Так они меня и послушали! Но у разных людей есть разные, их сугубо личные свойства. У Аннушки три служанки: кривая, косая и немая. Вот последнюю и оставляем. Остальных - на общие работы.
Зазываю Акима с Яковым, попа, воротника, Николая с Чарджи.
Аннушка, по моему разрешению, вынимает "жёлудь" изо рта, сосредоточенно запихивает его под одеялом в "резервное хранилище", и обращается дрожащим голоском с официальной просьбой к Акиму:
- Славный сотник храбрых стрелков смоленских, столбовой боярин Аким Янович! Был ты мужу моему венчанному - другом верным, боевым сотоварищем. Славен ты умом, да честью, да сердцем добрым, отзывчивым и в годину ратную, и во дни мирные. Не откажи вдовице бедной, одинокой, заброшенной, в милости своей. Прими меня под защиту твою отеческую. Сбереги меня от людей лихих, от напастей худых, от злоб да завистей. Будь ты, Аким Янович, мне добрым батюшкой! А я тебя почитать буду в отца место, всякое слово твоё исполню в точности, из воли твоей никогда не выйду.
Аким поломался, повздыхал, поотнекивался. Но - согласился. В чём попец их обоих святыми иконами и благословил. Все прослезились. А Николай подсунул подготовленный ряд о добровольном переходе юной вдовицы и её имущества - под полное управление Акима. Каковой ряд присутствующие свидетели и засвидетельствовали.
Теперь - "городу и миру": собрали всю "не-порубленную" - в смысле: не в порубе сидящую, дворню в том самом зале, где мы первый раз разговаривали, и объявили волю их госпожи. С очевидным ближайшим следствием: все они переходят под власть Акима.
Никакого насилия или принуждения: желающие могут забрать своё имущество и беспрепятственно покинуть территорию. Все свободные желающие. А кто служит без ряда - считается холопом. По "Русской Правде":
"А се третьее холопьство: тивуньство без ряду или привяжеть ключь к собе без ряду…".
Тут народ взвыл: почти весь личный состав приступил к исполнению своих обязанностей три года назад, когда покойный кречетник получил боярство, усадьбу и жену.
Аким, задрав нос, возвещает:
- А кто ряд не покажет - тот холоп.
- Дык… эта… должон быть. У покойного господина в сундуке был. Как счас помню! Вот те крест святой!
Экие вы, ребята… непредусмотрительные. Документ о собственной свободе надо у себя хранить, а не на господина надеяться. А что тот сундук пустой стоит… ну, взял я тамошний мусор берестяной покопаться. Придёт время - и до ваших, может быть, докýментов очередь дойдёт.
Я ходил по усадьбе, задрав нос: ловко я их всех! Закрома наполняются, расхитители сознаются, каются и закладывают друг друга. Красота!
Идиот! Закон же читать надо! Я так могу похолопить 3–5 старших слуг - у кого "ключ привязан". А остальные? Разбегутся-расползутся-разнесут… Следом набегут власти с родственниками… и ка-а-ак мне… за всю хитромудрость…
Уже отдельные, особо сообразительные, пытаются покинуть подворье.
- Стоять! Чимахай! Никого не выпускать!
Организовал маленький таможенный пункт. На воротах их тормозят и досматривают. И - заворачивают на предмет выяснения происхождения отдельных носильных вещей.
"врач
удивлялся,
что ноздри с дырой, -
лез
и в ухо
и в глаз…".
Чимахай - медицинского образования не имеет. Зато имеет чёткий приказ: "Ничего похожее на господское - не пропускать". Исполнительный "железный дровосек", при наличии сомнений, влезет своими топорами не только "в ухо и в глаз".
Из поруба несут грамотки с доносами, сыскалась и опись имущества годичной давности. Произведена при вступлении вдовы в права собственности. Эти чудаки были настолько уверены в безнаказанности воровства, что даже не удосужились подчистить улики.
