"Сойдя с поезда, столичный гость направился прямиком к извозчичьим дрожкам. Солнце палило немилосердно, и хотелось поскорей добраться до места. Словоохотливый кучер объяснил, что ехать около часа - через поле, мимо Дюррфельда, потом через мост…"
Генрих не сразу понял, что зацепило его внимание. Перечитал абзац, потом еще раз - и удовлетворенно прищелкнул пальцами. Ну конечно!
Дюррфельд.
Он уже слышал сегодня это название. Родная деревня убитого аптекаря.
Даже спать расхотелось.
Может, разбудить генерала? В качестве мести за сегодняшние волнения?
Нет, сначала все-таки почитаем.
Глава 8
- Трогай.
Лошадь, понукаемая возницей, потрусила прочь от вокзала. Роберт фон Вальдхорн поерзал на деревянном сиденье, пытаясь устроиться поудобнее. Правой рукой облокотился на бортик, а левую положил на кожаный саквояж, который уже успел нагреться под солнцем и лихо сверкал латунными пряжками.
Дрожки отчаянно дребезжали, пересчитывая булыжники под колесами. Конечно, Роберт мог бы нанять экипаж побогаче и покомфортнее, но у него были свои резоны. Он никогда не упускал случая прозондировать настроения в обществе, а проще говоря - послушать местные сплетни. А этот кучер - белобрысый парень с хитрющей физиономией - показался наиболее перспективным источником.
Роберт вообще полагал, что общение с людьми из низов бывает весьма полезным. Он даже одеваться старался проще, особенно когда ехал в провинцию. Кронпринц посмеивался над этой его привычкой: "Барон, кого вы пытаетесь обмануть? Хоть в рубище обрядитесь - за своего не примут. У вас на лице написано - аристократ в пятнадцатом поколении". Роберт не обижался. Сойти "за своего" он, собственно, не надеялся, просто хотел чуть-чуть сократить дистанцию.
Вертя головой, он подмечал детали. Город небольшой, но зажиточный. В центре на каждом шагу - бытовая светопись. Чернильное мерцание под входом в ювелирную лавку - сигнал тревоги на случай, если полезут воры. Простенькие штрихи на оконных рамах в особняках, чтобы не залетали мухи и комары. Светоносная нить у богатой дамы на шляпке - не то от жары, не то от мигрени. Отметины на витринах, заставляющие бросить лишний взгляд на товар. И еще амулеты - спрятаны у прохожих в карманах и под одеждой, но темный свет просачивается сквозь ткань.
Обычный человек, разумеется, ничего этого просто не разглядел бы. Но барон фон Вальдхорн не относился к обычным людям. Он был аристократом из Стеклянного Дома, и способность к восприятию светописи имелась у него от рождения.
Богатые кварталы остались между тем позади. Булыжная мостовая закончилась, а вместе с нею - дребезжание и тряска. Дрожки покатились по немощеной улице, присыпанной мягкой пылью. Барон вздохнул с облегчением - путешествие становилось приятным. Тем более что и солнце решило дать городу короткую передышку, укрывшись за пухлым облаком.
Чем ближе к окраине, тем реже встречалась светопись. Так, мелькали иногда кустарные насечки на притолоках, едва способные сохранить крохотную чернильную искру. Наивные хозяева полагали, что это защитит от порчи, сглаза и незваных гостей. Впрочем, как подумалось Роберту, вера в такую защиту сама по себе оказывает благотворное (терапевтическое, если угодно) воздействие.
Пыльная лента дороги монотонно разматывалась, тянулась за город. Проползли мимо последние деревянные домики с огородами. Старый лохматый пес, лежавший в тени огромного вяза, поднял голову и приоткрыл пасть, собираясь гавкнуть, но передумал и лишь проводил повозку укоризненным взглядом.
- А что, братец, - спросил барон у возницы, - сам ты отсюда родом?
- Известное дело, сударь, - кучер с готовностью обернулся. - Почитай, всю жизнь тут провел.
- И как, доволен?
- А чего ж? Не голодаю, крыша над головой имеется.
Энтузиазма в его голосе барон, однако, не уловил и продолжил расспросы:
- Значит, работа нравится?
