- И чужих не пускать никого! Эта поляна богатая - только наша! - встрял Бровкин. - А какие наценки будем делать на те поставки? Какой вкладывать интерес собственный? Предлагаю: на овёс и сено - десять копеек на рубль затрат. На солонину и хлеб - двенадцать копеек на рубль. На ветчину, сбитень и водку - пятнадцать копеек…
Ещё часа три они провели в жарких спорах, обсуждая детали коммерческие…
Через трое суток, сразу после завтрака, в полк к Егору прибыл посыльный от Якова.
Егор распечатал конверт, на маленьком листке бумаги были начертаны три слова: "Спички готовы, приезжай!"
Вечером Егор прибыл в дом семейства Брюсов.
- Давай захватим по бутылочке Венгерского и посетим мою лабораторию! - радостно предложил Яшка.
Венгерское сложили в плетёную ивовую корзину, добавили туда маленький берестяной туесок с лесными орехами, по длинной винтовой лестнице спустились в мрачный подвал.
- Сперва ничего у меня не получалось: не хотел фосфор смешиваться даже с разогретым клеем - до тех пор, пока я не добавил в клей немного мелких свинцовых опилок, - рассказывал по дороге Брюс. - После длительного помешивания получилась однородная и густая буро-коричневая кашица. Я аккуратно опустил в эту массу кончик длинной и тонкой сосновой лучинки, повертел лучинку по часовой стрелке, вытащил, отложил сушиться на специальную подставку. Минут через двадцать, когда фосфорная головка застыла, я чиркнул спичкой об стенку… Сейчас сам всё увидишь! У меня там ещё с утра два десятка новых спичек выложены на просушку…
Через массивную чёрную дверь они попали в лабораторию: высокие стеллажи, забитые колбочками и бутылочками, весы - самых разных размеров и конструкций, нагревательные спиртовки, в углу - обычные слесарные тиски.
- Вот они, спички! - с гордостью указал Яков на узенький столик. - Бери, пробуй!
Егор взял со стола лучинку, один конец которой был покрыт твёрдой коричневой массой, осторожно чиркнул о ближайшую оштукатуренную стенку, на кончике лучинки охотно загорелся яркий, но достаточно неприятно пахнущий огонёк.
- Здорово ведь? - возбуждённо спросил Брюс. - Данилыч, давай откроем с тобой спичечную фабрику, а? На паях, как полагается…
- Может, и откроем! - пожал плечами Егор. - Неплохо бы и патент какой оформить в Европах… А мне этот славный состав нужен совсем для другого: кончики коротких фитилей ручных бомб тщательно пропитывать буду им…
После того, как с Венгерским было покончено, Егор предложил открыть при Преображенском полку оружейную лабораторию. Яков с радостью поддержал и эту идею:
- Разве можно хорошее оружие закупать только за границей? И своё надобно придумывать, чтобы не хуже немецкого и англицкого было… А, допустим, мы с тобой придумаем чего дельного. Где это производить? Нет ведь толковых заводов оружейных…
- Откроем, не сомневайся, братишка! - заверил приятеля чуть захмелевший Егор. - И в Туле откроем, и на Москве…
На испытания новых ручных бомб Егор (через неделю) позвал Петра, Гордона, Лефорта, фон Зоммера, Головина, Брюса, Бориса Шереметьева, да и других ещё…
Многочисленные зрители разместились на вершине пологого холма, склон которого зарос молоденькими редкими сосёнками.
