Все важные и секретные документы были быстро и успешно подписаны. С одной стороны - Великими послами русскими: генералом Лефортом и полковником Меньшиковым Александром Даниловичем, с другой - славным курфюрстом бранденбургским Фридрихом. Царь (он же - Прокофий Возницын) на подписание этих договоров не поехал, мотивируя это следующим:
- Как я подписываться буду? "Возницыным"? Не дождётесь, гордыня не велит мне! А вдруг начертаю: "Царь Пётр"? Что - тоже нехорошо? Не угодишь вам! Вот тогда и скажите курфюрсту любезному, что, мол, дьячок-то занемог - зубами мается сильно… Я же за город отъеду до самого вечера: договорился уже с фон Принцем, постреляем с ним немного из полевых пушек…
Уехал Пётр на стрельбища пушечные - в сопровождении двух опытных и проверенных Егоровых сотрудников, да и пропал бесследно - не вернулся к ночи в Кёнигсберг…
Ранним утром Егор, ругаясь матерно сквозь зубы, трясся в хлипкой карете по местным просёлкам в поисках высокородной пропажи…
- Куда править-то, господин полковник? - искренне недоумевал сидящий на козлах Матвей Солев. - Тут столько дорог и перекрёстков, враз заплутаем!
- Слышишь, гремит дальний гром? - посоветовал Егор через открытое окошко. - Вот и двигай уверенно - на эти звуки. Не иначе, оно там и есть - стрельбище…
Через час прибыли, всё же, на нужное место. Открывшаяся картинка однозначно засвидетельствовала: царь пребывает в добром здравии. В чистом поле в один ровнехонький ряд было выстроено полтора десятка бранденбургских полевых мортир и гаубиц, на различном удалении от пушек были выставлены большие деревянные щиты, для чего-то старательно выкрашенные в жёлто-синюю полоску. Между артиллерийских орудий суетливо перемещалась длинная сутулая фигура в тёмно-коричневой одежде, держащая в руке короткий горящий факел, чуть в стороне застыла пёстрая группка людей, состоящая из сорока-пятидесяти человек.
Вот гаубицы и мортиры - одна за другой, окутались белыми облачками дыма, с двухсекундным отставанием загремела бодрая канонада, три ближних полосатых щита разлетелись в мелкие щепки…
Егор несуетливо вылез из кареты, огляделся по сторонам. Одни пушкари в бранденбургской форме усердно прочищали длинными банниками жерла орудий, другие поливали охлаждающим уксусным раствором горячие пушечные стволы, третьи готовили к следующему залпу новые пороховые заряды, ядра и специальные гранаты, начинённые картечью. Пётр о чём-то увлечённо и запальчиво спорил с фон Принцем, недалеко от спорщиков неподвижно застыли Егоровы сотрудники - с масками вселенской скорби на лицах. Под глазом одного охранника красовался свежий бордово-синий фингал, у другого была наспех перевязана голова.
"Понятное дело! - догадался Егор. - Ребята в соответствии с полученными строгими инструкциями, настойчиво уговаривали царя вернуться обратно в Кёнигсберг. Вот и доуговаривались, бедняги…"
- Доброго здоровья вам, Прокофий Савельевич! - как ни в чём не бывало приветствовал он Петра. - Смотрю, есть успехи? Вона, аж целых три щита, крепких таких, превратились в полную труху!
Царь самодовольно и гордо усмехнулся:
- Да, уже научился попадать метко! Кстати, при камер-юнкере можешь меня величать именем настоящим, он - свой…
- Ты, милый Питер, настоящий бомбардир! - тут же льстиво, на немецком языке, заявил бранденбургский напомаженный красавчик, только небрежно кивнувший царскому охранителю головой - в знак приветствия.
Егор мысленно заскрипел зубами, но удержался от грубого слова, наоборот, спросил очень спокойно, практически елейным голосом:
- Что ж ты, Пётр Алексеевич, ночевать не вернулся в город? Мы уже начали беспокоиться: ночи-то ещё холодные… Не замёрз часом, милостивец?