- Работа-то она да, - информативно сообщил кучер. - Папаша мой, опять же, двадцать лет на козлах сидит. Ну, так и я вот…
- Традицию продолжаешь? Похвально. А вот скажи, к примеру - другие края посмотреть не тянет? Страна-то у нас громадная. Или своя семья уже появилась, держит?
- Нету еще, успеется, - парень беззаботно тряхнул вихрами. - А другие края посмотреть - оно бы, конечно, здорово. Только ведь, сударь, кому я в тех краях нужен? Ту же столицу взять. Вот разве подсказал бы кто…
Он посмотрел на Роберта таким невинным и честным взглядом, что тот невольно усмехнулся и подбодрил:
- И что тебе подсказать?
- Говорят, там такие повозки строят - вроде как паровозы, только без рельсов. Прямо по улицам будут ездить, вместо извозчиков. Правда ли? Или врут? Очень уж любопытно.
- Вместо извозчиков - это ты, любезный, загнул. Повозки-то есть, несколько штук построили, но больше для развлечения. Пыхтят, чадят, ломаются постоянно. Так что хлеб у тебя не отобьют, не волнуйся.
Кучер, получив эту исчерпывающую справку, поблагодарил и принялся о чем-то усиленно размышлять. Барон тоже погрузился в раздумья. Вот, извольте видеть - про городские паровички уже судачат даже простолюдины в провинции. А ведь игрушки эти только что появились.
Да, Железный Дом, будь он неладен, умеет привлечь внимание. В последние годы как-то он слишком активизировался, будто встряхнулся от долгой спячки. Клепает свои машины, как заведенный. Рельсы, вон, уже через все страну - и ведь не поспоришь, штука полезная, без них Девятиморье и за месяц не пересечь.
Мало того, жестянщики лезут в небо. Правда, их пузыри с моторами, дирижабли, летают пока что едва-едва, но кто знает, что будет дальше? А король на все это смотрит и благосклонно кивает…
Солнце выбралось из-за облака и затопило землю новым потоком жара. Роберт, промокнув лоб платком, окликнул возницу:
- А попить у тебя, случаем, не найдется?
- А как же, сударь, - кучер вытащил флягу, встряхнул ее. - Только тут осталось на донышке. Да и нагрелась, вы уж не обессудьте.
- Ладно, чего уж, - Роберт протянул руку. - Впрочем, погоди. Мы ведь сейчас через ту деревню поедем? Вон, впереди?
Но извозчик его разочаровал:
- Нет, сударь. Развилка тут, видите? Деревня прямо, а нам налево, к мосту. Хотя можем заехать, коли желаете. Крюк небольшой.
- Нет, не нужно, - решил барон. - А вон там что за домик?
До деревни оставалось еще с четверть мили, но один из домов стоял на отшибе, рядом с развилкой, и до него было рукой подать. Простенький, но опрятный, с белеными стенами и соломенной крышей, он, казалось, сошел с картинки. Трава вокруг зеленела ярко, будто ранней весной. Яблони, на которых обильно завязались плоды, обнимали деревянный заборчик. Синие ставенки были распахнуты, как ресницы.
- Травница живет, с бабкой, - пояснил кучер.
- Что за травница?
- Ух, красивая девка. Только хитрая больно.
В дальнейшие пояснения он, вопреки ожиданиям, вдаваться не стал. Роберт почувствовал любопытство, да и ноги захотелось размять.
- Знаешь, братец, загляну-ка я к твоей травнице. Воды попрошу. А ты здесь подожди, я быстро.
- Как прикажете, сударь.
Барону почудилось, что эта последняя фраза прозвучала слегка насмешливо. Он быстро взглянул на кучера, но тот смиренно потупил взор. Роберт хмыкнул и выбрался из повозки.
От резкого движения голова закружилась. Барон, покачнувшись, ухватился за бортик. В глазах потемнело - весь мир вокруг налился чернильным светом. Мрак, пропитанный приторно-сладким запахом, сочился прямо из воздуха, сгущался, стискивал горло. Исчезла дорога, повозка канула в темный омут. Лишь впереди сквозь липкую пелену еще виднелся домик с синими ставнями; Роберт впился в эту картинку, как утопающий - в спасательный трос, и рванулся к ней, почти теряя сознание.
