- Господь с тобой, княже, - даже обиделся слегка Епифан. - Полным полнехонька, тока пить тут нечего. Тебе бы водонос или, на худой конец, братину, да где ж их взять-то. - Он сокрушенно развел руками.
Вячеслав, вожделенно глядя на увесистую баклажку, не выдержал и, восторженно присвистнув, уважительно глядя на Епифана, заявил:
- Да, старый воин - мудрый воин.
Искренняя похвала подтопила ледок, лежавший на сердце у стременного, и он, признательно взглянув на Славку, смущенно забормотал:
- Ну ты тут пей, княже, а я вперед поскачу. Подсоблю, может, в чем лекарке твоей да пригляжу, чтоб она возок свой навстречу тебе не повернула.
- Спасибо, Епифан, - улыбнулся признательно Константин и заметил: - А что мала твоя фляжка - так оно самое то. Братину теперь я, пожалуй, и сам не одолел бы. Лишнее это.
- Вот это ты верно сказываешь, княже, - широко заулыбался Епифан, показывая здоровые желтые зубы из-под густой бороды, и предупредил: - Ну я, стало быть, наперед поехал.
- Да, и присмотри, чтоб все в порядке было, - добавил Константин, на что Епифан, оборачиваясь уже на ходу, откликнулся успокоительно:
- Будь в надеже, княже. Все сполню.
С трудом вытащив пробку, Константин с некоторой опаской понюхал содержимое баклаги и, придя к выводу, что столь приятный аромат от какой-нибудь гадости исходить не будет, собрался передать фляжку своему вознице, поскольку сам пить, памятуя о предупреждении Доброгневы, вовсе не собирался, но тут Вячеслав, полуобернувшись, потребовал:
- Ну чего ты там телишься-то?! Давай быстрее, князек дорогой, а то душа истомилась! - и нетерпеливо протянул руку.
Константин отвел баклажку в сторону, вздохнул и после небольшой паузы, окончательно решившись на неприятное объяснение, которое неминуемо должно было последовать, спокойно заметил:
- Скажи как положено, Слава, тогда дам.
- Не понял, - удивленно повернулся к нему Вячеслав и даже выпустил из руки вожжи. - Как это - как положено?
- Ну, скажем… - задумчиво протянул Константин. - Дозволь испить, княже.
- А морду вареньем тебе не намазать? - ехидно осведомился Славка. - Ты чего, белены объелся? Кончай дурковать.
Константин нахмурился, но иного способа воспитания на данный момент просто не видел:
- Перед тобой целый князь сидит, а ты с ним, как с собственным брательником - дай хлебнуть, и все тут. Опять-таки в разговоры мои то и дело влезаешь, не спросив разрешения. Ты ж весь мой авторитет губишь на корню.
- А-а, - разочарованно протянул Славка, убрав руку. - Вон ты о чем. Ну, во-первых, сейчас рядом никого нет и стесняться не вижу смысла…
Это было правдой.
Они настолько отстали от дружинников, что те уже исчезли в лесу, норовя побыстрей укрыться от палящего солнца в густой дубраве, а княжеский возок лошади, почуяв, что спешить некуда и никто не подхлестывает, тащили еле-еле, давно перейдя на спокойный, неторопливый шаг.
- А во-вторых, если уж тебе так покомандовать захотелось, то ради бога. Флаг тебе в руки и барабан на шею. - Он хмыкнул и хмуро сплюнул, попав на круп бедной коняги, которая, решив, что это сел очередной овод, тут же торопливо размазала на себе Славкину слюну пышным хвостом.
Нагнувшись, Вячеслав подхватил вожжи и со злости хлестнул им лошадей, отчего они мигом прибавили ходу.
- Ничего-то ты не понял, - вздохнул Константин.
От резкого рывка его повалило прямо на полсть, и часть содержимого баклажки выплеснулась на белую рубаху, распространяя вокруг приятный медово-хмельной аромат и расползаясь на белом полотне некрасивым желтым пятном.
