Делов-то. Он обернулся назад. Танки 1-го и 2-го батальонов покажутся не скоро, Катукову срочно понадобилась подмога тяжелых "ИСов" – хоть заводы и работали без продыху, но с ходу выпустить тысячи танков им не под силу. Нехватка все еще чувствовалась, так ведь и масштабы "уширились". Что ж тут делать…
На привале почивало два десятка танков из 3-го батальона, но их-то как раз и не было видно за какими-то развалинами, то ли коровниками, то ли еще чего. Если немцы даже и заметят его единственный танк, то все равно попытаются расстрелять колонну автомашин. А почему они должны его замечать? Укроемся…
– Иваныч! Заводи. Спрячемся во-он за тот стог.
– Ага! Подманим, что ли?
– Ну, типа того.
102-й укрылся за стогом, но тут весь план Репнина рухнул – пожаловали две ИСУ-152, мощные махины, недаром прозванные "Зверобоями". Их снаряды вскрывали любую броню с трех-четырех километров, сносили башни "Тиграм" или оставляли в бортах своих жертв огромные пробоины – не зря же немцы прозвали ИСУ "консервными ножами".
Неподалеку находился не то длинный сарай, не то скотный двор, крытый соломой, и самоходки спрятались там.
Артиллеристы, забеспокоившиеся было, сразу успокоились – не надо было пушки разворачивать, есть уже кому фрицев встретить.
Немецкие танки показались километра за два – серенькие коробочки. И мигом прибавили ходу, разглядев грузовики.
"Зверобои" дали залп, когда до "Пантер" и "четверок" оставалось километра полтора. Долгие мощные выстрелы ахнули, и один из немецких "панцеров" мигом загорелся.
Сразу было видно, что бьют самоходки – у танков пламя и дым вылетают вперед, а у СУ – вверх.
Второй залп бабахнул – еще две "коробочки" загорелись. Тут ход у немецких танков заметно поубавился.
– Бронебойный! – скомандовал Геша.
– Есть бронебойный! – отозвался Борзых. – Готово!
– Саня, следи за немцем. Как только борт покажет, сразу сади!
– Понял!
Когда "Зверобои" покончили с шестым танком противника, одна из "Пантер" удачно подвернулась и Федотов выстрелил. Снаряд угодил "кошке" в бок, и удачно, аж люки повышибало.
Немцы тоже стреляли – соломенная крыша сарая, под которой прятались самоходки, загорелась, но "Зверобои" сначала довели счет до восьми подбитых и лишь затем покинули полыхавший сарай.
Незаметно опустилась темнота, и зарево делало ее еще черней и непроглядней. А в поле яркими факелами горели немецкие танки.
– Штук семь или восемь ушло, – сказал Репнин, будто раздумывая. – Иваныч! Прожектор цел?
– Это, который ифра… ин-фра-красный? Да что ему сделается…
– Ставь тогда. Ваня, вызови Лехмана. Скажешь, что мне нужен взвод или два с этими самыми инфракрасными осветителями – наведаемся немцам в гости! Да, и пусть прихватит пару БТР с пехотой.
И минуты не прошло, как за коровниками или амбарами зарычали дизели, и к колонне артиллеристов вышли восемь "сороктроек" с поблескивавшими прожекторами на башнях.
Бронетранспортеров, оборудованных для ночных рейдов, всего-то два и было, а больше и не нужно.
102-й двинулся впереди, прямо через поле, где догорали немецкие танки. Оставив поле позади, "ночные охотники" выбрались на дорогу, изъезженную гусеницами "Пантер" и "четверок".
"Т-43" катились быстрее фрицев, поэтому вскоре догнали немецкую колонну. Танки противника двигались неторопливо, экономичным ходом, включив фары, так что можно было быть уверенным – никто из "панцерзольдатен" не разглядит в потемках русские танки. И не услышит за грохотом собственных машин.
А "сороктройки" со своими глушителями и "резинками" и вовсе казались бесшумными тенями на фоне ревущих и лязгающих "панцеров".
