- Дозволь удалиться, княже? - вскочил с лавки, подобно оловянному солдатику, Славка и, прижав обе руки к груди, попятился, медленно продвигаясь к выходу, все время кивая, отбивая поклоны и бормоча: - Понял. Целиком и полностью осознал. Был неправ. Раскаиваюсь. - И уже у самой двери сменил тон, очень серьезно произнес: - Я и впрямь все понял, не дурак же абсолютный. Одну извилину, но имею. Задачу, поставленную тобой, я уже уяснил. А сейчас исчезну от греха подальше, а?
- От какого еще греха? - буркнул, остывая, Константин.
- Да боюсь, что ты опомнишься и еще что-нибудь мне всучишь помимо армии, - быстро проговорил Вячеслав, уже исчезая за дверью.
- Фу-ух, - с шумом выдохнул воздух Константин и облегченно откинулся на спинку кресла.
Оно было хоть и княжеское, но неудобное.
Красиво изукрашенные подлокотники и витиеватая резьба по краю всей спинки не могли полностью перекрыть всех имеющихся и весьма существенных недостатков - слишком твердого сиденья, хоть и обшитого темно-красной парчой, а также очень неудобного его положения.
К тому же кресло вплотную примыкало спинкой к стене, оставляя слишком маленький проход между собой и столом.
С больной ногой протискиваться было крайне неудобно, и Константин с куда как большим удовольствием оставался бы сидеть на обычной лавке, но такое было не по чину, стало быть, приходилось каждый раз кряхтеть и проклинать все и вся, пробираясь на свое законное княжеское место.
В дверь робко заглянул Епифан.
- Княже, - несмело окликнул он Константина, видя измученное его лицо и потому не решаясь напомнить о данном обещании.
- Вели на стол подавать, - распорядился князь, устало потирая виски. - А что до твоей сестры, то тут я… все обдумавши, - пришлось-таки ему покривить душой, - слово даю, самое большое через месяц будет она на свободе.
Радостно закивав, Епифан вновь исчез и тут же появился, смущенно замявшись, сказал:
- Там бояре с утра дожидаются.
- Скажи, нога у князя разболелась, - отмахнулся Константин, а когда верный стременной вновь удалился, мысленно обругал себя: "А сам ведь даже не узнал, где именно и у какого боярина сестра его находится. Ну да ладно. Решим как-нибудь вопрос, но только завтра".
Он и впрямь настолько устал, что даже и ел-то нехотя.
Однако надо было выяснить еще одно - какие книги для изучения необходимы будущему священнику, будущему епископу и кто ведает кому еще, временно пребывающему ныне в мирянах. Словом, после обеда Костя вновь вызвал Епифана, потребовав, чтобы тот нашел смерда Николая.
Отыскали того лишь спустя полчаса, стоящего на коленях перед иконой Христа.
В маленькой деревянной церквушке было почти пусто и, невзирая на солнечный день, царил полумрак.
Атмосфера патриархальной грусти и какой-то светлой торжественной печали царила во всем небольшом помещении, где, с одной стороны, было достаточно чисто, а с другой - скудость убранства сама лезла в глаза чуть ли не любому богомольцу.
Тусклые краски на немногочисленных иконах, грубо размалеванная стена перед алтарем, небрежно сколоченный амвон - все это в совокупности порождало картину самой неприглядной убогости и нищеты.
Красноречиво дополняла ее и одежда священника, маленького тщедушного старичка с подслеповатыми слезящимися глазами и редкими седыми волосами. Лишь бодро торчащая вперед небольшая пегая бородка мальчишеской лихостью и задором диссонировала с унылым выражением лица. Зато старенькое одеяние, от бесконечных стирок давно потерявшее свой первоначальный цвет, как раз соответствовало всему остальному.
О чем думал Николай, о чем просил господа бога, он и сам, пожалуй, толком не знал.
В то время как губы его почти беззвучно шевелились, автоматически повторяя слова молитв, которые он прочно помнил не один десяток лет, мозг его лихорадочно метался в поисках ответов на многочисленные вопросы, включая главный - зачем он здесь?
"Как хорошо молодым, - мыслилось ему. - Пушки, гранаты, ружья, пистолеты понаделаем… Вперед! Разобьем татар! А дальше что?"
Он не знал сроков своего пребывания здесь, так же как и остальные, но почему-то был уверен в том, что исчисляются они далеко не одним десятилетием, а это в свою очередь означало, что не из-за одной Калки попали они сюда.
Впрочем, он-то, да и все они, кроме Константина, влипли в эту историю случайно, хотя и это тоже сомнительно.
