- Когда каждый порознь, так и получится, - заметил князь. - И сам сгинул, и товарищу не помог. Если ты, Добрыня, против любого другого на ристалище выедешь, то тебе цены нет. Достойных с тобой сразиться даже из сидящих в этой гриднице перечесть если, пальцев на одной руке хватит, а то и останутся, - польстил он самолюбию богатыря.
- Знамо, - довольно откинулся тот.
- А вот если ты с конными против того же Лисуни и его людей тягаться учнешь, то тут, пожалуй, я бы твой заклад принял и даже своей сабли бессерменской не пожалел бы.
- Не жаль отдарка купецкого? - ухмыльнулся Добрыня.
- Если б Лисуня супротив тебя встал бы? Или Пелей с его полком? Да нет, не жалко. Могу и Юрко Золото с ряжцами. Будешь биться об заклад? - лукаво поинтересовался Константин, намекая на недавно произошедшее сражение как раз между ряжскими пешцами и конными дружинниками, в число которых входил и Добрыня.
Разумеется, оружие на учениях было только деревянное, включая мечи, а наконечники копий обвернуты тряпками, хотя все равно без легких ранений не обошлось. Но дело не в этом. Главное заключалось в том, что пеший полк Юрко так и не позволил конным дружинникам прорвать свои ряды.
- Ну, тут да. - Добрыня вытер со лба мгновенно выступивший пот и протянул руку к своему именному кубку, на котором по ободку было четко выгравировано его имя и даже прозвище, чтобы уж никто не сомневался в том, кому этот кубок принадлежит.
Такой же именной кубок стоял перед каждым из присутствующих. Этот обычай с полгода назад завел сам Константин, придавая еще больше почета новоявленной знати Рязанской Руси. Каждый не на шутку гордился тем, что его удостоили включения в число этих избранных.
Для случайных же людей, попадавших в княжий терем, будь то хоть князья, доставали иную посуду. И пусть она иногда была даже золотой, но никто из сидящих здесь, в малой гриднице, ни за какие гривны не согласился бы променять свой серебряный кубок на любой другой. И даже если тот другой будет весь изукрашен самоцветами - честь стоила дороже и весила намного больше. Она порою и жизнь перевешивала, так что уж там о гривнах говорить, хотя рязанский князь на них тоже не скупился.
А куда деваться, коли ни у одного из тысячников не было деревенек и селищ, ни один не имел реальной власти над смердами, разве только при сборах ополчения и в боевых походах, но никак не в мирное время. Надо ж на что-то все это заменить. А на что? Да только на честь, то есть видимый почет, а также на гривны. Иначе было нельзя.
Гражданская сила повсюду была в руках тиунов, но опять-таки не полная, а лишь в части сбора налогов или, как ее еще называли в те времена, - дани. Но они не могли покарать смерда, заточить его в поруб или отобрать имущество. Такие дела решала третья сила - судебная.
То есть, по сути дела, у каждой из этих трех сил имелась лишь часть власти, но не вся полностью. Это ранее она практически целиком замыкалась в одних руках - боярских. Скорее всего, если бы на месте нынешних тысячников сидели бояре из прежних, старых, то мирно решить этот вопрос и не получилось бы даже на первых порах. И заговор давно бы созрел, и князя с престола скинули бы. Но в том-то и дело, что они все были из новых и этого упоения своим всевластием не ведали вовсе.
"Хотя оно тоже до поры до времени, - реально оценивал ситуацию Константин. - Пока мои тысячники и этим довольны, а потом, особенно насмотревшись на соседей в том же Киеве или Смоленске, непременно захотят большего. И что тогда? Значит, нужно срочное объединение, чтобы некуда было глядеть и некому завидовать, а иначе… иначе мне и на рязанском престоле не удержаться".
- Что да, то да, - сознался Добрыня, осушив до дна свою чару, которую тут же сам вновь наполнил доверху из пузатой братины.
- И как оно в тебе помещается? - вполголоса заметил ему сосед Осаня. - Шестую выдуваешь.
