По официальным и далеко не полным данным, на стороне немцев воевало два миллиона с лишним человек со всей Европы. Не так давно всплыли цифры, что только одних поляков в вермахте воевало не менее шестисот тысяч человек. А один исследователь, причём поляк, прибавил к этому ещё примерно триста тысяч. Сегодня можно смело говорить о трёх миллионах европейцев, шедших вместе с нацистами убивать мою страну. И это не учитывая тех, кто был в военизированных формированиях. Они обслуживали тылы, доставляли к фронту боеприпасы, обмундирование, провиант и множество того, без чего армия не может вести боевые действия. Я где-то читал, что одного солдата, находящегося в окопе, обслуживают только в прифронтовой полосе несколько тыловых и гражданских лиц. Так что эти два миллиона европейского сброда смело можно увеличивать ещё в три-четыре раза минимум. Если по фронтовым потерям у нас количество погибших солдат соотносимо с потерями фашистов и их шестёрок, то вот с мирными гражданами пропорция жуткая. Восемнадцать миллионов жителей, если не больше, – женщин, детей, стариков убили в рамках программы "Ост". Причём около семидесяти процентов из этого числа сожгли, расстреляли, заморили голодом фашистские добровольные приспешники из оккупированных стран, полицаи.
На совести всех этих национальных формирований крови мирных граждан больше, чем у самих немцев, которые творили такое, что не по себе становится. В годы советской власти народу эту статистику не называли. Прятали. Всё-таки представители этих стран и республик наши – "советские". Неполиткорректно. Взять ту же белорусскую деревню Хатынь. От нас скрывали, что всех там сожгли украинские полицейские формирования из националистов. Сожгли поголовно: женщин, детей, стариков. Никого не пожалели. Удивительно, но несколько жителей сбежали и попали на патруль настоящих эсесовцев, из немцев. Так те отпустили их. Благодаря этим безвестным немцам, настоящим фашистам, они уцелели. И таких деревень, сёл и хуторов было уничтожено просто огромное количество.
А в концентрационных лагерях все эти представители национальных меньшинств служили охранниками, надзирателями. Даже в самой Германии были большие лагеря, где из немцев состояла только администрация, а все остальные – из полицаев, разных предателей и националистов. И такие издевательства творили, что сами фашисты от зависти спать спокойно не могли. Нам же этих подонков выдавали за немецких эсесовцев. В моё время, Лёль, появилась масса продажных "пейсателей" и "историков", которые с пеной у рта доказывают, что, дескать, таким образом эти уроды мстили советской власти. Нет! Если человек изначально гнилой, то он себе начнёт придумывать сотни отговорок и оправданий для своих действий. Лёль, мне тяжело об этом говорить. Но если я попал сюда, то должен сделать всё, чтобы хоть немного уменьшить число наших потерь. Пусть жертв станет на сто тысяч меньше. На десять, на тысячу. Даже сто, десять человек…
"Мы должны это сделать. Ты и я… – тихо поправила меня Лёля. – Иначе зачем жить? А у вас в будущем очень страшный мир. Такое ощущение из твоих рассказов у меня сложилось, что никаких светлых идеалов в твоём мире не осталось. Только личная выгода, удовольствия любой ценой, погоня за успехом. Деньги стали мерой всех отношений. Я не хочу жить в таком мире."
Мы с Лёлькой составили план дальнейших действий. Обсуждали каждый пункт. Если так можно выразиться, спорили до хрипоты. Со стороны, наверное, это выглядело забавно. Лежит в палате деваха с огроменным фингалом, энергично жестикулирует, корчит рожи. Это так отражался наш неслышный и невидимый для посторонних напряжённый внутренний диалог. Я рассказал Лёльке обо всём, чему меня научили в разведке. Как выяснилось, знал я немало. Экс-хозяйка тела оказалась особой дотошной, въедливой и весьма сообразительной. Она просто изводила меня вопросами и уточнениями. Особенно меня доставало это перед сном. Только начнёшь засыпать, а эта непоседа опять лезет со своими вопросами.
"Лёлик, спишь?"
– А-а! Что!? Где!? Господи, уснёшь с тобой! Ни днём, ни ночью от тебя покоя нет! Ну что вы, женщины за народ такой? Всё мало, мало вам. Не могу уже – всё! Сил больше не осталось. Всю душу из меня вынула.