"В самом деле, - размышлял он. - Неужели те, кто послал Константина, были не в состоянии предусмотреть такую случайность и предпринять маленькие, можно сказать, совсем крошечные, даже микроскопические, с учетом их всемогущества, меры, чтобы надежно застраховать себя от таких случайностей. Следовательно, мы здесь не просто так, не в виде балласта к основному грузу. Значит, у каждого есть какая-то задача, поставленная…"
Стоп. Но он же - как его там, Алексей Владимирович, кажется, - по словам Константина, никаких условий не ставил, ничего не просил, не требовал.
"Стало быть… нет, ничего это не значит, кроме одного: что я совсем запутался и не ведаю, что мне делать и как жить дальше".
- Господи, вразуми раба своего, ибо туп он безмерно и не знает ничегошеньки. Ведь ежели ты мудрости от нас требуешь, то не в том она заключена, чтобы творить новое оружие для смертоубийства, а совсем в ином. Но в чем? - И он умоляюще посмотрел на желтокожего как азиат - видать, перебрали с красками - Христа, но тот грустно молчал, давая понять, что у каждого свой крест и ношу никто облегчать не станет, как бы ни была она тяжела.
Он встал с колен, перекрестился, но едва повернулся, как увидел перед собой Епифана.
- Князь кличет, - коротко буркнул он и шагнул в сторону, освобождая Николаю дорогу к выходу.
"Да, у каждого свой крест", - грустно подумалось ему, и он послушно зашагал по скрипучим некрашеным доскам на встречу с Константином.
* * *
А в наушники князю безбожному диавол бесов своих дал, кои к нему речами хитрыми да угодливыми, аки змии, в полную веру вошли, всем его затеям поганым и богопротивным потакая безропотно.
Опосля же, яко они в силу вошли, учуяв, что Константин князь их бесовским колдовством накрепко опутан, так почали всякое непотребство, доселе неслыханное, учиняти.
А дабы и сомнений у князя не было вовсе, от диавола не токмо лик им пригожий даден бысть, но и тело младое.
Особливо же опасен бысть смерд по прозвищу Миней, кой хучь и младень летами, от роду и полутора десятка годков не имеюща, но сатане проклятому уже давно верно служащи, будучи десницею оного врага рода человечьего.
Ошую от Константина бысть и вовсе невесть кто, именем язычным рекомый Вячеслав. Оный и вовсе геенны огненной порожденье смрадное, готовый даже на слугу божьего длань свою поганую подъяти и насилие над ним всякое учинити.
Из Суздальско-Филаретовской летописи 1236 г.
Издание Российской академии наук, Рязань, 1817 г.
* * *
А нам остается лишь восхищаться проницательностью Константина, который в результате обширной реорганизации выдвинул на ключевые должности в своем аппарате простых ратников, как, например, будущий воевода Вячеслав - на его личности я остановлюсь позже и более подробно.
Возглавить науку Константин допустил обычного смерда Михаила, который в одной из летописей назван почему-то Минеем с ссылкой, что ему от роду было менее пятнадцати лет.
Такая неправдоподобная молодость в первую очередь говорит о некомпетентности автора летописи, который навряд ли в своей жизни хоть раз воочию видел этого самого Минея, а потому вызывают недоверие и другие факты, приведенные в ней.
Например, то, что именно Минею, причем только ему одному, что также невозможно, принадлежат все открытия в области вооружения, включая принципиально новые образцы невиданного доселе огнестрельного оружия.
Разумеется, на самом деле он только возглавлял своего рода отряд молодых изобретателей, имен которых в летописях не приводится. По всей вероятности, у одного из тех самородков и имелся сын Миней, который, будучи очень талантливым мальчиком, с юных лет помогал отцу в его работе.
Не исключено также, что он являлся сыном не кого иного, как легендарного Михаила, известному нам по Владимиро-Пименовской летописи, после смерти которого и возглавил дальнейшую работу.
Впрочем, чрезмерно преувеличивать его заслуги, пожалуй, тоже не совсем верно. Нет сомнений, что, не будь этого Михаила, а после него и Минея, так кто-то другой все равно пришел бы к тем же самым выводам и открытиям, разве лишь с небольшой задержкой на несколько лет.
Просто весь ход событий подталкивал тех же русских князей к практическому использованию, например, давным-давно изобретенного в Китае пороха, но уже и в военных целях, а не только для начинки фейерверков.
А вот прозорливая проницательность Константина, умевшего при подборе людей не обращать внимания на их происхождение, безоглядно доверять им в тех новшествах, что они внедряли в жизнь, несомненно заслуживает искреннее уважение, восторг и самую высокую оценку даже спустя много веков.
Тут он, если так можно выразиться, причем без малейшего преувеличения, настоящий гений.
Албул О. А. Наиболее полная история российской государственности, т. 2, стр. 79–81. Рязань, 1830 г.
Глава 16
Семь раз отмерь
Без веры жить достойно невозможно.
