- А тебя как звать-то, шустрого такого? - поинтересовался Константин.
- Спехом кличут, - буркнул ратник. - Мы с им из одного селища. - Он вновь кивнул на лежащего.
- Поэтому ты так за него и заступаешься? А с Басыней вы тоже из одного селища?
- Не знаю я, откель он, - сознался Спех, но тут же встрепенулся, возвысил голос: - А какая разница - откуда. Ты не по селищам суди, княже, а по "Русской правде". Вина на нас, что незваными сюда пришли, - есть, не спорю. Токмо нам сказывали, что в селище оном одни язычники живут и наше дело святое в веру их всех христианскую обратить.
- Мечом и копьем? - спросил князь.
Смутился Спех, замолчал, взгляд потупив, а Константин не унимался:
- А кто же такую умную мысль тебе подсказал, воин?
- Князья наши так надумали опосля того, яко поп им про твоих язычников поведал, - смущенно поведал Спех.
- Поп, значит, - возмущенно засопел князь. - Ладно, попа мы после об этом спросим, а ты бы, добрый молодец, сам за себя ответ держал.
- А я что. Я готов, - почти прошептал Спех и опустил голову.
- Что готов - молодца, хвалю, - одобрил Константин и распорядился: - Речистого пока оставьте отдельно вместе с этой парочкой - с ними я еще подумаю. Но от опознания не освобождать. И гляди, парень, - вновь обратился он к Спеху, - коль не укажет никто из жителей Пеньков и Залесья на тебя, твоего Басыню и этого, как его, Сливу, - считай, повезло вам. Тогда буду дальше думать. Ну а коли кровь на вас безвинная - не обессудь. Пока же с прочими разберемся. - И он скомандовал: - Давай, Вячеслав Михалыч, подпускай народ.
Ох, лучше бы Спеху сквозь землю провалиться или с головой в сугроб залезть, чем сызнова перед глазами тех баб оказаться, коих он зорил неделю назад. Точнее, не сам, но все едино - был же в их селище, с мечом и копьем приехал, стало быть, участие все равно принимал.
Народ, подпущенный к пленным, выстроенным в одну шеренгу, поначалу вел себя тихо, приглядывался, всматривался, припоминал. Но тишина длилась недолго. Первой ласточкой какая-то бойкая молодка оказалась.
- Ентот моего мужика срубил. Прямо у плетня, - ткнула она пальцем в одного из черниговцев и словно сигнал всем прочим подала.
Тут же и остальные наперебой загалдели:
- А вон тот твоему дружиннику, княже, голову со всего маху ссадил.
- Этот на копье моего батюшку вздел!
- Вот он, тать поганый, кой мою избу подпалил!
Кое-кто и кидаться на связанных стал. В одного какая-то растрепанная баба и вовсе зубами вцепилась, да прямо в шею. Насилу оторвали, но куда там - поздно. Видать, артерию перекусила - кровь не ручьем текла, а фонтаном била.
- Ну и дела. Прямо вампир какой-то, - не удержался от комментария Вячеслав.
- Она и впрямь не в себе. Эти у нее троих детей в полон увели, а старшенького прямо там, во дворе, зарубили, - вздохнул Константин. - Понять можно. Ты лучше распорядись, чтобы ее обратно к бабам отвели - пусть успокоят несчастную. Из нее сейчас свидетель, как…
Звонкий женский голос перебил князя:
- Вот он, тать, валяется. Тулуп совсем новый у меня из избы забрал!
Пожилая женщина торжествующе указывала на Грушу, лежащего на снегу.
- А теперь что скажешь, шустрый? - осведомился Константин у Спеха.
Парень уныло вздохнул, не говоря ни слова, а женщина не унималась:
- И на меня меч поднял, да я увернулась.
- Крут защитник, - восхитился воевода.
- Ты сперва думай, а опосля сказывай, - неожиданно встряла другая, которая, закончив перевязывать Грушу, никуда не ушла, оставшись стоять рядом с ним. Она неодобрительно посмотрела на обвинительницу и обратилась к Константину: - Не верь ей, княже. У страха глаза, известно, велики.