"Да, я про другое, только один вопросик уточню и – всё. Ещё раз пробежимся по тактике действий малых диверсионных групп в глубоком тылу противника. Согласно наставлениям…"
Как правило, за одним вопросиком, следовал другой. Потом ещё, и ещё… А главное, от Лёльки невозможно было спрятаться. Сидит по соседству где-то в организме и методично плешь проедает. И ведь не убежишь от неё никуда! Ни на рыбалке с друзьями не скроешься, ни в гаштетной не посидишь. Теперь я точно знал, что значит настоящий кошмар. Летящий ужас на крыльях ночи. И понял, каково местным преподам и инструкторам от её характера. Все голливудские фильмы ужасов ничто по сравнению с ним. На мои возражения и вопли Лёлька никакого внимания не обращала.
"Война на носу, а этот подселенец, настоящий бездельник и лентяй, только о сне мечтает! – возмущалась она. – А ну учи, гад, пулемёту!"
Мужики, какое счастье просто так лежать на диване, когда тебя никто не теребит! Не голосит, не заставляет выносить мусор, пылесосить, идти в магазин. Лежишь себе, плюёшь в потолок, глупо улыбаешься. Можно в носу ковыряться. Похрапеть полчасика. Кайф! Настоящая нирвана. Блаженство. Диван и ты. Ты и старый проверенный и проеденный временем диван. Цените эти минуты тихого счастья, мужики! Не знаю, по какой причине Лёлька не могла управлять своим телом. Я искренне хотел, чтобы она опять стала полновластной хозяйкой. Могла ходить, куда угодно. Делать, что захочет. Но после титанических усилий она смогла овладеть только своей левой рукой. И немного голосовыми связками. Правда, сильно уставала. Мне было забавно смотреть, как рука безо всякого усилия с моей стороны действовала. Мы даже начали руками на скорость хватать разные предметы. Чаще всего Лёлькина рука опережала мою правую. Шустрая, однако. А в шахматы играть с ней было одно удовольствие. Она левой рукой свои фигуры двигает, а я свои. Я наивно думал, что довольно крепко играю в шахматы, однако Лёлька меня почти всегда разносила в пух и прах.
– Нечестно с твоей стороны. Ты мои мысли подслушиваешь, – возмущался я.
"Да ты чего! – неискренне протестовала Лёлька. – В мыслях даже не было твои мысли смысливать, то есть читать. Больно надо! Признайся сразу, хуже меня играешь и оправдание себе ищешь. Боишься признаться, что мы, женщины, лучше вас мужчин в шахматы играем."
– Вот бы в карты сразиться, тогда да. Я бы тебя в два счета вокруг пальца обвёл.
"И на чего играть будем?"
– На раздевание. Я выиграю – ты раздеваешься. Я проиграю – моя очередь раздеваться. Всё по-честному.
"Интересно. И, как ты себе это представляешь?" – ехидно спросила Лёлька.
Ешкин кот! Я же совсем забыл. Как говорит наш дорогой шеф, если человек идиот, то это надолго.
"Вот именно – идиот! – рассмеялась Лёлька. – Наконец-то ты осознал свой естественный уровень умственного развития. Ох, бедный, бедный Лёлик! Ха-ха… Эх, ты – сержантиха! Теперь мне понятно, почему в вашем времени армия развалилась. Пойдём от обратного. Уровень развития сержанта прямо пропорционален развитию, как там у вас, бывшего министра обороны, специалиста по деревообработке, его мыслительных способностей. Типичный сексуальный отклонист-гаремщик. Какой ужас! Теперь всё окончательно стало на свои места. Бедная армия…"
Не знаю, что с нашим, теперь общим телом, происходит, но военврач Галина Петровна не скрывала своего удивления.
– Воронцова, это просто фантастика. Твои гематомы рассасываются на глазах. Первый такой случай в моей практике. А видела я немало. Покажи язык. Так, дыши – не дыши. Замри. Присядь. Вытяни руки. Глазами влево-вправо. Закрой глаза. Коснись кончика носа. Да не языком! Ничего не понимаю. У тебя всё в полном порядке. Была бы моя воля, отправила бы тебя в исследовательский институт в Москве и изучила бы необычный феномен до последней пяточной кости.