Царь шумно и недовольно засопел, смущённо покосился в сторону юного камер-юнкера, неуверенно пояснил:
- Да тут у фон Принца, совсем недалеко, выстроен этот… Охотничий домик. Там и скоротали ночь, у жаркого камина. Ты, Алексашка, не отвлекай сейчас, мне к следующей стрельбе надо готовиться…
Егор покладисто отошёл в сторону, сел на ящик из-под картечных гранат, нетерпеливым жестом подозвал к себе сотрудников, пострадавших от царского гнева, скупо посочувствовал:
- Эк, как вам досталось, родимые! Ничего, бывает, служба… Получите потом от меня денежное вспоможение, по три рубля серебряных… Молчите уж, недотёпы! Подробности меня совсем не интересуют. Прямо сейчас возвращайтесь в городок, поручику Бровкину передайте следующее…
Уже поздним вечером, на малиновом закате, царь, видимо, сильно притомившись от пушечных и иных утех, согласился вернуться на ночлег в Кёнигсберг. Ехали молча, глядя в противоположные каретные окошки.
- Мин херц, а почему эти щиты деревянные, в которые ты палил из мортир да гаубиц, полосатые все? - невинно спросил Егор, которому эта затянувшая молчанка уже порядком приелась и надоела. - Жёлто-синие какие-то…
- Это цвета королевства шведского, - вяло и неохотно ответил Пётр и строго посмотрел на Егора. - Это всё, охранитель, о чём ты хотел спросить? Нет? Тогда - спрашивай!
- А когда мы дальше поедем? Все важные, секретные до невозможности бумаги уже подписаны, можно и в путь трогаться…
- Когда велю - тогда и тронемся! - жёстко заявил царь, помолчал немного, подумал и добавил: - Через неделю, наверное… Яшка же Брюс обещался нас догнать? Вот, дождёмся его, и - проследуем…
Ещё минут через десять Пётр произнёс - как бы между делом, неотрывно глядя в каретное оконце:
- А этот камер-юнкер - малый хороший и занятный… Может так статься, что я его с собой захвачу…
- Воля твоя, государь! - почтительно кивнул головой Егор, а про себя подумал: "В нашем гадюшнике российском только что и не хватает фаворитов-педрилл! Хрен тебе, мин херц, а не фон Принц смазливый, перебьёшься…"
Отложив отъезд Великого Посольства на неопределённое время, царь (Егор - на этот раз лично выступал в качестве надёжного охранника) ещё двое суток развлекался в обществе напомаженного камер-юнкера: днём - на артиллерийском стрельбище, ночью - в охотничьем домике, у жаркого камина, на шкуре медвежьей…
На утро третьего дня неожиданно выяснилось, что полностью закончился порох, да и ядер с гранатами осталось - кот бранденбургский наплакал.
- Завтра всё подвезут! - слёзно заверял фон Принц. - Не расстраивайся, милый мой Питер! Отдохни немного, и мы снова будем веселиться…
"Кто-то, действительно, ещё будет веселиться и развлекаться - на полную катушку, а кому-то - уже и не придётся!" - ехидно ответил Егор, разумеется, про себя, наглому и коварному камер-юнкеру…
Обедали на этот раз в столовой комнате купеческого дома, где и квартировали. Хозяйская стряпуха расстаралась на славу: суп из гусиных потрохов и зелёного шпината, свиные рульки, тушённые с кислой капустой, горохом и прошлогодними яблоками, свежеприготовленный печёночный паштет, белый пшеничный хлеб, жёлтое коровье масло, фруктовый штрудель, украшенный сверху заварным кремом…
- Вкусно всё! - громко рыгая, одобрил Пётр. - Только очень уж тяжёлая пища, жирная такая… Как бы изжога потом не замучила. Алексашка, не спи, плесни-ка мне пива! Да в большую кружку наливай, не жалей… После такой жирной сытости маленькой кружкой уже не отделаться! Может оно и рассосётся?
Бесшумно приоткрылась дверь, украшенная цветными стеклянными витражами, в столовую торопливо вошёл Франц Лефорт, за ним шествовал дюжий денщик с тяжёлым холщовым мешком на плече.
