Картошки не было, помидоров - к этим "чудам" Марьюшка относилась с опаской, в ее-то времена ничего такого не едали. Корову вот хотела завести, поросят, уток, но уж тут Миша уперся, отговорил - куда, мол? Магазин на себе, огород, да еще и живность? Нет, не получится так распыляться, либо торговать, либо фермерствовать.
Спустившись с крыльца, Маша поправила юбку, улыбнулась:
- Садитесь в сенях с гостем, пирогами угощать буду.
- Пирогами? - холостяк Ганзеев довольно потер руки. - Эк, Миха, повезло тебе с женою!
- Так и ты женись.
- Ага, женись… Не все ж такие, как твоя Марьюшка! Ты смотри - с утра уже и с дитем управилась, и пироги успела.
Ратников приосанился - любил, когда жену хвалили:
- Ты, Василий, иди пока в терем… тьфу-ты - в беседку, а я затоплю баньку. Долго не провожусь, не думай.
- А я и не думаю, - усмехнулся Веселый Ганс. - Пива пока попью с пирогами.
- С пирогами-то тогда уж - чай.
- Ладно тебе - чай. Иди уж.
Живенько растопив баню, Ратников вернулся к столу - Марьюшка уже расстелила скатерть, поставила большое блюдо с пирогами - с рыбой, с луком и яйцом, с просом. Принесла сбитню горячего, пива, ушицы, кашу с шафрановым маслом, жареного сазана…
- Вот это дело!
Гость уплетал все за обе щеки, только успевая нахваливать.
- Вот повезло с женой черту… Маш! А ты что ж с нами не садишься? Пашка-то ваш вроде как спит еще.
- Ой, - тут же озаботилась Марьюшка. - Пойду-ка, гляну - вроде как не слыхать, уж проснулся бы - плакал.
- Трудно, поди, с малышом, Маша?
- Да чего ж в том трудного? И Тема, когда был, помогал… Как-то он там сейчас, в людях?
- Да ничего, в море купается, - Ратников улыбнулся, откусил кусок рыбника, прожевал, запил сбитнем. - Вчера только ему с горки звонил… Хотя нет, не вчера, дня два тому уже.
Мобильник отсюда, с усадьбы, не брал, не было связи, чтоб позвонить, приходилось подниматься на вершину холма, метров за триста.
- Артем-то, верно, большой уже. - Доев рыбник, Ганзеев потянулся к ложке. - Сколько ему сейчас, тринадцать?
- Двенадцать… тринадцать скоро. Шестой класс почти на одни пятерки закончил!
- Гляди-ка - отличник!
- А то! Что, может, по стопочке? Или уж до вечера подождем, до бани?
- Хозяин - барин. Как скажешь!
Все-таки подождали. После обеда Ганзеев отправился вздремнуть, а Миша топил баню - пил пиво в беседке, время от времени, подкидывая в каменку дровишки. Поворошит кочергой угли, подбросит, дверцу захлопнет - и снова полчаса жди, пока прогорит, потом опять - поворошить кочергой…
- Утомился, поди, любый? - заглянула в предбанник Марьюшка, уже успевшая загореть, с сияющими зелеными глазами, ах…
- Утомился… А ну-ка, зайди-ка. Вроде как угарно?
Маша вошла в предбанник, принюхалась:
- Нет, не угарно… Ой… ты что творишь-то? Ох… Пусти, ну, пусти же!
Отбивалась, но так… притворно, а глаза-то, глаза совсем о другом говорили…
Обняв жену, Ратников принялся с жаром целовать ее в губы.
- Тише… тише… - томно шептала Марьюшка. - Пашка проснется…
Полетела на лавку маечка… тут же - следом - и юбка… И… Вообще-то Маша долго привыкала к нижнему белью, и вообще его носить не очень любила… но вот сейчас… вот сейчас надела красные кружевные трусики, ради него, Миши, надела… ох, как приятно было их снимать!
А потом и вообще - приятнее некуда! Прямо на широкой лавке, хорошо хоть половиков подстелено было, да все равно, твердо… однако это уже и вовсе не интересовало обоих… Только лишь жаркий шепот, томный взгляд, нежная шелковистость кожи и…
- Сладко… - улыбалась Марьюшка. - Ах, как сладко-то, любый…
А потом и совсем ничего не говорила, закатила глаза, стонала…
- Сладко!!!
