– Так ты об этом… – Почему она облегчённо вздохнула? – Успокойся, доченька, ты ведь ничего и не сделала.
Машаня резко открыла глаза:
– Что ты говоришь, мама-Оля? Я сбила человека, насмерть.
– Да нет же, говорю тебе, никого ты не сбивала, это всё подстроено.
Огромное облегчение и невероятная жажда новых знаний:
– Как?.. Кто?.. Зачем?..
– А вот это он тебе расскажет, – Ольга Абрамова кивнула на вошедшего в комнату Николая Ежова, – а я пойду. Второй раз такое слушать мне не по силам…
– Она знает? – Машаня кивнула в сторону закрывшейся двери.
– Ну и вопрос, – улыбнулся Ежов. – Списываю его на твоё ещё не до конца прояснённое сознание. Конечно, она что-то знает, раз оказалась у твоей кровати. И в первую очередь то, что дорожное происшествие с твоим участием подстроено. Кем конкретно и уж тем более зачем – в это мы её не посвящали, да она и не спрашивала. И уж точно не знает, что ты секретный агент Второго главного управления КГБ СССР, работающий в Главной военной прокуратуре под прикрытием. Про это в твоём ближнем окружении, кроме меня, знает только один человек…
– Папа?
– Нет, не он. Не гадай. Придёт время – узнаешь. А пока слушай, что на самом деле произошло на дороге…
– Значит, подставу на дороге организовала германская разведка… – задумчиво произнесла Машаня, после того, как Ежов закончил рассказ. – И что дальше, дядя Коля, вербовка?
– А сама-то как думаешь?
– Так и думаю, – кивнула Машаня. – Вот только крючок они для меня придумали какой-то хилый, даже обидно.
– Это только кажется, пока ты не знаешь личности того, кто станет тебя вербовать, – сказал Ежов.
– Личность, которая усилит эффект вербовки… – нахмурила лоб Машаня. – Евгения?!
– Точно, – подтвердил Ежов.
– Господи… – Машаня прикрыла глаза. – Бедный папка…
– А я вовсе не считаю твоего отца бедным… Привет, болящая!
Машаня открыла глаза и уставилась на Евгению. Её интересовало даже не когда та успела войти, а в качестве кого?
– Машаня, знакомься, – сказал Ежов. – Твой новый напарник по работе, секретный агент Второго главного управления КГБ СССР, Евгения Жехорская!
Машаня вновь прикрыла глаза и с грустной улыбкой покатала головой по подушке:
– Ну, это уж не контрразведка – оперетта какая-то!
Николай Ежов встал и направился к двери; Евгения хотела выйти вместе с ним, но он жестом предложил ей остаться. Теперь она сидела возле постели Анны-Марии, и не знала, что ей делать: "больная" лежала, закрыв глаза, и желания к разговору не выказывала.
– А почему ты не спрашиваешь, – решилась начать первой Евгения, – по какой причине тебя не предупредили о предстоящей подставе?
– А зачем? – не открывая глаз, ответила Анна-Мария. – Разве это не очевидно? Вы побоялись, что с этой ролью я не справлюсь, нет?
– Да, – подтвердила Евгения. – То есть…
– Ну что "то есть"? – открыла глаза Анна-Мария. – Откуда, милая "матушка", такая в вас неуверенность? Ты ведь сама сказала, – легко перескочив с "вы" на "ты", продолжила Анна-Мария, – что за нами следили. Ты по приказу своего немецкого начальника даже писала наш разговор в машине, а на месте происшествия нас снимали ещё и на камеру, верно?
– Да, – кивнула Евгения. – И не только немцы, но и наши.
– Вот видишь! – воскликнула Анна-Мария. – Знай я о съёмках одновременно в двух фильмах: отечественном и иностранном, у меня бы точно от волнения "в зобу дыхание спёрло". Каркать бы я, конечно, не стала, но напортачить могла. Так что всё правильно…
Евгения не ответила, взглянула на прядку седых волос, что образовалась у виска Анны-Марии, и в который раз подумала: насчёт "правильно" она сильно сомневается.