- Ну вот, еще и медом меня залил, - добавил он укоризненно.
Вячеслав гневно повернулся, некоторое время молча смотрел на спокойное лицо Константина, после чего, не выдержав, в бешенстве остановил лошадей и, спрыгнув с возка, бухнулся перед князем на колени, склонив голову до земли.
- Прости, княже, раба своего верного! - заголосил он дурашливо. - Только покидает он тебя совсем, ибо служить он рад, а вот прислуживаться ему тошно. Прощевай, князюшка! Как-нибудь и без тебя проживу!
Затем он резко вскочил и направился назад, держа путь по свежей колее.
- Стой! - крикнул ему вслед Константин, но тот, обернувшись, гордо выкрикнул:
- Я - вольный стрелок! Запомни, дядя князь: вольный! - и устремился дальше по проселочной дороге.
- Стой! - еще раз попытался остановить его Константин, но, видя, что результата не будет, морщась от резких движений, кое-как перевалился через край возка и бросился вдогонку.
Однако едва он прошел с десяток метров, как раненая нога непослушно подвернулась и Орешкин со стоном грянулся о землю.
"Хорошо еще, что в траву угодил", - подумал при этом, но боль в ноге была настолько резкой - видать, при падении он вновь потревожил рану, - что Косте уже больше ничего хорошего на ум не приходило.
Он осторожно повернулся на другой бок, выждав несколько секунд, оперся на руки, пытаясь встать и изначально настраиваясь на сильную боль, но поднялся на удивление легко, осторожно и бережно придерживаемый сильными руками Вячеслава.
- За меня, за меня держись. Ничего, сейчас дойдем, - обеспокоенно вглядываясь в искаженное от боли лицо Кости, бормотал тот.
Они медленно добрели до возка. Вячеслав, бормоча на ходу, что, мол, ни на минуту оставить одного нельзя, обязательно найдет приключений на свою княжескую задницу, помог улечься поудобнее на застилавшие дно звериные шкуры и, помявшись немного, нерешительно буркнул:
- Ну все вроде. Тогда я пойду, пожалуй?
- А отвезти как же? Или так и оставишь одного? Я ведь и до вожжей не дотянусь! - возмутился Константин.
- Тьфу ты! - сплюнул Славка. - Прямо дите малое, честное слово! - И полез на козлы.
Едва он тронул лошадей с места - до леса оставалось всего ничего, - как Константин удивленно охнул.
- Ну чего еще? - буркнул Слава, не оборачиваясь. - Потерпи малость. Сейчас в тенек заедем.
Едва возок въехал в спасительную тень первых молоденьких дубков, как он вновь остановил лошадей и, хмурясь, обернулся. Ему было слегка не по себе за нелепую вспышку ярости, произошедшую по целому ряду причин.
Свою роль здесь сыграло многое - и скверное самочувствие, и палящее солнце, и настороженное, ревнивое отношение к нему приближенных Константина, граничащее с открытой неприязнью, да и сам новоиспеченный князь, вздумавший учить хорошим манерам.
"Поневоле взбесишься, когда все сразу навалится", - пытался он найти себе хоть какое-то оправдание, но отчетливо понимал, что обидел Костю напрасно, и от этого еще больше мучился, не зная, как теперь вести себя с ним, поскольку извиниться гордость не позволяла, а держаться как ни в чем не бывало тоже нельзя.
Надо было объясниться, и он твердо вознамерился это сделать, но вместо этого оторопело уставился на смущенно улыбавшегося Константина, на баклажку в его руке и на очередное мокрое пятно, медленно расползавшееся по княжеским штанам.