- Вот, господа мои! - обратился Егор к присутствующим, предварительно запихав в свои уши льняные затычки: - Представьте себе, что это не сосны, а коварные вражеские солдаты, штурмующие наши позиции. У меня две корзины ручных бомб, я обороняюсь… Готовы? Тогда - поехали…
Он взял из корзины первую метательную бомбу, провёл кончиком короткого и жёсткого фитиля по рукаву камзола, бросил, взял вторую… Взрывы загремели один за другим, постепенно сливаясь в один сплошной гул, зрители, как по команде, дружно пригнулись к земле, затыкая уши пальцами…
"Ручные бомбы - совершенно дурацкое название! - совершенно некстати подумал Егор, не прерывая своего важного занятия. - Надо будет приказ издать по полку, чтобы с завтрашнего дня все называли эти устройства - "гранатами", а ещё же их можно начинять всяким, например, рублеными бронзовыми гвоздями…"
Гранаты, наконец, закончились, Егор спокойно вытащил из ушей льняные затычки, снова обратился к зрителям, показывая рукой на склон холма:
- Как видите, уважаемые господа, большинство вражеских "солдат" убито. Было около двухсот сосёнок. Сколько сейчас? Раз, два, три, четыре… Больше не вижу! Предлагаю и все другие полки вооружить такими гранатами!
Пётр был очень доволен: громко хвалил Егора, ставил другим в пример, целовал в дёсны, пообещал наградить орденом, даже деревню пожаловал - с тремястами душ крепостных.
Деревня, которая по совершенно уж странному совпадению называлась Александровкой, была крепкой и зажиточной (когда следовали в Воронеж и обратно, то проезжали через неё), с большим, почти новым господским домом, а прежний её хозяин-помещик вместе со всей семьёй был отправлен царём в вечную сибирскую ссылку - за саботаж при строительстве воронежской флотилии…
А ещё через неделю Егор объявил Петру о своей скорой свадьбе:
- Мин херц, ремонт в доме я уже закончил, мебелью заставил заморской… Мы тут с Иваном Артёмычем немного посовещались, вот думаем, что после Крещения - самое время и справить свадьбу… Ты как - не возражаешь?
- А я что? - скорчил недовольную гримасу царь (после известных событий он разлюбил посещать свадьбы). - Играйте, конечно! Заеду обязательно, чарку подниму заздравную, вручу подарки…
На следующем семейном совете (Егор плюс Бровкины) решили свадьбу устроить скромную и простую.
- Гордыня и спесь - грехи страшные! - нежно поглаживая свою бороду, поучал Иван Артемич. - За ними следом зависть крадётся людская, а за завистью - беды всякие. Скромность же любого украшает: и владыку всемогущего, и холопа последнего…
Венчание состоялось в маленькой безымянной деревянной церквушке рядом с Покровскими воротами, праздновали же в отремонтированном каменном доме, малым кругом верных друзей. Гостей было всего-то человек шестьдесят пять, что по тем временам, да и по должностям Егора, выглядело более чем скромно.
После второй перемены блюд нанятые иноземные музыканты заиграли разные танцевальные мелодии, Егор, под одобрительные крики гостей, пригласил молодую жену на медленный менуэт. Санька, разодетая по последней европейской моде - с точёными голыми плечами и низким откровенным декольте, очень условно скрывающим полную и аппетитную грудь, танцевала просто замечательно, сонно поводя томными голубыми глазами (как учитель танцев советовал) по сторонам. Гости восторженно хлопали, некоторые даже свистели от нешуточного восторга…
Когда же музыканты заиграли второй танец, то возле свадебного стола, где сидели новобрачные, выстроилась целая очередь из кавалеров, желающих станцевать с юной и ещё непорочной невестой.
Вот тут-то Санька удивила всех без исключения, встала из-за стола и громко объявила звенящим от волнения голосом:
- Любезные мои господа, не утруждайте себя зряшными хлопотами! Я танцую только со своим мужем… Извините, но других мужчин не существует для меня! Могу ещё с царём нашим, Петром Алексеевичем, станцевать. Но только если он прикажет очень строго…
Над залом повисла вязкая и тревожная тишина: в дверях, непонятно улыбаясь, стоял Пётр…
Глава одиннадцатая
Сестры милосердия и Азовский поход
Егор, стараясь немедленно замять возникшую было неловкость, торопливо бросился царю навстречу:
- Мин херц! А мы уж, право, заждались тебя! Всё не едешь да не едешь… Проходи, государь, раздевайся!
