Получив ответы на интересующие вопросы, летчики вернулись к картам. А Иванов, закрыв глаза, стал думать о предстоящем прокурорском разборе налета на село и не заметил, как задремал. Разбудил его громкий голос Косачаного:
– У Иванова в звене опять гулянка! Весело живете!
"Принес же черт!" – подумал Иванов, но глаза открывать не стал. Вставать не хотелось. Он бы и дальше делал вид, что спит, надеясь, что замполит скоро уйдет, но услышал, как Косачаный произнес:
– А сам Иванов уже "готовый"!
– К труду и обороне! – мрачно добавил Иванов, усаживаясь на кровати. – Сегодня еще не пил.
Замполита это разочаровало, и он, шаря глазами по комнате, произнес тусклым голосом:
– Хорошо, что ты трезвый…
Потом, будто вспомнив о чем-то, поинтересовался:
– А где твой правый летчик?
– Отпросился, – ответил Иванов, не поднимаясь с кровати.
– У кого? – замполит полка с живым интересом поглядел на командира звена.
– У меня, – твердо глядя Косачаному в глаза, ответил Иванов.
– А кто вам дал право превышать полномочия! – повысил голос замполит и тут же обратился к одному из сидящих за столом: – Командира эскадрильи позови сюда! Быстро!
Комэск явился "навеселе", но Косачаного это не смутило.
– Твой Иванов совсем распоясался! – замполит полка со своей точки зрения "объяснил" сложившуюся "тяжелую ситуацию" в звене: – Только поглядите: Иванов самолично отпускает летчиков в город, а командир эскадрильи об этом даже не знает! Я для себя, майор Иванов, давно уже сделал вывод, что вы не соответствуете должности командира звена! Вам и экипаж доверить нельзя! – закончил Косачаный.
– Ты бы хоть встал, когда с тобой говорят старшие по званию, – сделал замечание командир эскадрильи.
Иванов тяжело поднялся, в душе послав комэска очень далеко. Видимо, чтобы еще больше угодить замполиту полка, комэск проявил инициативу:
– На тебя, Иванов, я завтра напишу рапорт.
Давая понять, что разговор закончен, оба начальника направились к двери.
– Один вопрос, товарищ подполковник, – обратился усталым голосом Иванов к командиру эскадрильи. – Разрешите?
Так как оба начальника носили подполковничьи погоны, то обернулись сразу оба. В этом случае по уставу Иванов должен был обращаться сначала к старшему по должности.
– Разрешите? – повторил Иванов, глядя на Косачаного. – У меня вопрос к командиру эскадрильи.
– Ну спрашивай, – с нетерпением разрешил замполит.
– Знаете, чем мы с вами отличаемся, товарищ подполковник? – спросил Иванов.
– Что это за вопрос? – забеспокоился комэск.
– Ответьте мне, пожалуйста, – продолжал не спеша Иванов, глядя комэску прямо в глаза, – ответьте, чем вас сделал отец?
Комэск растерянно поглядел на замполита.
– Что за идиотские вопросы? – заступился за него Косачаный. – Как будто, ты, Иванов, маленький и сам не знаешь, чем детей делают!
– Может, вы ответите? – Иванов в ожидании посмотрел на замполита.
– Ты хочешь, чтобы я заругался матом при подчиненных? – раздражение замполита росло с каждой секундой.
– Понятно, – спокойно сказал Иванов и снова посмотрел на командира эскадрильи. – так чем вас сделал отец?
Зная характер Иванова, командир эскадрильи, скорее всего, не стал бы отвечать, но тут, распаляясь интересом, подключились все находящиеся в комнате мужики:
– Ну ответьте, товарищ подполковник! Что вы, сказать, что ли, не можете?
Не отыскав в вопросе скрытого подвоха, комэск, глядя на Иванова, проворчал:
– Ну чем-чем? Наверное, как и тебя, – хером.
– Нет, – спокойно возразил Иванов. – Меня мой отец сделал человеком.
Дружное мужское ржание через открытые окна далеко разнеслось по ночному городу. Поймав на себе злой взгляд, Иванов видел, как краска залила лицо командира эскадрильи.