Сверяем и соболезнующее объясняем очередному "несуну":
- Ты, дядя - тать. Вот взят в вещах твоих стаканчик серебряный. Для смерда это - цена урожая за год. А для бедного скотника в твоём лице - просто посуда повседневная. Да только он в описи боярского майна указан. В сундуке в подклете лежал. Так что ты - тать клетный. Вещицу я забираю. За обиду с тебя - три гривны по "Русской Правде". Теперь мы можем пойти в княжий суд, где тебе вломят ещё "продажи" три гривны и тридцать кун. С каждой головы по каждому эпизоду. Предлагаю альтернативу… Вот именно её. Составляем ряд как свободные люди. Считаем эти шесть тридцать - твоим долгом. Отработаешь у Акима в вотчине. Плачу по ногате в день. Даю корм, одежонку, инструмент… Захочешь остаться - дам избу белую и бабу такую же… Думай-думай. А пока в порубе посидишь. Как "за что"? Ты ж - покудова тать.
"Одиночек" не хватает. Во всех подходящих помещениях сидят… сидельцы. Незамазанных - нет.
Вру - есть. Две бедненькие, незаметные бабульки-приживалки, "божии одуванчики", "духом святым напитаемы". Их и за стол последними пускали. Сколько Чимахай не досматривал… и доносов на них нет. Пришлось выпустить. Первых. "И станут последние - первыми". Неужто царство божье на подворье наступило?
А вот зазнаваться… вредно. И двух часов не прошло, как в ворота постучали власти. Вот же ж… А ведь я предчувствовал! Сейчас они меня ка-а-ак…
Сотник и пять городских стражников уверенно вошли во двор, несколько презрительно посмотрели на сразу растерявшегося Чимахая, насторожено оглядели мгновенно напрягшегося Чарджи и сдержанно поклонились вышедшему на крыльцо Акиму.
Аким немедленно снял раздражённое выражение с лица и заменил его благостно-послеобеденным:
- А! Тысяцкого воины. Как он поживает? Помнится, мы с ним во Втором Полоцком походе… Как-то пошли гусей воровать. А они, щипучие такие попались. Его-то как за задницу цап… Тут он как… Э-хе-хе… Молодые были. Теперя-то… Да, пока помню. Приглашение ему я отдельно пришлю, но ты передай: Аким Рябина просит уважить, придти на веселие. Князя светлого почтить, да боярство моё обмыть… Тряхнём стариной пока песок не посыпался… Ну да ладно, с чем пожаловали?
- Дошло до тысяцкого, до Боняты Терпилича, что твориться здесь всякое безобразие и беззаконие. Что людей добрых в поруб кидают да по всякому мучают. Что вдовицу беззащитную, Анну Дормидонтовну, в тенетах держат. Что имение её расхищают да отбирают. Вот и послал тысяцкий посмотреть: правда ль сиё или поклёп лживый?
Для справки: по "Русской Правде" если один свободный человек "причиняет муку" другому, то платит князю - три гривны, и одну - пострадавшему.
Мои "зеки" - вольные. Эту статью нам вполне могут пришить. И ещё многое… "спортняжничать".
Я ожидал, что Аким, в обычном для него в последнее время стиле, взовьётся, начнёт брызгать слюной и разговаривать на мате.
Ванька! Не считай предков дураками! Есть! Уже есть здесь, кому прикрыть твою задницу! Заодно со своей.
Аким, конечно, выразительно и образно обругал "лживых клеветников" и "подлых поклёпщиков". Которые добрым воинам городской стражи своими глупыми доносами спать не дают и мешают в наиважнейшем деле: ловле татей городских да пригородных.
- Всё это лжа, конечно, но, раз пришли - пойдём ко владелице усадьбы, к боярыне Анне. Сами и посмотрите на те… тенета выдуманные.
Аннушка взволновалась от присутствия такого количества мужчин в своей спальне, захлопала ресницами, но ни слова не говорила.
Пришлось объяснить про чертовщину, про "приболела по-женски", про обет молчания на 40 дней, предъявить подписанный ряд и свидетелей.
На вопросы сотника Аннушка вполне правильно трясла головой то горизонтально, то вертикально.