- Гутен таг, кавалеры! - громко поздоровался Лефорт. - Иван, поставь ношу возле стола. Теперь свободен. Подождёшь меня на крыльце… Спасибо, господа, за заботу. Но я уже пообедал у друзей, в морском порту. Вот, принёс вам диковинку заморскую! - достал из мешка странный светло-розовый плод - размером с обычный мужской кулак, важно пояснил: - Это называется - "потато"! Большую партию этого славного фрукта привёз в Кёнигсберг мой старинный английский друг. Шкипер Джон Смит. Его прекрасный бриг "Леди Мари" пришёл неделю назад от берегов Америки. Джон говорит, что все тамошние туземцы очень уважают сию ягоду. Только её едят - и бывают сыты. Шкипер презентовал мне целый мешок "потато"… Угощайтесь, мои добрые друзья!
Егор ограничился тем, что только понюхал заморский плод, после чего радостно улыбнулся - словно старинному приятелю, с которым неожиданно встретился - после долгой разлуки. Пётр же жадно впился в предложенную "ягоду" своими крепкими, чуть жёлтоватыми зубами, аппетитно захрустел, но уже секунд через семь-восемь расплевался во все стороны:
- Гадость-то какая! Скулы так и сводит, тьфу ты… Похоже, герр Франц, твой шотландский шкипер - большой шутник! Большой… Его счастье, что мы сейчас не в России, а то отведал бы этот капитанишка вдоволь плетей русских…
- Как же так? - искренне огорчился Лефорт. - Джон меня уверял, что это - очень даже вкусно. Впрочем, английские шутки мне всегда казались немного странными и грубоватыми…
Поднявшись из-за стола, Егор принялся вдохновенно вещать, немного, естественно, привирая при этом:
- Мин херц! Этот плод - вовсе даже и не фрукт, а самый натуральный овощ! Очень полезный и вкусный, только его надо уметь готовить. Помнишь, я рассказывал тебе, что мальчишкой кочевал с цыганским табором, а у нас был один узкоглазый старик, который меня учил ловко махать руками-ногами? Так вот, он меня как-то угощал этим "потато". Только называл этот овощ по-другому: когда - "картофель", когда - "картошка"…
- К чему ты мне всё это рассказываешь? - широко зевая, перебил Пётр.
- А к тому, что я к ужину приготовлю несколько блюд из картошки, а вы с герром Францем попробуете. Вот тогда и поговорим!
- Да пожалуйста! - равнодушно пожал плечами царь. - Готовь, охранитель, коль тебе не лень. Поговорим…
Егор быстро обо всём договорился с хозяйкой дома, дав денег, отправил кухарку на местный продуктовый рынок с подробным списком (написанным Лефортом - под его диктовку), сам прошёл на кухню, старательно наточил ножи, ознакомился с ассортиментом кастрюль и сковородок.
Пётр, Лефорт и Алёша Бровкин сидели за столом и, в ожидании обещанной вечерней трапезы, отчаянно дулись в карты: в увлекательную игру опен-даун, которой их недавно обучил Егор, наплевав на тот непреложный факт, что данная игра будет придумана только в начале двадцатого века.
- Уважаемые господа! - церемонно объявил Егор, облачённый в цветастый кухонный фартук и с высоким поварским колпаком на голове. - Слушайте внимательно! Оглашаю полный список предлагаемых блюд. Картофель варёный - с молодым укропом и балтийской селёдкой! Картофель жареный - с молодой нежирной свининой и восточными пряностями… Ну, вот и всё, собственно! - замолчал смущённо и резко махнул рукой местным поварятам, испуганно выглядывающим из-за кухонного дверного косяка.
Ужин прошёл просто великолепно: все наворачивали Егорову стряпню за обе щёки, запивая светлым немецким пивом и крепкой грушевой австрийской водкой, неожиданно полюбившейся Петру, и нахваливали, нахваливали, нахваливали…
- Ох, уважил, телохранитель, уважил! - отдуваясь, объявил Пётр. - Ничего вкуснее мне не доводилось пробовать! Особенно хороша варёная картошка с селёдкой - под водочку грушёвую…
- Очень вкусно! Это не репа пареная, которую я вкушал всё детство своё! - поддержал царя Алёшка и тут же направил разговор в деловое крестьянское русло: - Александр Данилович, а как выращивают это чудо чудное?