- Да мне и дюжина нипочем, - усмехнулся Золотой Пояс. - Чай не мед, так что хмеля опасаться нечего.
Это было еще одним новшеством, которое тоже с прошлого года неукоснительно соблюдалось на совещаниях подобного рода. Хмельное на столах имелось, но пить его, пока не закончилось обсуждение, стало считаться признаком дурного тона. А как иначе, если сам князь исключительно сбитень да квасок попивает. И когда Вячеслав говорил князю, что пора бы устроить очередное заседание общества трезвости, это означало, что нужно обсудить ряд назревших важных вопросов.
Правда, самые наиглавнейшие проблемы все равно решались не здесь, а в более узком кругу, который включал в себя всего четыре-пять человек. Трое присутствовали почти всегда - воевода, изобретатель Минька и владыка Рязанской и Муромской епархии епископ Мефодий I.
Остальные приглашались по обстановке. Если обсуждались торговые дела, то в этом принимал участие Тимофей Малой, для решения проблем, связанных с переселенцами, приглашался старый еврей Исаак бен Рафаил, дипломатические вопросы решались с непременным участием Евпатия Коловрата, а хозяйственные и финансовые - Зворыки. Все эти люди тоже входили в разряд "именных" гостей.
Однако иногда Константин, не желая обижать других, устраивал большое собрание. Вот только его решение не всегда оказывалось оптимальным, и сегодня был как раз такой редкий случай.
Теперь предстояло как-то выпутываться из создавшейся щекотливой ситуации.
- Ну что ж, гости мои дорогие, - вздохнул Константин. - Все мне понятно. Благодарствую всем, кто проявил заботу обо мне. Поберечься и впрямь не помешает. А посему мыслю я так. Зимнюю ратную учебу на сей раз проведем близ Чернигова, но не у самого града, а ниже по Десне. Если что, так оттуда рукой до Киева подать, одвуконь за день обернуться можно. Княжича Святослава я с собой тоже брать не стану, чтоб было кому занять рязанский стол, ежели со мной чего случится. Да и сам буду осторожен. На этом и порешим.
Он хлопнул по резному подлокотнику своего стольца, давая понять, что решение принято и дальнейшие разговоры на эту тему окончены.
Когда все вышли из гридницы, к Константину подошел отец Мефодий.
- Хорошо, что ты сам задержался, - заметил князь. - Я как раз хотел с тобой переговорить, а то ты за все время так ни одного слова и не сказал. Так я и не понял, ты сам-то за то, чтобы я поехал, или против?
- Так ведь ты уже все решил, княже, - смущенно пожал плечами рязанский епископ. - Толку не будет, даже если я и скажу сейчас, что против. Ничего же теперь от этого не изменится.
- Я всегда тебя считал деликатным человеком, - задумчиво произнес Константин. - Но во время поездки в Византию ты, на мой взгляд, чересчур старательно освоил увертки тамошних дипломатов. Со мной хитрить не надо, отец Николай… Ой, прости, отче, опять оговорился. Никак я к твоему новому имени не привыкну. И зачем ты его только поменял, да еще на такое? Или тебе его подсунули, не спрашивая, как младенцу новорожденному?
- Так ведь положено монаху новое имя брать, - пожал плечами бывший отец Николай. - А чем тебе Мефодий не угодил? - полюбопытствовал он.
- Да ну. Затхлое какое-то имя. С плесенью, - поморщился Константин. - Нет в нем нужного звучания.
- А я его не из-за звучания выбирал, - заметил епископ и упрекнул князя: - А еще историк. Разве забыл, какой великий человек его носил?
- А какой? - удивился Константин. - Ну-ка, ну-ка, просвети.
- Младший брат самого Кирилла, - торжественно произнес епископ и, видя, что князь продолжает вопросительно смотреть на него, пояснил: - Ну же, вспомни. Пришли на Русь в девятом столетии два брата из Болгарии: Кирилл и Мефодий. Азбуку славянам дали, алфавит создали, а сколько книг богослужебных с греческого на славянский язык перевели - уму непостижимо. Теперь они оба святыми почитаются.
