* * *
В далёкой Сибири дежурный "слухач" снял наушники и срочно позвонил начальнику технического отдела при контрразведке 5-й армии. Недавно вступивший в должность начальника ТО майор Доброхотов прибыл незамедлительно:
– Что тут у вас?
Дежурный протянул ему наушники со словами:
– Послушайте сами, товарищ майор! – и включил запись.
Майор слушал запись с каменеющим лицом, а когда она кончилась, снял наушники и обратился к дежурному:
– Разговор вёлся со служебного телефона командира полка?
– Никак нет, с домашнего!
– Что?! Как такое могло произойти? Вы что, не в курсе: прослушивание частных телефонных линий разрешается исключительно в судебном порядке. Вам что, под трибунал захотелось?!
– Никак нет. Только эта линия как бы не совсем частная. Она замкнута на военный коммутатор.
– Вот как? – удивился майор. – Почему?
– Дом комсостава находится в непосредственной близости от воинской части, в некотором отдалении от посёлка. Вот, чтобы не тянуть отдельную линию, когда-то и решили…
– Неправильно решили. Но это не ваша печаль. Это я буду решать в другом месте, а пока ответьте-ка вот на какой вопрос: – Вы что, постоянно прослушиваете и пишете разговоры с этой линии?
– Так точно! Ваш предшественник, майор Грачкин взял это под свой личный контроль.
– Вот оно как… – протянул майор. – Ладно. Вам известно, где хранятся записи?
– Так точно!
– Доставьте их сюда!
Когда дежурный вернулся с коробкой, майор спросил:
– Здесь всё?
– Сейчас сверю с описью… Всё!
– Добавьте сюда сегодняшнюю запись и следуете за мной!
Дошли до котельной. Майор велел кочегару открыть крышку топки, потом приказал дежурному:
– Кидайте всё в топку!
– Но, товарищ майор…
– Кидайте, это приказ!
Начальник контрразведки 5-й армии, выслушав доклад майора, в первую очередь, уточнил:
– Вы уверены, что все записи уничтожены?
– Я могу поручиться только за те, которые хранились в техотделе, товарищ полковник!
– Намекаешь на то, что могли быть и копии, майор? Ай да Грачкин, ай да сукин сын! Ну, я ему устрою повышение по службе! А ты, майор, молодец! Представляешь, если бы запись беседы полковника с маршалом, где первый кроет последнего по матушке, не дай бог, кто-нибудь услышал?!
– Да, Галину бы не поздоровилось…
– При чём тут Галин? Он теперь свояк самого Ежова! Тот бы его всяко отмазал. А вот нам с тобой бошки бы посносил, да ещё за незаконную прослушку… Ты вот что, эту линию слушать запрети!
– Уже запретил.
– Молодец. А я немедленно договорюсь, чтобы наши связисты протянули отдельную линию от этого дома к гражданскому коммутатору, а то их самих долго ждать придётся…
………………………………………………………………….
Наиболее значимые события союзного масштаба за 1940 год по версии ТАСС.
По решению Госсовета, которое поддержано союзным парламентом, все средства финрезерва, а также часть средств, предназначенных для союзных строек, переданы в распоряжение ГКО. Из компетентных источников стало известно, что дополнительные средства потрачены на увеличение темпов строительства так называемого Прусского вала и на укрупнение оборонзаказа.
………………………………………………………………….
19-март-41. Разведёнка (игра разведок)
"Уважаемый фрайхерр фон Браун! Считая вас истинным патриотом Германии, имею честь предложить вам место ведущего инженера в возглавляемом мной ракетном исследовательском центре. В случае положительного решения вам также будет предоставлен грант на исследования от департамента артиллерийского вооружения.
Искренне ваш, Дорнбергер".
Мир стал иным. И никогда уже для него он не станет прежним. Вернер посмотрел на человека, от которого только что получил это послание, которого привык считать своим другом, и о котором думал, что всё про него понимает. Оказалось…
– Кто вы, Ханс?