– Ты мне лучше скажи, партнёрша, – Анна-Мария посмотрела на Евгению, – нас во время вербовки тоже на камеру снимать будут?
– Нет, – быстро ответила Евгения, – только разговор на диктофон.
– Ну, это легче, – как бы успокоилась Анна-Мария, – но всё равно надо репетировать.
– Обязательно, – обрадовалась Евгения перемене в настроении Анны-Марии, – сегодня вечером и репетнём!
– Фи, – усмехнулась Анна-Мария, – откуда ты откапала это словечко "репетнём", надеюсь, не в Государственном комитете по Экономике и Финансам, где ты трудишься, верно, тоже под прикрытием?
Что ответила её Евгения нам с вами, в общем-то, понятно, верно? Так может, лучше послушать, о чём в соседней комнате ведут негромкий разговор Николай и Ольга?
– Ты седую прядь у Машани заметил? – спросила Ольга.
– Точно! – кивнул Николай. – Надо Евгении напомнить, чтобы они её до приезда Шефа закрасили.
– Не пыли! – поморщилась Ольга. – Это они и без твоей подсказки сделают. Я не про то.
– А про что? – удивился Николай.
– А про то, Ёшкин каравай, что коли пошла такая пьянка, коли девчонкам вместе в шпиёнов играть выпадает – я ведь не полная дура: о чём не ведаю – докумекаю ! – то пришла пора мирить их всерьёз. И кто, как не я, должна это сделать?
– И каким же это макаром? – полюбопытствовал Николай.
– А двойным! – хлопнула себя по коленке Ольга. – И перед Юлей повинюсь, и девчонок через это помирю!
– Так ты и вправду её узнала… – Николай покачал головой. – Евгения давно тебя в этом подозревала.
– Тем паче нечего мне более таиться! – воскликнула Ольга.
– Да тише ты, – урезонил подругу Николай. – А как с Павликом поступишь?
– С внучком? – уточнила Ольга. – Никак. У него уже есть два отца: названый и приёмный – третьему тут делать нечего! И запомни: никого более в эту тайну посвящать не надо!
– Да я-то могила, – заверил Николай. – А вот девчонки…
– Так они, чай, себе не врагини? – усмехнулась Ольга. – Им резону молчать есть больше, чем тебе.
– Евгении – Юлии понятно, – согласился Николай. – А Машане?
– А ей тем более, – хлопнула его по плечу Ольга. – Уж ты мне поверь!
Не откладывая дела в долгий ящик, Ольга, проводив Николая, извлекла на свет божий бутылку красного вина, чем сразу дала понять девушкам, что виды на вечер (в плане прорепетировать) придётся коренным образом менять. Нет лучшего лекарства против глубоких душевных ран, как обильно полить их слезами. Ох, и наплакались они в тот вечер. И бутылки вина под те слёзы, конечно, не хватило. Благо, в доме не очень-то и пьющих, но запасливых Жехорских достойное продолжение для банкета нашлось.
Когда Ольгино признание дополнила своим рассказом Евгения, и всем всё стало ясно, души их очистились от скверны, и, обильно политые помимо слёз ещё и вином, раны уже не так отчаянно саднили, Машаня, воспользовавшись тем, что Ольга на время вышла из комнаты, спросила у Евгении:
– Ответь, только честно: ты хотела, чтобы Глеб узнал про ребёнка?
– Зачем? – горько улыбнулась Евгения. – Мне, как Евгении, этого не надо. Юлия умерла, забрав любовь к Глебу с собой в могилу. Что касается Павлика, то у него есть заботливый отец, любящая сестра и младший брат, вряд ли моё признание сделает кого-то из них двоих (Глеба или Павлика) счастливее.
– Обещаешь, что так и будет?
Евгения посмотрела в глаза Машани, что-то там увидела, но без колебаний ответила твёрдо:
– Обещаю!