Пётр, небрежно сбросив на пол немецкий тёплый сюртук, белый шёлковый шарф и голландскую тёмно-синюю шляпу-тулью, как ни в чём не бывало заключил Егора в свои медвежьи объятия, крепко похлопал по спине, отстранился, звонко расцеловал в обе щёки, громко и душевно объявил:
- Ну, поздравляю, охранитель! Поздравляю - от всей души! Ишь, какую кралю завидную оторвал себе, прямо-таки - королеву! - откровенно жадно стрельнул глазами в Санькину сторону. - Принимайте подарки, молодые, принимайте! Тебе, Алексашка, жалую из моей казны тысячу рублей! Владей, трать, достоин! А тебе, девица Александра, дочь Иванова… Подойди-ка ко мне! Дарю вот это! - протянул подошедшей Саньке небольшой, но тяжёлый ларец изящной работы. - Открывай, молодка, смотри! Нажми вот на тот выступ. Да посильней надавливай, не стесняйся!
Раздался негромкий хрустальный звон, крышка сундучка приподнялась одной своей стороной, заняв вертикальное положение.
- Ой, спасибо тебе, государь, Пётр Алексеевич! - радостно прижала Санька ладони своих рук к груди. - Уважил, так уважил… И кольца, и брошь, браслеты, нитка жемчужная…
- Понравилось? - вкрадчиво спросил царь.
- Очень!
- А раз так, то не подаришь ли мне один танец, красавица писаная? Иль надо приказать строго?
- Музыканты, играйте! - громко и властно велела Санька и бесстрашно посмотрела Петру в глаза. - Я со всей радостью, государь!
Танец оказался очень долгим, Егор уже начал всерьёз нервничать, наблюдая за царём и своей молодой женой: Санька без устали что-то говорила, а Пётр напряжённо слушал, округлив от удивления свои большие глаза.
"Что она там активно вешает на царские уши? - терялся Егор в догадках. - Как бы не ляпнула чего лишнего, станется с неё! Осерчает царь тогда, разгневается…"
Но ничего, пронесло! Пётр, отведя новобрачную на её законное место, только вскользь улыбнулся Егору, восхищённо покрутил головой и пробурчал:
- Ну и шустра у тебя жёнушка, Данилыч! На ходу режет подмётки…
Царь уселся рядом с Санькой, поглодал - безо всякого аппетита - ножку тетерева, отведал жульена грибного, покусал французского сыра, покрытого сиреневыми нитками плесени, поднял заздравную чарку с перцовкой:
- Ну, други мои верные, за молодых! Пусть дом будет у них - чаша полная, детишек побольше! Счастья и согласия вам, Александр и Александра, во всём…
Ещё минут через двадцать царь неожиданно поднялся из-за стола, оделся, прощаясь, строго велел Егору:
- Завтра после обеда будь у меня в Преображенском, разговор важный есть! - лукаво и уважительно подмигнул Саньке. - Да, задала ты мне загадку непростую, Александра Меньшикова, дочь Иванова…
Когда большинство гостей решили покурить табаку в специально отведённой для этих целей комнате, Егор немедленно отвёл Саньку в сторону - за голландскую печь, покрытую испанскими рельефными изразцами, жарко и нежно поцеловал, после чего обеспокоенно поинтересовался:
- Саня, а что ты такое говорила царю? Ну, во время танца?
Юная жена загадочно улыбнулась и лёгкомысленно передёрнула своими голыми точёными плечами:
- Да просто - на войну попросилась…
- Что? Ты - на войну? Какую?
- В ваш поход Азовский. Не хочу быть вдали от тебя, Сашенька! Переживать, плакать слезами горючими, представлять себе - всякое, нехорошее…
Егор на целую минуту лишился дара речи, наконец, слегка переварив услышанное, уточнил:
- А как ты, душа моя, себе представляешь это? В том смысле: в качестве кого ты собираешься отправиться в Азовский поход? Как моя (то есть командира полка Преображенского) верная супруга? Так и не полагается такого российским воинским Уставом. Опять же, если даже Пётр Алексеевич и разрешит тебе, то смеяться все будут по углам… Какой пример я подам собственным подчинённым? Нет, любовь моя, не обижайся, пожалуйста, но я…
- Совсем не как полковничья жена! - нетерпеливо перебила его Санька. - А как, как… Вот ты, Саша, прозываешься "охранителем"… А как эту твою должность ещё можно назвать? Ну, иначе, если - чуть по-другому?
