Обет – это серьезно не только для язычников-норманов, но и для "просвещенных" французов образца середины девятого столетия от Рождества Христова.
Карл лишь кивнул, признавая этот бзик своего беллаторе.
– Я мог бы освободить тебя от обета, сын мой!
Ага! Судя по прикиду, передо мной большой церковный чин. Епископ Парижский, надо полагать?
Я коснулся своей головы, потом перекрестился по-католически, в манере отца Бернара, и качнул головой. Спасибо, не стоит.
– Жоф! Брат мой!
Это еще кто? Ну да ладно. Отвечаю печально-героической улыбкой. Мягко уклоняюсь от объятий.
– Мой господин ушибся, когда его лошадь упала в яму-ловушку, – поясняет Вихорёк. То есть теперь он – не Вихорёк, а Туссен. Хорошее благородное имя. У Вихорька тоже есть легенда, но ее мы пока озвучивать не будем. Успеется.
Ну да, и теперь у меня проблемы со спиной. Поэтому мне даже на лошадь не вскарабкаться.
– О, прости, Жоф! Надеюсь, ни обет, ни спина не помешают тебе отпраздновать твое благополучное возвращение?
Чернокудрый красавчик в сверкающем нагруднике и таких пестрых тряпках, что мой раб Хавчик, взглянув на них, уписался бы от восхищения. И немедленно обрядил бы меня в такие же.
Кто же этот бодрый мужик… Пардон! Бодрый рыцарь? Вдруг это мой младший брат? Неужели виконт-графенок скрыл от меня такой важный аспект личной жизни Жофруа де Мота?
Одно радует: жены у моего прототипа точно нет.
Еще одна печально-героическая улыбка. Отныне она станет моей фирменной.
– Так мы ждем тебя, брат! Завтра. У меня.
Мой внезапный родственник развернулся и эффектно (трехцветный плащ распахнулся, как крыло) взлетел в седло. И это – в броне! Вот бы и мне так уметь!
"Мы ждем!" Надо полагать, мне должно быть известно, где, кто и когда меня ждет.
Однако и король ждет!
Я "с трудом" опустился на колено и кивнул Вихорьку. Тот, как мы и договаривались, выдал трогательный рассказ о том, как придавленный убитым конем беллаторе несколько часов пролежал среди покойников, пока юный Туссен (его родителей убили норманы, а самого рассчитывали продать, но он сбежал) не вытащил беллаторе из-под мертвого животного и не уволок в кустики. Слава Богу, стемнело так быстро, что норманы отложили грабеж покойников до утра… – Тут Вихорёк приник по мне ухом, потом сообщил дрожащим голоском:
– Мой господин молит Ваше Величество о прощении за то, что не сумел уберечь его подданных!
– Это война, Жоф! – Карл сделал жест, и двое его гвардейцев помогли мне подняться.
– Отправляйся домой, отдохни, – разрешил король. – Позже я пришлю за тобой.
Сильное предложение. Особенно если учесть, что я понятия не имею, где "мой" дом.
Но я нашел выход!
Едва гвардейцы меня отпустили, грохнулся в обморок.
Никто не удивился. Герой устал, что тут удивительного?
Подогнали носилки, погрузили "бесчувственную" тушку и понесли в "родные" пенаты.
Чуть приоткрыв глаза, я наблюдал. К сожалению, видел немного. Прыгающий свет факелов да темные стены. Иногда – еще более темные арки. Средневековый Париж оказался довольно вонюч. Зато жизнь на его улочках так и кипела. До моих ушей то и дело доносились вопли разной эмоциональной окраски, чей-то хохот и прочие свидетельства бурной ночной жизни. Кто-то кого-то имел, кто-то кого-то резал…
Нас, впрочем, это не касалось. Король выделил достаточный эскорт, чтобы ночная столичная шушера прониклась должным уважением.
"Мой" парижский особняк особой роскошью не отличался. Трехэтажный домишко, стиснутый другими такими же. Внутри пахло немногим лучше, чем снаружи. Я сразу затосковал по вольному ветру дикой природы.