Дальше сотник должен был, вероятно, посетить "места заключения", но он, прощаясь с Акимом, только тяжко вздохнул, глянув в мою сторону:
- Ты бы, Аким Яныч, прислал бы мне твоего сынка. Чтобы он и моей такой же… "обет молчания". Хоть бы на 40 дней…
Пошёл грустный мужик домой - уши подставлять.
Первая ревизия… прошла удачно. Но это - явно не конец. Поэтому спешно готовим лодейный исход.
Ранним утром загружаем нашу лодейку необходимым припасом, выводим большую часть новоявленных "пердуновцев" к Днепру, грузим и отправляем. Вверх по реке, под присмотром четырёх рябиновских мужичков во главе с кормщиком.
Три десятка взрослых, десяток детей, минимальный припас, никакого товара.
…
Со всей этой суетой пришлось "попрощаться с Хомой": Аннушка была совсем не-самоходная, и я не стал мучить "панночку" третьей ночью.
Даже жалко: философ Хома Брут был "брутальным мужчиной".
Забив на рассвете ведьму до смерти поленом, он "прошел, посвистывая раза три по рынку, перемигнулся на самом конце с какою-то молодою вдовою в желтом очипке, продававшею ленты, ружейную дробь и колеса, - и был того же дня накормлен пшеничными варениками, курицею… и, словом, перечесть нельзя, что у него было за столом".
Николай Васильевич рисует портрет настоящего "героя нашего времени": "убил, поел, трахнул"… всегда готов, в любом порядке. Экшен, однако.
Перебирая записки коллег-попаданцев, я с удивлением обнаруживаю отсутствие явного осознания очевидной мысли: "фанфик - важнейшее оружие попандопулы".
Поведение человека строится на свойственных ему стереотипах, накатанных, "исконно-посконных" сценариях. Источником их служит, прежде всего, поведение окружающих. В основной своей части - даже не осознаваемо.
"Как все - так и мы" - "обезьянничание" - основа поведения хомосапиенсов.
Попаданец в этой части - "голый, босый и неразумный". Весь огромный пласт "обезьяньей" культуры, вбитых на уровень безусловных инстинктов норм и штампов "Святой Руси"… - "тайна великая еси". Нужно прожить здесь десятилетия, чтобы всё это "вошло в плоть и кровь".
Другой источник стереотипов - литература, искусство. Тоже - "обезьянничание", но не по образцам "риал тайм", а по повествованию. Сказки, мифы, сплетни… Книги, фильмы, проповеди…
Здесь попаданец ещё может побарахтаться.
Прежде всего - фольклор, народные сказки.
"Сказка - ложь, да в ней намёк,
Добрым молодцам урок".
Таки - "да". А вот какие стандарты поведения "намекаются" этой "ложью"?
Глобально понято: добро восторжествует и "всем будет хорошо". А конкретно?
Возьмём что-нибудь простенькое.
Бедный, но весёлый и хитрый мужик перехитрил богатого, жадного и глупого. Отобрал у него дом, гумно, майно, жену, коня, гуся… Кому что нравится. Все радуются.
И никто не задаётся вопросом: что было "до", и что стало "после"?
Как богатый стал "богатым"? Пупок рвал втрое против нищего соседа? Явил талант предчувствовать погоду на год вперёд? И за это ему - "экспроприацию"?
Или у него особая хитрость в обмане односельчан? А сосед вдруг, не с того, не с сего, "хитроумства" набрался и стал "хитрей хитрейшего"?
А что дальше будет? Нищий так нищим и останется? Прое… виноват - потратит свой "приз" и вернётся к привычному образу жизни? Были в селе богатей да нищий, стало два нищих - весёлый да хмурый. Это оно - "всем стало хорошо"?
Или бывший нищий, отобрав майно у соседа, начнёт его приумножать, сам станет "богатым и жадным"? А следующий "Иванушка-дурачок" отберёт всё - уже у него?
Фольк - демократичен. Он рассказывается и слушается широчайшими народными массами. Он выражает именно их ценности, стереотипы, приоритеты. Как телесериалы, идущие в "прайм-тайм".