А на улице уже кто-то громко кашлял!
Хм… кто-то? Ганзеев конечно же, кому еще там быть?
Подмигнув Марьюшке, Миша быстро натянул одежку, вышел:
- Ты что тут, как чахоточный? Оба! - повернувшись к беседке, Ратников вдруг увидал там молодого белобрысого парня в серо-голубой рубашке с погонами старшего лейтенанта милиции - Димыча и старого своего кореша Горелухина Генку, мужичка лет сорока пяти, немного сутулого, тонкогубого, желчного, но в общем - человека вполне незлобивого и отзывчивого, вот только не очень-то жаловавшего современную российскую власть. Так ведь и было за что, наверное.
- Оба! - растянув губы в улыбке, снова повторил Михаил. - Здорово, мужики! Что-то вы рано сегодня.
- Да, думаем, чего зря сидеть-то? - участковый махнул рукой. - Я из опорника, из окна, вот, Геннадия Иваныча заприметил, он как раз ко мне шел.
- Да, - Горелухин хмуро кивнул - он вообще-то всегда выглядел хмурым. - Брыкин-то, бригадир, не придет - к нему зять с дочкой приехали.
- А-а-а!
- Вот я подумал - чего еще ждать-то?
- И правильно, - радостно засуетился Ратников. - И правильно решили, сядем пока, выпьем по рюмочке - а там и баня поспеет. Маша! Маша-а-а!!! Ой… кажется, Пашка проснулся. Ну, вы тут располагайтесь, а я пойду, погляжу…
- Слышь, Михаил, - старший лейтенант вдруг встрепенулся. - Ты фуражку мою заодно посмотри - не у тебя ль оставил? Вторую неделю найти не могу!
- Не, не оставлял. Наверное, в другом месте где… В "Ниве" своей посмотри, может, под сиденье закатилась?
- Смотрел уже - нету.
Вообще же, участковый Димыч головные уборы свои терял не то чтобы часто, но - почти всегда, а потому - когда еще "Нивы" у него не было - прекрасно обходился без оных.
- Ладно, - Миша ухмыльнулся. - Найдется. А, не найдется, так новую выдадут.
- И то правда.
Банька славная выдалась, с парком ароматным - Горелухин все пивом поддавал, и тут главное было - не переборщить, плеснуть пивка в корец с водой чуть-чуть, самую малость, для запаха вкусного, хлебного…
- Ах, - разгоняя веником жар, ухмылялся Геннадий. - У меня матушка когда-то в колхозной пекарне работала. Я еще пацаном был, но запах этот никогда не забуду. Слышь, Миша, ты когда продуктами торговать станешь?
- Не знаю, - Ратников надел на голову войлочную шапку. - Муторно больно с продуктами. Всякие СЭС и прочее. Да и есть тут уже продавцы.
- Это Капустиха-то? Я у нее, окромя хлеба, другое и брать-то боюсь, - Горелухин скривился, слишком уж не любил соседку свою - гражданку Капустину, Зинаиду Михайловну, владелицу продуктового магазина "Немезида" (бывшего ОРСовского).
- А что, Дмитрий, часто у Капустиной продукты просроченные бывают? - обернулся к участковому Михаил.
- Да бывают… как и у всех - куда деваться? Проверку проводим - наказываем.
- Да черт с ней, с Капустиной, - рассмеялся Миша. - Что, говорить больше не о чем? А ну-ка, Василий, поддай-ка парку!
Из бани вышли часа через четыре, распаренные, довольные. Уселись в беседку, Ратников только налил, как…
- Дядя Миша, здрасьте! И вам всем - здравствуйте.
Михаил оглянулся, заметив спускавшуюся с крыльца миловидную девушку в джинсах и светлой блузке, улыбнулся:
- И тебе не хворать, Любушка. Маша сказала, ты завтра придешь…
- Так завтра и собиралась… А сегодня так, по делу… - Девушка опустила ресницы и потупилась, словно бы хотела что-то такое сказать, да вот никак не могла собраться с духом. - Дядь Миша, мне б с тобой… Ну, на пару слов.
- Ого?! - сидевшие в беседке мужики шутливо переглянулись.
Ратников быстро поднялся и махнул рукой:
- Да ладно вам… Сейчас приду. Пока закусывайте.