Ноги будто застряли в густой смоле, но он все-таки сумел сделать шаг и сразу почувствовал, как черные путы рвутся. Воздух ворвался в легкие, солнечный свет продрался сквозь мрак, и тот рассыпался хлопьями.
- Сударь, что с вами?
Барон ответил не сразу. Несколько раз глубоко вздохнул, осторожно повел головой из стороны в сторону. Что это сейчас было? Перегрелся на солнце? Скорей всего. Но вроде все обошлось. Не тошнит даже, только слабость в ногах, и пить хочется совсем уже нестерпимо.
- Все в порядке, - сказал он кучеру. - Жди.
Сошел с дороги и двинулся через лужайку к дому. Трава было по колено - мягкая и густая, как ворсистый ковер. Нагнувшись, он прикоснулся к ней и ощутил ладонью прохладу, неведомо как сохраненную до полудня.
Дверь отворилась, и ему навстречу шагнула девушка - среднего роста, смуглая от загара, в простом домотканом платье без украшений. Волосы перехвачены узкой лентой, серые глаза смотрят приветливо и спокойно.
- Здравствуй, хозяйка, - сказал Роберт. - Воды бы напиться, а то в горле пересохло - сил нет.
- Здравствуйте, сударь. Сюда, прошу вас. Передохните, я мигом.
Она указала ему на скамейку под яблоней. Роберт сел, и тень окутала его ласково, отгородила от злого солнца. Он вытер лицо и ослабил ворот сорочки. Девушка уже шла к нему с огромной глиняной кружкой.
Вода была сладкая, будто в сказке, восхитительно-ледяная - даже слегка заломило зубы, когда он сделал несколько нетерпеливых глотков. Зато в голове окончательно прояснилось.
- Спасибо, красавица.
Роберт снова оглядел дворик. Машинально отметил, что светопись отсутствует совершенно - нет даже пресловутых насечек на притолоке. Отпил еще воды, поинтересовался лениво:
- Так, значит, с бабкой живешь?
- Да, сударь, - его осведомленность она приняла как должное.
- И не страшно тут, на отшибе?
- Чего ж нам бояться? - травница отвечала вежливо и с почтением, но ни капли не тушевалась. Смотрела прямо.
- Ишь ты. А воры если?
- Что ж они, дурные совсем?
Барон рассмеялся. Разговор ему нравился.
- Сама посуди, хозяйка. Собаку вы тут не держите, заборчик хлипкий, только для красоты. Кто же вас защитит в случае чего? Вот был бы я, к примеру, грабитель - что бы ты стала делать?
- Тогда иная была бы встреча. Вы, сударь, и до забора бы не дошли.
- С чего вдруг? Что меня остановит? Охранного света - ни единого проблеска.
- Свет ваш, чернилами разведенный, нам ни к чему. И без него управимся.
- Ох, красавица, - настроение у Роберта улучшалось с каждой минутой. - Значит, светопись тебе не мила? Ты прямо как те стратеги из Железного Дома. Еще чуть-чуть - и скажешь, что надо машины строить.
- А и то. Светопись ваша многим ли по карману? Такая, чтоб всерьез помогла? В городе, вон, у каждого второго дверь исцарапана. Последние гроши отдают - защита, дескать. А толку? Света в этих насечках - тьфу, капелюшечка, кошка на хвосте унесет. Вор заберется - даже и не почешется. Или ошибаюсь я, сударь?
Барон собирался уже сострить на тему того, какие умные нынче пошли селянки, но глянул на собеседницу и придержал язык. Понял - шутки сейчас не к месту. Нет, она не обидится - просто пожмет плечами, да и вернется в дом. И разговор на этом будет закончен. А такая перспектива ему, Роберту, отчего-то совсем не нравилась.
Поэтому ответил серьезно:
- Видишь ли, сделать настоящую охранную светограмму - это работа, требующая серьезной квалификации. И стоит она недешево, специалистов мало. Вот, например, сейчас я видел ювелирную лавку - там все на совесть сделано. А в простых домах, которые на окраине… Если кто-то по дурости готов платить шарлатанам - это его проблемы. По-моему, все просто. Ну, хозяюшка, чего же ты хмуришься? Не соврал ведь, объяснил все, как есть.
