Трое указанных (ещё не зная, что двоим жить осталось чуть-чуть) наверняка предвкушали, как будут ловить несчастных жителей деревни, на свою беду попавших под эту новую орду. Шагов с пятнадцати китайцев свалили из рогаток (не насмерть, естественно), подскочили, добавили по голове, погружая их в глубокий сон. Тащить всех троих, увы, не получится, а потому Владимир, быстро осмотрев пленных, признал годным одного. Этот "боксёр" имел не только саблю (дрянную, конечно), но и набор метательных ножей. Кончив двоих неудачников, стрелки подхватили "везунчика" и бегом побежали обратно…
– Вовремя, – произнёс Дроздов, когда группа соединилась с ожидавшим их отрядом Немова.
Тот лишь кивнул, соглашаясь с командиром, поскольку зарево горящей деревни было видно издалека, а до них доносился рёв убийц: "Ша! Ша!" Доложившись по возвращении капитану Францевичу и рассказав ему об увиденном, продемонстрировали "трофей". К удивлению жандармов, он не заинтересовался пленным.
– Да что он знает? – отмахнулся капитан от предложения Владимира присутствовать на допросе. – Вам надо – вы и делайте с ним, что хотите.
С прибытием на вокзал полковника Анисимова на жандармов махнули рукой, мол, не мешайтесь под ногами. Мысленно сплюнув, Дроздов решил, что наилучшее решение – это быть у артиллеристов. Их командир подпоручик Михайловский не стал возражать, на его лице ясно читалось лёгкое пренебрежение. Как нормальный офицер, он не отказался от прикрытия своих пушек. С их позиции было видно, как красные фонарики постепенно втягивались в китайский город.
– Отбились. – Немов рефлекторно вытер взмокший лоб. – Уф, жара какая, ночь уже, а она не спадает, – пожаловался он.
– Это точно, – согласился со своим замом Дроздов. – Жалко, что не дотягивается артиллерия до этой чёртовой кумирни, а то можно было бы накрыть мятежников прямо там.
– Да, – кивнул Иван. – Отработали бы по ним, глядишь, такого не было бы, – метнул он головой в сторону горящей деревни.
– Приказ на открытие огня нам не давали, – с сарказмом произнёс Владимир. – Зато сибиряков выпихивали в помощь первому отряду со страшной силой…
Михайловского, стоящего неподалеку, поразила не тема разговора двух унтеров, а то, как исказились ненавистью лица обоих жандармов. Значит, это не слухи и сплетни, приписываемые для "красного словца", на самом деле корпус прямо-таки пропитан махровой реакцией. Вдобавок там очень не любят Европу…
– Зато теперь сподобились, – указал второй унтер на всё ещё горящие кое-где красные фонарики, уцелевшие после двух посланных туда гранат. – Пошукать треба, наверняка много интересного найдём.
– Позже, пока "боксёры" кровью своей не умоются, нападения продолжатся, – флегматично ответил старший жандарм.
Только Михайловский собрался отчитать не в меру разговорчивых унтеров (и плевать ему, что это сынок командира батальона), как за спиной раздались многочисленные вопли китайцев.
– Сзади! – Крик артиллериста заставил многих буквально подскочить.
– Чего орёшь, оглашенный! – проревел фейерверкер, явно собираясь "попотчевать" молодого пушкаря хорошим "лещом". Но на полпути его рука замерла. – Ах, ты ж тут дыт твою душу мать… – Его сочный мат, поминающий всех ихэ-туаней и их многочисленную родню, заглушил залп стрелков.
Те палили в попытавшихся отрезать находившихся в вокзале русских от европейской части Тяньцзиня. Многочисленные дома и мастерские, практически примыкающие к вокзалу, начали один за другим озаряться пламенем. На его фоне были видны фигуры поджигателей, размахивающих факелами.
– Б…ь, не спать! – Рык Владимира снял секундное оцепенение. – Огонь по готовности, пока они мишени! – И, подавая пример, сдёрнул свой карабин и через пару-тройку секунд выстрелил.
