* * *
Разгружались мы не в теснине - вокруг станции было много довольно ровного пространства, хотя и горы неподалеку торчали. Кашевары вместо привычной пшёнки сварили что-то незнакомое - все поглядывали недовольно, но трескали, бурча себе под нос. Расположились мы на пологом склоне среди виноградников и несколько сердитых местных дедков в национальной здешней одежде ходили между бойцов и ругались по-своему - как я понял, просили ничего не ломать. Старшина наш Михалёв с ними потолковал, а потом мы принесли с ближних подворий по охапке какой-то зелени - не сено, конечно, но для лошадей съедобно.
Комполка куда-то уехал верхом - точно знаю, потому что сам ему мерина седлал. Потом все снялись с места, и начался долгий многодневный переход. Горные дороги - тяжкие. Вверх-вниз, толкать-придерживать. Жара, а на голове - суконный шлем-будённовка с суконной же малиновой звездой и мокрая от пота гимнастёрка с длинными рукавами липнет к телу. И это, несмотря на то, что иду налегке, ведя в поводу лошадь, впряженную в телегу, и груза на мне - только карабин, да пара запасных обойм в подсумке. Ну я в таких вопросах стесняться не привык - нательную рубаху - долой, рукава засучил, воротник расстегнул, шаровары тоже засучил на манер длинных шорт, а башмаки надел не на обмотку, а на носок.
Ох, и вломил мне старшина за ненадлежащий вид! Особенно - за носки. Однако, чуть погодя, гляжу - обозники наши принялись перенимать мои приёмы - реально жарко. Привал устроили уже через час. Я достал из сидора запасную гимнастёрку - она второго срока, застиранная до почти полной потери цвета - и аккуратненько выпорол рукава. Потом ворот развернул, сколь можно, чтобы проклятый воротничок-стоечка отвернулся на спину, и в таком виде прихватил несколькими стежками. Ну и подворотничок пришил по-новому… уродски, конечно. Штанины снова подвернул, и тоже прихватил нитками, чтобы не сползали вниз.
А вот как культурно сдыхаться от ремня - не придумал. Повесил его через плечо. Только с буденновкой ничего не сделал. В общем, весь наш обоз дружно переобмундировался - а что вы думали - нам ведь телеги по склонам приходится частично на руках спускать-поднимать потому, что лошадки не сдюживают - перегружены телеги. Старшина смотрел на нас злобно, но потом и сам так же поступил - вроде как образовалась единая форма одежды.
Следующие три часа двигались без остановки, а после из основной колонны двоих с тепловым ударом положили к нам на повозки. На бойцах-то и противогаз навьючен, и скатка шинельная и вещмешок - нет у них, куда это положить, как у нас, возниц.
Мы как раз пересекли открытое место. Солнце жарит, и ни ветриночки, ни тенёчка. А от кромки леса, что справа, по нам открыли стрельбу. Как только пули засвистели, я рубанул постромки, схватил Каурку под уздцы - и бежать. Это потому, что Кобыланды так поступил - он хорошо соображает, быстро. А я торможу - вот и повторяю за ним почти любые действия. И еще два наших обозных последовали нашему примеру. Полк же, как шел колонной, так и развернулся и рванул в атаку, считай, толпой прямо на огневую точку. Мы-то в хвосте двигались, а стрельба аккурат против нас и случилась, поэтому двум ротам пришлось прилично возвращаться - ну да совладали они как-то с супостатом, хотя он издалече лупил - сперва заставил залечь фланговое охранение, а уж потом и на колонну перенёс огонь.
Мы сразу повернули обратно, а тут, как подошли, на нас бросился ротный:
- Трусы, предатели, дезертиры, - а сам размахивает "Наганом", и так мне от этого беспокойно сделалось…
- Лошадки зато целые, - отвечает Кобыланды. А я вижу, что многие из телег нашего обоза перевёрнуты, а возле иных на земле бьются лошади.
Ротный оглянулся, засунул "Наган" обратно в кобуру и сделал вид, что очень занят. Тут в спокойной обстановке, то есть, когда без стрельбы, способность мыслить вернулась ко мне окончательно. Глядя, как относят куда-то наших убитых, как грузят на повозки раненых, сообразил наконец - это действительно война. Вот уж никак не ожидал оказаться в зоне боевых действий, да ещё в качестве военнослужащего - как-то до этого момента подобная возможность рассматривалась достаточно гипотетически.