- Вот, - виновато показал Костя, хотя и так все было видно. - Недоглядели мы с тобой, когда я садился, а она, оказывается, уже вылилась, и мы, в смысле, я прямо на эту лужу и… Допей, а? - Он протянул баклажку Вячеславу. - А то я чувствую, что и остальное все на себя вылью. Видать, не судьба мне из нее…
Он замялся, не зная, что еще сказать, но в этот момент Славка захохотал во все горло, облегченно чувствуя, что не надо ничего говорить, объясняться с этим замечательным парнем, которого судьба запихнула в княжескую шкуру, но все равно оставила при нем доброе сердце и отходчивый нрав.
Он смеялся, почти физически чувствуя, как спадает нервное напряжение, как потихоньку сползает окутывающая его тугая пелена озлобленности, а вместе с ним веселился и Константин.
От их дружного хохота лошади слегка всхрапнули, прислушиваясь, недоуменно переглянулись и, очевидно решив, что это новый вид окрика и ни к чему дожидаться кнута, разом тронулись с места.
В результате Славка, никак не ожидавший такого коварства со стороны бессловесных тварей, резко подался назад, упал на князя и невольно выбил у того из рук фляжку, остатки содержимого которой не замедлили вылиться Константину на рубаху.
Хохот тут же перерос в истерический, и лишь спустя несколько минут, уже немного успокоившись, Славка взял из рук князя баклажку и, дурачась, взболтал ее, блаженно прислушиваясь к раздающимся звукам.
- А тут осталось еще. Где-то со стакан будет, - со знанием дела заметил он и вновь протянул ее Константину. - Давай на мировую, чтоб проехали и забыли.
Константин, усмехнувшись, слегка приложился губами к горлышку, сделав вид, что пьет, после чего вернул обратно. Славка поднес уже баклажку ко рту, но, что-то вспомнив, лукаво улыбаясь, склонил перед ним голову, торжественным голосом произнеся:
- Благодарствую, княже, что не дал слуге своему помереть от жажды. - И, жестом остановив Константина, порывающегося что-то пояснить, заявил: - Все правильно, княже, - особо подчеркнул он последнее слово и приложился наконец к посудине. Допив все, что в ней осталось, он вернул ее Константину и повторил: - Все правильно. А я дурак. - И, уже перебираясь к вожжам и устраиваясь поудобнее на месте возницы, добавил: - В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Коль такие времена, то нечего и дергаться из-за разной ерунды.
- Я рад, что ты понял, Слава, - продолжая улыбаться, откликнулся Константин и через несколько секунд то ли вопросительно, то ли утвердительно произнес: - И что не обиделся, тоже рад.
- На обиженных воду возят, - ухмыльнулся Вячеслав и поинтересовался: - А чего ты за мной пешком ломанулся? Тем более с больной ногой. Ты же вроде в возке сидел. Развернул бы лошадей и догнал бы сразу. Болит, поди, нога-то?
- Болит, - сокрушенно вздохнул Константин. - А насчет лошадей я чего-то и не подумал. - Но после недолгого размышления заметил: - Да и хорошо, наверное, что не подумал. Пешком-то я тебя хоть и не настиг, зато вернул. А сидя в возке, наоборот, догнать бы догнал, а вот воротить…
- Ишь ты, - крутанул головой Вячеслав. - Да ты психолог. - И после секундной паузы добавил: - Княже.
- Все-таки еще злишься, - с легкой грустью констатировал Константин.
- Дурак ты, - вновь повернулся к нему Вячеслав. - Хоть и князь, но все равно дурак. Это я навык вырабатываю. Тренируюсь. Я ведь сказал, что ты во всем прав, а я балда.
- Стало быть, мы одного поля ягоды, - задумчиво подытожил Костя.
- Точно. Поэтому нам обязательно надо держаться вместе, - согласился с ним Славка. - Вдвоем-то мы любого умного обуем… княже. Извини, забываю еще пока про эту приставку. Но ничего, раз надо, значит, освоим.
- Кстати, - вспомнил Константин, - а с каких это пор спецназ наших внутренних войск перешел на карате?
- Да нет… княже, - с легким запозданием, но все-таки добавил Вячеслав. - Как был рукопашный бой, так и остался.