- Так, с именем понятно, - кивнул Константин. - А что ты думаешь по поводу съезда?
- А мне думать нечего, - почти сердито откликнулся сразу насупившийся отец Мефодий. - За меня ты давно мыслишь. Решил - в епископы сунул. Сейчас вот в митрополиты пихаешь, не спрося.
- У тебя же планов громадье, отче, - взмолился Константин. - Кто кричал, что детишек надо учить, все писания богослужебные исправлять? Кто шумел, что не дело, когда попы в селищах в грязных лаптях по церкви шастают и служат абы как, потому что ни черта не знают.
- Я так не говорил, - буркнул отец Мефодий. - И не поминай ты, ради Христа, хотя бы при мне имя нечистого, да еще в речах о священниках. Грех это, княже.
- Ну, забылся, не хотел. Не сердись, отче. Но ведь они и впрямь ни фига не знают, - вновь перешел в наступление Константин.
- Вот! - назидательно заметил рязанский епископ. - Потому и негоже мне в митрополиты лезть, пока я в своей епархии порядок не наведу.
- А ты его никогда не наведешь, если в епископах останешься, - убежденно заверил Константин. - Да, лапти они за порогом церковным оставлять будут и в сапоги переобуются, с этим ты справишься. А с детишками как?
- Неужто и для этого власть митрополичья потребна? - хмыкнул отец Мефодий.
- А ты как думал? - всплеснул руками князь. - Нет, мне, конечно, приятно, что в столице моего княжества, а также близ нее, в Переяславле-Рязанском, в Пронске, в Ряжске, в Ростиславле - словом, всюду мальцы грамоту знать будут. Но ты не забывай, что есть еще Владимир с Ростовом, Суздаль с Черниговом, Полоцк с южным Переяславлем, даже Москва с прочими деревнями, и везде народ учить надо. А власть у тебя на них есть?
- А ты на что надобен? - лукаво улыбнулся епископ.
- Вот только этого еще мне не хватало, - хмуро прокомментировал Константин и посоветовал с язвительной усмешкой: - И что ж ты одну грамоту-то помянул? Ты и все остальные до кучи тоже на меня взвали и сам сверху сядь. Совсем красота будет. Знай лишь благословляй всех, кто мимо пройдет, и ножками сучи от удовольствия. Да и помимо детишек тоже дела имеются, которые даже мне не потянуть. Вот, например, как ты евангелия и прочие богослужебные книги под общий знаменатель подведешь? Митрополиту поручишь? А он возьмет и пошлет тебя куда подальше с твоими идеями. А если у вас на епископском съезде раздрай получится, то патриарх вообще грека из Никеи пришлет, а тому главное - серебро с Руси качать в пользу заморского хозяина. Между прочим, звонкая монета и тебе пригодилась бы. Ну, там, для образования, для переделки книг и прочего. А мы ее в Никею. Тебя сразу ошарашить, сказав, сколько туда ежегодно уходит, как в прорву бездонную, или не стоит пока пугать?
- А что - много? - сразу навострил уши отец Мефодий и смущенно пояснил: - Ты и сам ведаешь, не корыстолюбив я, княже, да и не для кого мне. Для дел же благих нехватку постоянно ощущаю.
- И дальше будешь ощущать, - многообещающе кивнул Константин. - Храм я построю, раз слово дал, но помимо своих гривен я на него и всю твою десятину спущу, без остатка. Ты меня знаешь, владыка, я свое слово держать умею.
- Так мы не договаривались, - возразил епископ.
- А мы вообще никак не договаривались. Мы до сих пор договориться не можем, - неуступчиво заметил князь.
- Да нельзя мне в митрополиты, - взмолился отец Мефодий. - Я и в епархии своей без году неделя. Никто меня не выдвинет. Или ты сам решил этим заняться? - испуганно отшатнулся он от князя.
- Это не твоя печаль. Не забывай, что я потому и собираю предварительно в Чернигове всех своих, чтобы выработать общую стратегию. Там и Туровский епископ будет, и Полоцкий, и Владимирский с Ростовским прикатят, и Переяславский подвалит. Словом, с тобой считая, ровно половина из всех, что на Руси имеются. Пока главное, чтобы ты согласился. А то сам представь, что получится, если я тебя в Чернигове выдвину, а ты самоотвод возьмешь. Ну что, убедил?