А человечество - разное.
Касты, сословия, классы… Правящая элита - меньшинство. Её поведенческие стереотипы, в силу относительной малочисленности носителей, в сказки не попадают. Они сохраняются и распространяются другим, литературным путём.
Народная сказка, которая "Добрым молодцам урок"… - урок по теме: "так жить нельзя"? "Нельзя" - если ты хочешь попасть в элиту, если ты хочешь в ней выжить?
В следующем, в 13 веке компания молодых мужчин и женщин рассказывает друг другу анекдоты. Получается "Декамерон".
Начало одной из новелл вполне годится и для русской народной сказки: отец героини нарвался на неприятности и, для решения возникших проблем, отправляет дочь в "тридевятое царство".
Есть некоторое сходство с "Аленьким цветочком". А вот концовка иная:
"… она (невеста), познавшая, быть может, десять тысяч раз восемь мужчин, возлегла рядом с ним (женихом), как девственница, уверила его, что она таковая и есть, и, став царицей, долгое время жила с ним в веселии".
Купеческая дочь, попав в сходную ситуацию, не имела бы такого "образца для подражания". Даже мысль о возможности такого завершения - была бы её личным открытием. Потребовавшим соответствующего напряжения умственных и душевных сил. И - времени.
Итальянская же аристократка, вспомнив эту забавную новеллу, сразу сосредоточилась бы на деталях реализации: что одеть, куда смотреть, как сказать…, как "уверить его" и "жить с ним в веселии".
Простолюдинку из сказки обманывают родственницы-завистницы, но она, проявляя самопожертвование, компенсирует этим свою доверчивость.
Аристократка отнюдь не "жертвует собой", а слушает советы слуг и обманывает сама.
Конец одинаков: "всем стало хорошо". Но пути - разные.
Попаданец вынужден постоянно "выбирать себе путей". Основное отличие от туземца - обилие знаний о потенциально возможном.
Множество "возможного" в научно-технической области - часто единственный козырь очередного попандопулы.
Некоторые попаданцы достаточно корректно используют второе множество - известные организационно-социальные решения: индустриализация-коллективизация, демократизация-милитаризация…
Но есть третье множество - множество ситуационных заготовок. "Фанфики".
Умение обнаруживать сходство между литературными и жизненными ситуациями, способность "войти" в них - экономит массу сил и времени, душевной и умственной энергии.
И позволяет находить новые, неочевидные для туземцев пути, выбирая их из литературного "множества возможного", из неизвестных ещё туземцам ситуаций и сценариев.
"Фанфик" - мощнейшее оружие попаданца. И его надо использовать осознанно.
Две вещи идут в жизни моей рука об руку: вспоминал я прежде читанное да слышанное и к делам своим применял. И обратно: сделав дело, стремился понять - а что именно сделал, как? Поняв же и запомнив, применял и после.
История с захватом подворья Анны оказалась для меня весьма важной. Все три основных элемента такой операции: получение информации изнутри целевого объекта, мирное проникновение ограниченными силами с быстрым, без разговоров да угроз, переходом к насильственным действиям, подавление воли официального лидера и физическое устранение неофициального - десятки раз повторялись в разных вариантах. Сиё дополняли мы деталями, вроде применённых здесь: закрытие изнутри периметра, показательные казни, воздействие химическими и теологическими средствами…
Сия система позволяла избежать традиционных конфликтов с многочисленными потерями и разрушениями. Однако же требовала и умов иных, и способов необычных.
Конец сорок первой части
Часть 42. "Такой высокой, полной груди…"
Глава 226
Лодейка ушла. Надеюсь, дойдут без особых приключений. Там и семейные, и вообще - не "зачинщики", а "пособники".
Ходыновну я тоже оправил: "завод на помалкивание" вот-вот закончиться.
Новую тему ей задал: подслушивание и подглядывание. Роль доверенного стукача её увлекла. По Бубе, "оригинальному одесскому куплетисту":
- Вы посылаете меня агентом в Аргентину. И там, в танце, я передаю вам секретную информацию.