- Да проще не бывает! По весне землю удобряешь навозом, перекапываешь, разбиваешь гряду на ряды - с шаговым расстоянием между ними, делаешь борозды, в борозды кладёшь мелкий картофель - с полушаговым промежутком между клубнями, землёй забрасываешь, три месяца ждёшь урожая… Всё очень просто!
- А навоз какой лучше? - не унимался поручик Бровкин, в котором неожиданно проснулся землепашец. - Сколько, кстати, вырастает этого картофеля - с одного клубня материнского?
- Знающие люди рекомендуют (вспомнил Егор покойную бабушку, которая частенько любила рассказывать о своей молодости, прошедшей в одной из новгородских деревень) применять коровий навоз - с очень небольшими добавками конского и куриного. А самый обычный урожай - десять крупных клубней с одного мелкого, изначального…
Пётр недовольно хлопнул в ладоши:
- Ладно, Алексашка, потом письменно изложишь все эти мелочи. В виде подробных инструкций, - вопросительно посмотрел на Лефорта: - Герр Франц, а сможет твой шкипер английский доставить будущей весной в порт Либавы судно этого овоща? Не знаешь? А ты спроси его, скажи, что я заплачу золотом. Куплю всю партию судовую, а потом своим Указом обяжу дворян, бояр и все монастыри - выкупить весь этот картофель на семена, посадить, а по осени доложить о результатах полученных…
- Я, я, я! - вскинул Егор вверх руку. - Я первый в очереди! Беру для нужд своей Александровки - десять… нет - все пятнадцать пудов!
"Однако, братец, ты опять Историю торопишь! - недовольно и язвительно усмехнулся внутренний голос. - Благодаря твоим сегодняшним стараниям картошка в Россию попадёт на несколько лет раньше отведённого на то срока".
В столовую ворвался взлохмаченный Матвей Солев:
- Александр Данилович, беда приключилась!
- Что такое? - обеспокоенно спросил Егор.
- Да этот… камер-юнкер, фон Принц! Торопился очень. Наверное, хотел Прокофию Савельевичу сообщить побыстрее, что уже доставили на стрельбище порох и ядра… На узком мосту его лошадь чего-то вдруг испугалась и шарахнулась, ну и - вместе с всадником улетела в глубокий овраг… Достали уже этого бедного фон Принца, не жилец он - позвоночник сломан. Стонет страшно, всё зовёт какого-то Питера…
- Ладно, Матвей, спасибо за службу! Иди - отдыхай! - негромко велел Егор и обеспокоенно посмотрел на царя.
Пётр подёргал правой щекой и громко высморкался - прямо в скатерть, медленно поднялся на ноги, прихватив со стола початую бутыль с грушевой водкой, направился в свою спальню, пробормотав напоследок:
- Надо же - лошадь испугалась…
Франц Лефорт состроил скорбную мину, печально покачал головой и тихонько предположил - с лёгким злорадством:
- Наверное, пошёл помянуть. Свою симпатию погибшую, - подумал и добавил: - Безвременно и случайно погибшую. Что тут поделаешь - испугалась глупая лошадь, понесла…
Когда Лефорт через минут пятнадцать тоже удалился в свою комнату, Бровкин понимающе подмигнул Егору:
- А как же ей, бедной, было не испугаться? Когда в одно место - очень нежное и интересное, игла вонзается острая? Солев у нас очень большой дока - ловко управляться с трубкой духовой…
На следующее утро посланец от курфюрста передал солидный пергаментный свиток, запечатанный сургучной печатью. Егор печать сломал, развернул свиток, мельком пробежал глазами и передал Лефорту:
- Герр Франц, там иноземными буквами написано что-то. Ты уж перетолмачь, будь другом…
- Что ж, можно и перевести. Слушайте: "Патент на звание бомбардира. Сим удостоверяю, что господин Прокофий Возницын признаётся и почитается за совершенного метателя бомб, и в теории, и на практике. Сей Прокофий Возницын является осторожным и искусным огненным художником. И я, подтверждая его действительные заслуги, выражаю ему свою личную, преданную благосклонность. Подпись: Курфюрст бранденбургский - Фридрих…"
Егор торопливо спрятал лицо в своих ладонях, с громадным трудом сдерживая приступ гомерического смеха. Пётр вскочил из-за стола, бешено вращая круглыми глазами, метнул тяжёлый буковый табурет в хозяйский резной буфет, после чего выбежал из дома на улицу…
Насилу Егор отыскал его - только часа через два с половиной. Царь сидел на песчаном морском берегу и самозабвенно пускал "блинчики" по тихой водной глади…
На следующий день Великое Посольство тихо и без всякой помпы отбыло из гостеприимного Кёнигсберга.