Добравшись до какой-то деревни, немецкие танки остановились, растянувшись вдоль единственной улочки, где уже почивало не менее танкового взвода.
– Заходим с юга, со стороны огородов!
– Есть, товарищ командир!
Лупить по немцам издалека было можно, но тогда пришлось бы открывать не прицельный огонь, а просто бить по площадям, что глупо. Видеть же "мишени" ночью можно было лишь метров за двести с небольшим, дальше инфракрасная подсветка просто не доставала.
Малым ходом "Т-43" прокрались, задами выезжая на позицию.
– Строимся в линию!
Первым выехал 102-й, и Репнин приник к ночному прицелу. Силуэты немецких танков были едва видны – до них было метров двести пятьдесят, но попасть было нетрудно.
Со сдержанным рычанием подвернул танк Лёни Лехмана. За ним выстроились остальные, походя на расстрельную команду.
Открывать огонь со стороны огородов было самой разумной тактикой, отсюда была видна большая часть "Пантер" с "четверками", лишь две или три заслоняли дома.
– Бронебойный!
– Есть! Готово!
– Саня, целься по крайнему слева. Видишь? Там только задняя половина. В нее и зафигачь!
– Есть!
Башня плавно развернулась.
– Выстрел!
Грохот, как показалось Репнину, вышел оглушительным. Краткая вспышка осветила и танк, и покосившийся забор и тут же, словно огненная роза, расцвела на борту "Пантеры", а в следующую секунду ее башня поднялась на столбе клубившегося пламени, Геше показавшемся ослепительным.
Тут же ударили танковые орудия еще двух взводов. Снаряды входили в борта немецких машин легко, как будто и не броню они пробивали, а фанеру.
Огненные вспышки, снопы искр, клубы подсвеченного дыма залили всю улочку мерцавшим сиянием, переходившим от ярко-желтого и алого до бурого и багряного. Отсветы захватывали и огороды, смутными пятнами выделяя танки 1-й гвардейской, а уцелевшие хаты застило разгоравшееся пожарище, прикрывая советских танкистов.
– Уходим!
Михаил Иваныч сдал назад, выходя из-под возможного удара, и пристроился в хвост танковой колонне – Лехман опередил Репнина, прежде командирского покинув огороды. Над деревней плясали огни и шатались тени, перебегали скрюченные фигурки.
– Санька! Беглый огонь!
Федотов выпустил один за другим пару осколочно-фугасных, добавив сутолоке пущего ужаса. Мотострелки с бэтээров расщедрились на длинные очереди из пулеметов.
– Уходим!
* * *
Вернулись без потерь и решили вместе с автоколонной не задерживаться, а продвигаться к ближайшему селу, оставленному немцами.
Репнин вместе с капитаном, командовавшим артиллеристами, разбили всю технику на группы, так, чтобы каждый танк с прибором ночного видения вел за собой грузовики и "КВ", на которые никаких инфракрасных прожекторов не ставили, – их водители ориентировались по танковым габаритным огням на корме.
Первым двинулся Лехман, за ним покатили два грузовика с орудиями. Иваныч пристроился следом – за ним, как за ледоколом, шли "КВ-1М" и грузовик с кунгом.
Не зажигая огней, в полной темноте, колонна одолела порядка двадцати километров, когда впереди показалась Грушевка.
С виду деревня казалась покинутой, но затем Репнин разглядел четкий силуэт зенитной самоходной установки. У немцев таких не было, и Геша облегченно вздохнул.
– Вроде наши стоят. Вань, вызови Лехмана, скажи, пусть пошлет разведку.
– Есть!
Один из БТР тут же уехал. Не доезжая околицы, он остановился, и дальше разведчики двинулись пешком. Стрельба, которой опасался Репнин, не поднималась, а вскоре Лехман сообщил, что все чисто – в селе стоит дивизион ЗСУ-37 .
– Вперед!
