Не знаю, как это правильно называется в минералогии, мои познания в этой области совершенно никакие, но в том, что держал в руках кусок самого настоящего марганца, который для очистки нужно будет только прокалить с углем, не сомневался ни одной секунды. Поэтому сразу же засел за письма. Бондарю написал, что и как нужно делать в связи с новыми обстоятельствами, и пообещал в кратчайшее время усилить его гарнизон ротой новобранцев, вооруженных пока только ассегаями. Лигачеву дал соответствующее задание объявить призыв аборигенов: двадцать человек на воинской службе от многочисленного рода Чока – этого слишком мало. Ивану и Рите решил отписать после прибытия из Индии.
И сейчас вместе с "Селеной", которая шла в кильватере моей "Алекто", мы шестые сутки двигались по пути к далекой стране. Северную оконечность Мадагаскара, одного из самых больших островов на Земле, оставили за кормой еще вчера на рассвете. По словам Йориса ван дер Кройфа, отсутствие на острове каких-либо колониальных властей превратило его восточное побережье в настоящее прибежище всякого пиратского отребья. На карте даже была отмечена удобная бухта, где иногда собиралось до десятка кораблей, они там отдыхали от дел неправедных, хранили награбленное добро, держали в неволе многие сотни рабов и рабынь.
На этот раз близко к берегу мы не подходили, старались плыть от него подальше, но в пределах видимости. Подспудно ожидал неприятностей, но был к ним готов и особо не беспокоился. Однако когда вернусь сюда из кругосветки, когда эскадра Совы увеличится до восьми шебек и будет нормально укомплектована подготовленным личным составом, тогда для приобретения боевого опыта в морских боях мореманами и для совершенствования в штурме береговых пиратских малин десантников этот нарыв бандитского беспредела вскрою и зачищу самым тщательным образом.
В будущем Мадагаскар оставлю за собой. Никогда здесь не был, но знаю точно, что он в два раза больше Англии и Ирландии, вместе взятых, имеет обширные леса и огромные сельскохозяйственные угодья. С этикетками мадагаскарских производителей на африканский материк поступали все специи, пряности, кофе, какао, ваниль, мука, рис, крупа из маниока, консервы из бобовых и арахис.
Но не это главное. Даже не то, что есть здесь и золото, и железо, и каменный уголь, и хром, и бериллий, нужный для легирования пружинных сталей. Дело в том, что на юге Африки совсем не имеется нефти, по крайней мере, ничего подобного никогда не слышал. А вот где-то на восточном побережье северной части Мадагаскара находятся два довольно крупных нефтяных месторождения с выходом масляных пятен прямо на берег. Откуда об этом знаю? Да об этом в ЮАР знали все пользователи ГСМ, почему бы не знать и мне.
Заполучив легко добываемую нефть, решу множество вопросов промышленного и военного производства. Кроме того, что можно нитрировать толуол, без нефти прогресс в простейшем двигателестроении попросту невозможен. И пусть это перспектива не сегодняшнего дня, пусть мы начнем с обычных паровых машин, но изготовить элементарный нефтяной калоризаторный двигатель не так уж и сложно. Правда, заниматься этим в ближайшие годы точно не смогу, но лет через восемь – десять, когда будет дан старт основным идеям, когда технологический уровень в машиностроении поднимем на одну маленькую ступеньку вверх, почему бы и не попробовать. А сейчас на одних только керосиновых лампах и примусах можно просто обогатиться и заработать немыслимые, сумасшедшие деньги.
Экватор прошли спокойно, свежий бриз раздувал паруса, а погода была безоблачной и прекрасной. Путь действительно оказался оживленным, сначала встретили двух одиночек, которые и в первом, и во втором случае обошли нас по широкой дуге. В другие дни вдали, слева и справа, видели две группы по два и по четыре корабля. Чтобы не спровоцировать агрессию, никто из нас приближаться друг к другу не пытался, поэтому просто разошлись, и все.
На шестом градусе северной широты, почти на траверзе острова Цейлон, с юго-восточного направления на чистое, прозрачное небо вдруг приплыла маленькая тучка, которая росла и темнела со скоростью экспресса. По воде прошла рябь, предвестница скорой смены направления ветра, а слух уловил изменение тональности пения оснастки парусного вооружения. Но вот хлопнули паруса, чернота на небе быстро опустилась к горизонту, своим краем полностью поглотив солнце, и растеклась по океану большой фиолетовой кляксой. Скорость, с которой она нас догоняла, и то, как быстро начало темнеть, поражало воображение, поэтому действовать нужно было незамедлительно.
– Внимание! – крикнул в конус рупора. – Сигнальщик, выбросить вымпел "Штормовое предупреждение"! И вымпел "Делай, как я"! Боцман! Свободной от вахты команде проверить крепление грузов на палубе и в трюме!