За полчаса до отъезда Пётр в своём уже привычном камуфляже, голосом, не терпящим даже малейших намёков на возражения, отдал краткие и ёмкие указания:
- Господин кавалер генерал Франц Лефорт! Вот, подписываю Указ: теперь ты - единственный Великий посол. Не спорь со мной, так надо! Езжай во главе Великого Посольства по пути, что мы ранее наметили, проводи переговоры, подписывай договора, секретные соглашения… Я тебе доверяю полностью, без всяких сомнений. Только прошу: никуда не торопитесь, езжайте медленно, договаривайтесь долго… Мы с полковниками Меньшиковым и Брюсом вперёд вас поедем, в качестве квартирмейстеров и предварительных переговорщиков. Вот, подписываю Указ и про это… Далее, с собой я, то есть дьяк Прокофий Возницын, беру три кареты. Одну - для меня и названных полковников. Другую - для четырёх людей моего охранителя. Третью - для денщиков и вещей дорожных. Ещё вот, щедро рассчитайся с хозяином дома нашего - за сломанный буфет и побитую посуду… Ну, у меня всё, можно трогаться. Да, самое последнее, оберегай усиленно этого… волонтёра Петра Михайлова…
Караван, состоящий из трёх неприметных карет, регулярно меняя на конных станциях лошадей на свежих, проследовал, делая короткие и редкие остановки - для приёма пищи и оправления нужд естественных, до знаменитых заводов, расположенных под немецким городком Ильзенбургом.
Вовсе не останавливаясь - по приказу царя проехали через Берлин, Бранденбург, Гальберштадт. Егор терялся в догадках. Обычно Пётр был очень любопытен - как птица сорока: всё внимательно разглядывал, выпытывал, во всё совал свой нос, а тут - даже на окошке каретном задёрнул плотную занавеску. Сидел в полудрёме, небрежно скрестив руки на груди, всё размышлял о чём-то…
Не утерпев, Егор таки напрямую поинтересовался у царя - причинами такой неожиданной хандры и полным отсутствием любопытства.
- Да чего я там не видел, за окошком! - раздражённо отмахнулся Пётр. - Здесь точно так, как и в нашей России-матушке: сколько вёрст ни проедешь - за окошком всё то же самое… Только у нас - деревянные избы кособокие, грязь непролазная, кучи мусорные и навозные вдоль дорог, пьяные оборванные мужики валяются под кривыми заборами, поля заброшенные, свиньи худые бродят повсюду. А здесь - чистота, домики красивые - под крышами красными, черепичными, люди приветливые, чисто одетые, дороги камнем мощённые, поля зелёные, сады цветущие… Эх, жизнь моя - тоска смертная! Что же зря смотреть на все эти красивости? Душу себе рвать? Ничего, вот вернёмся домой, я Москву так встряхну, так… Да что там - Москву? Всю Россию поставлю в позу неудобную и - того самого…
Ильзенбургские заводы, специализирующиеся на работе с разным железом и на оружейном деле, произвели на Петра и Брюса (Егор-то в своей жизни и не такое видал) неизгладимое впечатление. Переходили, рты широко раскрыв, из цеха в цех, завороженно и жадно слушали подробные рассказы пузатого герра Майера - опытного железных дел мастера, выделенного в качестве экскурсовода для важных господ из Великого Посольства русского.
- Запоминайте всё, записывайте, зарисовывайте! - шипел сквозь зубы царь. - Где такое ещё увидишь?
Отстав от них метров на двенадцать-пятнадцать, важно шествовал, держась правой рукой за рукоятку пистолета, засунутого за кожаный пояс и прикрытого полой сюртука, Матвейка Солев - опытный охранитель.