– Иванов, выйди! – заглушая хохот, закричал замполит. Оба начальника быстро направились к двери. Вслед им несся несмолкающий мужской смех.
В коридоре, проходя мимо застывшего в напряженной позе комэска, Иванов тихо бросил:
– Если хочешь подраться – когда угодно. Хоть сейчас.
У выхода на лестницу Иванова поджидал замполит.
– Анатолий Иванович, вы сейчас идите отдыхать, – обратился он к комэску. – Завтра с утра напишите рапорт о произошедшем. А я доложу о поведении Иванова командиру.
– Александр, ты об этом пожалеешь! – перед тем как уйти, пообещал комэск.
– И вам не хворать! – попрощался с ним Иванов.
Замполит решил провести беседу на лестничной площадке между этажами.
– Нувсе, Иванов, допрыгался, – прохрипел Косачаный, прикуривая сигарету "Кэмэл" от одноразовой зажигалки. – Завтра тебе "завернут ласты", и закончатся твои "фокусы". За оскорбление начальника, да еще в присутствии подчиненных, я тебе обещаю как минимум суд офицерской чести. И слетишь ты с командиров звеньев.
– О каком оскорблении начальника вы говорите, товарищ подполковник? – Иванов сделал непонимающее лицо.
– О том самом, что произошло только что в присутствии всего звена!
– Товарищ подполковник, у меня в свидетелях все звено – я ни одного грубого слова не произнес. Никого не обзывал.
На упитанном лице замполита выражение задумчивости постепенно менялось на выражение растерянности.
– Очень умный, да? – выдавил из себя замполит.
– Уж извините, – пожал плечами Иванов.
– Ничего, – Косачаный стал нервно тушить сигарету о стену, – там тобой служба безопасности интересуется. Будет прокурорская проверка. Уж я-то дам на тебя соответствующую характеристику. Посмотрим, как ты тогда запоешь!
– Умные люди разберутся, – Иванов поздно понял, что в его положении дразнить врага сейчас совсем ни к чему.
В этот момент на лестничную площадку с пачкой сигарет вышел молодой летчик из соседнего звена.
– Вон отсюда! – заорал на него Косачаный.
Через секунду послышался звук хлопнувшей двери.
– Выйдем на улицу? – уже спокойно предложил замполит.
Иванова удивила произошедшая перемена, за которой что-то скрывалось. "Что ему еще надо? – думал Иванов, следуя за Косачаным. – Драться он точно не будет".
Они отошли от подъезда метров двадцать, замполит остановился и предложил Иванову сигареты.
– Спасибо, не курю, – отказался Иванов.
Некоторое время они стояли молча. Александр рассматривал усыпанное звездами небо, ожидая, что скажет начальник. Тот курил и не спешил с началом разговора. "Не спится же ему сегодня!" – с раздражением подумал Иванов. Наконец Косачаный произнес:
– Александр, я вот о чем хочу спросить…
Голос замполита звучал неуверенно, и Иванов насторожился.
– Ты ведь летал хоронить Наташу? – замполит стоял в пол-оборота, и Иванов не видел его глаз, но почувствовал, что этот вопрос для Косачаного очень важен.
– Да. Летал, – тихо ответил Иванов, ожидая следующего вопроса.
– Расскажи, как там все было? – попросил Косачаный.
Иванов, стараясь не упускать подробностей, рассказал о похоронах. Когда он закончил, замполит, ничего не сказав, сел в машину и уехал.
Иванов остался один. Настроение совсем испортилось. Подниматься обратно к своим не хотелось, и он побрел, куда глаза глядят. Через час ноги принесли его к дому Ковалева. Часы показывали начало второго, и в окнах квартиры не горел свет. Испытывая неловкость за вторжение в столь поздний час, Иванов несколько раз нажал кнопку звонка. Ему долго не открывали. Иванов собрался, было, уходить, когда услышал из-за двери сонное:
– Кто там?
– Миша, это я, Иванов.