"Нет, нет и нет! Я немедленно отправляюсь в милицию!" – "И что ты там скажешь? – голос Евгении звучал рассудительно. – Что сбежала с места происшествия, бросив сбитого тобой мужчину умирать на дороге?" – "Ты ведь тогда сказала, что он уже мёртв…" – "Мёртв, жив, откуда мне знать? Я ведь не врач…" – "То есть… – Анна-Мария замолкла на полуслове, потом заявила: – Ты меня подставила! Как я сразу не догадалась? Ты специально увезла меня с места происшествия, чтобы сделать кругом виноватой. И об этом я тоже расскажу в милиции!" – "А кто подтвердит, что я вообще была в машине?" – "То есть как?.." По интонации чувствовалось, что Анна-Мария находится в замешательстве. "А вот так: не было меня тогда в машине, и всё! Свидетелей, что я в неё садилась, нет!" – "А я буду настаивать на обратном!" – "Да на здоровье! – фыркнула Евгения. – Себе только хуже и сделаешь. Ты ведь не будешь отрицать, что была за рулём, принципы не позволят. А при таком раскладе твои слова о том, что в машине ты была не одна, и что тебя чуть ли не силой увезли с места происшествия – учитывая, что я это буду отрицать – вряд ли произведут на следствие благоприятное впечатление" – "Ах ты!.." Дальше на плёнке пошли звуки, напоминающие шум борьбы.
– Она что, на вас накинулась? – спросил резидент.
– Попыталась, – усмехнулась Евгения, – но я её быстро утихомирила!
В подтверждение её слов шум борьбы вскоре сменился на всхлипы. Потом раздался голос Евгении, спокойный, рассудительный, даже участливый: "Зря ты так. Твоё признание не вернёт тому человеку жизнь, а тебе испортит точно. И не только тебе. Подумай об отце. Его запросто могут спровадить на пенсию, а ты сядешь. Теперь прикинь: тебе это надо?" – "Но ведь меня всё равно вычислят…" Голос Анны-Марии звучал теперь тускло и обречённо. "Верно, – подтвердила Евгения. – Верно в том плане, что уже вычислили…" – "Вот видишь!" – зарыдала Анна-Мария. "Прекрати реветь! – в голос Евгении вкрались нотки брезгливости. – К счастью – я ведь именно с этого пыталась начать, но ты меня не захотела слушать – твоё дело оказалось в руках людей, которые готовы помочь, при условии, что и ты им поможешь, если в этом возникнет необходимость…" В разговоре вновь возникла пауза. Потом Анна-Мария тихо спросила: "Кто эти люди?" – "Не бойся, не шпионы. – Было слышно, как Евгения усмехнулась. – Просто люди, занимающее определённое положение в различных властных структурах, которые создали нечто вроде кассы взаимопомощи. Только и взносы и ссуды в этой кассе принимаются и выдаются не в виде денег, а в виде различного рода услуг. Впрочем, деньги там тоже в ходу, но только очень большие деньги…"
Резидент выключил диктофон:
– В итоге, она согласилась… И опять-таки хорошая работа, агент Флора! А про шпионов и кассу взаимопомощи сказано просто великолепно! Домашняя заготовка?
– Нет, – улыбнулась Евгения. – Пришло в голову по ходу разговора.
– Отлично! Пусть Жехорская лучше думает, что связалась с нечистоплотными чиновниками, чем будет знать, что работает на вражескую разведку. Нам её целесообразнее использовать втёмную, по крайне мере, пока…
19-Август-40. Не пыли, пехота…
– И когда по сигналу ракет
Распрямятся стрелковые роты,
Их прикроют разящим огнём
Боевые машины пехоты!
– Лихо идут, хорошо поют! – Полковник Ратников ободряюще взглянул на подполковника Галина. – Кто у них командиром?
– Лейтенант Ежов, – ответил комполка и, поймав удивлённый взгляд, поспешил пояснить:
– Лейтенант исполняет обязанности командира роты, пока капитан Сотников в отпуске.
– Понятно, – кивнул полковник. – Ежов, говоришь? Тот самый?
– Не понимаю, о чём вы, товарищ полковник, – нахмурился Галин.