- Вот ты говоришь, мол, евангелие напечатаем, школы повсюду заведем, а где монахов ученых взять? - издалека начал отец Мефодий. - Это же стыдобища какая - во всей епархии ни одного монастыря нет. Откуда я кадры для воспитания детишек наберу? - Он лукаво покосился на князя и осведомился: - Далее излагать или ты сам все понял?
- Ну и хитер же ты, владыка, - облегченно засмеялся Константин. - Будет тебе монастырь. Близ Рязани, правда, места все заняты, но…
- И не надо близ нее, - перебил епископ, улыбаясь. - Я уже сыскал местечко. Аккурат у того леска, где ты свою первую, но главное - бескровную победу одержал над воинством княжича Ингваря.
- Ладно, ставь. В честь Георгия Победоносца назовешь? - уточнил Константин.
- Бескровная же победа-то была, - возразил отец Мефодий. - Думаю назвать в честь святых просветителей Кирилла и Мефодия. Так-то оно лучше будет. А с гривенками подсобишь?
- Подсоблю, - вздохнул князь, но не удержался и съязвил: - Ты любого рэкетира за пояс заткнешь, владыка. Как тут откажешь.
На том они и разошлись, оставшись довольны друг другом.
В Чернигове все прошло хорошо. После того как Вячеслав полунасильно-полудобровольно оформил епископу Симону почетную ссылку в Суздаль, желающих возражать князю не нашлось. Во всяком случае явно.
Да и тайно мало кто об этом помышлял. Себе дороже выйдет, если Константин дознается. Немало тому способствовал и изрядный возраст церковных князей - понимали, что к чему. Из молодых присутствовал один только бывший игумен Владимирского мужского монастыря, поставленного с полсотни лет назад на Клязьме во имя святых Космы и Дамиана, которого именно Константин и выдвинул на Суздальско-Владимирскую епархию. Выдвинул не первого встречного, не методом тыка. Поначалу князь вскользь поинтересовался у своего летописца:
- Скажи, отец Пимен, ты ведь повсюду со мной ездишь. Не раз и во Владимире бывал, и в Суздале, и в Ростове… Успел со многими из церковного клира перезнакомиться. Кто из них, по твоему мнению, самый начитанный, умный да и по характеру спокойный, чтоб со мной потом не задирался?
Тот даже плечи свои сутулые выпрямил, став чуть ли не на полголовы выше себя самого. Честь-то какая оказана! Шутка ли, сам князь советуется, да еще по какому важному делу. Однако, подумав пару минут, он будто пар из себя выпустил и, сокрушенно вздохнув, растерянно произнес, чуть не плача от досады:
- Так сразу и не скажешь.
- А ты не сразу, - посоветовал Константин, ободряюще похлопал монашка по костлявому плечу и… отправил его в командировку по монастырям.
Наказ был четким. Помимо указанных требований было весьма желательно, чтобы кандидаты не питали обид на князя.
- Ты сам знаешь, за что именно.
Пимен только молча кивнул. Знамо, понятно - за то, что деревеньки со смердами отнял.
Вернулся он только в середине лета. Шутка ли, в каждый монастырь заехать, а их в одном только Владимире эвон сколько. Тут тебе и во имя спасителя, и во имя святых Космы и Дамиана, в честь вознесения господня и в честь рождества пресвятой богородицы, во имя святого великомученика Феодора и во имя святого великомученика Георгия Победоносца. Так это только те, что на Клязьме расположены, а еще и на Кидекше есть, да в Муроме, да в Суздале.
К тому же Пимену надлежало не просто переписать имена и прочие данные. Если бы так, то и одного дня на каждый монастырь за глаза хватило бы. В том и беда, что эта перепись была лишь предлогом. Надлежало выяснить, что за человек в игуменах ходит, а поди-ка пролезь к нему в душу, да еще и пошуруй там - и все незаметно, как бы невзначай.