– Ханс Улссон, аккредитованный в Петрограде журналист популярного в Швеции журнала и ваш, между прочим, приятель, – на лице визави Вернера мелькнула саркастическая усмешка. – Что с вами, Вернер? Или содержимое письма, в которое я, кстати, не заглядывал, так подействовало на вашу психику, что вы потеряли память?
– Моя память при мне, – без улыбки ответил Вернер, – но шведский журналист Ханс Улссон, выражаясь вашим языком, своей аккредитации в ней только что лишился. А я не привык общаться с тенью. Потому повторяю вопрос: кто вы?
Улыбка на лице собеседника Вернера потускнела, но совсем его (лица) не покинула.
– Ну, хорошо, – произнёс он. – Идя на поводу у вашей привычки я, так и быть, слегка выйду из тени. Да, я не швед, а, как и вы, немец, и не журналист, а офицер разведки, точнее, абвера. Удовлетворены?
– Частично…
– Вы об имени? – догадался псевдожурналист. – Но его я вам назвать никак не могу. И это истинная правда! Может, памятуя о нашей дружбе, я останусь для вас по-прежнему Хансом?
– Хорошо, – слегка улыбнулся Вернер. – Однако, дорогой Ханс, вы сегодня сильно рисковали.
– Да ничуть! – широко улыбнулся Ханс. – Я, дорогой Вернер, за время нашего знакомства успел изучить вас достаточно, чтобы не опасаться того, что вы, прочитав письмо Дорнберга, тут же побежите в КГБ.
– И откуда же такая уверенность? – полюбопытствовал Вернер. – Разве я когда-нибудь отзывался плохо о России?
– Нет, нет, – поспешил успокоить друга Ханс. – Я склонен думать, что к России, как и к СССР в целом, вы относитесь вполне лояльно, а Петроград вам даже нравится.
– Так в чём же дело?
– А в том, дорогой Вернер, что вы терпеть не можете нынешнее прусское правительство.
Улыбка сошла с лица фон Брауна:
– Это не совсем так. Правительство "товарища" Тельмана я как раз терплю, правда, и не более того. Так что в этом вы, пожалуй, правы. Но, – Вернер посмотрел на Ханса, – правление господина Гитлера я не приемлю всё же немного больше.
– Дался вам этот ефрейтор! – воскликнул Ханс. – Выскочка, позёр, проходная фигура! Поверьте, Вернер, его время на исходе. А Германия вечна! И вам решать, с кем вам по пути: с ней или с коммунистической Пруссией, которая вот-вот выскочит замуж за Союз!
Глядя на хмурое лицо Вернера, Ханс, пустив в голос слезу, произнёс:
– Ваш талант инженера и учёного нужен Фатерлянду!
* * *
… – То есть, если я, конечно, правильно вас понял, товарищ генерал-майор, шведский журналист Ханс Улссон на самом деле является работающим под прикрытием агентом абвера?
Нотка недоверия в голосе председателя КГБ была едва различима, но начальник Второго Главного управления Захаров её, "нотку", уловил, только ответил без тени сомнения:
– Так точно!
Однако! Ежов внимательно посмотрел на вытянувшегося перед ним генерала.
– Откуда такая уверенность? Ведь у вас нет тому ни одной прямой улики!
– Прямых улик действительно нет, – кивнул Захаров, – зато косвенных вполне достаточно, чтобы сделать однозначный вывод: Улссон – агент абвера, засланный на нашу территорию с одной определённой целью!
– Какой? – поинтересовался Ежов.
– Вывезти на территорию Германии руководителя КБ-2 ГИКиРТ ("Государственного института Космической и ракетной техники") Вернера фон Брауна! – отчеканил Захаров.
– О, как! – воскликнул Ежов, сопроводив слова нервным смешком. Однако маршал тут же опомнился и постарался замять возникшую неловкость: – Простите, Трифон Игнатьевич, вырвалось от неожиданности. Пожалуйста, продолжайте!
По мере того, как Захаров шаг за шагом выкладывал перед ним собранную по Улссону за последние месяцы оперативную информацию, лицо Ежова становилось всё более сосредоточенным. В конце доклада Захаров положил на стол стенограмму известного нам разговора между Брауном и Улссоном. Ознакомившись с документом, Ежов заметил:
– Жаль, не удалось узнать, что конкретно говорил на встрече Улссон.