- Да чтоб подо мной Мокошь землю расступила, ежели брешу, - не сдавалась первая баба. - Как на духу говорю: еле-еле увернулась. И скалился еще, аки зверь дикой.
- Ты, княже, лучше мне поверь. Я ведь своими очами видала, яко он бился. Ежели бы он ее ударить хотел, то она бы тут не стояла, - не сдавалась защитница.
- Хоть и баба, а дело говорит, - подал голос Басыня. - Не забижай Грушу, княже. Он в своей жизни отродясь не промахивался. Коли ударит, так тут токмо держись.
- Точно сказываю, промахнулся, - стояла на своем обвинительница. - До задницы токмо и достал.
- Ранил? - поинтересовался воевода.
- Так ведь плашмя угодил, - сбавила тон женщина и пожаловалась: - Ан все одно - больно. А ентот, - ткнула она пальцем в Басыню, - еще и мужику моему чуть голову с плеч не снес. Я-то когда на крыльцо выскочила, ан глядь, а близ плетня мой кормилец лежит, весь в крови. И ентот рядышком.
- Голову не сносил. И впрямь пришлось остудить его малость - был грех, - смело глядя на Константина, ответил Басыня.
- А студил-то чем - копьем в живот или мечом в грудь? - уточнил князь.
- Мечом, - подтвердил Басыня. - Но не в грудь, а в голову, и не острием, а рукоятью.
Константин повернулся к обвинительнице, недоумевающе осведомившись:
- Так он у тебя живой?
- Живой, живой, - закивала та. - Но главу ему сей ирод изрядно рассек.
- Ладно, грех невелик. А о прочих ратниках что скажешь? - поинтересовался он у Басыни.
- А я не разглядывал, кто из них чем занимался. Да и видал бы - тебе не сказал. Негоже это - на своих наговаривать, - сурово отрезал Басыня.
- А ты не наговаривай, ты правду сказывай, - посоветовал Константин, напомнив: - Сейчас ведь, не забывай, и твоя судьба на кону стоит. Веревка и для тебя приготовлена, а уж попадет в нее твоя голова или нет, пока никому не ведомо. Чистосердечное признание…
- Да у тебя и без того видоков два селища, - бесцеремонно перебив князя, огрызнулся черниговец.
- А ты, княже, вместо того чтобы вешать, лучше бы мне, вдовице горемычной, его в холопы отдал, - плаксивым голосом произнесла другая баба, стоящая рядом с обвинительницей, и похотливым глазом скользнула по связанному воину.
- Казнить - казни, княже, а изгаляться надо мной - не дело, - возмутился Басыня. - Лучше головой в петлю, чем к карге этой старой в холопы. - И предупредил грозно: - Отдашь - сбегу, так и знай.
- А не стыдно висеть-то, как татю безродному? - прищурился Константин.
- А чего? Я и есть безродный. Ваши же рязанские всю деревню нашу и вырезали, когда я еще мальцом был.
- Значит, поквитаться приходил? - высказал догадку князь.
- На мужиках да бабах? - презрительно хмыкнул Басыня. - Я вой, а не кат. Князь повелел, вот я и пошел.
- А почему вознамерился из дружины уйти? - подал голос воевода.
- То мое дело, - нахмурился Басыня. - Мое и моего князя. А иных-прочих оно не касаемо. И я, княже, не баба, чтоб тебе тут в тряпицу на свои обиды жалиться.
Тем временем процесс опознания завершился, и все связанные воины оказались разбитыми на две неравные кучки. В той, что побольше, находились преимущественно молодые дружинники, хотя изредка встречались и летами постарше. В другой, малой, состоящей из десятка человек, преобладали люди в возрасте. Молодых в ней было всего двое.
