Всякий раз после таких находок он вежливо предупреждал хозяев, что в связи с тем, что Россия ныне является дерьмократическим - это слово он произносил именно так и никак иначе - государством, где рабовладение запрещено законом, места для содержания рабов подлежат немедленному уничтожению, и просил во избежание травм и увечий покинуть дом, после чего закладывал взрывчатку.
Правда, обращаться с ней он "не умел", поэтому всегда перестраховывался, оставляя слишком много, и потому на воздух взлетала не только бывшая тюрьма, но и все остальное.
Взорвать собственную темницу нечего было и думать, хотя пару минут Вячеслав мстительно представлял себе добротный двухэтажный кирпичный дом, стены которого рушатся вместе с этим поганым закутком, в котором он сейчас находился, но затем перешел к раздумьям над ближайшей задачей - выбраться отсюда.
Решить ее предстояло как можно быстрее.
Во-первых, уже завтра его могут начать забивать, поскольку рабовладельцы все как один очень любили издеваться над беззащитными пленными, не жалея для этого сил и трудов, а во-вторых, он хорошо знал, что и сил у него спустя всего неделю останется как бы не вполовину тех, что сейчас.
А откуда им взяться, если кормить его будут хуже, чем домашнюю скотину, то есть качество примерно такое же, а вот количество куда меньше.
Долго размышлять над побегом ему не дали: вверху открылся какой-то люк, и кто-то невидимый - от резкого света сразу заслезились глаза - велел цепляться за веревку, которая была скинута ему вниз.
Далее же была неожиданность на неожиданности, исходя из чего он сделал вывод, что глюк продолжается.
Во-первых, странная одежда. Оказавшись наверху, он с изумлением обнаружил, что на нем по-прежнему странная рубаха, безрукавка и лапти с портянками.
Во-вторых, люди. Сплошь все свои - ни одного нерусского. Имелся, правда, где-то в глубине обширного двора "не наш" товарищ, но и он явно не кавказской национальности.
К тому же, судя по его затравленному взгляду и мокрой тряпке в руках, которой тот, по всей видимости, совсем недавно драил здоровенную деревянную бочку, "не наш" пребывал почти в таком же положении, что и Вячеслав.
В-третьих, дом. Он соответствовал чеченскому только по своим размерам, а так больше всего напоминал обычный русский терем из фильмов-сказок - сплошное дерево с маленькими окошками, украшенными затейливыми наличниками.
Получалось…
Хотя нет, ничего не получалось. Более того, чем дольше размышлял Вячеслав, тем не получалось все сильнее.
А с высокого крыльца уже спускался тот самый мужик, которого спецназовец хоть и скрутил, но вот макнуть головой в лужу, как намеревался, не успел.
Впрочем, к черту лужу. Сейчас не до нее - уж слишком много всяких непоняток.
Вячеслав открыл было рот, чтобы объясниться, а заодно задать пару вопросов, которых на самом деле было море, но вот животрепещущих - где он и по какому праву его задержали - именно два, однако спросить ничего не успел.
Еще не сойдя с крыльца, мужик принялся осыпать его грубой бранью, причем на каком-то загадочном языке, который вроде бы был русский, но к словам частично примешивались украинские, а частично вообще диковинные, которых Вячеслав ни разу не слыхал.
С грехом пополам ему удалось уловить, что должен уплатить какие-то гривны за "поношение и соро́м", учиненные княжьему мужу при всем честном народе.
"Ну и наглость!" - возмутился он, но продолжал стоять, внимательно слушая дальше.
Дергаться раньше времени все равно смысла не имело - лучше вначале все-таки хоть что-то выяснить, а уж потом действовать…
Мужик же тем временем принялся задавать какие-то вопросы. Слова про вольного смерда и ролейного закупа Вячеславу ни о чем не говорили, зато слова "чьих он холоп будет", так ясно напомнили ему гайдаевскую кинокомедию про Ивана Васильевича, что он не удержался и фыркнул.