Зазвучал свисток боцмана Палия, и на палубу хлынула отдыхающая смена. Все матросы занялись действиями, положенными по регламенту при получении такой команды. То, что грузы у нас закреплены, как положено, проверял лично еще в порту Лигачева, но дополнительная проверка не помешает.
– Марсовые фок-мачты! Марсовые грот-мачты! Марсовые бизань-мачты! Убрать прямые паруса! На бушприте! Убрать блинд-парус!
Не сомневался в том, что точно такие же действия выполняются и на "Селене". Кинул взгляд за корму и увидел, как их марсовые, не хуже чем наши, резво взбираются по вантам, убирают и подвязывают паруса всех трех мачт, но продолжают идти на стакселях, точно так же, как и мы.
– Марсовые бизань-мачты! Приготовить гафель к смене галса! На бушприте! Стаксели – товсь! Разворот крутой бейдевинд!! Рулевой!! Курс четыре румба!! Держаться всем!!
– Есть четыре румба! – выкрикнул рулевой.
Палубу мягко качнуло вправо, и корабль вошел в правый галс. Как это ни странно, ни злой волны, которая при данной эволюции лупит в борт, ни бортовой качки совершенно не было, и на воде и в наэлектризованном воздухе установилось кратковременное затишье.
– Капитан! Курс норд-ост!
– Хорошо, рулевой! Курс десять румбов!
– Есть десять румбов!
– Марсовые! Гафельный трисель убрать! На бушприте! Леера стакселей подтянуть!
Палубу опять наклонило вправо, но теперь четко послышался удар боковой волны, и корабль слегка качнулся с борта на борт, затем взрезал совсем еще невысокую фронтальную волну, как нож масло, и вышел в требуемый крутой бейдевинд.
– Капитан! – доложил рулевой. – Ост-зюйд-ост! Мы на курсе!
Оказавшийся с правого борта флейт "Селена" выполнил точно такие же эволюции. Даже невооруженным глазом было видно, как капитана Кривошапко и его вахтенного рулевого матросы вязали концами к рулевой тумбе и бизани, троих марсовых обматывали канатами у фок-мачты, а весь лишний народ прятался под палубу и задраивал люки.
Мой боцман свои обязанности тоже знал железно, несмотря на то, что в серьезном шторме мы не бывали еще ни разу.
– Арсен, Василий и ты, Илья, – обратился к своим ученикам-помощникам Кульчицкому, Бевзе и Сокуре, – ныряйте на пушечную палубу и покрепче держитесь.
– Нет, сир! Нет! – загалдели они. – Мы тоже хотим пройти это испытание!
Подумав минуту, понаблюдав, как быстро приближается к нам грозовой фронт, как разрезают небо яркие молнии, утвердительно кивнул.
– Палий! – позвал боцмана. – Привяжите офицеров к грот-мачте. А сам смотри там за порядком внизу. И если обмочитесь от страха, чтобы прибрали за собой. Ясно?!
– Все будет в лучшем виде, сир! Ведите корабль и не беспокойтесь! – сказал он, помогая мне под тяжелыми каплями дождя надеть плащ, а в это время резко потемнело, небо разверзлось каскадом молний и оглушительным раскатом грома.
В люк они прятались вместе с отцом Герасимом, который громко читал молитву и осенял нас крестом.
Оказывается, надвигавшаяся черная стена была совсем не ливнем, это была Волна! Даже представить не могу, какой высоты, но по-любому выше мачт.
– Курс левентик! – во всю глотку крикнул рулевому. Что семнадцатилетний парнишка Богдан Губка ответил, сквозь рев стихии не слышал, но увидел, как он резко довернул штурвал правее и крепко вцепился в него руками, а корабль пошел по направлению к волне под более тупым углом, почти перпендикулярно. Нет, извиняюсь, это не парнишка, это воин-моряк.
Когда-то в той жизни, испытывая силу духа сына и дочери, договорились вместе прыгнуть с парашютом. Походили в "Снайпер" на два занятия, а на третьем прыгнули, правда, под контролем инструкторов. Так вот, когда корабль, словно скорлупка, взлетел на вершину волны, ощущения были такими, словно меня потянул вверх купол парашюта, дернув за лямки на самой вершине. Когда же с гребня волны ринулись вниз, душу словно подорвало в состояние невесомости.
Вот наш корабль ухнул на дно бездны с глухим вибрирующим звуком, словно от удара в огромный барабан. Жалобно и громко заскрипели стеньги и снасти, рядом раздался треск, усики гика не выдержали и лопнули, но хорошо принайтованный косой парус уперся в перила левого борта и удерживался на мачте только за гафель. Палуба вместе со мной, моими помощниками и вахтенными матросами полностью скрылась под водой, и в душе стало пусто. Но вдруг вода схлынула, а наш корабль, как пробка из бутылки, опять взлетел на гребень очередной волны, где на пару секунд завис – и снова рухнул вниз.