- Ладно, после договорим, - досадливо отмахнулся князь от Басыни и велел кстати подвернувшемуся под руку Любиму: - Пока я всем прочим приговор зачту, ты как следует бабу эту расспроси - что и как там было с этой троицей. Что-то я в толк не возьму, почему она за них так старательно ратует. Ну и у этих двоих тоже все разузнай… как ты умеешь. - И он поспешил к большой кучке. - С этими все ясно. Бронь и все прочее с них снять. То в добычу пойдет. Все убытки тиунам счесть повелеваю, а там и подумаем, как сподручнее пострадавшим подсобить. А вас за руду, безвинно пролитую, за полон, за пожарища, которые вы учинили в моих селищах…
Все пленные затаили дыхание. Константин не торопился, выдерживая паузу. Вообще-то поначалу он хотел лишь припугнуть черниговцев. Но в этот самый миг какая-то необъяснимая злость накатила на него, и он, неожиданно для самого себя, вдруг выпалил:
- Повесить! Всех! - И он повелительно махнул рукой стоящему неподалеку воеводе, давая понять, что остальное - дело его ратников.
Вячеслав кивнул в знак того, что все понял, но отдавать нужные распоряжения не торопился. Вместо этого он подошел вплотную к Константину, оглянулся и, убедившись, что поблизости никого, вполголоса произнес:
- А может, не стоит так уж горячиться, княже? От покойников только вонь, а нам рабочие руки нужны.
Константин возмущенно уставился на друга.
- Ты о чем, Слава? Это ж бандиты и мародеры.
- Которые выполняли приказ, - напомнил Вячеслав.
- Сейчас не те времена, - возразил Константин, - и это их не оправдывает. Запросто могли и отказаться. А вон тебе и наглядное доказательство моей правоты, - кивнул он на лежащего раненого, возле которого стояли Спех с Басыней.
- Все равно, как-то уж ты слишком быстро и огульно, - замялся воевода. - Куда нам спешить-то? К тому же, насколько я помню, по "Русской правде" за все их художества полагается взять выкуп, и только. Получается, правосудие не на твоей стороне.
- Может, и так, - согласился Константин. - По закону они и впрямь могли бы от меня отделаться откупом, но народ жаждет справедливости, а она с правосудием не больно-то дружна. Опять же согласно Библии: око за око, кровь за кровь, смерть за смерть.
- Ты президент - тебе видней, - вздохнул Вячеслав.
- Ишь ты на что намекать вздумал, - усмехнулся Константин и жестко отрезал: - Я слюни распускать и моратории на смертную казнь вводить не собираюсь! И защитником убийц никогда не стану - заруби себе это на носу. Более того, поверь, что и впредь никакой отец Николай пощады от меня для подонков и мерзавцев ни за что не выпросит. Ни за что и никогда.
- Ты думаешь, мне их жаль? - хмыкнул Вячеслав. - Тут совсем другое. Я ж тебе говорил, что не готова у меня еще армия. Год нужен. А ты почти полсотни на веревку. После этого останется ждать ответного привета. И еще одно. Вот ты о справедливости заговорил. Но, насколько я понимаю, тогда тебе придется и пленных князей подвесить, потому что на них вина куда больше. А для полного кайфа вон того придурка в рясе рядышком с ними - и считай, что коалиция будет еще и идейно вооружена.
- Да прав ты, прав, - отмахнулся Константин. - Понимаю, что нельзя, хотя и очень хочется. Ты даже не представляешь, как сильно хочется, а этого священника особенно. Даже самому чудно. А впрочем, чему удивляться, когда это и есть самый главный козел-подстрекатель. Кстати, по-моему, я его где-то уже видел, хотя в этих местах впервые, - внимательно разглядывая стоящего рядом с князьями попика, сказал князь. - Странно… - Он потер лоб и с досадой заметил: - Нет, не припомню. Но то, что видел, - точно, очень уж знакомая рожа.
- Да не он самый главный козел, - возразил воевода. - Вспомни-ка, что я тебе докладывал еще по дороге в Рязань. Получается, самый главный, который им все наблеял, в Переяславском княжестве пасется.
- Ничего. Придет срок, и до него доберемся, - заверил Константин и, считая, что разговор закончен, направился к другой кучке, что поменьше.
- Прямо у околицы вешать? - уже вдогон угрюмо осведомился Вячеслав.
Константин хотел уж было подтвердить, что да, вон сколько дубов вокруг, пусть болтаются, да заодно напоминают местному народу о свершившемся возмездии, но затем переиначил, подумав, что это перебор. Для дела куда полезнее, если эти рождественские украшения воочию увидят черниговцы.