Вслед за юной почтальоншей он зашагал к воротам, к УАЗику, рядом с которым к забору был прислонен синий дамский велосипед - транспортное средство Любушки. Ну, правильно - на нем она сюда и приехала, не пешком же грязи мерить!
Останавливаясь у ворот, девушка искоса посмотрела на Ратникова, помолчала, будто собиралась с духом.
- Ну, ну, - улыбнувшись, подбодрил Миша. - Ты говори, говори, Любушка, не стесняйся.
- Так я и говорю… В общем, дядя Миша, вас просили срочно позвонить в лагерь, там с Артемом что-то.
- Что?! - Ратникова словно обухом по голове ударили. - В лагерь? С Артемом? А что, что с ним?
- Не знаю, дядь Миша, честно, не знаю. Но позвонить просили срочно! Номер…
- Номер я их знаю, спасибо, Любушка… конечно, сейчас… Только ты это… Маше ничего не говори, ладно?
- Не скажу… Я так и хотела - сначала - вам.
Заскочив в дом, Миша схватил лежавший на подоконнике мобильник и, махнув рукой кормившей проснувшегося Пашку жене, побежал к УАЗику.
- Эй, Михаил! - забеспокоились в беседке гости. - Ты куда это собрался?
- Да на горку, - обернувшись, пояснил Ратников. - Позвонить срочно надо.
Запустив двигатель, Михаил выехал за ворота и погнал на вершину холма, там, где брала связь. Остановился, вытащил телефон, набрал сначала Темку…
"Абонент временно недоступен!"
Черт! И в самом деле, что-то случилось…
Трясущими от предчувствия чего-то непоправимо страшного руками Михаил отыскал в меню - "Лагерь", нажал кнопку…
- Здравствуйте, я - Ратников, Михаил Сергеевич, опекун Артема… Вы просили срочно позвонить… Да не волнуюсь я! Что с ним случилось? Что-о?!!! Как - утонул?! Господи… Да-да, конечно, сегодня же выезжаю…
Бросив автомобиль у ворот, Михаил, чувствуя, как становятся словно бы ватными ноги, подошел к беседке и хрипло спросил:
- Иваныч! У тебя курить есть?
- Так ты ж не…
- Дай!
Глава 2
Лето. Побережье Азовского моря
НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ
Сегодня не будет поверки,
Горнист не играет поход.Владимир Луговской.
Курсантская венгерка
Миша с Ганзеевым (тот, на правах старинного друга, увязался следом, да и опять же - по дедовской боевой славы местам) добрались до Москвы к вечеру, как раз к самолету, и в десять часов вечера уже были в Запорожье, точнее сказать - в аэропорту. Ну а там до Азовского моря взяли такси. Дорого, конечно, но не тот случай был, чтоб мелочиться… Тема… Неужели - правда?
Ратников осунулся и снова начал курить - оттого кашлял, то и дело сплевывая за окно, в ночь, табачно-коричневой тягучей слюной. Веселый Ганс - обычно балагур - на этот раз по большей части ничего не говорил, и со словами утешения не лез - а как тут утешишь? Знал ведь, Темка для Миши с Марьюшкой давно как родной, стал. Кстати, Маше ничего о случившемся не сказали, не хотели пока расстраивать, ей и с Пашкой забот хватало. Просто сказали: "Надо бы на родительский день съездить, Темка звал ведь", и Маша больше ничего не спрашивала - такой уж был менталитет: раз муж сказал, значит, так и надобно. Просто собрала в дорогу, поцеловала, перекрестила да спросила - когда ждать. Вот так-то…
Таксист попался неразговорчивый, все курил да слушал свой шансон… нет, не Азнавура или Жильбера Беко, и уж, тем более, не Брассанса, а то, что по российским радиоволнам обычно гоняют - песенки из жизни и быта уголовных зон. Чем подобная музыка народ привлекает, Ратников, честно говоря, не очень понимал - можно подумать, будто в России-матушке буквально каждый второй либо сидел, либо в самое ближайшее время сесть собирался.
А вот Ганзееву, кстати, нравилось! Ишь, сидел, головой в такт мотал… ну, оно и понятно - опер. С кем поведешься, от того и наберешься.
- Далеко еще? - дождавшись очередной паузы меж музыкальными номерами, негромко спросил Михаил.