Мужик заметил нахальную улыбку и оценил ее по достоинству. Он тут же поднял руку с плетью и сурово предупредил, что для начала слегка поучит наглеца шелепугой, а уж опосля потолкует о пене за сором.
Вячеслав напрягся, незаметно бросив беглый взгляд вправо, где всего в пяти метрах от него находился не столь уж и высокий - пара метров, не больше - забор.
Правда, по бокам от него стояли два относительно молодых мужика, которые легонько держали его за руки, но если действовать неожиданно и резко…
Одним словом, поучить у нарядного мужика не вышло.
Более того, получилось дополнительное поношение, хотя теперь уже не при всем честном народе, поскольку непонятно каким образом молодой парень успел не только вывернуться из цепких рук его гридней, но и заехать ему ногой в лицо, после чего метнуться к забору и птицей перелететь через него.
Ловить мерзавца пытались, но все, кто был во дворе, поначалу кинулись извлекать хозяина терема из грязи, куда он свалился, потом вытирать кровь, и времени прошло хоть и немного, но беглецу хватило, чтобы задать стрекача по узким городским улочкам.
Вдобавок Вячеславу изрядно повезло.
Куда бежать, он понятия не имел, но направление, выбранное им, оказалось верным, и спустя всего шесть или семь минут он, в самый последний момент убавив ход, спокойной независимой походкой протопал через ворота, благополучно миновав какого-то средневекового воина, азартно торговавшегося с мужиками, очень желавшими попасть в город, но совершенно не жаждавшими платить какое-то въезжее.
Спустя минуту, после того как проселочная дорога круто повернула вбок, он прибавил ходу, и вовремя - сзади послышались конский топот и азартные крики всадников.
Кого именно они ищут и ищут ли вообще, Вячеслав интересоваться не стал, вначале увеличив скорость, а затем, еще через минуту, увидев зеркальную гладь воды, повернул влево, в сторону реки.
Погоня, как он понял чуть погодя, была именно за ним, поскольку, заметив беглеца, всадники тоже свернули с дороги, стремясь догнать его раньше, чем тот добежит до спасительного берега.
Однако фора была достаточно велика, поэтому Вячеслав успел добраться первым и недолго думая устремился вплавь. Преследовать его всадники не пытались, но с десяток стрел выпустили, хотя и почти безрезультатно, если не считать касательного попадания в руку чуть ниже локтя, но и тут ему повезло - по счастью, стрела миновала кость, прошив насквозь кожу.
Больно, конечно, но извлечь удалось самостоятельно, сразу обломав кусок с оперением и вытащив за наконечник остальное.
Зато с водой спецназовцу не повезло - холодная она была до жути, поэтому, когда он из последних сил дотянул до противоположного берега, его хватило только на то, чтобы пройти несколько десятков метров, поднявшись по отлогому берегу, после чего он сразу рухнул в ложбинку, где и провалялся битых два часа, приходя в себя.
Далее…
Впрочем, далее было все то же самое.
Скитания, удивление загадочными порядками и необычными разговорами на чужом языке, который вроде бы был русским, но только частично, а уж столкновения с разными тиунами, волостелями и прочими начальниками практически каждую неделю.
Припомнив все это, он еще раз поклялся в душе, что когда-нибудь вернется в Пронск, найдет этого нарядного мужика и…
Его воспоминания прервал Константин. Положив руку ему на плечо, он мягко произнес:
- Не знал.
- Да ладно, - беззлобно отмахнулся Славка и, повернувшись к Миньке, отвесил ему еще один шутливый подзатыльник. Впрочем, так назвать его можно было лишь условно - на самом деле спецназовец лишь легонько скользнул ладонью по его непослушным вихрам. - Ну что застыл? Репетируй. - Но, решив проявить великодушие, заявил: - А чтоб тебе было не скучно, я буду отрабатывать прием вместе с тобой. Нас еще в сто восьмой школе военрук так учил.
- В сто восьмой, говоришь, - задумчиво протянул Константин. - А как его имя?