– Брось, Павел Михайлович, всё ты понял, – добродушно усмехнулся полковник. – Ведь это у него отец маршал и председатель КГБ?
– Так точно! – не переставая хмуриться, отчеканил подполковник.
– А говоришь: "не понимаю", – хохотнул Ратников. Потом решил сменить тему. – Скажи, Павел Михайлович, а что они за песню поют? Я раньше не слышал.
– Марш мотопехоты, – пояснил Галин и, поколебавшись, добавил: – Музыку и слова Ежов написал сам.
– Иди ты? – не поверил Сотников. Потом завистливо вздохнул: – Повезло тебе, Павел Михайлович. И стихи пишет, и музыку сочиняет, и командир лихой, и папа – маршал. Не зять – мечта!
Лицо подполковника враз налилось кровью. Он набычился и проговорил сквозь зубы:
– Вам бы в штабе дивизии только языками чесать, как бабы, ей-богу!
– Товарищ подполковник! – взревел представитель штаба дивизии. – С ума сошли?! Что вы себе позволяете?! – Он замолк, ожидая положенного в таких случаях "Виноват!", но подполковник стоял молча, лишь принял строевую стойку.
– Тьфу ты! – в сердцах сплюнул полковник. – Ну и характер у тебя. Вот из-за него ты до сих пор в подполковниках и ходишь! Ладно, что там дальше по плану?
* * *
Что там было по плану у старших командиров, то нам знать ни к чему. И не потому, что секретно, а потому что скучно. Давайте-ка лучше сунем нос в личные дела лейтенанта Петра Ежова: куда это он торопится после службы?
Летний вечер. По времени, считай, ночь. Солнце скатилось в закат, но сумерки ещё не сгустились. На берегу тиховодной речки молодая пара. Оттуда, где они стоят, реки не видно, мешают кусты. Зато слышно, как за густой зеленью лениво перешёптываются неторопливые струи. А ещё от воды тянет холодком, потому плечи девушки заботливо прикрыты офицерским кителем. А руки офицера уже под ним, под кителем. Вернее, пока только правая рука, которая медленно скользит по платью вниз по спине. Проведя ладонью чуть ниже лопаток, офицер с удовлетворением отмечает отсутствие на девичьем теле бюстгальтера.
К чести девушки отметим: подобная вольность позволена Петру Ежову впервые за время знакомства. Кто-то, может, поправит: и к чести юноши, мол, тоже. Соглашусь, но лишь отчасти. В бытность курсантом Пётр не был обделён вниманием питерских красавиц, а уж те позволяли симпатичному юноше много больше. Так что, будь его воля… Но таковая дана ему только теперь, в первый вечер после помолвки, и для того, чтобы понять, насколько далеко простираются новые полномочия, рука продолжала движение вдоль гибкого стана. На несколько секунд задержалась на талии и решительно скользнула ниже.
Вскоре мозг принял рапорт: трусов тоже нет! Девушка, чья прелестная белокурая головка покоилась на офицерском плече, пока не предпринимала никаких попыток приструнить распоясавшегося кавалера, что позволило ввести в действие дополнительные резервы. Оставив правую руку на достигнутых рубежах, Пётр ввёл в действие руку левую. Протиснувшись между прижатыми друг к дружке телами где-то в районе пояса, левая рука начала осторожное движение вверх пока не наткнулась на серьёзное препятствие в виде упругой девичьей груди. Светлана – вот и познакомились! – лишь легонько вздохнула и чуть-чуть отстранилась, чтобы молодому командиру было сподручнее занимать новый плацдарм.
Вскоре дыхание Пётра заметно участилось, правая рука резко переместилась вдоль линии фронта норовя проникнуть на последний рубеж обороны. Рука Светланы перехватила агрессора, голова оторвалась от плеча, взгляд был строг, как и слетевшие с губ слова:
– А вот это уже лишнее, товарищ лейтенант! Давайте всё остальное на после свадьбы оставим!