Но раз я "дома", самое время "очнуться".
– Господин! Господин! Что с вами?
Надо полагать, дворецкий. Или мажордом. Не знаю, как они здесь называются. Простолюдин, но одет прилично. И вид почтенный. Короткая стрижка, бородка с проседью.
Я, само собой, помалкивал.
Носилки поставили. Я сел. Жестом показал, что люди короля могут быть свободны. Кивком поблагодарил гвардейцев. Интересно, надо ли дать чаевые носильщикам?
– Господин, я немедленно пошлю за вашим лекарем!
Вот неугомонный дядька! Только лекаря мне сейчас не хватало! Он-то уж точно определит, что я – фальшивка.
Энергичный жест: к дьяволу лекаря! И, жестами же, показал: вина и пожрать! Да побыстрее!
Требования удивления не вызвали. Надо полагать, они были типичны для моего двойника. Холодная жареная утка с овощами, хлеб, сыр и кувшин среднекачественного вина, напоминающего божоле, были поданы прямо в постель. Девушка, которая принесла мне этот поздний ужин, маленькая, остроносая, с пухлыми губками и черными кудряшками, выбивающимися из-под скромного головного убора, недвусмысленно дала понять, что готова стать десертом. Я вежливо отказался. Главным образом опасаясь разоблачения. Может, в будущем…
Однако не успел я доесть свой ужин, как "дворецкий" доложил о прибытии лекаря. Вот только лекаря мне не хватало! Лекарь для меня похуже любовницы. Разоблачит на раз.
Послать доктора… к другим больным, распорядился я.
Не вышло. Медикус оказался личным врачом короля. И был прислан по высочайшей воле. Во как!
– Узнай, бывал ли он у меня раньше, – приказал я Вихорьку.
Нет, не бывал. Что ж, может, и прокатит.
Королевский доктор оказался иудеем. То, что при этом он отвечал за здоровье одного из самых важных христианских королей, говорило в пользу его квалификации. Тем не менее "расшифровать" меня ему не удалось. Впрочем, он не очень усердствовал в осмотре.
На классическое "на что жалуемся?" я изобразил набор симптомов сотрясения мозга (опыт имелся) и пояснично-крестцового радикулита, который я неплохо знал благодаря родному дедушке.
Лекарь "проглотил" весь пакет дезинформации и отбыл, оставив мне горшочек с мазью и целый ряд рекомендаций, одна из которых оказалась очень кстати: пару недель не садиться в седло. За этакий "подарок" я отблагодарил лекаря парой монет.
Сутки я провел изучая обстановку и обзаводясь самым необходимым.
В первую очередь – оружием.
Вдоводел пришлось оставить на попечение Скиди, а собственный меч настоящего де Мота потерялся где-то на поле битвы. Так что в Париж я пришел, считай, голым. В одних доспехах. Причем не своих, а де Мота. Впрочем, для Франции это была очень даже неплохая броня.
Как и ожидалось, у королевского бодигарда оказалась неплохая коллекция клинков. Поскольку мы с ним примерно одного роста и телосложения, то все они были мне по руке. Я взял лучший.
Домик у меня был трехэтажный. В "королевском" квартале. То есть в четверти часа пешком от резиденции короля. Той, что на берегу. Была еще одна – на острове Сите, но – поскромнее. Мой квартал считался привилегированным. Как позже выяснилось. Например, метрах в ста от моей маленькой резиденции располагался дворец самого графа Парижского Адаларда. Словом, хороший домик. Небольшой, но довольно уютный. Я бы с удовольствием построил такой же в собственном поместье. Вместо традиционного скандинавского "длинного" дома. Еще бы центральное отопление наладить – и зимуй на здоровье.