- Афанасьев Александр Васильевич, - недоуменно глядя на расползающуюся во всю ширь улыбку на лице князя, ответил Славка.
- А по английскому Галина Михайловна была? Ну полненькая такая?
- Не-эт, - настороженно протянул Славка. - У меня Надежда Ивановна Гребешкова, классная руководительница наша. А ты откуда…
- А по истории не Яков Матвеевич? Я, между прочим, историю благодаря ему полюбил. Умел человек так рассказывать, что заслушаешься.
- У нас ее директор вел, Анатолий Алексеевич, - ответил Дыкин, - и я ею не заслушивался.
- Директором в сто восьмой, насколько я знаю, как раз Надежда Ивановна Гребешкова и была, - поправил Минька.
- Так это при тебе, - грустно улыбнулся Костя. - А я еще Юмашева застал. Хотя Надежду Ивановну тоже помню, - оживился он. - Она тогда совсем юной была. Так, говоришь, она сейчас директором?
- Ну да. А завучем Татьяна Георгиевна Баканова, - добавил Минька.
- И ее хорошо помню. Физику она у нас преподавала вместе с астрономией. А по литературе кто - Суденко или Проскурина?
- Эк ты куда хватил, - хмыкнул Славка. - Евдокия Григорьевна уже при мне на пенсию ушла. - И тут до него наконец-то дошло. - Это что же получается, братцы?! Выходит, что мы все из одной школы?!
- Ну да, - подтвердил Константин. - Только выпуски разные.
- Ну-у-у, Миня, - протянул Славка, - тогда я с тебя не слезу, пока ты у меня всю начальную военную подготовку не вспомнишь. Давай, старина, не посрами Александра Васильевича.
- Да не было у нас ни вашей подготовки, ни вашего Васильевича! - возмутился Минька.
- Глядя на тебя, я как-то сразу и догадался. Это плохо, - вздохнул Вячеслав, тут же уточнив: - Для тебя. Придется все заново осваивать. Итак, делаем раз.
Славка низко согнулся, касаясь рукой пола. Минька, засопев, принял такую же позу.
- Рукой, рукой до пола доставай, - вошел в азарт бывший капитан.
- Да не могу я, - пыхтел Минька. - У меня ноги слишком длинные.
- Значит, ниже склоняйся, - не признавал никаких оправданий Славка. - Вот так нормально. Делай два - весело разогнулись и сразу, пока не забыли урок, повторим. Делай раз. Делай два. Раз. Два. Раз. Два. А теперь отдание средневековой воинской чести в комплексе и без подсчетов. И… Ну вот, - облегченно сказал Славка, разогнувшись в очередной раз. - Дальше ты и сам справишься. Видишь, это совсем не больно.
Он ласково похлопал Миньку по плечу, но тот, набычившись, недовольно сбросил его руку.
- А вот злиться ни к чему, - заметил Константин.
- Правильно, - подхватил Славка. - Нет чтобы со старших товарищей пример брать. Я вон капитан, хоть и бывший, а перед гражданским человеком, шпаком то есть, спину согнул, и ничего зазорного. Потому как он сегодня мой воинский начальник, а я простой дружинник.
- Верно говоришь, - согласился Константин. - Но только одна маленькая оговорка. Я в нашем веке хоть и был, как ты говоришь, шпаком, но воинское звание имею.
- Ефрейтор, поди? - благоговейно вопросил Славка.
- Бери выше.
- Тогда младший сержант? - попытался угадать Славка и после отрицательного ответа неожиданно и для Миньки, и для Константина вновь склонился до земли. - Неужто до высоких чинов дошли?! - весело заорал он, застыв в таком согнутом виде. - Никак до самого старшины дослужились?! Тогда слава вам и почет!
- До капитана, - кратко ответил князь, после чего Славка издал какой-то непонятный звук, будто он чем-то подавился, и поднял голову, по-прежнему не разгибая спины.
- Вре-ешь, - недоверчиво протянул он.