Душа не делится на зло или добро,
На медь, на золото и серебро.
Она едина. Но она тревожна.Леонид Ядринцев
- Что-то ты даже заглянуть не соизволил. Пришлось даже гонца за тобой посылать, - упрекнул Константин священника, когда тот появился в дверях, сопровождаемый Епифаном.
- Я слово молвить хочу, - нерешительно помявшись, наконец выдавил Николай.
- Говори. Я слушаю, - ободряюще улыбнулся Константин.
- При всех хочу. Вели Михаила позвать с Вячеславом. - Голос его был тих, но настойчив.
- Вот как? - Удивление нарастало, тем более что Костя совершенно не понимал, зачем именно Николай хочет собрать всех вместе.
"Наверное, надумал что-то, - решил он. - Не зря же весь вечер и всю ночь молчал да слушал. Наконец-то прорвало. Если бы еще узнать, в какую сторону, совсем хорошо было бы".
Он коротко кивнул Епифану, утверждая просьбу, и расторопный стременной спустя минут десять уже явился, сопровождая Миньку и Славку, после чего, отвесив поклон и убедившись, что дополнительно никаких ценных указаний не будет, тихо прикрыл за собой дверь, предварительно предупредив:
- Ежели что, я тут поблизости буду. В случае, коль надобность какая, мигом появлюсь, только глас подай.
Заинтригованные загадочным вызовом - вроде бы пару часов назад успели обо всем и поговорить и договориться, - и оттого непривычно молчаливые, оба приглашенных уселись рядышком на лавку, и Николай, перекрестившись, приступил, как умел, к изложению того, что наболело у него на душе.
Он говорил о новой, неведомой пока опасности для всей планеты и ее жителей, которую, сами того не желая, могут вызвать наращиванием вооружений, но главное, их совершенствованием и вводом принципиально нового, путешественники во времени, о том, что надо бы вместо этого заниматься совсем другим, противоположным - мирным, гуманным, то есть воспитанием человеческой души.
Заодно не преминул напомнить и о том, что те силы, которые организовали эксперимент, вполне вероятно, ждут от них именно этого. То есть вначале всем четверым надлежит самим сдать экзамен на гуманизм, а уж потом…
Например, Константин. Коли он наделен княжеской властью, то отчего бы первым делом не применить ее на богоугодные дела. Про странноприимный дом он уже слышал, но его одного мало, поскольку тут работать и работать, например, заняться законодательством и отменить смертную казнь…
Его не перебивали, слушая очень внимательно, но отец Николай чувствовал, что это была тишина непонимания.
Хуже того - неприятия.
К тому же он и сам для себя до конца толком еще не сформулировал, чего именно хочет, самому себе не ответил ни на один поставленный вопрос, отчего речь его была невнятной, язык путался, мысли свивались в невообразимый клубок, из которого выдергивать их приходилось вслепую.
Наконец отец Николай, окончательно запутавшись, затих. Константин первым прервал молчание, наступившее после окончания речи священника:
- Ну основную мысль я, в общем и целом, уловил. Могу заверить, что принцип "не убий" вас никто нарушать не заставит.
- Только меня? - уточнил Николай.
- Увы, - развел руками Константин, но потом спохватился: - Хотя вон еще и Миню тоже. А уж нам с Вячеславом придется, причем неоднократно. Что до отмены смертной казни, то сразу замечу, что не собираюсь этого делать ни сейчас, ни впредь, ибо из ума еще не выжил, как князь Владимир Красное Солнышко или наши будущие президенты, так что и тут извини.
- Ну с президентами все понятно, - кивнул Славка. - А что, этот князь тоже ее отменял? Странно. А ведь с виду приличный человек, - удивился он.
- Было дело, - кивнул Константин. - Крышу на старости лет снесло равноапостольному, вот он и перестал разбойников казнить, а те и рады стараться. - И, усмехнувшись, осведомившись у Николая: - Кстати, ты, случаем, не помнишь, кто ему сделал замечание, чтобы он наконец взялся за ум?
Тот потупился и нехотя произнес:
- Духовенство.
- Во-о-от, - удовлетворенно протянул Константин. - А что они ему сказали?
Николай вздохнул, но послушно процитировал:
- Если ты не казнишь злых, значит, сам свершаешь зло по отношению к добрым, поскольку из-за твоего нерадения умножаются злые на пакость добрым. Так что погуби злых, чтобы добрые жили в мире. - Но сразу же пояснил: - Это было давно, а ныне можно было бы и…
- Если уж это выглядит как несусветная дурь даже в конце двадцатого века, - резко перебил его Константин, - то сейчас тем более, отче. - И мягко, но в то же время властно остановив движением руки протестующий против последнего слова порыв Николая, пояснил: - Именно отче, поскольку я тебя мыслю поставить не только министром просвещения, но и главой всей Рязанской епархии. Начнешь, как и водится, со священника. Надеюсь, епископ Арсений возражать не станет и сан на тебя возложит.