– Не надо! – в один голос испуганно закричали мы.
– Ну ничего, Воронцова. Я уверена, что скоро ты опять что-нибудь отчебучишь и вернёшься ко мне. Вот тогда я займусь тобой по-настоящему, – пообещала Галина Петровна и хищно потерла ладошками.
Мы тихо ахнули. Да, все доктора одинаковы. А нам что-то становиться мухами дрозофилами не хотелось. Даже ради советской науки. Похоже, наш доблестный военврач решила заняться тайнами мутации. И я был почему-то уверен, что она бы добилась своего и совершила открытие мирового уровня. Теперь наша главная задача – больше в медсанбат не попадать.
Мы немного погодя с Лёлькой обсудили этот вопрос и пришли к выводу, что этот феномен напрямую связан с моим переносом в её тело. Мощность двух сознаний дал такой поток энергии, что белковые структуры приобрели новые свойства, скорость регенерации возросла в разы. На следующий день нас выписали, и мы под задумчивым взглядом военврача спустились в новый (лично для меня) мир.
Признаюсь, меня от страха трясло. Мне предстояло сдать экзамен на идентичность прежнему образу Воронцовой. Лёлька меня, разумеется, муштровала и гоняла как сидорову козу на капустной плантации. Мы отрабатывали вариант синхронного перевода. Мне предстояло слушать её, чувствовать все характерные для неё движения, мимику, жесты, а потом моментально отображать в этом мире. Для этого я должен частью своего сознания находиться как бы внутри себя, а другой – во внешнем мире. Задача сложнейшая и совсем для меня необычная. С подобным раньше сталкиваться не приходилось.
"Не дрейфь. Пролезем, – заверила меня Лёлька. – Ты только лицо сделай посимпатичней и подобрей. Также желательно и поумней. Да и не такая я страшная, чтобы всех пугать. Я, между прочим, в любимую спецшколу иду."
Не успел я сделать несколько шагов, как ко мне подскочило несколько курсантов.
– Наша Лёлька вернулась! Как ты себя чувствуешь? – радостно закричали они. М-да, видать девчонка здесь в авторитете.
– Всё ништяк, братишки! Фиг ли мне будет! Солнце высоко, до дембеля далеко, а кухня всегда рядом! А где кухня, там всегда и мы! – неожиданно вырвалось у меня. Стресс, понимаете ли, проявился.
– Ух ты! Ну, ты даешь, Лёлька! – восхитились курсанты. – Мы обязательно афоризм запишем.
"Ты чего несёшь, придурок?- зашипела Лёлька. – Я тебе подсказываю, подсказываю. Вообще, это не наш метод."
– Растерялся я. Из головы всё выскочило, – бросил ей в ответ.
– Лёль, я ту схему вчера до ума всё-таки довёл, – меня схватил за руку симпатичный смуглый парень. Блин, ну так всё неожиданно. Даже неприличные сравнения с нашей попсовой тусовкой промелькнули. – Пожалуй, ты права: вторичный контур надо усилить, а резистор поставить другой…
"Господи! Горе моё луковое! Что за идиотские ассоциации у тебя, – застонала Лёлька. – У нас вашей заразы и в помине нет. Улыбнись же! Это Серёжа Гегечкори. Я тебе рассказывала о нём. Наш гений радиотехники. Из хлама радиопередатчик соберёт. Замечательный парень. Мой лучший друг. Ну отвечай же, не стой истуканом. Вот навязался на мою шею!"
– Серый, братан, нет базара. Идею дарю. Без проблем. Ты же знаешь, я фуфло толкать не буду. Зуб даю. Понты корявые кидать не в моём вкусе…
"Мамочка моя! – Лёлька стонала. – Дайте мне в руки карданный вал! В крайнем случае, кривошипно-шатунный маханизм с домкратом в придачу. Я сегодня кого-то хочу убить. Просто желаю убить! Ледоруб мне, ледоруб! Насмотрелся идиотских фильмов! Господи, за что ты меня так? Жила себе спокойно, никого не трогала…"
Я был в полной растерянности. Я и сам не мог понять, откуда у меня взялся этот ужасный лексикон. Наверное, правы те, кто утверждает, что просмотр фильмов не так безобиден как кажется. Тупые диалоги, дешёвый сленг, вся эта псевдоуголовная феня записывается на нашей подкорке, и в определённой ситуации выскакивает. Хотя, как я заметил, курсанты смотрели на меня с восхищением. Да, теперь мне понятно, кто уродует в данный момент великий и могучий русский язык, кто развращает юных дедушек и бабушек спецназа.