- Вижу, что не соврали, сударь. И простите, если поперек что скажу. Только ведь шарлатанам не по дурости платят, а по неведению. Откуда же людям знать, как правильно все устроить, если те, кто светом всерьез владеют, секреты промеж собою хранят? А коли уж поделятся с кем, то три шкуры взамен сдирают.
- Ну-ну, не преувеличивай. Да, светопись доступна не каждому. Это, однако, не чьи-то происки, а законы природы. Врожденный дар имеется не у всех. Что ж поделаешь? Но если он есть - пожалуйста, иди учись, чтобы использовать его эффективно. Никто эти знания за семью замками не держит. В университеты, заметить, принимают даже простолюдинов.
- Может, и принимают. Только с дырой в кармане туда все равно не сунешься. Да и сколько тех университетов - с десяток на всю страну наберется?
Роберт подумал, что в этом она права. Учебных заведений, где преподают светопись, очень мало, и программа там сложная, нацеленная на то, чтобы студент стал мастером высочайшего класса. Отсутствуют, условно говоря, ремесленные училища для средних умов. Так уж повелось исстари.
Считается, что мастера света должны быть интеллектуальной элитой. Нельзя, мол, чтобы такие навыки достались глупцам. Звучит логично, но в результате многие, не попав в университет, пытаются развить дар на свой страх и риск, а потом шарлатанствуют по углам. Споры об этом идут не первый год и даже не первый век. Но официальная позиция неизменна: слабые самоучки - меньшее зло, чем сильные дураки.
Объяснять все это травнице барон, конечно, не стал. Сказал примирительно:
- Пойми, абсолютного равенства не бывает. Это любого дела касается. Мы вот вспомнили с тобой про машины - они разве всем доступны? Тот же поезд хотя бы. Если в вагон не пустят, потому что на билет не хватило, тоже начнешь возмущаться и руками махать?
- Нет, не начну, я тихая, - она улыбнулась. - Зато там, где машины, шарлатанам меньше раздолья. Вот, положим, наскребла я все-таки на билет, села в вагон, а он никуда не едет. Тут даже я пойму - дурят глупую девку. Без всякого дара соображу. Не то что с вашим светом заумным.
- А ведь и правда - хитрая, - заметил барон.
- Такая уж уродилась. А что же мы, сударь, с вами все во дворе сидим? Пойдемте в дом, обедать самое время. Картошечка с маслицем, да и еще кой-чего найдется.
- Прости, красавица, - барон с сожалением развел руками. - Пора мне, в городе ждут. Впрочем, я в ваших краях еще неделю пробуду, а то и две. Может, как-нибудь загляну. Не выгонишь?
- Приезжайте, - просто сказала травница. - Я буду рада.
Роберт поставил кружку на лавку, приподнял на прощание шляпу и зашагал обратно к дороге. Забрался в повозку, кивнул кучеру - можно ехать. Оглянулся на дом. Девушка, стоя у калитки, смотрела вслед.
Дрожки катили по наезженной колее, а Роберт фон Вальдхорн, советник кронпринца Альбрехта, вспоминал свой неожиданный диспут с сельской девчонкой. И думал о том, что последнее слово, как ни крути, осталось за ней.
Только когда лошадь добрела до моста, и солнце, окунувшись в реку, взметнуло сноп золотистых искр, барон встряхнулся. В двадцатый раз за день приложил ко лбу промокший платок и спросил возницу:
- А бабка у нее - тоже травница?
- Вроде того. Люди разное говорят.
- Разное? Например?
Возница пожал плечами, сплюнул в дорожную пыль и буркнул сквозь зубы:
- Ведьма.
Глава 9
Генрих проснулся около девяти. Выпил чаю и снова отправился в кабинет, чтобы дочитать рукопись.
Ночью ему привиделся весьма любопытный сон. Генрих словно бы сам пережил все то, о чем успел прочесть накануне. Сон был подробный, поразительно яркий, насыщенный запахами. Даже теперь, после пробуждения, чудилось временами, что ноздри щекочет пыль, поднятая с дороги горячим ветром, и пот стекает по лбу.