- А чего ж тогда ты там в поле… Или я ошибся?
- А-а-а, - протянул смущенно спецназовец. - Просто стойка эффектная. Она, пожалуй, единственная, которую я освоил. Иногда в жизни помогала. Ну а если уж не испугался народ и драться полез - тогда рукопашка. О, смотри! - оживился он. - Уже и костерок развели, и варят чего-то. Сейчас и подкрепимся.
Вдали и впрямь уже завиднелась небольшая, но уютная полянка, на одном конце которой паслись стреноженные кони, а ближе к дальним деревьям, хоронясь в теньке, лежали двое дружинников.
Епифан, прислонившись к стволу могучего дуба, что-то негромко с укоризной басил, обращаясь к Доброгневе, вовсю хлопотавшей у костра.
Та его, судя по всему, не очень-то и слушала, то деловито помешивая в котле, висевшем над костром, огромной деревянной ложкой, то что-то говоря Марфушке.
Ласково и неторопливо, как и подобает детям солидных родителей, шелестели от ветерка крепенькие зеленые листочки могучих дубов, окружавших полянку надежной безмолвной стражей.
Близ них не рос даже кустарник, понимая, очевидно, всю нелепость своего соседства с десятком великанов, бывших настороже и держащих наготове свои суховатые ветви, подобно мечам и копьям.
Странно, но мысли у Константина с Вячеславом и здесь совпали, поскольку капитан уважительно отметил, оглядев лесных богатырей:
- Ишь как застыли. В полной боевой готовности.
Однако едва Константин переоделся в новый наряд, заботливо извлеченный Епифаном откуда-то из самой глубины возка, и лег на войлок, который для него мигом расстелили близ разложенной на густой траве белой полотняной скатерти, как лесную идиллию прервал истошный крик и детский визг.
Константин завертел головой, пытаясь понять, откуда все это доносится, но вглядывался он в одну сторону, а его тезка, держащий за ухо грязного, оборванного мальчишку лет тринадцати, появился с другой, аккурат из-за возка, на котором они с Вячеславом только что подъехали.
- Вот. - Он небрежно толкнул пацаненка так, что тот пролетел пару метров и, не в силах удержаться на ногах, растянулся во весь рост, чуть не въехав головой в княжеский каблук. - Приглядывал за нами в лесу, княже. Может, беглый, или и впрямь грибки в лесу сбирал да заплутал. Да токмо какие грибки в мае? Строчки со сморчками? Опять же и буравка при нем нет. А может, провидчик у татей шатучих? Тебе, княже, на них последнее времечко везет.
- Да не похож он на татя, - неуверенно протянул Константин, внимательно рассматривая мальчишку, резво вскочившего и настороженно глядевшего на них. - А ну, отрок, поведай нам, кто ты, чьего роду-племени. Да всю правду чтоб и без утайки.
- А вы кто? - ответил вопросом на вопрос мальчонка.
- Ишь прыткой какой, - буркнул подошедший Епифан и строгим тоном, не терпящим возражений, потребовал: - Сказано тебе, говори, кто ты есть. А то мигом казнь учиним, и повиснешь вон на том суку. - И стременной, добрейшей души человек, даже заботливо указал, на какой именно дубовой ветке будет висеть мальчишка в случае вранья.
Тот внимательно посмотрел вслед за указующим перстом Епифановой руки и, вздохнув, робко поинтересовался:
- А если не поверите?
- А ты так говори, чтоб поверили, - сказал Епифан.
- Ну, значит, так. - Мальчишка набрал в грудь побольше воздуха и, наконец решившись, выпалил: - Зовут меня Мишей, Михаилом, ну еще Минькой. Родился я на Рязанщине. Я изобретатель.
Вячеслав незаметно толкнул в бок Константина и уселся на траву, потому что ноги внезапно ослабели и перестали держать.
Впрочем, тычок этот был лишним. Константин и сам насторожился, как только услышал, что хлопец изобретатель - этого слова вообще не было в тогдашнем славянском словаре.