Щелкнул замок, и в проеме приоткрытой двери показалось заспанное лицо товарища.
– Ты один? – спросил Ковалев.
– Один.
Ковалев открыл дверь и впустил Иванова. В коридоре светилась лампочка. Михаил стоял в семейных трусах и босиком.
– Что стряслось? – поинтересовался он, потерев лицо руками и сбрасывая остатки сна.
– Ничего. Просто проходил мимо… – Иванов не знал, зачем ему понадобилось будить товарища. – Если помешал, сейчас уйду.
– Ладно, – улыбнулся Ковалев. – Проходи на кухню. Я тоже один.
На кухне под ярким светом лампочки стоял неубранный стол.
– Нехило погуляли! – воскликнул Иванов, рассматривая начатую бутылку водки и гору грязных тарелок.
– Два дня стоит – все руки не доходят, – как бы извиняясь, сообщил Михаил. – Утром уберу.
– Прости, что разбудил. – Иванов присел на стул, – но мне захотелось с тобой поговорить.
– Хорошо что пришел, – Ковалев поставил на плиту чайник. – Сейчас чайку сообразим. Так о чем ты хотел поговорить?
– Знаешь, Миша, никому не могу об этом сказать, а тебе скажу. Не в первый раз ловлю себя на мысли, что я не такой, как все, – глядя в окно, произнес Иванов.
– Наверное, каждый человек в чем-то не такой как все, – Ковалев присел за стол.
– Может быть, – согласился Иванов, взглянув на Михаила. – Но я уже на пределе… Недавно понял, что мне ничего не стоит убить человека. Ярость какая-то звериная во мне проснулась. В экстремальных ситуациях будто кто-то другой управляет мной. И страха нет…
Михаил пристально посмотрел товарищу в глаза:
– Я знаю, почему ты пришел.
– Почему же? – Иванов выдержал взгляд.
– Тебе сейчас плохо.
– Как ты догадался? – усмехнулся Иванов.
– Это из-за Наташи?
– И из-за Наташи тоже. – Иванов поднялся со стула и подошел к окну. – А сегодня я вдруг остро почувствовал, что устал жить. Устал, понимаешь? Устал быть один. Нет, друзья у меня есть. Просто я понял, что в душе каждый человек одинок. Человек приходит в этот мир сам и уходит тоже сам. А я устал. В последнее время все чего-то жду. Может, убьют?
– Это нервы, Саня. – Ковалев взял чистый стакан и наполнил водкой на треть. – Выпей. Станет легче.
– Пробовал. Не помогает.
– Выпей, – настаивал товарищ. – Я врач. Поэтому знаю, что тебе сейчас нужно.
– И что мне нужно?
– Выпей. И расскажи мне все, что у тебя накопилось, что тебя мучает. – Ковалев поднялся со стаканом в руке и подошел к Иванову. – Поверь, я пойму и сниму часть твоего груза. Пей!
Иванов выпил. Ковалев поставил рядом два стула и сел на один из них.
– Садись, – указал он на свободный стул напротив.
Иванов послушно сел.
– Теперь я внимательно слушаю. Говори, ничего не скрывай. Я пойму, – тихо сказал Михаил, глядя в глаза товарищу.
Иванов стал говорить. Начал он с последнего разговора с замполитом и дальше стал рассказывать обо всем, что произошло в последние дни, в обратном хронологическом порядке. Ковалев не перебивал и, когда Иванов замолчал, грустно улыбнулся:
– Сейчас всем нелегко, Саня, – и русским, и чеченцам. Мы убиваем, нас убивают. Сколько это еще будет продолжаться? От несправедливости устал уже весь народ.
– Выходит, мы с тобой – единомышленники. – Иванову захотелось выслушать Ковалева. – А теперь ты мне расскажи.
– О чем?
– О чем хочешь. Например, как тебе служится? Как твои отношения с Иринкой?