Село было брошено, да и домов, в которых еще можно жить, насчитывалось в Грушевке немного – по пальцам одной руки пересчитаешь.
Репнин обошел сельский клуб и обнаружил в одной из комнат роскошную голландскую печку. Почти все изразцы были давным-давно расколочены и пустые места замазаны штукатуркой.
– Переночуем здесь, – решил Геша. – Иваныч, на твоей совести печка и дрова. Мы с Санькой заколачиваем окна, а тебе, Ваня, поручается самое ответственное задание – организуй нам пир горой! Товарищи! Вы хоть помните, какой сегодня день? Через час – Новый год!
Бедный ахнул, хлопая себя по бокам, и быстренько сориентировал Борзых – видимо, намекнул, где заныкал разные вкусности. Вроде бы сам Михаил Иваныч из Воронежа, а хомячество чисто хохляцкое!
Заколотив окна и утеплив их, Репнин и сам сбегал в танк – с самой Москвы он хранил заветную бутылочку "Советского шампанского". И вот, пришло время!
Геша вздохнул. Вообще-то, бутылок было две, но одну они уговорили с Наташей… Скорей бы кончилась эта клятая война!
Стол застелили вместо скатерти немецкими плакатами, сорванными со стен.
"Айн кампф ум Дойчланд!", "Шуфт Ваффен фюр ди фронт!", "Дер дойче штудент! Кемфт фюр фюрер унд фольк!"
А самый поганый был написан на "украинськой мове": "Ставайте в ряды СС-стрелецькой дивизии "Галичина" для захисту своей Батькивщины в братерстви зброи з найкращими воинами свиту!"
На него Борзых торжественно водрузил фляжечку со спиртом, который Иваныч со знанием дела развел водой, натопив ее из снега.
Печка к этому времени уже гудела, медленно отдавая жар.
Когда до Нового года оставалось двадцать минут, к экипажу 102-го заглянули Лехман с Каландадзе. Уразумев, что они едва не пропустили великий праздник, ринулись вон и вскоре вернулись с гостинцами.
Репнин достал трофейные часы. Ну, бой курантов можно лишь представить себе. Елочки нет, мандарины – это и вовсе из разряда снов. Зато есть шампанское! А то, что вместо бокала – мятая кружка с пробкой в ручке (чтобы держаться, когда в ней кипяток), так это фронтовая специфика…
– Наливай!
Каждому досталось понемногу, и вот кружки да стаканы сошлись.
– С Новым годом! Ура!
Из воспоминаний капитана Н. Борисова:
"…И вдруг автоматчики приводят двоих в немецкой форме. Как сейчас помню, глубокая ночь, мы стоим на танке командира роты. Взводные и ротный собрались на моторной части, чтобы разобраться, где находимся. Тут этих приводят.
А командир взвода автоматчиков тоже с нами находился. Азербайджанец Рафик Афиндиев. Пехотинцы к нему обращаются: "Товарищ командир, мы тут двоих поймали, но они молчат…" Ротный говорит: "А ну-ка, садани его автоматом по башке! Только не зашиби!". Тот прикладом ему ба-бах, этот скрутился, а потом закричал. И закричал по-русски… Тут всё стало ясно, а мы и не подозревали.
Ротный задает вопрос: "Что будем делать?" Мы молчим, не сообразили еще, ведь очень быстро все произошло. Тут Рафик говорит: "Товарищ командир, я с изменниками на одном танке не поеду!" Ротный махнул рукой, и автоматчикам все стало понятно.
И когда их подхватили, вот тут они заорали. Ротный приказал: "Остановитесь!" Спрашивает их: "Откуда вы?"
Один говорит: "С Украины!" Что-то начал по-украински рассказывать. А второй русский, с Урала. – "И чего вы тут?" – "Да вот, в плену были, а тут ездовыми…" Автоматчики подтверждают: "Где мы их взяли, стоят повозки с противотанковыми минами!"