- Нет. В институте лейтенанта дали. Потом на срочной службе два года взводом командовал. Затем старшего присвоили. А недавно, лет пять назад, неожиданно вспомнили и капитана дали. Запаса, разумеется.
- Ага, - озадаченно произнес Славка, не зная, как еще отреагировать на неожиданную новость, и, наконец-то разогнувшись, скрывая нахлынувшее смущение, напустился на Миньку: - Ты понял, вахлак? С тобой два офицера нянчатся уже битый час, а ты еще нос воротишь. И то ему не эдак, и это не так. Ну ничего-ничего. Мы тебя втроем живо научим Родину любить.
- А кто третий? - все еще хмурясь, спросил Минька.
- Как это кто? - изумился Славка. - Князь, я и шелепуга. Без нее, родимой, никак. Это тебе не двадцатый век. Чай, Средневековье, людишек не хватает, где уж тут на каждого дурака гуманизьму поднабраться.
- Ладно вам над человеком издеваться, - наконец не выдержав, заулыбался Минька.
- Ну а раз ладно, стало быть, приступим к делу. - Константин уселся и скомандовал: - Позовите-ка мне Епифана. Он там возле двери топчется.
- Слушаюсь, княже, - мгновенно согнулся в низком поклоне Славка и, приоткрыв дверь, крикнул: - Эй, Епифан, князь тебя самолично кличет, видеть желает. - И тут же повернулся к Константину, угодливо склонил голову набок и, заглядывая в лицо князю, спросил: - Ладно ли, княже?
- Ладно, - не стал подлаживаться под его дурашливость Константин и торопливо, чтобы успеть до появления Епифана, сделал последнее замечание: - Если бы еще ерничать перестал, вовсе цены бы тебе не было.
- Звал, княже? - пробасил возникший в дверях Епифан, и Славка не успел ничего ответить.
- Этому молодцу конягу надо дать добрую, одеть как подобает, бронь дать, меч… крыжатый, - вспомнил князь вовремя, всего чуть-чуть помешкав в перечислении. - Ну, словом, все как дружиннику. Берем мы его. Прямо сейчас этим и займись.
- Сполним, княже, - кивнул утвердительно Епифан.
- Думаю, что дня через три после пирка с боярами Ратьша проверит, какова выучка у дружины моей. Силу, ловкость, сноровку в ратном деле, да в стрельбе из лука, да на мечах, так что воям скажи, пусть готовятся. Этому же, - Константин указал на Миньку, - к завтрашнему вечеру приготовь пятерых обельных холопов и телег штуки три, не менее. Да припасов побольше, дней на двадцать, а лучше на месяц. Ну и бронь со всем прочим не помешает. Дружинников я сам ему подберу.
Епифан недоверчиво покосился на изобретателя.
- Малец вовсе. Кто его слушать будет? - усомнился он.
- Найди послушных. Да скажи, что коль они все будут делать в точности так, как велит этот малец, и ежели он все, что надо, сыщет, то через полгода волю всем дам.
- Эдак ты вовсе без людишек останешься, - возразил Епифан. - Негоже так-то.
- А сколько их ныне у нас? - осведомился князь.
- При дворе с десяток, да в полях еще десятка три спину гнут.
- А кто они такие - половцы или кто еще? Я что-то запамятовал.
- Да какие там половцы, - махнул рукой Епифан, после чего, недоверчиво взглянув на князя, спросил: - Или впрямь не помнишь? Опять?
- Точно, - подтвердил Константин и, дабы окончательно убедить в этом Епифана, принялся, болезненно морщась, растирать пальцами виски.
- Эко скрутило, - сокрушенно вздохнул стременной и, вспомнив вопрос князя, усмехнулся в бороду: - Наши холопы, рязанские.
- Это как же? - опешил от неожиданности Константин.
- Так, - пожал плечами Епифан. - Их тебе князь Глеб отдал, как твою долю.
- Какую долю? - вновь не понял князь.