– Как и следовало ожидать, с возвращением курсанта Воронцовой из медсанбата, нас ждут новые приключения. – к нам подошла старший лейтенант.
Молодая женщина, высокая, симпатичная, с приятным, но строгим лицом. "Ё-о-моё", – ахнул я. Как ей идёт форма НКВД! Ни дать, ни взять, фотомодель. Так и просится для рекламного плаката на тему "служба в НКВД – почетная обязанность по обезвреживанию тайных и явных врагов". А как сексуально гимнастерка обтягивает грудь! Почти как у меня, тьфу, у Лёльки. И ремень подчеркивает красоту фигуры. Сексапилочка! Отпад!
– То ли ещё будет…
Господи! Какую чушь я несу! Это же серьёзная контора.
"У-у-у, ну почему я не Отелло! – бушевала Лёлька. – Этот озабоченный болван у меня отнял уже десять лет юной жизни! Придушу! Молись на ночь, враг народа недобитый! Ревизионист! По примеру Раскольникова – тюк топором! Пулемёт мне, срочно!"
– Да, кто бы сомневался, – хмыкнула старший лейтенант госбезопасности.
– А вы, драгоценные мои, почему здесь? – обратилась она к замершим по стойке смирно курсантам. – Через три минуты кончается перерыв, а вы не в учебном классе. Время пошло.
Курсантов как корова языком слизнула. Да, армейская дисциплина здесь на высоте.
– Ну а вы, курсант Воронцова, так и будете стоять передо мной? Или вас это не касается? И занятия вы решили проигнорировать?
– Никак нет. Касается. Виноват. В смысле виноватая я, товарищ старший лейтенант госбезопасности, – вытянулся я.
Ох, и принципиальная девка. Такой в рот не то что палец…
По рассказам Лёльки я понял, что это и есть та самая куратор группы по прозвищу Принцесса. Она же Наталья Леонидовна Куракина, специалист по внедрению. Владеет всеми видами оружия в совершенстве. Хотя по внешнему виду и не скажешь. Движения плавные, красивые, текучие, словно у танцовщицы императорского театра. Даже не верится, что эта изящная статная молодая женщина с милым лицом за доли секунды может преобразиться в стремительную хищницу-пантеру. А фигурка-то, фигурка-то у неё! Эх, вот бы с ней поближе познакомиться! Класс! Богиня!
– Воронцова, прекратите изображать из себя по примеру солдат царской армии "вид придурковатый и глупый". Не верю. Совсем. Через полчаса жду на занятиях. В казарму шагом марш.
– Есть! – картинно чеканя шаг, я направился по указанному маршруту.
Принцесса и Лёлька одновременно фыркнули.
– Клоун. Шут гороховый…
Далее Лёлька устроила разбор полётов, правда, без использования местных идиоматических выражений. И без этого запас эпитетов у неё оказался весьма огромным. По моему, ни разу не повторилась. Своего рода гражданский вариант большого Петровского загиба, но без инбридинга и сложных внутри родовых связей, как его там – инцеста. Весьма подробно она осветила тему многообразных психических отклонений, которые могли возникнуть после падения с печки, и иных врожденных и приобретенных мозговых патологий. Возразить мне было нечего. Только пообещал ей, постоянно прислушиваться к её рекомендациям, как бы тяжело это для меня не было. Врастал я новую среду тяжело. Ошибки и оплошности делал на каждом шагу. Моя сожительница по телу нередко в отчаянии махала, виртуально, разумеется, руками. Спасало меня лишь то, что гоняли нас до умопомрачения. Знания вбивали основательно и до автоматизма. Лекции, практические занятия, тяжелые тренировки шли одна за одной. Сравнивая с уровнем подготовки в моём времени, мне показалось, что здесь было ещё круче. Свободной минуты не оставалось.