– Хитёр оказался, собака, не подставился, – вздохнул Захаров. – Зато слова, произнесённые Брауном, наш специалист читки по губам записал один в один. И, согласитесь, этого достаточно, чтобы понять содержание беседы и подтвердить подозрения в отношении Улссона.
– Соглашусь, тут вы молодцы, – одобрил действия контрразведчиков Ежов. – А что за письмо передал лжежурналист Брауну, удалось выяснить?
– Так точно! Когда Улссон забирал у Брауна бумагу, чтобы скомкать, бросить в пепельницу и сжечь, он на секунду придержал листок за уголок, этого хватило, чтобы сделать снимок.
– За долю секунды? – не поверил Ежов. – На таком расстоянии?
– Спасибо нашим инженерам и учёным, – улыбнулся Захаров. – Буквально на днях снабдили нас новой техникой!
– Вовремя! – одобрил Ежов, читая письмо Дорнбергера. – Спасибо им за изобретение, и вам за прекрасную работу, передайте мою личную благодарность всем участникам операции, особо отличившихся наградим, подготовьте список!
– Слушаюсь!
– После этого, – Ежов тряхнул в воздухе письмом Дорнбергера, – сомнений, пожалуй, не остаётся: немцам мало просто завербовать Брауна, они хотят вывезти его в Рейх, тем более что с вербовкой у них могут быть проблемы.
– Вы так считаете? – спросил Захаров.
– А вы – нет? – удивился Ежов. – Судя по стенограмме…
– Извините, товарищ маршал, – решительно прервал Ежова Захаров, – но помимо этой стенограммы есть много данных, подтверждающих нелояльность к властям Вернера фон Брауна!
– Много – это сколько? – чуть насмешливо спросил Ежов.
Захаров молча достал из портфеля увесистую папку и показал маршалу.
– Однако, – крякнул Ежов. – Хорошо. Оставьте. Я посмотрю.
19-апрель-41
В уютном кафе, расположенном недалеко от здания Главной военной прокуратуры, лейтенант юстиции Жехорская обедала, когда хоть и добротная, но довольно однообразная столовская еда набивала оскомину. Или когда её вызывал на встречу куратор от ГБ…
Эта встреча была необычна уже тем, что Анна-Мария впервые оказалась за одним столом с куратором. До сих пор, несмотря на то, что оба являлись завсегдатаями кафе, их встречи были коротки и для чужих глаз незаметны: в гардеробе, на лестнице, в дверях, в зале – всегда на ходу, обмен записками или парой коротких фраз.
Сегодня куратор подсел к столику, за которым уже обедала Анна-Мария:
– Не помешаю?
– Неа , – помотала головой Анна-Мария, даже не взглянув на задавшего риторический вопрос мужчину.
– Вам, видимо, тоже нравится здешняя кухня. – Анна-Мария видела только руки, которые брали столовые приборы, тщательно протирали их салфеткой и вновь клали на место. – Я часто вас здесь вижу.
Вот теперь Анна-Мария взгляд подняла, внимательно осмотрела сидящего напротив мужчину, словно пыталась что-то вспомнить, потом улыбнулась:
– Да, припоминаю, я вас тоже пару раз видела.
– Гораздо чаще, – произнёс мужчина.
– Возможно, – беззаботно пожала плечами Анна-Мария. – А насчёт здешней кухни, да, она мне нравится.
Разговор между двумя случайными сотрапезниками наладился, стал набирать силу, но то, ради чего он и был затеян, произошло лишь к концу обеда.
– Вы бывали в Кёнигсберге?
– Нет, – ответила Анна-Мария. – А вы, догадываюсь, бывали?
– Бывал, – довольно кивнул визави. – Очень интересный город. При случае рекомендую! Кстати, у меня сохранился проспект. Где же он… Вот! – мужчина достал из портфеля книжечку в мягкой обложке и протянул Анне-Марии. Та взяла, как бы с неохотой, скорее из вежливости, поблагодарила:
– Спасибо! Обязательно почитаю – вдруг и вправду пригодится!