Приснились, правда, и такие детали, которых не было в тексте. Например, полуобморок у развилки, когда барона окружил мрак. В рукописи ни о чем подобном не говорилось, и Генрих решил, что эта сцена порождена его собственным подсознанием. Такая вот реакция на события вчерашнего вечера, когда ему, Генриху, помстились чернильные тени в комнате.
Итак, если верить тексту, барон до своего отъезда в столицу навестил девушку еще дважды. Та оказалась отнюдь не глупа, и беседы с ней запомнились аристократу надолго. Надо полагать, беседами дело не ограничилось, но эту тему автор деликатно обходил стороной. Впрочем, не нужно быть гением, чтобы сложить два и два. Травница из рукописи - это мать убитого аптекаря. А Роберт фон Вальдхорн, вероятно, его отец, не признавший ребенка официально, но помогавший деньгами.
Что это дает для расследования? В практическом плане - не так уж много. Разве только, подтверждается версия, что убийство имеет отношение к высшему свету.
Барон - фигура весьма и весьма известная. Шутка ли - многолетний советник нынешнего монарха. Проблема в том, что советник этот умер года два или три назад, и расспросить его уже не получится.
Остальные же главы рукописи, с которыми Генрих ознакомился после завтрака, ничего интересного не добавили. В них не содержалось ни малейших намеков на связь с чередой смертей.
Опять тупик? Ну и ладно. Ему-то, Генриху, что за дело? Он выполнил все, что от него зависело, а дальше пусть начальство ломает голову. Пора звонить генералу.
Прикинем только, о чем конкретно докладывать.
Значит, историю с бароном и травницей излагаем, как есть.
А вот что касается "фаворитки"…
Про письмо, полученное вчера от нее, упоминать, пожалуй, все же не стоит. Иначе возникнет резонный вопрос - с чего это предполагаемая преступница переписывается с Генрихом? И объясняй потом, что сам он - ни сном ни духом. Все равно не поверят, а могут и под замок посадить.
Но и совсем промолчать о "фаворитке" нельзя. Просто нужно правильно сформулировать.
Рассудив так, он снял трубку телефонного аппарата. С генералом соединили сразу. Тот выслушал пересказ отрывка из рукописи, потом пробурчал:
- Отец жертвы - королевский советник? Только этого не хватало.
- Да уж, клубок завязался.
- Будем распутывать. И думать, кто здесь может помочь.
- А сам автор рукописи? Вы собирались его найти.
- Нашли. Расспросили. Он тоже не понимает, почему вдруг профессор Штрангль заинтересовался его работой - именно сейчас, в эти дни. Говорит, что рукопись много лет пылилась на полке, и никто о ней даже не вспоминал. Похоже, искренне расстроен смертью профессора. Уверяет, что всегда уважал его, хоть и был вечным оппонентом.
- А в доме Штрангля улики так и не отыскались?
- Реальных зацепок нет. Правда, появился один интересный штрих, когда немного отфильтровали засветку. Эксперты теперь считают, что отсвет убийцы - скорее женский.
"Ага!" - подумал Генрих, а вслух сказал:
- Женский? Тогда есть одна догадка. То есть не догадка даже, а так - попутное замечание. На столе у профессора лежал фолиант, открытый на странице со старым фото…
- Вы про ту брюнетку, что на балу? Мы на нее обратили внимание, когда сопоставили снимок и последнюю пометку в блокноте. Пытаемся выяснить, что за дама. Пока безуспешно.
- Да, я тоже попробовал. Списался вчера с историками. Никто про нее не знает. Странно, правда?
- Еще бы. Причем у меня такое чувство, что я ее где-то видел, но не могу вспомнить, при каких обстоятельствах. А ведь на память я никогда не жаловался. В общем, даму мы ищем и очень хотели бы побеседовать, - генерал усмехнулся. - Я ее даже в подозреваемые готов записать. Хотя бы чисто условно, ввиду отсутствия других вариантов.
Генрих мысленно похлопал в ладоши. Спросил:
- От меня что-нибудь еще требуется?