- Да не очень, - водитель - лезгин или татарин - неопределенно хмыкнул и поправил на голове кепку. - К утру точно будем. Как рассветет, считайте - приехали. Вам там в какое место надобно?
- Сказали же - в детский лагерь! - Веселый Ганс неприязненно покосился на водилу.
- Там лагерей много.
- В "Рассвет", - пояснил Ратников. - Знаете, где это?
- В конце поселка, - таксист кивнул и снова закурил сигарету. - На окраине самой. Ничего - скоро уже доедем.
Снова все замолчали, а из колонок лился неумолчный шансон - "базар-вокзал" и все такое прочее.
- Светает уже… - Михаил показал вперед и чуть влево.
- Светает… - тут же согласился Василий, рад был, что дружок его хоть немного разговорился. - Давно хотел сказать, да как-то к слову не пришлось… Помнишь, о чем мы с тобой на озере говорили?
- Ну да, не забыл, - Ратников пожал плечами… даже, пожалуй, с некоторым удивлением. - А что?
- Так вот… так клиника, в Украине, что с бывшим директором детдома связана, - она ведь здесь рядом находится, в Токмаке - мы только что его проехали. Не сразу и нашли.
- А почему не сразу? - Михаил, видя усилия своего сотоварища, счел необходимым поддержать заявленную беседу.
- Потому что клиника-то - ведомственная! - довольно ухмыльнулся опер. - Какой-то "Физтехприбор", что ли…
- Вах! "Физтехприбор", говоришь, уважаемый? - неожиданно обернулся шофер.
Ганзеев хлопнул глазами:
- А что? Э, ты на дорогу-то смотри, уважаемый!
- Ха! Я эту дорогу с закрытыми глазами знаю… А на заводе "Физтехприбор" двадцать лет отработал, с младшего лаборанта начал. И сейчас бы работал, кабы не развалили все, уроды… Эх, и времена раньше были…
Водитель ностальгически вздохнул и даже чуть прикрутил звук, как видно, намереваясь предаться воспоминаниям.
- Такой заводище был - огромный! Поликлиника своя, ПТУ, три пансионата, больница - вы, верно, про нее сейчас и говорили - тоже в девяностые продали, прихватизаторы хреновы! Кстати, пионерлагерь этот, "Рассвет", куда вы едете, - он ведь тоже раньше физтехприборовским был. Во-он, видите - поселок? Еще километра три.
По краям шоссе потянулись заборы, ворота, частные домики, потом снова пошли тополя и снова заборы с воротами…
- Ну все, приехали, уважаемые, - заложив крутой разворот, водила остановил свою "семерку". - Сейчас багажник открою… Ага… Во-он туда, за тополя, гляньте-ка!
- А что? Это усадьба маркиза Карабаса?
- Сами вы маркизы, я извиняюсь… Это физтехприборовский санаторий… бывший. Ныне - уж и не знаю, кому принадлежит.
- Поня-атно! - усмехнулся Веселый Ганс. - Слышь, Миш - у них тут этот завод - вместо маркиза Карабаса, куда ни глянешь - все тут физтехприборовское.
- Так я ж вам и говорю - такой был заводище!
Взяв дипломат и рюкзак, приятели расплатились с таксистом и, переглянувшись, подошли к выкрашенным в тоскливый серовато-зеленый цвет воротам, с красно-белой вывеской "ДОЛ "Рассвет"". ДОЛ, да… Детский оздоровительный лагерь.
- Эй! - несколько раз нажав кнопку расположенного на стойке ворот звонка и не дождавшись результата, Ганзеев что есть мочи забарабанил по железным створкам кулаком. - Эй, есть тут кто?
Между прочим, уже совсем рассвело, и за лесополосой, над крышами поселка, выкатывалось ласковое желтое солнышко. Улыбалось, жмурилось - мол, что еще, лежебоки, спите? А вот, сейчас я вас!
- Чего хулиганите? - за оградою наконец показался сторож - худой и лохматый старик в потертой джинсовой куртке и малиновой баскетке с надписью "Ай лав Нью-Йорк". - Я сейчас в милицию позвоню!
Василий лишь ухмыльнулся, но "корочки" доставать не стал, лишь спросил - чего все спят-то?
- Солнышко-то - оно вон где!