Мужчина довольно улыбнулся, расплатился с официантом, вежливо попрощался и ушёл. Через пару минут встала из-за столика и Анна-Мария. Перед уходом посетила туалет. Запершись в кабинке, просмотрела буклет. Достала фотографию мужчины и записку. Внимательно изучила и то и другое, потом сожгла в унитазе и спустила воду.
У Анны-Марии накопилось несколько отгулов, их она и использовала для поездки в Кёнигсберг…
* * *
– Эта ночь для меня вне закона…
– Ты уверен, что цитируешь Высоцкого к месту? – вкрадчиво поинтересовался Жехорский.
– Совсем не уверен, – рассмеялся Ежов. – Кстати, ты не в курсе, он уже родился? С какого он года?
– Высоцкий? – уточнил Михаил. – Всяко старше нас с тобой. Так что в ТОМ времени он бы уже точно родился, а в ЭТОМ, честное слово, не знаю.
– Странный у нас разговор получается, тебе не кажется? – хохотнул Николай. – Ладно, общаемся по закрытой линии, а "писали" бы нас, назавтра в дурку бы свезли?
– Не свезли бы, – серьёзно ответил Жехорский. – Завтра всем будет не до этакой ерунды.
– Это точно, – подтвердил Ежов. – Всё-таки и в ЭТОМ мире мы от войны не ушли. В четыре утра попрут.
– Да, – согласился Михаил, – но ты ведь понимаешь, нам всяко в эту войну пришлось бы ввязаться. Хорошо, год другой, масштабы иные – не по всей западной границе нас фрицы атакуют, – да и мы готовы не в пример ТОМУ времени, а значит, и потери будут во много раз меньше.
– Но будут, – тихо сказал Ежов.
На это Жехорский ничего не ответил, посопел в трубку, потом спросил:
– Ты спать-то сегодня собираешься?
– Да вроде нет… – немного удивился неожиданному вопросу Николай.
– А вот это зря, – назидательно сказал Жехорский. – Я как минимум пару часов постараюсь вздремнуть, и тебе советую.
Добрым советом не грех и воспользоваться. Ежов вызвал адъютанта, приказал не будить до двух часов ночи, если не будет ничего срочного, и прилёг на диван прямо в кабинете.
Едва рука адъютанта коснулась плеча, Ежов открыл глаза.
– В приёмной генерал Захаров. Говорит, что у него срочное дело.
– Зови! – приказал Ежов, а сам направился в примыкающую к кабинету ванную комнату, лицо со сна ополоснуть. По дороге кинул взгляд на часы. Час ночи. Что ж, как и прописал "доктор" Жехорский, два часа он Морфею посвятил.
– Николай Иванович, у нас ЧП! – доложил Захаров.
– Умеешь ты, Трифон Игнатьевич, начальству угодить, – пробурчал Ежов. Потом взглянул на вытянувшееся лицо подчинённого, вспомнил, что чувством юмора того природа обделила, и коротко вздохнул: – Ладно, выкладывай, какая печаль приключилась?
– Помните, после моего доклада об организованной германской разведкой охоте на конструктора фон Брауна, обо всех происшествиях с сотрудниками института "Космической и ракетной техники" вы приказали докладывать вам лично, – начал Захаров.
От нехорошего предчувствия у Ежова засосало под ложечкой.
– Пропал самолёт, выполнявший регулярный пассажирский рейс Кёнигсберг-Петроград. Вскоре после вылета с самолётом была потеряна связь, а потом он не прибыл в пункт назначения. На борту среди прочих пассажиров находился руководитель КБ-2 ГИКиРТ Вернер фон Браун.
Новость действительно из ряда вон выходящая. За три часа до начала войны ему докладывают о пропаже ведущего конструктора, имеющего доступ к самым секретным военным разработкам!
– К поискам пропавшего самолёта приступили? – спросил Ежов.
– Сразу, как стало известно, что борт не прибыл к месту назначения.
– Почему не после того, как с самолётом была потеряна связь? Чего глаза опустил? Отвечать!