– Богдан!! Так держать!! – орал рулевому, пытаясь перекричать шум бушующего шторма. А он, словно каменное изваяние, уцепился в рукоятки штурвала мертвой хваткой и только коротко кивнул в ответ.
Опять мы провалились в бездну, и нас окатило водой с ног до головы, опять скрипели такелаж и оснастка, душа пыталась вырваться из тела, при этом беспорядочно звонила свободно болтающаяся рында. И так продолжалось, казалось бы, целую бесконечность. Во вспышке молний вдали заметил взлетающие над волной мачты "Селены", осознание того, что они там тоже живы и борются, помогло окрепнуть духом и гораздо легче переносить качку на этих грандиозных качелях.
В какой-то момент ощутил, что звук падения корабля между гребнями волн стал тише, водой окатывало с каждым разом слабее, а синусоида болтанки пошла на затухание. Шторм продолжал еще бушевать, но рев стихии прекратился, стало значительно тише и светлее. Даже рында затихла, ее перестало беспощадно болтать.
Нет, не затихла рында. Вдали послышался еле слышный звон судового колокола "Селены", не тревожный и беспорядочный звон, а ритмичный, предупреждающий. Корабль и команда выдержали, они живы.
Отцепив часть принайтованного к мачте конца, которым был привязан, ослабив его и удлинив, пошатываясь на затекших ногах, добрался до цепочки, свисающей с языка рынды, и стал отзванивать тройные удары. Корабль и команда выдержали, мы живы.
Часть третья
За тридевять земель, или Второй поход под знаменем двух грифонов
Глава 1
Флейты "Алекто" и "Селена", развернув борта для контроля подходов к месту ремонта "Ирины", бросили якоря в двух милях от бушующего океана в проливе между Фолклендскими островами. Трюм и палубу "Ирины" освободили от всей живности и провели ее килевание.
К концу сентября мы наконец закончили решать текущие вопросы в Южно-Африканском графстве и отправились утверждать власть в будущей метрополии. Миновав сороковой градус южной широты, покинули воды Индийского океана и свернули в Атлантику, взяв курс на запад. Вначале ветер нам сопутствовал, но на подходе к нулевому меридиану задули встречные пассаты, и двадцать девять дней нам пришлось лавировать переменными галсами. И это без учета тех двух дней, в течение которых стояли у безлюдных островов Тристана, где сходили на берег для выездки лошадей и выгула другой живности.
Этот обратный путь от архипелага Огненная Земля до Южной Африки с попутным ветром можно пролететь дней за пятнадцать. Если бы не серьезные планы и вопросы, которые нужно было решить в Чили… Прошу прощения, в вице-королевстве Перу. В моей прошлой истории к Чили эти территории отошли в XIX веке после тихоокеанской войны с Боливией и Перу. Так вот, если бы не серьезные планы, к берегам Северной Америки такие круги никогда бы не нарезал, пошел бы через Тихий океан.
В ста двадцати милях от Фолклендских островов разыгрался шторм, и за два дня нас так разбросало, что на просторах океана мы едва не потерялись. Мы с "Селеной" нашли друг друга быстро, но за "Ириной" пришлось рыскать целые сутки. Но все-таки отыскали ее уже в пределах островов, сидящую в воде гораздо ниже ватерлинии. Оказывается, корпус шхуны в районе киля дал приличную течь, а команда в течение полутора суток беспрерывно работала на помпе. Течь заделать не получалось, она все расширялась и грозила отправить всех на дно. Как потом оказалось, подкилевой брус был заражен белым домовым грибом. Эту паскудную гадость даже мастера Малаги не смогли высмотреть. Счастье, что вахтенный матрос заметил близкий берег, а так уже подумывали топить живность, которая во время шторма слишком разволновалась: лошади до того озверели, что насмерть затоптали двух ухаживавших за ними крестьян.
Перехватив "Ирину" и подойдя ближе к берегу, увидел пролив и выбросил вымпел "Всем поворот влево". Здесь волнения фактически не было, поэтому в пролив зашли спокойно. Капитан шхуны, совершенно простуженный Коля Рыжков, подвел ее прямо к берегу и посадил на мель. Здесь же бросили трап и вытащили на берег якорь, после чего приступили к полной выгрузке.
Рыжкова и еще двух его матросов с высокой температурой уложили в постель, его супруга, прошедшая полугодичное обучение у доктора Янкова, накладывала ребятам уксусные компрессы и поила какими-то отварами. Слава богу, воспаление легких не началось, и к следующему утру жар спал.
Все три корабельных плотника с кучей добровольных помощников работали второй день, но к этому вечеру ремонт обещали закончить. Моему хозяйственному боцману скрепя сердце пришлось отдать для обработки корпуса две бочки дегтя из пяти заныканных. Теперь-то точно – шхуна еще побегает.