Прислуги у королевского телохранителя было немного. "Дворецкий", давешняя девушка и коренастая бабка, удачно сочетавшая обязанности кухарки и уборщицы. Еще она оказалась моей кормилицей. То есть не моей, конечно, а Жофруа. Все трое были моими рабами. Фамильными и преданными. Это и еще много полезных деталей выяснил Вихорёк, ставший не только моим "языком", но и правой рукой. С ним говорили охотно, потому что знали: именно он вытащил господина (то есть меня) из-под кучи других трупов и, надрываясь, уволок в безопасное место, где я и очухался. А очухавшись, немедленно объявил мальчишку своим оруженосцем. От него же домочадцы де Мота узнали, что их господин мало того, что повредил спину, но и неслабо навернулся головой. Так что не стоит удивляться некоторым странностям его нынешнего поведения.
Еще Вихорёк выяснил, кто был тот рыцарь, который назвал меня братом. И куда он меня пригласил.
Рыцаря звали Арманом. И он тоже был – беллаторе. То бишь личный королевский рыцарь-телохранитель. И троюродный брат покойного Жофруа.
Как и следовало ожидать, торжественное собрание личной королевской гвардии по поводу моего спасения переросло в грандиозную попойку. Я пил наравне с остальными, но держался скромно. Помалкивал. Все же удачный обет я себе придумал.
Лекарскую рекомендацию: две недели – на своих двоих, в кругу моих друзей уже знали. Мне бурно соболезновали. Главные развлечения рыцарства Франции – война и охота. Всё – верхом.
А у меня с этим – облом. Минимум на две недели.
Квалификация королевского лекаря под сомнение не бралась, но всерьез высказывались мнения, что проклятый иудей мог выдать подобный "рецепт" исключительно с целью сделать гадость доброму христианину. При этих словах я невольно потрогал крест, еще недавно принадлежавший настоящему Жофруа де Моту. Надеюсь, Бог простит мне то, что я присвоил крест покойника. Тем более, это далеко не самый тяжкий из моих грехов.
По возвращении домой я совершил еще один грех. Плоть слаба. А у меня давно не было женщины.
Ивет (так звали девчонку) застала меня врасплох. Выпитое на дружеском пиру вино притупило мою бдительность, и проснулся я лишь тогда, когда юная француженка оказалась в моей постельке, а некая самостоятельная часть моего организма – у нее в кулачке. То есть выставлять ее за дверь было уже поздно.
Момент был острый. Во всех отношениях. Виконт Жерар уверял, что мое сходство с Жофруа де Мотом – практически полное. Я и сам в этом убедился, поглядев на покойника. Не только лицо, но и телосложение, и прокачка мускулатуры у нас были весьма близкие. Неудивительно: профессия-то одна. Различия, конечно, имелись. Например, грудь у меня оказалась поволосатее. Пришлось проредить. Довольно болезненная процедура, кстати. Другой набор шрамов на теле. И мозоли на ладонях несколько отличались – беллаторе ведь не приходилось вертеть весло.
А вот изучить мужские признаки покойника на предмет сходства и отличий мне как-то в голову не пришло. И прежде на этот счет я был спокоен, потому что знал: беллаторе не был женат, а о существовании малютки Ивет я понятия не имел.
Но пить боржом было поздно. Всё, что мне сейчас оставалось: тихонько лежать на спинке, предоставив девушке инициативу. Ее это, похоже, удивило. Но не остановило. Вероятно, она вспомнила о том, что господин болен.
Не скажу, что она была очень искусна в положении "дама верхом", но недостаток опыта вполне компенсировало усердие. Так что на финишную прямую мы вышли одновременно. А может, девушка четко отреагировала на мой финальный аккорд. Тут ведь как: благородный господин в первую очередь заботится о собственном удовольствии, а что касается партнерши, то спасение утопающих – исключительно проблема утопающих. У барышни, как правило, чуть больше минуты на получение удовольствия. Потом господин удовлетворенно хрюкнет и отправит девушку за выпивкой.
– Нынче мой великолепный господин необычно сдержан! – пискнула мне в ухо маленькая птичка. – А посох его особенно силен и тверд!