Теперь либо научится молчать и говорить только в нужные уши, либо - свои же пришибут.
"Под насыпью, во рву некошеном
Лежит и смотрит, как живая,
В цветном платке, на косы брошенном,
Красивая и молодая".
Очень даже возможно. Ну, кроме последней строчки. Тут уж - увы…
Пустынно стало в усадьбе. Главари, которые "с ключами" - в порубе сидят. По внутренним делам уже основное понятно. Но есть внешние связи: скупщики краденного, контактёры, должники в городе.
В русской классике второй половины 19 века о персонажах часто говориться: "держал закладную". Здесь - так же.
Украл человек чего-нибудь. Ну, например: "седло персидское изукрашенное". Продал. А дальше? Банков-то нет. Инвестиционных, трастовых, пенсионных… - аналогично. И куда эти куны с ногатами? В горшочек да в погреб?
В мирной ситуации разумный человек вкладывает свободные средства так, чтобы они прибыль давали.
Не надо думать, что в Средневековье финансы строятся исключительно на повелительном наклонении от архаического глагола "ховать": "Вот тебе золотой портсигар и х… в карман".
Векселя запускают в этом веке тамплиеры: они организуют трафик паломников из Западной Европы в Палестину, и им нужна такая форма ценных бумаг.
Закладные, как и само понятие "trust" - из предыдущего века.
Рыцари отправлялись освобождать "Святую Землю", выдавали закладные иудеям-ростовщикам (владение основным видом собственности - землёй - иноверцам запрещены: какая вассальная клятва от нехристей?), а управление имуществом поручали деревенским старостам. Которых и назывались этим словом "trust".
"Песнь о моём Сиде" чётко показывает: ни одно серьёзное богоугодное дело без аккумуляции денежных средств невозможно. Вот и приходиться "рыцарям веры христовой" кланяться иноверцам, людям "подлого сословия", пускаться в мошенничество как Сиду Кампеадору… Аристократы - что взять. Сами-то накопить не могут.
На "Святой Руси" сходные проблемы решаются долговыми грамотками. Схема такая: тиун у боярина что-то украл, продал, деньги дал в долг купцу или ремесленнику. 20 % ежегодно ему капает. Не "капнуло" - пошли в суд. В покрытие долга обращается всё имущество, включая персону самого должника и его семейство. Жёстче, чем при обычном разбое: у татя семья, если не доказано соучастие, остаётся на воле.
Мои "порубки", которые в порубе сидят, надавали в долг немало, грамотки я сыскал. Но получить процентные платежи, взыскать долги… нужно время. А у меня банкет на носу!
Ещё в усадьбе Аннушка осталась.
Совсем девушке нехорошо - лежит, стонет. Сильно я её обработал. Вечерком забегаю поболтать. Приучаю к себе, диагностированием занимаюсь:
- Здесь болит?
- Ой!
- А покажи-ка ты мне: правильно ли ты мужнину ладанку вложила? Не жмёт? Не натирает? Не выпадает? Давай попробуем встать и пройтись. Ай-яй-яй. Давай-ка на место вставим. Ленишься ты, Аннушка. Держать надо крепче.
Один из тестов для начинающих наложниц в гареме османских султанов состоял в следующем: в девушку наливали немного красного вина и предлагали исполнить обязательную танцевальную программу на платке белого шёлка перед приёмной комиссией. Если после танца на шёлке появлялись винные пятна - соискательницу отчисляли и отправляли трудиться в казармы янычар. Такова суровая турецкая специфика гаремного кастинга.
Судя по нашему с Аннушкой подземному опыту - девушку надо готовить. Пусть она об этом всё время думает. И соответствующую мускулатуру развивает.
Заодно я слушаю много интересного про местную элиту. Кто, с кем, как… Какие они все дуры, уродки и воображалы…
Остаётся, собственно, исходная задача: организовать Акиму дастархан.
Надо и дёшево, и… весело. Как-то взпзд…ся. Но - без уелбантуривания!