Спасибо князю, изначально надоумил, что вопрошать лучше всего опосредованно.
Пимен-то и слова такого раньше никогда не слыхал, а уж что оно означает - тем паче, но Константин растолковал, подробно изложив, как на блюдечке:
- К монахам подойди. Они ближе всех к нему. К келарю с ключником не забудь обратиться, они и вовсе его первые помощники. Сам речь заводи об игумене, не стесняйся. Похвали простодушно, а там слово за слово, и они либо подтвердят все то хорошее, что ты о нем скажешь, либо опровергнут. Но и другое не забывай. Все они - его подчиненные. Могут и не сказать кое-чего. На то у тебя смерды имеются из селищ, которые всего два года назад числились за этими монастырями. Они должны помнить, как он себя с ними вел. Теперь им опасаться его нечего, так что все вывалят как на духу.
- А с ними с чего начинать? - вновь не понял Пимен.
- Да ты просто интерес прояви, - пожал плечами князь. - Дескать, когда за монастырем были, наверное, жили как у Христа за пазухой, а теперь княжьими стали, так тяжело небось? И посочувствуй. Эх, мол, бедные вы, разнесчастные. Тиун-то княжий дерет, поди, три шкуры? Понял?
- Вроде да, - вздохнул монашек.
- Только не сразу все это выкладывай, - поучал Константин. - Поначалу просто заведи разговор о житье-бытье, об урожае, о погоде, о скотине. Затем на самого человека речь переведи, спроси, как ему живется. И слушай внимательно, с любопытством, чтоб он всей душой к тебе потянулся, сердце открыл нараспашку. Тогда только и заходи.
- Куда? - захлопал глазами монашек.
- Да в сердце же, - вздохнул князь.
- Лепо ли? - усомнился Пимен. - Он ко мне со всей душой, а я, стало быть, к нему с тайным умыслом. Как-то оно… - И, не договорив, осекся, засмущался, покраснел от стыда, ругая себя мысленно: "Князя поправлять вздумал, орясина дубовая! Совсем ума нет!"
Однако Константин не обиделся, не оговорил, напротив, терпеливо разъяснил:
- Какой ему будет вред, что бы он тебе ни сказал? - И сам же ответил: - Никакого. Главное, чтоб не огульно оно все шло, а с доказательствами.
- На каждое слово видока требовать? - вновь не понял Пимен.
- Зачем видока? - искренне удивился Константин. - Тот, кто говорит, им и станет, если умеючи. Тут, главное, вовремя усомниться в том, что человек не врет.
- А не накостыляет по шее-то, ежели я во лжи его… - начал было монашек, но князь сразу перебил.
- Обязательно накостыляет, - уверил без тени улыбки. - Кому же понравится, когда ему не верят!
- Тогда как же я?
- А ты не обвиняй, - пояснил Константин. - Усомнись только. Самую малость. Скажи "да ну?", или там "неужто вправду такое было?", или просто головой помотай: "ишь ты, прямо не верится".
- Вон ты как славно мне все расписываешь, - вздохнул Пимен и простодушно заметил: - У самого, поди, во сто крат лучшей вышло бы… - И замолк окончательно, тут только сообразив, какую ересь сморозил.
Лицо парня было уже не румяное, а кумачовое. Да что там кумач, цветом оно уже напоминало переспевшую малину. Это же додуматься еще надо - князю такой совет подать.
"Ну ты что, вовсе без ума? - вопрошал он себя мысленно и отвечал тут же, не раздумывая: - Да разве не видно сразу? Конечно, без него, родимого. Ну, теперь князь-батюшка точно взашей прогонит".
И не теплого уютного местечка было ему жаль. Хотя, что уж греха таить, таких духмяных калачей да с пахучим медком в монастыре родном ему и в скоромные дни не доставалось, а тут в постные - ешь, хоть облопайся.
Но в первую очередь монашек все-таки сожалел об ином. Прости-прощай теперь интересные разговоры с князем. Не станет он больше рассказывать Пимену о таком, о чем он раньше и слыхом не слыхивал.