- Ну когда позапрошлым летом ты да князь Глеб с пронским князем свару учинили. Три сельца пограбили, посады у Пронска пожгли - тогда и холопов заимели. Поначалу больше было, да ты их по боярам своим раздал.
- Вот как… - протянул Константин, не зная, что тут еще сказать.
Конечно, знал он и про смердов, и про холопов, в том числе обельных, или полных, но впервые услышал, что таковых и у него самого немалое количество, да еще каких рабов - из своих же рязанских мужиков.
Это ведь только с одной стороны дело обычное. В конце концов, есть установленный порядок, согласно которому победитель получает в качестве добычи не только серебро, имущество и скот побежденного, но и его людей, а уж в каком качестве…
Но с другой - он сразу же краем глаза подметил, как недовольно нахмурился Славка, как презрительно усмехнулся Минька - вот, мол, она какая, власть-то княжеская.
Вот и сделай их после этого своими единомышленниками. Замучаешься растолковывать, что не нами введено, поэтому не нами и…
Нет уж, проще поступить иначе.
- Тогда скажи им так. Тот, кто пожелает идти с мальцом и вернется назад, исполнив все честь по чести, через год уедет отсюда домой вольным человеком и на коне, - медленно произнес Константин, взвешивая каждое слово, и в конце речи краем глаза заметил, как просветлели лица обоих, а Минька и вовсе заулыбался.
- Так остальные все заволнуются, - глухо произнес Епифан, и по его лицу, надежно укрытому черной бородой, нельзя было узнать, как он сам отнесся к этой новости.
- Им тоже волю пожалую, едва только этих отпущу.
- Ежели людишки домой возвернутся, немало свечей в церкви за твое здравие возгорится, княже, - вновь так же глухо произнес Епифан. - А дозволь узнать, с боярскими холопами как будет?
- Это не мое дело, боярское, - вздохнул Константин. - А то получится: правой рукой дадено, а левой назад взято. - И снова вскользь отметил, как омрачились лица бывших жителей двадцатого века.
- И моя сестрица тоже останется? Ты ж обещал, княже. Одна она у меня и осталась на всем белом свете, никого более нет. - Голос Епифана звучал уныло и безнадежно, и Константин скорее догадался, нежели увидел, что тот посильнее сжимает дрожащие губы, дабы не увидел князь, не разглядел чего под бородой.
Лица стоящих у двери Миньки со Славкой еще больше вытянулись.
- Прости, княже, что не сдержался, на людях к тебе с просьбой дерзкой посмел обратиться, но мне сегодня человечек верный доподлинно сказывал, что на нее Митрошка, сынок боярский, уже губы свои слюнявые облизывает. У холопки, вестимо, заступы нет. - И он вновь выжидательно уставился на князя.
- Сейчас иди, - кашлянул Константин. - Я тут им пока наказ дам, а потом тобой займусь. Не боись, - он ободряюще подмигнул Епифану, - что-нибудь да надумаем.
- Ага-ага, - закивал стременной и уже на выходе низко поклонился: - Благодарствую, княже.
Едва он ушел, как к столу подскочил Минька:
- Видал, какие дела творятся? Не-эт, тут без революции никак не обойтись. Всех вас под одну гребенку драть надо! - И он с силой хряпнул детским кулачком по дубовой столешнице.
- И меня тоже? - грустно усмехнулся Константин.
- А ты чем лучше других? Всего ничего княжишь, а уже во вкус вошел. Небось от власти отрекаться не собираешься?
- Не собираюсь, это ты верно заметил. - Константин говорил устало, но тон его был уверенный. - Пойми, свято место пусто не бывает. Уйду я - придет другой, куда хуже. Для всех остальных-то это в порядке вещей. Или силой предлагаешь порядки менять? А с кем? С крестьянами да ремесленниками? А у бояр с князьями дружины.
- Свое войско создадим! - крикнул Минька.
Славка, опасливо прикрыв поплотнее дверь, подсел рядом.