- Чего-о? - недоуменно протянул Епифан. - Ты тут на тарабарском языке не балабонь. А ну, рассказывай, где живешь, какому боярину или князю служишь и чего по лесу бродишь один? Или не один? - осведомился он угрожающим тоном.
- Один, один, - испуганно закивал Минька - звероватый вид стременного мог напугать кого угодно - и торопливо продолжил: - А к вам… по запаху пришел.
- Собака ты, что ли? - насмешливо хмыкнул один из дружинников.
- Есть хочется. Три дня ничего не ел, - смущенно потупился Минька, тут же с надеждой уставился на Константина и спросил: - А вы и правда князь? А какой?
- Константин я. Князь рязанский. Еще вопрошать будешь?
- А меня к себе возьмете на службу? Я много чего умею, правда. Я же оружейный изобретатель.
Константин вновь ощутил легкий тычок Вячеслава.
- Никак целый десант из двадцатого века выбросился? - удивленно шепнул тот.
- Ничего уже не понимаю, - недоуменно и тоже шепотом отозвался Костя и махнул рукой. - Ладно. Быть по сему. Может, и впрямь сгодишься. После поговорим. Дайте ему ложку, миску да на руки слейте, пусть хоть умоется, а то как поросенок.
Доброгнева, жалостливо глядевшая на мальчишку, услышав княжеское решение, довольно заулыбалась и, с силой помешав здоровущей ложкой в котле, заявила весело:
- А у нас и уха уже подошла. В самый раз малец поспел. - И подмигнула ему ободряюще.
Тот благодарно улыбнулся ей и пошел умываться под неусыпным присмотром Епифана.
Константин и в дальнейшем постарался не касаться щекотливых тем, решив расспросить изобретателя обо всем подробнее в более спокойной обстановке, чтобы без посторонних ушей.
Нетерпение разбирало, и можно было бы заняться этим после трапезы, когда небольшой караван тронулся дальше по лесной извилистой дорожке, тем более что Минька, сидевший в княжеском возке подле Вячеслава, сам несколько раз порывался заговорить.
Однако тут мешали дружинники, очевидно не до конца избавившиеся от подозрений в том, что мальчишка связан с лесными разбойниками, и бдительно скакавшие рядом, прикрывая своего князя сразу с двух сторон.
Поэтому как ни хотелось, но Константин всякий раз останавливал пацана, не давая ему ляпнуть лишнего, а немного погодя мальчишка и сам стал потихоньку клевать носом, что было вполне естественно после сытного обеда, да еще и с голодухи.
Наконец он основательно задремал и чуть не вывалился из повозки на одном из ухабов, если бы его не придержал Вячеслав, который от избытка чувств все время оглядывался, весело улыбаясь и подмигивая Константину.
В конце концов угомонились оба.
Минька спал, привалившись головой к Славкиному боку, а тот, увидев наконец предостерегающий жест Константина, перестал оглядываться и подмигивать. Более того, он теперь даже почти не шевелился, опасаясь потревожить сладко спящего мальчишку.
Так мерно и не спеша они и ехали еще несколько часов, пока вдали не показались купола и кресты старенькой деревянной церквушки, а затем и весь небольшой уютный град Ожск со своим маленьким детинцем и прилепленным к нему немноголюдным посадом.
Пока доехали, пока Константина извлекли из возка и со всевозможным бережением доставили в светлицу, уже начало темнеть.
Расторопный Епифан, действуя согласно княжеским указаниям, устроил хорошую взбучку всем сокалчим, после чего они стали уже не бегать, а летать, выполняя строгие приказы стременного.
Уже спустя каких-то полчаса Константин и Вячеслав сидели в трапезной за богато накрытым столом в ожидании, пока отмоют, отпарят и приоденут Миньку, чтобы усесться за стол вчетвером - оказывается, доставленный накануне в Ожск Николай уже пришел в себя.