Ага, значит, эти сволочи везли мины против нас. Ну, тут их быстренько за сарай, очередь, и все… Были – и нет…"
Глава 16
Поворот на юг
Винницкая область.
1 января 1944 года
Утро выдалось ясным, морозным, но не слишком – Украина все-таки. После вчерашнего слегка побаливала голова, поэтому вести, принесенные Ваней Борзых, Репнина порадовали – 3-му батальону следовало выдвигаться к Казатину на соединение с остальными двумя, и времени на это давалось много.
Так что можно было покидать Грушевку не спеша, чтобы потом не ждать зря 4-й полк , "занятый" Катуковым, а прибыть вовремя.
На улице ничего не напоминало село – ни криков петуха, ни коровьего мычания, ни ударов топора, разваливавшего полено.
Не осталось в Грушевке ни местных, ни оккупантов, сплошь временные жители, зенитчики да танкисты.
На просторном, заснеженном майдане, куда выходило крыльцо сельсовета, стоял грузовик с кунгом, над которым была поднята огромная антенна. Она медленно вращалась, посылая радиосигналы, и было заметно напряжение среди зенитчиков. ЗСУ с 37-миллиметровыми спарками прогревали моторы, а некоторые уже трогались, занимая позиции.
Мимо шустро пробегал пэвэошник, Геша окликнул его:
– Учебная тревога?
– Боевая, товарищ подполковник! Бомбовозы идут!
– На Киев?
– Ага!
Репнин только головой покачал. В "родимом" будущем он не слишком жаловал историю, не учил ее в школе, а во взрослой жизни тем более не обращался. Зато его дед полжизни собирал книги про разведчиков и военные мемуары.
Вот из них-то Геша и черпал свои познания. Фронтовики, сержанты и генералы, они по-разному умели писать – у кого-то получалось получше, у кого-то выходила скучная мешанина цифр и направлений. Но даже они порой не выдерживали и начинали говорить от себя, просто, без прикрас рассказывая о фронтовом житье-бытье, о победах и поражениях.
Трудно было тогда, очень трудно. Страна надрывалась, из последних сил строя танки и самолеты, посылая в бой новых и новых солдат.
Сейчас, в общем-то, полегче. Репнин никогда не придавал особого значения технологиям, считая, что главное на войне – стратегический талант командования и умения солдат. Хотя это его мнение было ошибочным. Одно дело – командовать "тридцатьчетверками", и совсем другое – "сороктройками". Всего-то цифры в модели танка переставлены, а различия более чем глубоки.
"Т-34Т", "КВ-1М", "Т-43", "ИС-2" и "ИС-3" – это же отличные танки, лучшие в мире! Сколько они жизней сохранили, а какого чих-пыху задали "Тиграм" с "Пантерами" и прочему фашистскому зверью!
Разве ты что-нибудь выдал иное, товарищ Репнин, кроме как чертежи модернизированной "тридцатьчетверки"? Ну, еще идей всяких подкинул – те легли, как проросшие семена в хорошо унавоженную почву. Конструкторы мигом их подхватили, развили, использовали.
И ведь ты никуда больше не совался, Геннадий Эдуардович, ни в какую политику, не вещал, как пророк, о грядущем негативе. Просто воевал да немного подталкивал танковую промышленность, пользуясь благорасположением Сталина.
И посмотри, что получилось: блокада Ленинграда снята на год раньше, многих "котлов" не случилось, и до Волги немцы не дошли – здешним Сталинградом стал Цимлянск.
Ты, Геннадий Эдуардович, своим скромным вкладом спас несколько миллионов солдат и офицеров, тысячи танков и самолетов. И наоборот, обеспечил вермахту колоссальные потери.
Вот, так и просишься на постамент, товарищ Репнин!
Геша усмехнулся. Он, конечно, гордился своей тайной помощью родной стране, но больше просто радовался победам.