Поначалу, так уж вышло, стал думать о себе. В смысле - как правильно отнестись к опасности, которой, оказывается, грозит мне происходящее. И ничего не пришло в голову, кроме, как делать, что должен. И вообще, в будущем Грузия - чужая страна, а я служу своей. Вот и буду служить дальше. Ну а опасность - так вокруг в точно таком же рискованном положении ещё много моих товарищей… и командиров. Как-то никогда раньше ничего подобного в голову мне не взбредало - не было случая задуматься. А вот, поди ж ты - и на мою долю выпала доля Родину защищать. Так и определялся я со своим внутренним миром, пока восстанавливал сбрую. Это сейчас моя боевая задача.
Наши прочёсывали окрестности, суетился полковой фельдшер, переходя между ранеными, ушла вперёд полная рота, причём не колонной, а рассыпным строем - место отркытое, ровное, всё видно, как на ладони. А тут комполка появился пешком - убили под ним мерина - да и говорит:
- Будем делать тачанки, хоть они нам по штату и не положены.
Народ у нас, что важно отметить, толковый - паники или иного беспорядку не устроил, да и неразберихи не возникло - вот как-то так всё получилось, что бойцы и командиры в едином порыве бросились в сторону опасности, а не в рассыпную. Ну а там и по подразделениям разобрались и командиров своих нашли. Так что беспорядку нам этот обстрел большого не наделал, даже как-то сплотил людей.
К Кобыланды на повозку стали Максимку прилаживать, а ко мне - пулемёт, что с бою взяли. Тот самый, из которого с такой дали нам столько конского состава убавили. Гляжу я на него, и диву даюсь - очень он смахивает на ДШК, правда не на турели, как я видел, а на колёсном станке с лафетом и сидением, вроде велосипедного, поверх станины. Здоровенный щит, как у "Максима", но на дульном срезе колечко на щелястой вороночке. Дульный тормоз, если кто не в курсе. И ещё отличка имеется - сверху плоским блином пришпандорен магазин, как у Дегтяря, только толще.
А, надо сказать, ручники ДП в полку имеются, хотя и немного. Так что пулемётчики быстро во всём разобрались и стали на задок телеги прилаживать этот агрегат, а я им помогал.
Вот так и перешли мы с товарищем из обозников в пулемётную команду. И на следующем привале новый взводный принялся учить нас пулемёту. Ох и попотели мы, пока наш казах со всем освоился. Нет, он сообразительный, но принцип автоматики перезаряда от него ускользал. А, может, просто слов парень не находил, чтобы всё как полагается доложить? Мы ведь не так уж много с ним преуспели в русском языке. Он меня куда как большему успел научить, а я как путал в школе склонения со спряжениями, так до сих пор и путаю.
* * *
- Слушайте боевую задачу, - это комбат объясняет двум ротным, разложив карту на земле в тени моей боевой повозки. - Форсируем реку Алазани. Силами первого взвода разведываете наш берег и окапываетесь. Потом, вы, подтягиваете тачанки и берёте под контроль противоположный берег, а ещё два взвода переходят на ту сторону. Один продвигается вглубь берега, и тоже окапывается, а другой промеряет глубины и обозначает брод вешками. Вопросы есть?
Оба ротных доложили, что вопросов нет и тот, что командует пулемётной командой, "нарезал" участки ответственности нашему расчёту и экипажу второй тачанки.
Поначалу всё шло по плану - мы выехали на низменный пологий берег не слишком широкого потока, рассыпавшегося на несколько русел, струящихся в галечных ложах. Места для пулемётов выбрали толково, а сами их сняли с повозок и принялись готовить позиции. Мы же с Кобыланды отвели лошадок за деревья - пусть травку пощиплют, хоть бы и оставаясь запряженными в телеги. Ну, можно кое-что ослабить, удила изо рта вытащить, а сколько нам здесь торчать - кто же его знает!
Я хотел прилечь в тенёчке да покемарить, но товарищ мой указал, где замаскироваться и куда наблюдать. Когда он начинает распоряжаться, я никогда не перечу - он ведь только с виду простак а, на самом деле много в чём понимает, особенно, если ситуация обостряется. Часа два всё было тихо, только перекликались бойцы со стороны будущего брода, костеря ледяную воду и напористое течение. А потом послышалась стрельба, и мы срочно перешли в состояние готовности к движению. Что было потом - почти не помню. Лежал и стрелял по фигуркам, перебегающим между редкими деревьями. Был совершенно спокоен и, кажется, не промахивался - не то, чтобы я какой-то особенно меткий стрелок, но карабин у меня пристрелян и я умею концентрироваться.