- Солнышко-то вон где, а времени-то еще полшестого! - вполне здраво возразил старик. - Людям еще спать да спать, тем более - детям. Так что попрошу вас, граждане, не хулиганьте! А то ведь у меня этого того… быстро!
- Да ты, отец, не кипятись, - посмурнев лицом, вздохнул Ратников. - Мы ведь не просто так шумим - по делу приехали, издалека… Мальчик тут у вас… утонул…
- А-а-а, вон оно что, - сторож тут же завозился с запорами. - Так что ж вы сразу-то… Я ведь понимаю… Вы что же - родственники ему, значит… Ай-ай-ай… Артемка. Артемка - хороший парнишка… был. Эх, как же так… как же так-то…
Мише тоже очень хотелось поинтересоваться - а как же так-то? Но не у сторожа же спрашивать. А вот Ганзеев, ничего, спросил:
- А что, отец, как все случилось-то? Может, расскажешь?
- Да уж, чтой-то и я слыхал. Что знаю - поведаю. Во-он, в сторожку пока идите, сейчас я чайку…
- А тело-то, конечно, в морге, отец?
- А? Ах, да, да… там. В райцентре. Да тут недалеко, на шоссе выйдете - там и автобусы ходят, и маршрутки, да и так, на попутках можно.
- А тут мы просто вещи Артемины заберем…
- А как же! Я понимаю - память… Эх, ну, что ж за судьба такая злая, это ж надо - безвинное дите… Вон, на софу присаживайтесь. Сейчас, сейчас… В восемь у нас подъем, но вожатые и начальство раньше поднимаются - в семь. Планерка у них. Вот в это самое время они купаться-то и убежали… не иначе, как бес попутал! Ну, понятно еще было бы - кабы ночью, а то с утра пораньше вдруг. Сашок, вожатый, их и без того баловал - купаться каждое утро водил, хоть и не особенно близко тут.
- Чего же они поперлись-то?
- А поди знай! Я ж и говорю - бес.
Набрав в чайник воды из зеленого жестяного бачка, сторож достал из тумбочки пачку печенья, сухари, вазочку с сахаром. Развел руками:
- Уж попрошу, не обессудьте.
Ратников хотел было отказаться - как-то не до чая было, но передумал - зачем обижать старика?
- Так, значит, пацаны с утра купаться ушли, - между тем продолжал выпытывать Василий. - Пока вожатые на планерке были…
- Ну да, ну да, - сторож затряс головой. - Так. Втроем и убежали - Артемка и дружки его - Вовка с Русланом. А потом, уже в восемь, на подъеме, их и хватились - где да как? Сашок с вожатыми - живо к морю… А он уж, Артемка-то, и не дышит. Вовка-то с Русланом его вытащили - да поздно.
- Да-а-а, - сглотнув слюну, Ратников вытащил сигареты. - Слышь, отец, тебя как зовут-то?
- Иван Федотычем кличут.
- А я, стало быть, Михаил, отец Темки… приемный. А это - друг мой, Василий. Кури, Федотыч.
- Благодарствую.
Все трое закурили, меж тем поспел и чайник, старик Федотыч принялся заваривать какой-то особый чай с пахучими степными травами, мол, такого чая гости отродясь не пивали. Чаек и в самом деле оказался на удивленье вкусным, Миша выпил вприкуску сразу две чашки, а Ганзеев - три.
- Вещички Артемкины вам Матвеевна, начальница, отдаст… Может, вы и поговорить с кем хотите? Вчера милиция приезжала, Вовку с Русланом расспрашивали… а потом, вечером, родители за ними приехали, увезли. Мол, что уж им тут теперь… Понять можно.
- Та-ак… значит, дружков Темкиных здесь и нету!
- Нету, нету! Говорю же - родители вчера увезли. Они там друг другу какие-то родственники…
- Ага… - набычившись, кивнул Василий. - Ну, а место происшествия нам хоть кто-нибудь здесь может показать?
- Да хоть кто! Вон, хоть вожатого, Сашка, спросите.
Пока чаевничали, пока разговаривали, время и пролетело. В десять минут восьмого Федотыч привел гостей в кабинет начальницы лагеря, Алевтины Матвеевны, оказавшейся дамой лет под пятьдесят, весьма приятной наружности, из тех, кого в здешних местах называют - "бедовой". Типа - коня на скаку, и в огонь, и воду.