Удивительное дело – эта война подобна той , что памятна ему. Даты почти сходятся, но это именно похожесть, поскольку новый 44-й начинается почти одинаково со "старым", с тем, что уже был, хотя лишь один Геша знает о том, что и как было "в прошлой жизни". Для всех остальных бытующая ныне реальность – единственно возможная.
Этот 1944 год будет таким же – и совсем другим. Красная Армия наступает ныне, сохранив гораздо больше опытных бойцов. Немцам удалось выбить или пленить куда меньше личного состава, да и техники сберегли куда больше. А что тут поразительного?
Биться на Курской дуге с "тридцатьчетверками" против "Тигров" или выставить "Т-43", способные оторвать хвост немецким "кошкам"? Есть же разница!
– Воздушная тревога!
Задрав голову, Репнин оглядел небо. По западному окоему ничего не просматривалось, но зенитчикам виднее – локаторы П-3А обнаруживали самолеты противника за сто тридцать километров.
ЗСУ, взревывая моторами и лязгая гусеницами, расползались в стороны, занимая позиции.
Минут через десять на западе прорисовались темные точки. Они медленно вырастали, и вот уже мерный гул моторов наплыл, пуская мурашки по коже.
Геша усмехнулся. Страха не было, только интерес – как зэсэушники справятся с бомбовозами?
Три девятки "Юнкерсов-88" шли на Киев. "Мессершмитты" прикрывали их.
Эта вылазка люфтваффе была стратегией отчаяния – всякий разумный человек понимал, что Германия проиграла войну и все разговоры о победе немецкого оружия – это именно разговоры, пустая болтовня.
– Чего ж они не стреляют? – Борзых аж пританцовывал от нетерпения.
– Если бить издали, те и отвернуть могут, – объяснил бывалый Иваныч. – Эх, Санька-Ванька, ума совсем нет!
Едва первая девятка "Юнкерсов" показалась над Грушевкой, ЗСУ-37 ударили короткими, но весьма емкими очередями. Частые выстрелы оглушали, но Репнин, едва прижав ладони к ушам, тотчас же отнял их, чтобы сделать жест: "Йес!"
Сразу два немецких бомбардировщика словно лопнули в вышине – огонь и дым прорвали их фюзеляжи, и самолеты посыпались вниз. У ведущего девятки отвалилось крыло, и "Юнкерс" полетел к земле, как семечко клена. Четвертому оторвало хвост, пятый разломился в воздухе, а шестой промешкал и не уберегся – врезался в подбитого собрата. Промерзший чернозем унавозили оба.
Чертя по небу траурные шлейфы, рухнули два "мессера". И тогда среди бомбардировщиков начался разброд – "Юнкерсы" поворачивали на юг и на север, сбрасывали бомбы, чтобы облегчиться, и пытались удрать. Не тут-то было – ЗСУ-37 продолжали выдавать очереди, терзая самолеты.
Не все бомберы думали о бегстве – три или четыре "Юнкерса" сгруппировались и стали бомбить позиции зенитчиков. Одну ЗСУ накрыло бомбовым ударом, но за товарищей сразу же отомстили соседи – "виновный" самолет попал под перекрестный огонь и развалился в воздухе.
– Наши летят!
Репнин обернулся в сторону востока – оттуда приближалась группа "Ла-7". Авиапушки заговорили сразу, пуская дымные трассеры. Одной из "лавочек" сильно не повезло, но четырем "мессерам" пришлось куда хуже.
Летчики-истребители действовали грамотно – отогнали "Мессершмитты" и занялись ими, оставляя "Юнкерсы" на убой. Раза два с бомбардировщиков дотянулись пулеметные очереди до земли, без толку разумеется, зато с земли до бомберов пальба шла куда более результативная.
Около шести "Юнкерсов" все-таки ушло. Правда, за двумя из них стелился серый шлейф – это сеялось топливо из пробитых бензобаков. Долетят ли? Это вряд ли.
– А вас сюда никто не звал! – злорадно выкрикнул Борзых, словно читая мысли Репнина.
– По машинам!