Потом справа показалась цепь нашей второй роты, и все, кого я только что "убил", вскочили и пустились наутёк. Я ещё два раза успел пальнуть, а потом цели куда-то подевались. Через час с чем-то, стуча зубами от холодной воды, мы были на другом берегу. Это, получается, у меня состоялось боевое крещение.
* * *
- Далеко бьёт, и точно, - командир расчёта вечером довольно погладил пулемёт, тот самый, незнакомый, крупнокалиберный. - Судя по всему, вроде, как нашенский - очень уж он своим устройством на Дегтяря похож. И станок под ним знакомый. Только непонятно, как он не у нас оказался, а у них?
Я молчал потому, что неоткуда мне, беспамятному, знать про то, что это некий прототип ДШК, только пока секретный и не доведённый до ленточного питания. Дисковый же магазин, на мой взгляд, однозначно выдавал авторство Дегтярёва.
Через сутки полк вышел на заданный рубеж и занял оборону. Наши тачанки отвели вглубь - как объяснил взводный - чтобы можно было быстро подъехать в нужное место туда, где станет горячо. Мы оказались незанятыми и спустя сутки вернулись в обоз, потому что некомплект в лошадях, и без того бывший большим, после обстрела полка на марше сильно усугубился. И началась у нас жизнь в дороге: то туда, то сюда. Бойцы-то более-менее на месте сидят, а мы то патроны возим, то жратву, то палатки - много разного имущества нужно доставить нескольким сотням крепких молодых организмов.
Дороги здешние отличаются крайне ограниченной проходимостью. Берега Алазани болотисты, изобилуют ручейками и зарослями на любой вкус: от крупных деревьев, преграждающих путь торчащими во все стороны корневищами, до густых кустарников. Броды тоже являются серьёзным препятствием. Потом начинаются горные подъёмы-спуски, выматывающие лошадиные силы и наши солдатские души. К этому следует добавить обстрелы издалека - обычно один-два выстрела, но довольно опасных, прицельных. То над головой свистнет, то в телегу угодит - так и старшину нашего ранило. Двух лошадок мы тоже потеряли - они, как ни крути, крупная мишень.
Старшим назначили одного из командиров отделений - это сейчас скорее воинское звание, чем должность. То есть в петлице два треугольника. У старшины же, который на самом деле помкомроты - два квадратика. Но он пока хромает с палочкой по расположению потому, что в дальней тяжёлой дороге был бы обузой.
Так вот, как-то подходим мы порожняком к станции, где обычно получаем свой груз, и вижу я неподалеку от въезда в посёлок стоит, покосившись, до боли знакомый мне гусеничный экипаж. Один из тех, что собирают у нас в мастерских. Привязал я вожжи к задку телеги Кобыланды и подошел поближе. Тут, как положено, часовой при оружии строгим голосом спрашивает:
- Стой! Кто идёт?
- Механик Беспамятный прибыл для осмотра техники, - отвечаю.
- Ах ты прибыл! - обрадовался солдат. - Так что у меня приказ, охранять эту бранзулетку, пока не прибудет техник. Принимай машину, а я возвращаюсь к своим.
- Стой, - говорю, - как же так сразу, не покурив, не поговорив, - и протягиваю кисет. Отделенный командир наш тоже подошёл, протянул бойцу фляжку с разбавленным водой… Саперави, кажется. Терпкое такое вино, почти не кислое. Вечно я названия путаю… - Так откуда здесь эта страсть появилась? - спрашиваю.
- Эти… инсургенты хотели захватить станцию и погнали на нас ось цю танкетку, а только не вышло у них никого злякаты. С одной гранаты вон из того окопчика, - махнул он рукой вправо, - её с дороги снесло. А уж пеших мы з кулэмёта прижали к земле и заставили отойти, - а сам подбоченился гордо и табачок щедрой рукой загрёб в свою "халявную" самокрутку чуть ли не из четверти газетного листа. А мне не жаль: сам-то я не балуюсь - для хороших людей держу или Кобыланды отдаю для обмена на разные полезные вещи.