Нынешний шторм был не сказать чтобы сильно крутым, скорость ветра не превышала двадцати двух метров в секунду, зато оказался затяжным и длинным, как собачья песня. Тяжело переносили качку наши девчонки, ведь многие из них были беременны. Да и дел поганых натворил – погибло два крестьянина.
Конечно, этот шторм не сравнить с ужасным тайфуном, трепавшим нас в Индийском океане. Хоть и был он краткосрочным, но бед принес немало. Марсового с "Селены" смыло за борт – каким-то образом на конце распустился узел. А их рулевой сломал руку прямо во время вахты. У меня на "Селене" лопнул крепежный канат и оборвало каронаду. В результате одного канонира раздавило насмерть, а второй отделался легким испугом – сломал два ребра. И если бы не командир опердека сержант Сагайдак, который успел перехватить обрывок каната и захлестнул его на второй растяжке, каронада могла еще не одного человека убить или искалечить, да и борт вывалила бы наверняка.
Не буду рассказывать о количестве матросов, получивших тогда ушибы и мелкие травмы, "прилетело" почти каждому, и мне лично тоже. Когда отбивал склянки при уже затухающем волнении, не удержался на затекших ногах и пошатнулся, рука соскользнула с мокрой переборки, и меня силой инерции развернуло и треснуло затылком о перила ступенек, ведущих на квартердек. Еще запомнил, как прохрипел помощникам приказ передать "Селене" функции лидера и, когда волна немного стихнет, высылать в "бочку" впередсмотрящего – на случай предотвращения столкновений с обломками и оказания помощи потерпевшим кораблекрушение. После этого на несколько часов выпал из реальности.
Очнулся тихой звездной ночью от спокойных перезвонов судовых колоколов, нашего и лидера. После этого голова раскалывалась от боли еще добрых четыре дня, пару дней безудержно тошнило, сутки рвало желчью.
Оказалось, что за пять часов буйства урагана нас отбросило к югу на сто семьдесят миль и слегка сместило к востоку. В результате пришлось изменить курс и затратить двадцать два часа на возвращение к исходному маршруту.
В порт города Мангалуру прибыли на четвертый день. Еще не успели причалить, как были атакованы разными торговцами и мытниками, одетыми приблизительно одинаково – в разноцветные дхоти и тюрбаны. Кстати, все они прекрасно знали и голландский язык, и португальский, поэтому в общении никаких препятствий не возникло. Выплатив мыто по два серебряных талера за корабль и по талеру причальных, озвучил торговцам свои потребности. Когда они начали что-то предлагать, у меня разболелась голова, поэтому сказал, что буду думать до завтра, развернулся и ушел в каюту.
Перед тем как завалиться спать, по просьбе личного состава назначил старшими Бевзу и Сокуру, половину команды до окончания третьей вахты отпустил на берег отдохнуть и развеяться. А еще разведать, что почем.
Утром полностью знал конъюнктуру рабского рынка. Мои неслабо зажигавшие на берегу и довольные до упада помощники за бокалом вина разговорили каких-то португальцев. Поэтому, когда ко мне опять подвалили вчерашние торгаши, вытащил из пояса золотой дублон, щелчком подкинул его, поймал и сказал, что на хороший товар подожду более разумных предложений. И буквально через склянку в сопровождении двух здоровенных индусов с кривыми мечами на плечах пришел толстый торговец в подвязанном желтом дхоти и белоснежном тюрбане. На его ногах были загнутые кверху носками туфли без задников, а на пальцах рук, даже на больших, блестели золотые и серебряные кольца с красными и зелеными камнями.
По тому, как почтительно ему уступили место проходившие мимо мытники, стало ясно, что пожаловал не простой купец. Да, вот с ним мы и решили все торговые вопросы. Правда, под его напором немного потрепыхался для виду и сдался, взял не сотню мужиков, как планировал ранее, а двести шестьдесят пять. А в придачу к ним двести десять баб.
И ладно, пятьдесят крестьянских пар заберут люди Бульбы, а всех остальных отдам лигачевским ребятам. Пусть тоже строят себе полноценные фазенды, расширяются и богатеют.
За рабов уплатил дорого, рассчитался золотыми слитками, зато стариков среди товара не было, все оказались не старше трех десятков лет. В переводе на серебро за простых крестьян отдал по четыре талера, за двадцать пять десятников – по десять, за пятерых мастеров сахароваров – по пятьдесят. Ну и за каждую крестьянку по десять талеров без торга.
Пока три дня стояли в порту, успел посмотреть город, пройтись по торговым лавкам и припортовому рынку. В той жизни не доводилось побывать в Индии, поэтому мне все здесь было интересно.