– Служится мне хреново. Ты же знаешь, какие у нас условия: ничего не хватает, даже коек, не говоря уже о лекарствах. Я и не надеялся, что на войне будет легко. Но столько крови я и в страшном сне не мог себе представить. До сих пор не могу привыкнуть. – Ковалев поднялся со стула и, выключив на плите кипящий чайник, вернулся обратно. – А в перспективе у меня – перевод к новому месту службы, должность хирурга и место в общежитии. Правда, майорскую звездочку обещают.
– Почему раздумываешь? Выигрываешь в деньгах и квартиру можешь получить через десять лет службы.
– Кто знает, что там будет через десять лет?
– Наверное, ты прав, – пожал плечами Иванов.
– А с Иринкой у меня вообще дурдом какой-то, – продолжил Ковалев. – Поверишь, после нее ни с одной бабой не могу… Чертова девка! Знаю, что гуляет, сам гулял, а вот стала нужна.
Иванов внимательно посмотрел на Ковалева, подумал и спросил:
– До Ирки у тебя не было постоянной женщины?
– Не поверишь, если скажу, что не хотел ни к кому привязываться?
– Ответственности ты не хотел, Миша.
– Наверное, – вздохнул Ковалев. – Один раз уже обжегся. Думал, что больше не влюблюсь. А вот по закону подлости…
– Иринка очень интересная. Только ветер в голове.
Ковалев налил себе водки, одним махом выпил и повел головой из стороны в сторону:
– Интересных много. Одной больше, одной меньше? Не все ли равно?
– От судьбы не уйдешь, – философски заметил Иванов и переменил тему: – Может, чаю?
– Нет. Спасибо. Наверное, пора спать? – Михаил посмотрел на товарища. – Если хочешь, пей. А мне поздно уже чаи гонять.
– Да, третий час ночи, – согласился Иванов. – Пора и спать.
– Ты завтра летаешь?
– Нет. У нас регламент.
– А мне на работу. Пошли ложиться. – Михаил поднялся. – На твоей кровати белье постелено. На ней никто не спал после вас с Наташей…
Ковалев осекся. Иванову стоило больших усилий сохранить равнодушный вид.
– Ну, я пойду? – виновато спросил Ковалев.
– Спасибо, – Иванов посмотрел на друга.
– За что?
– За понимание…
Утром в летной столовой Костин и Ващенка ограничились чаем, а Иванов съел весь завтрак.
– Ну что, други мои? – после плотного завтрака настроение Иванова улучшилось, и он решил пошутить. – Наверное, больше я вас к девчонкам не отпущу. После них вы, как я погляжу, садитесь на диету, чем нарушаете неписаный летный закон "Сон и питание – основы летания!".
Ващенка и Костин хмуро покосились на своего командира, не оценив затасканной шутки.
– Ну да! – озадачено произнес Иванов. – Похоже, что эти "вампирши" у вас не только здоровье высосали, но и чувство юмора тоже.
– Ничего они не высосали, – без настроения ответил Костин. – Водка плохая.
– А вас в школе не учили, что водки хорошей не бывает? – Иванов серьезно поглядел на подчиненных. – Меру надо знать!
– Ладно, Саня, – попросил Ващенка. – Нам и так хреново. Заканчивай нас "лечить".
– Вечером договорим! – Иванов многообещающе посмотрел на подчиненных. – А сейчас – по рабочим местам! И не усните там!
Костин с понурым видом отправился готовить к вылету свой вертолет – ему предстояло целый день болтаться в воздухе. А Иванов с Ващенкой после общего построения решили помочь Мельничуку проводить регламентные работы на своей машине. Но Иванова вызвали к командиру полка.
Не ожидая ничего хорошего после своей вчерашней выходки, Иванов вошел в летный класс, где уже сидело все командование полка и командир эскадрильи.
– Здравия желаю! – бодро поздоровался Иванов с присутствующими. Затем, соблюдая устав, обратился к командиру полка: – Товарищ полковник, майор Иванов по вашему приказанию прибыл.
– Проходи, – указал рукой командир на место ближе к столам, за которыми сидело начальство.
– Майор Иванов, вы знаете, зачем вас пригласили? – задал вопрос начальник штаба.
– Догадываюсь, – ответил Иванов, глядя на стену прямо перед собой.
