Это самый длинный ход - немногим больше десяти вёрст.
- Ого! - удивился Мишка. Сколько жил он в Хлынове, о подземелье узнал впервые.
Путники упёрлись в запертую дверь, но Тихон пошарил рукой справа от притолоки, отодвинул задвижку и распахнул дверь. В глаза ударил яркий свет. Оба зажмурились.
- Туши факелы! - приказал Тихон и затоптал сапогом свой. Огонь погас, но факел ещё чадил дымом.
За дверью стены из дубовых плах закончились, ещё две сажени, и они вышли… Мишка сразу узнал это место:
- Так это же Раздерихинский овраг!
Глава 9
- Стой! - сказал Тихон. Он сорвал с кустов несколько веток с ещё не успевшими облететь листьями и сделал небольшой веник. - Теперь иди направо, - обратился он к Мишке.
Михаил пошёл, оглянувшись на ходу: интересно было - зачем Тихону веник? А тот шёл по Мишкиным следам и, уничтожая их, заметал веником снег. Ловко! Так вот какую тайну хранит земля под Кукаркиной слободой!
Выйдя из оврага - уже наверху, на Кузнечной улице, - они стали прощаться.
- Спасибо тебе, Михаил, что из лап разбойничьих меня спас! Видно, Божьим промыслом. Прощай, купец, даст Бог - свидимся.
- Откуда ты знаешь, что я купец? Я же тебе говорил - гребец с ушкуя!
- Я тебя при свете узнал. Лавка у тебя есть, и девушка Лиза там работает.
- Откуда ты знаешь?
- В книжной лавке я с ней познакомился. Она "Житие святых" покупала. Читать любит, а это - редкость, тем более - для девушки.
Мишке стало неудобно за своё враньё.
- Извини, если что не так, Тихон, - он протянул ему руку.
Тихон пожал её:
- Только о ходе подземном - никому.
- Обещаю! Ну, удачи тебе!
Мишка направился к дому. Около него стояла подвода, и ушкуйники сносили товары в лавку. Мишка подошёл, остановился в сторонке, понаблюдал, да и встал у входа. В лавке Лиза распоряжалась. "Рулоны сюда несите", - слышался её голос.
Из лавки вышел ушкуйник Никита, наткнулся на Мишку и, не узнав его, оттолкнул.
- В сторонку прими, не видишь - товар разгружаем.
Мудрено было в Михаиле признать хозяина: зипун с чужого плеча - едва не до пят. Однако глазастая Лиза сразу его узнала.
- Ой, хозяин вернулся! - И кинулась ему на шею. - А сказали - сгинул, то ли в лесу заблудился, то ли утоп!
Никита рулон ткани чуть из рук не выпустил.
- Михаил! Ты живой?!
- Как видишь. Даже потрогать можно.
- А… э… - Никита не мог подобрать слов. - Да как же это? Павел к деду твоему пошёл - о беде рассказать.
Мишка вошёл в дом, поднялся по лестнице и застыл у открытой двери в комнату деда и бабки. Слышался голос Павла:
- Так и получилось. Нигде нету. Посудилипорядили и решили в Хлынов ушкуй гнать. По воде уж шуга плыла. Не дай бог, думаю, лёд встанет - что тогда? Хоть бросай ушкуй с товаром.
Мишка вышел из-за притолоки. За столом сидели дед с бабкой, вытиравшие слёзы, и Павел с понурым видом - спиной к двери. Увидел дед Мишку, рот от удивления открыл, бабку локтем толкает.
- Ты чего, старый, пихаешься?
А дед и сказать ничего не может, только пальцем на Мишку показывает. Глянула бабка - Мишаня стоит, живой, - да как заголосит!
- Вернулся, любый мой внучек! А я уж и не чаяла живёхоньким тебя увидеть!