Вот как? Надо полагать, что различия всё-таки имеются. Или это – обычный набор комплиментов социально зависимой?
Я жестами показал: говорить не могу, но она может щебетать. Я не против.
И крошка Ивет защебетала. И выщебетала просто море полезной информации. Например, что старый дворецкий очень удивлен, что я ни разу не поинтересовался моими животными: охотничьими псами, кречетом, лошадьми. Что старуха-кормилица считает, что я приложился не только спиной, но и головенкой, потому что гляжу на нее теперь как на колоду для рубки мяса. То есть недобрый у меня взгляд, ни хрена не ласковый, будто не она меня вскормила-вынянчила. Что мой оруженосец по манерам не тянет даже на пажа: аристократизма ни на грош. Сразу видно: не во дворце родился, а в крестьянской хижине. Простолюдин. И зачем такой оруженосец такому благородному рыцарю, как я? Да, он спас господина, так дать ему немного денег – и все дела. Все вокруг искренне удивлены.
Но больше всего полезной информации я получил о своих сексуальных привычках. Напрочь лишенная стеснительности Ивет с удовольствием вспоминала, когда и каким образом мы с ней предавались греху блудодеяния. И неоднократно высказывала надежду, что "сильнее и крепче" сохранится и после того, как я окончательно поправлюсь.
Через полчасика мы еще раз повторили маленькое родео со мной в роли быка, и я отправил девушку спать.
Что характерно: развлекались мы не снимая одежды. Надо полагать, такие здесь традиции. Очень удачные для самозванцев.
Еще один приятный момент: отсутствие в спальне моего зубастого покровителя. Старина Белый Волк, так некстати обозначившийся в келье разгромленного монастыря, этой ночью никак себя не проявил. Что, безусловно, радовало.
Глава 18,
в которой герой вызывает сомнения у короля и получает вызов на поединок
– Только прикажите, Ваше Величество, и мы втопчем в землю кровавых язычников!
Большой королевский совет, членом которого я являюсь. Торжественный сбор представителей правящих классов. То есть дворянской и церковной элиты. Иные сословия (лидеры гильдий) присутствуют, но – в дальнем углу и без права голоса. Как я понимаю, на тот случай, если король изволит объявить новый налог. Чтоб налогоплательщики сразу оказались в курсе.
– Смерть им! Раздавим норманов, как улиток! Отрежем им головы и посадим на копья!
Эк раздухарились! Ну да, нет ничего проще, чем громить викингов сидя на жопе в королевском дворце.
– Не дать им уйти! Справедливое возмездие постигнет…
Это кто ж у нас такой грозный? А, граф Парижский. Судя по тому, как зыркнул на него король, – между ними не всё ровно. Нехороший такой взгляд у короля. Недобрый.
– Бог с нами! – Это уже епископ. – Бог укрепит и воодушевит…
Интересно, почему Бог не укрепил монастыри, которые мы разграбили? И не воодушевил жителей Руана, Нанта, Льежа и прочих городов, пока викинги резали мужей и осеменяли жен?
– Мы перекроем Сену ниже по течению! Потопим их проклятые корабли! – Это что еще за адмирал такой?
– Уничтожим их всех! – Чернявый длиннорукий рыцарь с Георгием Победоносцем на зерцале. – Вот главная цель! Чтоб никто не ушел!
Тоже небось какой-нибудь граф. Или – сын графа. Графских сыновей при дворе полно. Так говорил мой главный консультант по королевскому окружению Жерар. Тоже, кстати, сын графа.
Но если отрешиться от самонадеянных заявлений участников совещания, королевский французский двор произвел на меня позитивное впечатление. Если сравнивать с норманами, это общество выглядело как-то… цивилизованней, что ли? Почему создавалось такое ощущение, сказать трудно. Точно не из-за одежды. "Обмотки" на ногахмногих присутствующих выглядели весьма забавно. Но если сравнить, допустим, Карла с Рагнаром, то первый смотрелся настоящим королем, а второй – свирепым громилой, главарем разбойников.