Может, это он попал, может, стрелки, но одна из фигур, выронив факел, упала на крышу дома. Захлопавшие вразнобой выстрелы вносили диссонанс в нормальную стрельбу "пачками", привычную для уха молодого офицера. Но именно эта стрельба, похоже, и наносила наибольшие потери мятежникам.
– Ма-ать… – с чувством протянул кто-то из жандармов, видя, как один "боксёр" закинул свой факел на соседний дом.
Выстрел – и поджигатель кулем падает вниз.
– Стреляй б…ь! Не… смотреть! – проревел застреливший китайца второй унтер.
Подбежавший к подпоручику посыльный передал приказ полковника открыть огонь по ихэтуаням.
– Шрапнелью, трубка!.. – Раскатистый голос офицера разнёсся, перекрывая стрельбу.
Загрохотали пушки, и после четырёх залпов лишь вой раненых да выстрелы стрелков, выбивающих самых упёртых из предместий, прорезал ночь. Но разгоравшийся пожар начал щедро осыпать искрами артиллеристов и пехотинцев, заставляя их потихоньку отодвигаться подальше от беснующегося пламени.
– Вашбродь, – чумазый жандармский унтер озабоченно переминался с ноги на ногу, – опасно здесь, как бы от жара снаряды не рванули.
– Да понимаю я, – чуть раздражённо ответил Михайловский. – Но без приказа уйти невозможно.
К счастью, вскоре тот же посыльный привёз приказание полковника Анисимова на возвращение в бивак. Пронёсшись через начинавшую гореть улицу, артиллеристы и стрелки наконец выбрались на открытое место. На вокзале вновь начали стрельбу "пачками". Позже все узнали, что "боксёры" попытались ещё раз атаковать русские части, но были перебиты и рассеяны.
Санкт-Петербург. 1900 год
Смерть правителя любой страны, без сомнения, самое страшное время для начальственных людей. Казалось, вот оно, счастье: устроился, связи нужные заимел, живи да радуйся, но в этот момент – раз, и всё, вновь перед тобой неопределённость. Правда, не для всех. Например, Пётр Семёнович точно знал, что ему в должности военного министра при Николае не быть. А потому он мог позволить себе говорить весьма нелицеприятные вещи (но в меру) о положении дел. Особенно на Дальнем Востоке, где мировые державы потихоньку нарезали Китай, словно тот был яблочным пирогом.
– Ваше величество, в данный момент нам не стоит влезать в Южную Маньчжурию, – произнёс крамольную фразу Ванновский. – В данный момент войска Приамурского округа едва успели разбить правителя Цицикара. Мукден же является столицей ВСЕЙ Маньчжурии, и, несомненно, его занятие будет воспринято как её полная аннексия.
– Я понимаю ваши опасения, Пётр Семёнович, но без неё мы не сможем обеспечить наш флот в Порт-Артуре, – спокойно ответил Николай.
Ему начинал надоедать этот старик, который, словно пифия, вновь и вновь говорит о неизбежных карах богов за отказ от его советов. Хотя любому здравомыслящему человеку понятно, что, имея железную дорогу, Россия может в любой момент перебросить необходимые войска для отстаивания своих интересов. Да и с кем там воевать? Европейские страны нацелены на Центральный и Южный Китай, а Франция – наш союзник. Германия захватила Циндао, и ей этого пока хватает, к тому же она гораздо больше нуждается в африканских колониях. Англия? Тут нельзя не согласиться, вот только "коварный Альбион" всё больше продаёт китайцам опиум, и ему гораздо комфортнее на юге. Про остальные страны и говорить нечего. Япония? Ну, господа, не смешите, право слово…
– Как всё прошло? – осторожно поинтересовалась жена за чаем.
– Знаешь, душа моя… – Николай на секунду замолк, задумавшись, стоит ли посвящать супругу в столь неинтересные ей подробности, но решился: – Военный министр пророчит нам ухудшение отношений с Европой.
– Скажи, Николя, – она чуть замялась, – как ты смотришь на то, что я возьму под свою опеку жандармские команды?
– Хм. – Едва не поперхнувшись пирожным, император Всероссийский удивлённо посмотрел на Александру. – Зачем тебе это?