– Вы понимаете, что вопрос очень серьезный?
– Понимаю, – Иванов посмотрел начальнику штаба в глаза. – От ответственности никогда не бегал.
С разрешения командира полка слово взял замполит. Его пятиминутное выступление содержало много общих фраз, типа "всегда нарушал…", "безответственно относился…", "проявляет грубость и невоспитанность…". Закончил речь Косачаный так:
– Майор Иванов может позволить себе при подчиненных пререкаться с начальниками, оскорблять вышестоящих командиров! Вчера при мне и в присутствии всего звена Иванов самым наглым образом унизил честь и достоинство командира эскадрильи. Такое поведение недостойно звания офицера! Он разлагает дисциплину и подчиненных. Он подрывает все армейские устои. Для него даже президент и наше правительство – не авторитет! Он ведет вредные разговоры с людьми, сочиняет и поет ненужные песенки. Это вместо воспитания подчиненных в духе патриотизма и любви к Родине! Сам ходит в "самоволки" и поощряет к этому других. Дай ему волю – он еще не то натворит! В звене – бардак! Постоянные пьянки и игры в карты!
Наступила тяжелая пауза, которую прервал командир полка вопросом:
– Вам стали тяжелы майорские погоны?
– Никак нет, – Иванов продолжал смотреть на стену.
– Так почему же вы – старший офицер, командир – подрываете дисциплину и ведете себя хуже любого безответственного лейтенанта? За месяц мне уже надоело постоянно слышать вашу фамилию!
– Извините, – Иванов посмотрел в глаза командиру полка. – От подполковника Косачаного?
– И не только от него. – командир отвел взгляд и после короткой паузы бросил с раздражением: – Все виноваты, кроме вас самого. Это плохая черта! А что у вас в звене?
– Звено всегда готово выполнить любое задание. Летчики обучаются прямо при выполнении боевых задач. Неопытных на сложные операции одних не отпускаю. Потерь в звене нет. Срывов боевых вылетов по вине летного состава тоже нет.
– Прямо отличники! – воскликнул замполит. – Уже "отличились"! Комиссий и прокуроров нам только тут не хватало!
Командир полка бросил тяжелый взгляд на Косачаного, и тот замолчал. Затем командир посмотрел на Иванова.
– Летает твое звено нормально, – переходя на "ты", сказал командир. Но мне докладывают, что твои люди пьют и бегают по ночам неизвестно где.
– Он и сам сегодня ночью отсутствовал, – добавил командир эскадрильи.
– Вот видите! – воскликнул замполит.
– Почему ты покинул расположение без разрешения? – тон командира полка стал жестче.
Понимая, что неприятности только начинаются, Иванов ответил:
– Вчера вечером после разговора в расположении звена с подполковником Косачаным я пошел искать своего летчика-штурмана, потому что сам отпустил его. Но отпустил по известному адресу. Там проживает его девушка, и отношения у них серьезные. Добрался до ее дома я только во втором часу ночи. Поэтому не стал тревожить до утра и вернулся в расположение. То, что я не собирался никуда уходить, может подтвердить подполковник Косачаный. Когда он пришел в звено, я уже спал.
– Одетым, – подтвердил замполит. – А все остальные в карты "резались".
– Играют не только в моем звене, – ответил Иванов.
– Опять ты на других показываешь! – взвился Косачаный. – Умей отвечать за себя!
– Отвечать готов. А пьют и играют везде…
– Мое мнение, – обратился замполит к командиру полка, – направить в его часть характеристику с выводом о несоответствии занимаемой должности. И пусть там с ним разбираются!
– Разрешите? – обратился к командиру начальник штаба полка подполковник Гриневский.
– Говорите, Николай Иванович, – кивнул командир.
– Анатолий Иванович, – обратился Гриневский к командиру эскадрильи, – насколько мне известно, вы раньше служили с Ивановым?
– Да, в одной части, чуть больше года, – подтвердил комэск.
– Скажите, Анатолий Иванович, – продолжил Гриневский, – как характеризовался по службе Иванов тогда?