- Лучше у самого Дона, прямо у берега, чтобы с той стороны поглядели. Авось если кто еще в набег соберется, глянув на них, призадумается. - Константин повернулся к оставшимся пленным. - Теперь с вами как быть? Бабы сказывают, грабили, но не убивали. Стало быть, нет на ваших руках людской кровушки. Ну что ж, ваше счастье. Но за разор отвечать придется. Посему налагаю на вас следующую кару: быть вам в холопах у тех баб, что кормильцев лишились. - И возвысил голос, перекрикивая поднявшийся недовольный ропот: - Благодарить надо за милость да за то, что разобрался, а не повелел всех огулом вздернуть.
Гомон стих. А ведь действительно - разобрался, не стриг под одну гребенку. Да и холопство, чай, не сук с веревкой - и удрать можно. До Дона отсюда и десяти верст не будет, а за ним уже черниговские земли, в коих у рязанского князя власти нет, как успел вполголоса сказать один из пленных своему соседу. Однако Константин краем уха уловил его слова. Уловил и отреагировал, кое-что пояснив:
- Будете вы все не обельными, а в закупах. Да и срок малый - два года. Правда, как работать станете. Если успеете все восстановить - раньше отпущу, уже после следующей весенней пахоты, а станете лениться - подольше пробудете. Но если кто надумает бежать, - счел он нужным предупредить будущих холопов, - то, едва мои люди его поймают, велю забить в колодки и кинуть в выгребную яму. А через три дня, если от вони не сдохнет, отмоем и продадим иноземным купцам. Они за русских мужиков хорошие деньги платят. Не думаю, что выживет. А посему советую о том и не помышлять.
Но тут к Константину робко подошла одна из женщин. Униженно кланяясь, она срывающимся от волнения голосом заметила:
- Мне ить избу-то и свои сыны отстроили бы, токмо их всех в полон забрали. Ежели бы ты, княже, подсобил их выкупить, век бы за тебя богу молилась.
- Вячеслав, - повернулся к воеводе Константин, - вели быстренько допросить будущих висельников - куда дели полон и где он находится.
- Уже, - кивнул тот. - Я ж как чувствовал, что еще не все закончилось. - И бодро отрапортовал: - Всех, кого из Пеньков забрали, пока держат в Дубицах - это селище верстах в пяти от Дона. Завтра собираются отвезти на торжище в Новгород-Северский или в Чернигов. Не спешили с отправкой, потому что хотели дождаться тех, кого привели бы из Залесья. Охрана у них - человек пять. Остальные все здесь, так что дело плевое. Само селище, правда, огорожено тыном с кольями, да еще небольшой вал имеется, но ни стен, ни башен нет. Думаю, возьмем без шума и пыли. Если завтра с утра пораньше одной сотне выйти, то к вечеру она преспокойненько вернется.
- Боюсь, что не выйдет у нее спокойненько, - нахмурился Константин. - Они тоже не дураки. Раз никто из набега не вернулся, значит, влетели. Тревогу поднимут. Осаждать придется, а там, глядишь, и помощь подоспеет. И гонцов они за нею, как знать, могут послать именно завтра поутру.
- Значит, ей сейчас выходить? - уточнил воевода.
- Сейчас, но я боюсь, они уже все поняли. Сделаем так: возьми с собой все три, что у нас под рукой, и покажи силу, чтобы им там, в Дубицах, страшно стало.
- А здесь вообще никого не оставлять?
- Десяток, не больше. Мне для этого квартета, - кивнул Константин на связанных князей и попа, - и половины десятка за глаза хватит. И вот что. Если нахрапом ворваться не получится, то объяви, что мы их в отместку палить не собираемся, а пришли к ним за полоном. Вернут - и ты уйдешь. А иначе ты их на копье возьмешь - сил хватит. У страха глаза велики, навряд ли они откажутся от твоего великодушного предложения, - усмехнулся Константин. - Да и что им толку с этих пленных? От них же весь доход князьям да дружине пойдет, а самим сельчанам ни одной куны не достанется. А когда станешь вести переговоры, тонко намекни, что если они не выдадут всех рязанцев, то князь решит, что они там все заодно с теми, кто набег устраивал. Иначе зачем бы им полон удерживать. Тогда ты с ними другой разговор поведешь, и не словом, а мечом.