Вопрос был отнюдь не праздный. Сто лет назад гвардейские офицеры убили Павла I, и ему, ещё не успевшему короноваться, очень не понравился ТАКОЙ интерес жены.
– Понимаешь, некоторые наши подданные своеобразно понимают своё место в жизни… – Услышав это, Николай осторожно поставил чашку на столик и терпеливо стал ждать продолжения. Свою супругу он успел хорошо узнать, и если та начинала такие разговоры, то её стоило выслушать. – Ты, наверное, помнишь некую Перовскую? – Видя, как скривилось лицо супруга, Александра Фёдоровна не стала более следовать заветам Талейрана. – Дети обеспеченных и высокопоставленных родителей уже почти тридцать лет играют в игру под названием "революция"… – Император чуть расслабился (значит, не маменька), но жена вернула его "на грешную землю". – Николя, ты меня не слушаешь…
– Нет, – встрепенулся он, – наоборот, очень внимательно слушаю.
– Эту проблему необходимо решать. – Заметив в глазах супруга лёгкую панику (обманщик), Александра Фёдоровна спокойно пояснила: – Понимаешь, за редким исключением, они ничем не рискуют.
Тут с ней ему пришлось согласиться. Когда убили деда, прогрессивная общественность просила (хотя это более всего походило на требование) простить цареубийц. Да, Перовская, эта дочь Льва Николаевича. Отец очень тяжело переживал, что у столь достойного человека такая… Эпитет не для нежных ушей супруги. Но вздёрнул и её, и всех остальных, и после не раз карал… Но права Алексис, права. Многих, ой многих отпускали.
– И как твоё покровительство отразится на этой игре?
– Очень просто. – Александра грустно улыбнулась, увидев, как вильнул взгляд мужа. – Они будут смелее действовать на благо законов империи.
– И даже твой любимый батальон?
Ни для кого не было секретом, что эти головорезы даже не стараются удерживать себя в рамках. А желание (очень напоминающее манию) убить госпожу Засулич было явно и для неё самой. И если бы не прямой запрет отца, то, вне всякого сомнения, сия фурия уже была бы мертва.
– Но ты не можешь не согласиться, что он весьма эффективен? – не стала вступать в ненужный сейчас спор она. – Между прочим, – хитро прищурившись, Александра решила сразить его неопровержимым аргументом, – недаром ведь их послали в Маньчжурию с весьма внушительной бумагой.
Услышав о Маньчжурии, Николай нахмурился, ему не нравились концессии Безобразова, поссорившие Россию и Японию. Те считали Корею своей вотчиной, а Ляодун несправедливо отобранным.
– Да, papa не ошибся, – перевёл Николай неприятный для него разговор на другую тему. – Кстати, Вили очень приветствовал строительство КВЖД.
– Ему грех жаловаться, – сухо усмехнулась Александра. – Хотя если сравнить немцев и французов, то первые работают качественнее. Хотя, если честно, наши мастеровые ничуть не хуже германцев.
Зная маленькую слабость супруга, питающего любовь к русской старине, она сгладила превосходство европейцев в промышленности.
– Ничего. – Парадоксально, но именно этот разговор с супругой решил участь Южной Маньчжурии. Упоминание союзника (займы проклятые), посол которого весьма недвусмысленно старался "поторопить" медлительных русских, заставило царя взбрыкнуть. – Papa говорил, что Европа подождёт, пока русский император ловит рыбу. Пусть господа союзники свои войска перекидывают, мы отнюдь не забыли Берлин 78-го…
Харбин. 1900 год
Сдав Цицикар начальнику Хайларского отряда полковнику Орлову, батальон отправился в столицу Жёлтороссии город Харбин. Вместе с нами туда же ехал отряд полковника Реннекампфа. Господа офицеры цедили сквозь зубы нехорошие слова, общаясь с офицерами батальона, по банальной причине: Георгия за взятие Цицикара жандармам не дадут. Невместно. Им, соответственно, теперь светят лишь Владимир или Анна с мечами. Конечно, хорошо, но немного не то. От охранной стражи здесь временно остался начальник Сунгарийской линии полковник Пётр Николаевич Денисов. До этого он смог обеспечить наш тыл, удержав дорогу от Пограничной до Харбина. Ну, Ашихе и пяток других станций впечатления не испортили. Уже на перроне вокзала он тихо сообщил мне, что вскоре к нам начнут поступать подкрепления из Приамурского округа. И вообще теперь вся Северная Маньчжурия считается Жёлтороссией.