- Правильно говорить, в сан рукоположит, - машинально поправил ошалевший от неожиданного начала ответной речи Николай.
"Не поняли, - мелькнуло в его голове. - Они же ничего не поняли. Да и я виноват, путаник окаянный. Надо же не так объяснять. А может, еще раз попробовать? Или все равно не поймут?"
- Пусть будет так, - продолжил тем временем Константин. - Далее примешь монашеский сан.
- Схиму, - вновь не удержался от поправки Николай.
- Ну ладно, пусть схиму, - согласился Константин. - А там, учитывая, что наш рязанский духовный глава дышит на ладан, и сам станешь епископом, после чего займешься всем что душе угодно, но в первую очередь самым что ни на есть мирным делом, то есть народным просвещением. Будешь организовывать учебу ожских детей, чтоб они владели не только грамотой, но и прочими азами. Кстати, - повернулся он к Славке с Минькой, - вам и самим малость подучиться не помешает. Письму, например. Опять же цифры освоить, об арабских на время забыв.
- А сейчас какие - латинские, что ли? - удивился Минька.
- Сейчас славянские, буквенные, - улыбаясь, как несмышленыш, у пояснил Константин. - Так что ты с твоими чертежами гранат влетел бы как кур в ощип. А хочешь подробнее, подойди к Зворыке, и он тебе объяснит все от и до.
- Скажешь, что, мол, глуп и туп, но очень хочешь научиться, - добавил очень серьезным тоном Славка. - В конце слезу младенческую прольешь. Разве он откажет такому смышленому ребенку?
- Я серьезно с вами, - насупился Минька.
- А я нет, по-твоему? - вполне естественно удивился и даже возмутился Славка.
- Стоп, - остановил Константин начавшуюся было перепалку. - Отвлеклись. Так мы до утра не закончим. Кстати, если уж мы затронули эту тему с цифирью и алфавитом, то дабы вы в будущем не попали впросак, ну хотя бы на том же рынке при покупке чего-нибудь, внесу ясность насчет современных денег. Значит, так… - Он на секунду задумался, заставляя послушную память выплеснуть на поверхность все данные по этому вопросу, после чего продолжил: - Самая главная и крупная единица сейчас - это гривна.
- Ишь ты, как у хохлов, - хмыкнул Славка.
- Во-первых, ни хохлов, ни белорусов еще нет, - уточнил Константин. - Во-вторых, украинской гривне двадцатого века тягаться с нынешней так же бессмысленно, как клопу вызывать на бой слона. Сейчас за пару гривен можно запросто купить коня.
- А за одну? - подал голос Минька.
- Если добавить десяток резан, то кобылу. Сразу поясняю, - уточнил Константин, опережая новый вопрос, - резана - самая мелкая единица. В гривне их полсотни. Впрочем… - Он нерешительно замялся, опасаясь, что память может его подвести, но все-таки продолжил: - Это вообще не монета, а обрезки гривны, потому ее так и назвали - резана.
- А я уж было подумал, что это в честь нашей Рязани, - разочарованно присвистнул Славка.
- Увы, - развел руками Константин. - Ничем порадовать не могу.
- А помимо гривны и этих резан более ничего нет? - осведомился Николай.
- Есть еще ногаты. Их в гривне двадцать штук.
- Пятачок, выходит, по-нашему, - тут же прокомментировал Славка.
- И есть еще куна, - продолжал Константин, не обращая внимания на реплику. - Их в гривне чуть больше - двадцать пять штук.
- А на одну ногату или, скажем, на куну можно что-нибудь купить? - поинтересовался Минька.
- Как сторгуешься, - пожал плечами Константин. - Тут все от года зависит. Урожайный он выдался или голодный, от местности, да и от тебя самого - экономика здесь тоже рыночная.
- О господи, - простонал Славка, - от чего бежали, туда и попали.
- Есть и официальный ценник, - утешил его Константин. - Правда, применяется он только на суде при наложении штрафа. Например, за кражу или убийство теленка виновник должен был уплатить пять резан или две ногаты. Штраф за барана составляет одну ногату.
- Увесистые денежки, - уважительно покрутил головой Славка.
- А из чего они сделаны? - не унимался Минька.
- Так ты что, до сих пор ни разу в руках их не держал? - удивился "лектор".
- Это где же бедному смерду столь крупную деньгу узреть? Да еще мальчишке, - ехидно прищурился Славка.
- Ах да, - спохватился Константин и заверил: - Это поправимо. Увидите еще и ты, и он. И даже не одну.
- Надеюсь, - проворчал Славка.
- А иноземные деньги ходят ли Руси? - вмешался в разговор Николай.