- В общем и целом - уразумел, - кивнул Вячеслав и торопливо принялся отдавать распоряжения.
Проводив взглядом воеводу и уехавших с ним ратников, Константин не спеша прошел к лавке, которую успели для него откуда-то притащить, критически покосился на домотканый половик, постеленный вместо обычного ковра, и вполголоса поинтересовался у одного из оставшихся дружинников:
- Из него хоть пыль-то выбили?
Тот утвердительно кивнул, заверив:
- По нему вовсе никто не ступал. Я его прямо из ткацкого стана забрал. Вон, гляди-ка, нитки болтаются - до конца не доделали.
- Ну тогда ладно, - вздохнул Константин и жестом подозвал пленных князей, стоявших вместе с понурым отцом Варфоломеем наособицу, поодаль от всех.
Те послушно двинулись поближе, сопровождаемые угрюмыми ратниками. Попик тихонько семенил сзади, стараясь не высовываться из-за их спин.
Глава 21
Приговор
Воистину наполнили вы мир гробами выбеленными и нечистотой! Вы припадаете к мертвым костям и ждете от них спасения; как черви гробовые питаетесь тленом. Тому ли учил Иисус? Повелел ли ненавидеть братьев, которых вы называете еретиками за то, что они верят не так, как вы?
Дмитрий Мережковский
"Жаль, что уцелели, - мелькнуло в голове Константина. - Куда б хорошо, если б там, в лесу, остались не только эти двое, как их, Гаврила Мстиславич с Андреем Всеволодовичем, а все пятеро. И никаких проблем. А сейчас что с ними прикажете делать?"
Он вздохнул, злорадно подметив, что досталось уцелевшей троице изрядно. Меньшой брат Гаврилы Иван Мстиславич бережно держал на весу раненую руку, кое-как перемотанную какой-то замызганной тряпицей; Мстислав Глебович, стоящий посередине, все время досадливо морщился и то и дело сплевывал скапливающуюся во рту кровь - удар кистеня выбил ему добрый пяток зубов; а на голове узкоглазого Всеволода Владимировича, всем своим обличьем напоминающего половца-степняка, отчего-то наряженного в русскую одежду, была белая повязка с большим красным пятном слева.
"Хоть что-то, - с легким удовлетворением подумал Константин. - Маловато, конечно, но ничего не попишешь". - И он вновь досадливо поморщился.
Увы, но уж больно славная ему попалась компания. Один - сынок Глеба Святославича, что сейчас восседает в Чернигове, второй - наследник Мстислава Святославича, который законный преемник братца Глеба, а третий, Владимир, родной братишка Изяслава Владимировича, который рулит в Новгороде-Северском. Вот и развесь таких на дубах, особенно учитывая, что парочку его люди на тот свет уже спровадили. Ну те-то ладно, в бою погибли, а вот этих, если что, ему точно не простят. Значит, от повешения придется отказаться.
И он вдруг неожиданно для самого себя ощутил острое сожаление. Странно. Вроде бы раньше он таким кровожадным никогда не был. Однако князь сразу попытался успокоить себя мыслью, что сожаление это порождено исключительно невозможностью восстановить справедливость в полном объеме, ибо если уж рядовые исполнители приговорены к веревке, то главных сам бог велел подвесить на крепкий дубовый сук. Словом, ни о каком садизме не может быть и речи.
Толпа сельчан меж тем, словно по команде, тоже стала медленно приближаться к месту будущего судилища, охватывая Константина и пленников плотным полукольцом, чтобы ничего не упустить из предстоящего зрелища. Из людской гущи слышались приглушенные голоса. Отдельные обрывки разговоров донеслись до Константина.
- Ворон ворону глаз не выклюет, - раздалось в задних рядах.
Князь нахмурился.
- Возьмет окуп да отпустит, а они опосля сызнова придут. - Это уже какая-то баба поближе.