И вообще, в окружении короля было довольно много людей прям-таки интеллигентного вида. В свите Рагнара подобных в принципе не водилось. Даже у музыкантов были физиономии убийц.
Диспут продолжался.
– Надо разделить войско! – веско заявил пегобородый, очень богато прикинутый франк из ближнего окружения Карла.
– Мы пойдем по обоим берегам Сены! – объявил этот стратег-оптимист. – Ни один язычник не вернется домой!
Ну не самоубийцы ли?
Я помахал рукой, привлекая внимание короля.
– Ты не согласен с герцогом, Жоф? – поинтересовался Карл.
Нет, я был не согласен. Категорически. "Армию делить нельзя!" – изобразил я жестами. Нам вообще не следует воевать. В языке жестов есть большой плюс. Оратора трудно перебить. Но есть и минус. Очень трудно донести до собеседника мысль более сложную, чем "да", "нет", "хочу", "не хочу".
Чтобы меня поняли, пришлось прибегнуть к помощи Вихорька.
– Мой господин говорит, – тонким, дребезжащим тенорком выдал мой "динамик", – что не следует делить войско. И вообще не следует воевать. Норманы пришли за деньгами. Надо дать им деньги – и они уйдут. Перестанут разорять страну.
Гробовая тишина. Интересно, что я такого сказал? Можно подумать, все эти люди не знают, что многие откупаются от викингов. Или среди них нет никого, кто выкупал бы попавших в плен родственников? Можно подумать, не было во Франции городов, которые откупались от завоевателей?
Молчание нарушил сам король:
– Ты предлагаешь не уничтожить язычников, а подкупить их? – Карл Лысый глядел на меня изучающе… Я бы даже сказал: с недоверием.
Честное слово, король, у меня нет намерения тебя подставить. Более того, ты мне нравишься. Я с удовольствием послужил бы тебе, а не потрошителю Рагнару, от взгляда которого обед в кишках скисает. Но так уж вышло, что я – на другой стороне. Но предательство – не в моих привычках.
– Жаль, что ты взял такой обет, шевалье. Я бы хотел услышать твой голос.
Я пожал плечами и вновь припряг Вихорька.
– У Вашего Величества много других врагов, – транслировал бывший пастушок. – Тех, кого не победить серебром.
Ага, зашептался народ. Кое-кто даже закивал с одобрением. Приятно видеть людей, для которых драка не является основным решением проблем.
Король задумался. Врагов у него действительно было немало.
Но тут снова вылез агрессивный герцог. С той же темой: напасть, окружить, уничтожить.
"Чтобы разбойники не могли сбежать от наказания!" До чего лживая формулировочка! Не о наказании ты думаешь, господин герцог, а о драгметаллах, которыми набиты корабельные сундуки Рагнаровых драккаров.
Побегут они, как же! А уж делить войско пополам – вообще бред.
Да Рагнар премию выпишет за такое, блин, предложение!
Король думал. Советники переговаривались…
И тут один из рыцарской братии встал, ткнул в меня пальцем и выдал краткую речь, суть которой сводилась к тому, что беллаторе де Мот празднует труса. Получил по репе от язычников и теперь мелко гадит при одной мысли о новой встрече с норманами!
Вот это уже обидно. Как бы на этакое оскорбление отреагировал настоящий де Мот? Судя по тому, что я о нем уже знаю: резко. Правда, мне неизвестно, в каких он отношениях с этим усатым типчиком. А я даже имени его не знаю.
Я тоже встал. Окинул усатого презрительным взглядом. Продемонстрировал оппоненту средний палец. И сел.
К моему удовольствию, смысл жеста до усатенького дошел. И вызвал новую тираду. Я понял примерно половину, потому что орал он хоть и громко, но слишком торопливо и невнятно. Однако суть я уловил. Усатый предлагал встретиться с ним на ристалище, когда мои раны перестанут меня беспокоить. И там он покажет, что я не только трус, но и слабак. В сравнении с ним. Как он уже неоднократно это доказывал.