Я отделенному подмигнул и занырнул внутрь машины. Да ничего страшного ей не сделалось - так, несколько отверстий в корпусе. Есть сквозные, есть и пулями заткнутые. Что гусеницу сорвало - так всего-то один трак и нужно заменить, а где они в этой машине припасены, я знаю - сам формировал ЗИП. В аккурат под полом в кузове между труб с торсионами.
Обоз наш дальше проследовал, мне же отделенный оставил в подмогу Кобыланды. Часовой тоже перестал торопиться, поглядывая на мой кисет - нынче это лучше денег валюта, да и угостить товарища часто полезно для взаимного понимания. Втроём мы по-быстрому и поправили поломку. Мотор тоже пришлось заводить вручную - не почуял вольтметр напряжения на аккумуляторе. Но это - штатная ситуация, а аккумуляторы нынче капризные, требуют ухода, так что, если водитель лопух - пущай крутит ручку. Обоз наш мы догнали как раз у самой станции и быстренько встали под погрузку - шибко торопились, как и всегда. Добавить в баки горючего удалось без проблем - в соседних-то полках и автомобили имеются и трактора, так что подвозят сюда бензин.
Обратный путь прошел легче - на "бранзулетку" положили столько груза, сколько обычно клали на две-три телеги. На горных участках, как всегда, коняшкам досталось нешуточно, так что мы после последнего спуска остановились на ночёвку, как и каждый раз в удобном для лошадей месте. Взвод сопровождения ещё до наступления темноты прочесал окрестности и выставил секреты - мы ведь многое успели усвоить за последние дни и к мерам безопасности стали относиться вдумчиво. В общем, ночь прошла спокойно, а наутро мы с Кобыланды за пару часов пробрались на вездеходе через топкие низины до расположения полка, разгрузились и вернулись обратно за новой порцией имущества -.обоз не стал мучить лошадей на вязких дорогах долины - вернулся через горы на станцию, чтобы принять следующую часть довольствия - машина-то наша через мокрые места хорошо идёт, не то, что телеги с узкими колёсами. Пробираться с повозками по горным дорогам все-таки чуток проще, чем через болотины. Вот и распределил командир участки таким образом, как показалось ему верным, после того, как я у вечернего костра распустил хвост павлиний, расхваливая особенности нашего приобретения.
Так и возили мы грузы ходка за ходкой, перекидывая имущество полка. Вскоре товарищ мой приволок выпрошенный у пулемётчиков крупнокалиберный пулемёт - тот самый, трофейный. Патронов к нему оставалось всего полдиска, поэтому отказались от него… хе-хе. Мы его приспособили на турель, которую я с горем пополам сварил. Считай, без электродов, с самодельной маской, в которую вставил закопчённое стекло, питая дугу постоянным током от генератора. Слабенький вариант, но получилось аккуратно.
Боевая же деятельность полка оказалась скорее охранной, или сторожевой. Ходили патрулями, сидели в секретах - будто сами себя охраняли. Нападали на нас редко, как правило, обстреливая из укрытий. Или подстерегали, или подбирались незаметно а, после открытия ответного огня враг быстро отходил, унося убитых и раненых. На обоз нападали чаще, чем на боевые подразделения. То есть, вдоль маршрута нашего движения к станции и обратно и развивались основные события. Здесь и местность прочёсывали, и опорные пункты в самых опасных местах оборудовали, и разведка туда-сюда ходила постоянно. Но местность здешняя изобилует естественными укрытиями, а на нескольких десятках километров всегда получится подыскать место, с которого можно издалека выстрелить по обозу.
Немного не такая складывалась война, не то, к чему готовились. И именно в этих условиях крупняк, установленный на "бранзулетке" - а именно так окрестили нашу лоханку - оказался очень сильным аргументом. Кобыланды парой-тройкой очередей образумливал любителей сверхдальней стрельбы. Он давал мне команду остановиться, а потом спокойно делал своё дело. Почему спокойно? Во-первых, потому, что прятался за пулемётным щитком. Во-вторых, турель пулемёта сдвигалась по кольцу вокруг люка - мы его сделали из обода тележного колеса, уравновесив массу оружия деревянной стенкой за спиной стрелка. Заодно и боковые щиты приладили, тоже деревянные. Ну и вообще, дополнили "бронирование" кабины, обшив её изнутри досками.
Из каждой поездки привозили пробоины, которые я латал всё той же слабенькой сваркой - на заделку пулевого отверстия мощности моего самопального аппарата только-только хватало.