Петру бы отступить, глядишь, и потискал бы ещё вожделенную плоть. Но молодой человек слушал теперь не голос разума, а мятежные призывы возбудившейся плоти. Светлана, стойко держа оборону, какое-то время слушала невразумительный лепет типа "мы же почти муж и жена…" или "никто ничего не узнает…", потом решительно отстранилась, сделав шаг в сторону.
– Вот что, товарищ лейтенант! – тоном, не допускающим возражений, произнесла девушка. – Вы тут постойте, охолонитесь, заодно покараульте, пока я искупаюсь. Да смотрите, сами не подглядывайте!
Девушка исчезла в кустах, а Пётр остался стоять на месте, туго соображая: "Куда это она? Сказала, купаться… Но ведь она же сегодня без купальника? Так потому и покараулить попросила. Не подглядывай, говорит…" Тут ясность ума и вернулась. "И чего же я жду?"
Пётр стал осторожно пробираться через кусты. На стволе склонившегося над речушкой дерева аккуратно разложено платье, в светлых сумерках в воде плескалась наяда. Пётр не сводил восхищённого взгляда, с трудом осознавая: совсем скоро всё это будет доступно безо всякого подглядывания, и много больше. Впрочем, почему скоро? Многое уже доступно! Ведь это она для него спектакль с купанием разыграла, чтобы не обижался. Подтверждением тому стала финальная сцена. Светлана выходила из воды неторопливо, словно приглашая: любуйся! Когда, наконец, на тело вспорхнуло платье, Пётр поспешил вернуться на пост. Светлана вышла из кустов, нарочито подозрительно оглядела "часового".
– Подсматривал?
– Никак нет! – не моргнув глазом, соврал Пётр.
– Ну и дурак! – Светлана, развернулась и, подводя под игрой черту, со смехом побежала прочь, а Пётр остался стоять, совсем себя дураком не чувствуя. Потом неторопливо побрёл в сторону посёлка.
Путь лежал мимо клуба, где к последнему сеансу собирался народ.
– Доброго здоровичка , Пётр Николаевич!
Насмешливый девичий голос показался знакомым. Пётр посмотрел в сторону тусовавшейся возле клуба молодёжи, однако обладательницу голоса впотьмах не разглядел, на всякий случай приветственно махнул рукой, подходить не стал, шёл как шёл. Но голос это нисколько не смутило.
– Тут давеча Светка-училка пробегала, – как бы доложила Пётру насмешница. – Так мы и подумали: чего это она без кавалера-то? А тут и вы нарисовались! Вот я и смекаю: али меж вами какая непонятка приключалась, коли вы со свиданки порознь телепаете? Небось вы у Светки чего попросили, а она вашу просьбу оставила без удовлетворения. Угадала?
Громкий хохот был насмешнице наградой. Пётр тоже улыбнулся, однако в сгустившихся сумерках улыбку вряд ли кто увидел. Да и сам он не заметил в темноте будущего тестя, так и ушёл, не поздоровавшись.
Люди степенные ожидали начала сеанса в стороне от молодёжи, разбившись на небольшие группы. Одну из таких групп составляли начальник штаба полка с женой и Павел Михайлович Галин, который в кино вовсе не собирался, просто проходил мимо и остановился перекинуться парой слов с майором Поповым, аккурат перед тем, как возле клуба появится лейтенанту Ежову. То, что засим последовало, радости командиру полка не доставило, а стоящие рядом с ним и вовсе испытали неловкость.
– Вот ведь балаболка! – в сердцах сплюнула в сторону молодёжи жена начальника штаба. – Ты, Павел Михайлович её не слушай, – обратилась она к командиру полка. – Это она от зависти. Всё у твоей Светланы с Петром хорошо. Она, когда давеча пробегала, с нами поздоровалась. Так, я заприметила, вся от счастья светилась!
– А я, Зоя, никого и не слушаю, – ответил Галин. – Тем более что дело уже, считай, сделано: сегодня состоялась помолвка Петра и Светы!
– Да ну! – всплеснула руками женщина. – Вот счастье-то!