А план по совершенствованию оружия, разработанного совместно с Лёлькой надо реализовывать. Мне с трудом удалось выкроить время для беседы с Бабахычем, то есть капитаном Нефедьевым, инструктором по минно – взрывной подготовке. Если кто-то думает, что подрывное дело простое, тот ошибается. Это только непосвященному человеку кажется, что нет ничего проще. Прицепил взрывчатку, установил детонаторы, запустил механизм инициации. На самом деле подрывное дело это сплав достижений химического производства, науки, военного дела, и, своего рода искусства. Пусть специфического, даже в чем-то извращенного, но искусства. А глядя на Бабахыча, на ум приходит мысль, что у него в родовой линии было не менее пяти поколений ярко выраженных пироманов. Проще говоря, он был фанатиком подрывником по призванию. Талант. Самородок. В учебном классе у него чего только не было. Каких только хитроумных приспособлений и взрывателей. Мало того, он сам постоянно что-то изобретал и усовершенствовал. Конечно, с высоты моего времени многое устарело, но всё равно впечатляло. На мой взгляд, Бабахыч мог дать фору и современным специалистам.
– А, Воронцова, рад видеть, – заулыбался Бабахыч. – Я тут новую схему закладки отрабатываю, хочешь взглянуть?
"Ещё бы! – оживилась Лёлька. – Это очень интересно."
– С удовольствием, – отреагировал я. – Товарищ капитан, а помните, вы про магнитные мины рассказывали. У меня кое-какие мысли появились.
– Я мигом, – оживился Бабахыч и снял со стеллажа деревянный ящик. – Я уже полдюжины опытных образцов изготовил. С часовым механизмом. Гляди.
"Класс! – восхитилась Лёлька. – А как липнут! Не оторвёшь!"
– Вещь, – подтвердил я и взял в руки невзрачную железную коробочку, покрашенную зелёной краской. – Примагничиваются намертво. Мне кажется, здесь надо добавить универсальное гнездо для химического взрывателя, и обычного или электродетонатора. Тогда возможности применения расширятся. Допустим, часовой механизм вышел из строя. И ещё, вот здесь надо поставить взрыватель на неизвлекаемость. Предположим, фашис… То, есть саперы условного противника обнаружили мину. А начнут извлекать, и как…
– …бабахнет! – обрадовался инструктор. – Молодец Воронцова. Я вот до этого ещё не успел додуматься, хотя подсознательно понимал, что нужна защита от любопытных.
– Ну у меня есть ещё кое-какие соображения. Ведь мина работает в фугасном варианте. А если в донной части при помощи тонкого медного листа сделать такую выемку, то может получиться кумулятивный эффект. Думаю, до двадцати пяти миллиметров брони направленный взрыв сможет взломать без проблем. Прицепить к днищу танков и бронемашин в районе моторного отсека и бензобака, – и всё, кердык. Бабахнет. Как пить дать бабахнет.
– Я счас.
Капитан метнулся к столу, извлек несколько справочников, логарифмическую линейку и принялся что-то лихорадочно высчитывать. Через пять минут протянул мне расчёты.
– Если немного увеличить количество и мощность ВВ, то направленная струя пробьет до сорока пяти миллиметров бронелиста. А это значит, магнитную мину можно установить под гусеничной полкой, как раз напротив боеукладки. Детонация снарядов обеспечена. Такие универсальные мины нужно как можно быстрее запустить в производство. Стóят копейки, а результат сногсшибательный. Молодец, Воронцова! Моя школа. Горжусь. Была бы моя воля, оставил бы тебя в спецшколе инструктором по подрывному делу. Талант. Несомненный талант.
"Ну уж, прямо и талант… – засмущалась Лёлька."
– Не ради чинов и орденов стараемся, а для обеспечения безопасности страны, повышения обороноспособности и нанесения агрессору невосполнимого материального ущерба, – развернул эмоциональный посыл я.
"Вот это разродился! – восхитилась Лёлька, – Как наш замполит на политбеседе. Какой демагог, то есть, я хотела сказать, талант ораторский пропадает."
– Зависть – плохое чувство и атавизм разлагающейся буржуазной системы, – отреагировал я на её выпад.