- Начальник охранной службы.
- Вот-вот! И я - как "начальник службы"! Только другой, я ещё не придумала, как её обозвать…
Егор потерянно потряс головой, широко открывая и закрывая рот, мягко попросил:
- Санечка, золотце бесценное, какой такой - "другой службы"? О чём ты толкуешь тут, моё сердечко?
Санька преданно заглянула ему в глаза, улыбнулась чуть смущённо:
- На войне ведь бывает много раненых? Ведь так?
- Бывает, что и много…
- Так вот, им же надо раны перевязывать, ухаживать за ними, кормить… Кто этим обычно занимается? Наверное, кто придётся? Вот видишь… Служба специальная нужна! А ведь женщинам сподручней заботиться о болящих и раненых! Руки у них нежнее и ловчее, чем у вас, мужчин. Я уже с девицами Буйносовыми поговорила об этом, с жёнами Сергея и Василия Бухвостовых, с некоторыми другим… Все согласны выступать в поход с армией! Вот только, как называть таких женщин, которые будут помогать докторам и лекарям? А, Сашенька? Подскажи, ты же умненький у меня!
- "Сёстрами милосердия" следует называть таких вот барышень, - машинально ответил Егор. - Только я, Саня, не даю тебе своего супружеского разрешение и согласия на эту… э-э… эту…
- Дашь разрешение, обязательно дашь! - заверила его жена, поглядывая из-под длиннющих ресниц откровенно призывно и обещающе. - Я сегодня ночью постараюсь уговорить тебя! Уж так постараюсь…
Постаралась, уговорила…
В последних числах апреля 1696 года тайно, без пышных проводов и напутствий, тридцать пять тысяч воинского люда загрузились у Всехсвятского моста на Москвереке в самые различные плавсредства, и караван, растянувшись длинной нескончаемой цепочкой, поплыл на юг - к Оке и великой Волге. Шли водным путём тихо, без всякой пафосной музыки и хвастливой пушечной пальбы.
- Тайность тщательная и внезапность полная - вот залоги побед великих! - назидательно поучал Лефорт, плавно размахивая своей дымящейся курительной трубкой. - Пусть турки и татары пребывают в неведении полном! Свалимся на их горячие бритые головы - как снег русский, холодный…
Рядом с царской многовёсельной каторгой (на время похода Пётр приказал именовать себя господином "Бом Бар Диром") неизменно держались три новеньких струга, на низких мачтах которых гордо реяли бордово-красные флаги с большими белыми крестами посередине - это Егор предложил, а Санька идею безоговорочно поддержала. На стругах, кроме дюжих гребцов и солдат охраны (из Преображенского полка, ясное дело, Егор самолично отбирал - из пожилых, непьющих и серьёзных индивидуумов), находилось порядка двадцати пяти сестёр милосердия: происхождения - как насквозь благородного, так и совершенно подлого, с Санькой во главе.
Двумя неделями позже той памятной свадьбы Пётр после долгих раздумий издал соответствующий Указ, согласно которому создавалась новая служба - "Сестёр милосердных". Во главе службы была единолично назначена Главная Сестра - дворянка Меньшикова Александра Ивановна. На время военных действий царь брал защиту "чести и достоинства" Сестёр под свою личную охрану - со всеми вытекающими последствиями. Сёстрам же милосердным, в свою очередь, запрещалось во время боевых походов вступать в "особые отношения с мужеским полом" - под страхом "плетей, каторги и полного бесчестия". Сотрудницы новой службы - совместными усилиями - придумали себе (учитывая ненавязчивые подсказки Егора) особый, достаточно строгий фасон платьев и необычный головной убор - некий мягкий гибрид головного платка простолюдинок и дамской благородной шляпки…
Заслуженные военные служаки и государственные чиновники старой закваски восприняли создание такой необычной службы достаточно настороженно, глухо и неприязненно шептались в своём кругу, но в открытую выступать против не решались, справедливо опасаясь царского безудержного гнева. Ближайшие же царские единомышленники и собутыльники отнеслись к этому нововведению с полным пониманием и лояльным одобрением.