– Потеря связи – обычное явление, товарищ маршал, – глядя в стол, сказал Захаров, – Подумали, может, обойдётся…
– И потеряли больше часа времени! – жёстко сказал Ежов. – Такие "подумки" наказуемы, ты не находишь?
– Уже, товарищ маршал! – вскинул глаза Захаров.
– Что "уже"? – не понял Ежов.
– Я уже отдал распоряжение выявить виновных и наказать по всей строгости!
– Это ты правильно сделал, – одобрил Ежов. – О самолёте, как я понимаю, известий пока нет? Можешь не отвечать, по твоему виду всё понятно. На борту были наши люди?
– Так точно! Два сотрудника сопровождали рейс и один лично фон Брауна!
– Ну, хоть что-то, – слегка подобрел Ежов. – Сотрудники опытные, смогут действовать по обстоятельствам?
– Опытные. Смогут, – односложно ответил Захаров.
– Сейчас ночь, – кивнул на окно Ежов. – Поиски, небось, отложили до утра?
– Никак нет! Поисковые группы продолжают утюжить маршрут на всём протяжении при свете фонарей и автомобильных фар.
– Это правильно, – одобрил Ежов. – Сейчас каждая минута на вес золота. Как думаешь, пропажа самолёта – случайность?
– Я так не думаю, – ответил Захаров. – Дело в том, что на борту вместе с фон Брауном находился и Ханс Улссон…
– Этот германский агент? – перебил Ежов. – Тогда это точно не случайность! Идите, Трифон Игнатьевич, и найдите фон Брауна. К фашистам он попасть не должен! – Заметив, что Захаров медлит, спросил: – Что-то ещё?
– Да… Среди наших людей на борту самолёта была спецагент Анюта…
Вслух стонать Ежов всё-таки не стал, хотя прекрасно помнил, что позывной Анюта в ведомстве Захарова был у Анны-Марии Жехорской.
За час до начала войны донесения сыпались как из рога изобилия. Все спешили доложить о готовности. Но Захарова Ежов принял без очереди. По расстроенному виду генерала понял: хороших новостей нет.
– Выяснились новые обстоятельства, касающиеся пропавшего самолёта… – начал Захаров.
– Давай без прелюдий, – прервал его Ежов. – Докладывай только самую суть!
– Слушаюсь… Перед вылетом на самолёте была испорчена рация, навигационная аппаратура и повреждён топливопровод.
– Это могло привести к гибели самолёта? – ужаснулся Ежов.
– Нет. Самолёт должен был сбиться с курса, а потом у него мог отказать один из двигателей. Всё для того, чтобы вынудить лётчиков совершить вынужденную посадку в заданном квадрате. Что, по-видимому, и случилось.
– Что за квадрат, выяснили?
– Да… Вы позволите? – Захаров кивнул в сторону стены, часть которой была закрыта занавесом.
– Разумеется. – Ежов сам отдёрнул занавес, за которым скрывалась карта Союза и прилегающих территорий. Давай, показывай!
– Вот тут…
Следя за указкой в руке Захарова, Ежов не удержался от восклицания:
– Но ведь это совсем рядом с границей!
– Примерно в сорока – пятидесяти километрах, – подтвердил Захаров.
– И прямо на направлении возможного удара немцев. Всё ясно! Они хотят захватить Брауна!
– Несомненно, – кивнул Захаров. – Наши "друзья" из абвера задумали именно это. Непонятна пока во всём этом роль самого Брауна.
– Это мы выясним позже, когда вернём Брауна в Петроград живым. Вы поняли, генерал? Непременно живым! Ладно, это всё лирика, – остановил сам себя Ежов. – Давай займёмся делом. Набросаем план первичных мероприятий. Что у нас здесь? – Ежов указал на точку в квадрате, который очертил Захаров.
– Станция Узловая, – ответил тот.
– Свяжись с Генштабом, пусть отдадут распоряжение войскам, дислоцированным в этом районе, немедленно подключиться к поиску самолёта. И вообще. Все наши части, которые есть вблизи этого квадрата, необходимо подключить к поиску!