- Даже во время великих крестовых походов в благословенную Палестину многих славных рыцарей Господних сопровождали в трудах тех нелёгких их благородные жёны! И не менее благородные подруги! - непреклонно вещал Лефорт, очарованный Санькиной красотой и непосредственностью - сразу и навсегда…
Москву на время предстоящей баталии воинской Пётр оставил на попечение верного Фёдора Ромодановского. Егор до возвращения из Азовского похода также переподчинил всех своих сотрудников, остающихся в городе, под твёрдую и бестрепетную руку князя.
- Фёдор Юрьевич! - душевно просил Егор при личной их встрече-беседе. - Главное - за стрельцами смотри внимательно! Очень тебя прошу! Бди неустанно! Назревает там что-то нехорошее - навроде простудного гнойного фурункула… Мои люди тебе подробнее расскажут. А ты, князь, их (сотрудников-то моих) понукай чаще, пинай без стеснения своими сапогами, если будут лениться: пусть внимательнее смотрят за слободами стрелецкими. По осени мы с Петром Алексеевичем обязательно вернёмся, подчистим там всё - в этом запущенном гадюшнике - не дожидаясь, когда змеи жалить начнут…
Караван шёл речной гладью ходко, без продолжительных и нудных остановок. Заранее проверенные и тщательно отремонтированные струги, баркасы и каторги почти не протекали, запасных вёсел - взамен ломающимся от усердия сытых гребцов - было изготовлено в достатке. Проплыли по светлой и приветливой Оке, вышли в полноводную, благородно-тёмную Волгу, не причаливая, миновали Казань. За Самарой началась вольная степь, навалился нешуточный сонный зной, ещё через пять дней спустились до Царицына, несуетливо пристали к голому и неприветливому берегу.
Четверо суток без устали перетаскивали пушки и мортиры, порох, заряды и прочие грузы к городку Паншино, разбитому на высоком берегу Дона.
- Обязательно здесь надо рыть канал! Широкий, глубокий, настоящий! - настойчиво советовал Лефорт. - Чтобы можно было прямо из Москвы доплыть до самого Стамбула турецкого…
- А что ж, и выроем, Бог даст! - уверенно пообещал Пётр, смахивая обильный пот со лба: он наравне с солдатами нёс за плечами плотный мешок, заполненный огневыми припасами и чугунными ядрами. - Вот возьмём Азов, в Керченском проливе отстроим крепостницу крепкую, надёжную, тогда и выкопаем, ужо…
На бескрайних паншинских складах наблюдался образцовый порядок: амбары и схроны были под самые крыши заполнены мешками, рогожными кулями, бочками и бочонками, всюду были выставлены серьёзные караулы, в незначительном отдалении вились весёлые дымки полевых кузниц, восточнее складов паслись стреноженные табуны сменных лошадей.
- Молодцы, обрадовали! Потешили мне душу! - как заведённый повторял Пётр, осматривая Паншинский городок и без устали похлопывая по хлипкой спине и тощим плечам боярина Тихона Стрешнева, ведавшего всеми кормовыми припасами для нужд армейских. - Кстати, Никитьевич, кто тут у нас числится в поставщиках? Наградить требуется всех - по их знатным заслугам! Дабы и другим был пример доходчивый! Ну, Тихон, друг любезный, назови нескольких, вспомни! Всех-то и не надо, только самых крупных и надёжных…
- Дык, господин Бом Бар Дир, тут и вспоминать нечего! - торопливо тараторил худенький и подвижный Стрешнев, очень похожий из-за своей тощей козлиной бородки на обычного думного дьячка. - Сейчас у меня всего два надёжных подрядчика: его Превосходительство генерал Лефорт и Бровкин Иван - тесть охранителя вашего, Меньшикова Александра Даниловича. Остальных-то мне и даром не надо, вороватые уж больно, скользкие…