– Как же насчёт Чан Шуня? – спросил я у Гернгросса после обмена взаимными приветствиями. – Ему, если мне не изменяет память, были обещаны части Цицикарской провинции.
– Были, – согласился он, – но после указа Цыси наш друг теперь обыкновенный мятежник.
– Старая б…на, – вырвалось у меня. – Нет, красиво сучка сыграла. Не можешь предотвратить – возглавь! И как давно вышел сей опус?
– Вчера. – Однако, судя по озабоченному виду, хозяина кабинета мучают другие проблемы. – Но это не главное. Указ этой узурпаторши об объявлении войны России подписан даже ранее, чем сняли гиринского губернатора.
– Ах, вот вы о чём! – Есть всё-таки магия чисел: Цыси объявила войну 22 июня. – Что ж, эта война закончится в Пекине взятием Запретного города.
– Сергей Петрович, вам лавры Нострадамуса покоя не дают? Зачем нам это?
– Вот именно, незачем, но лучше бы я ошибся… – Воцарившаяся после моих слов тишина показала, что генерал разделяет мои опасения. Лезть в Срединный Китай не стоило. – Но довольно об этом, – прервал я молчание. – Поскольку наконец там, – кивнул в сторону границы, – решили создать новое государство, то нам необходимо начать отлавливать деструктивные элементы.
– Кстати, Сергей Петрович, а что за слухи ходят, что восстание якобы затеяли японцы?
– Знаете, эти узкоглазые, как их называют все кому не лень, вполне могли через "прикормленных" китайских чиновников помогать хунхузам. Синемонесекский договор был очень им выгоден, но они получили свой Берлинский конгресс, где более половины их побед, извините за грубость, выкинули в нужник.
Далее разговор перешёл в практическую плоскость. А именно: кто, где, какими силами будет осуществлять охрану "маньчжурки". Эти вопросы утрясали часа три, но в конце концов справились. Армейцы уходили на юг, где мукденский правитель Цзян уже успел выступить против высадившегося в Инкоу русского десанта. Подчинённые Гернгросса кроме охраны по возможности зачищают банды "боксёров". На батальон возлагается задача искоренения банд и обучения местных полицейских частей, благо большое количество трофейного оружия предоставляет для этого прекрасную возможность. Первая рота стоит в Цицикаре, ей для усиления придан сапёрный взвод. Остальной личный состав и вооружение располагается в Харбине. Хотя желание будущей императрицы иметь при себе часть с весьма специфической репутацией вскоре сдёрнет батальон обратно в Северную Пальмиру. Но до этого момента оставался месяц…
Тяньцзинь. 1900 год
Первое нападение ихэтуаней здорово напугало жителей европейского квартала. На совете (ротмистра туда не позвали) было решено разрушить примыкающие к концессиям постройки китайского квартала. Поручили это дело сапёрам, но для их охраны и помощи туда направили наш отряд, поставив Дуббельта перед фактом.
– Парашечники!.. Да я их!.. – шипел он, словно легендарный Змей Горыныч. И если у него не извергался огонь, то только из-за отсутствия таковых способностей. – Нет, представь себе, входит напыщенный офицерик и этак с ленцой заявляет, мол, МНЕ ваш отряд подчинили, извольте через час выступать!.. – Глотнув воды, ротмистр немного успокоился. – Так, карабин мне, а то с этим, – кивнул на уставной наган, – много не навоюешь. Чёрт, ну как я мог так обмишуриться! Уж "мадсен" мне дали бы.
– М-да. – Тяжёлый вздох Владимира лишь подтвердил мнение своего начальника. – Тут один момент скользкий… – протянул он. – Нас наверняка заставят нести большую часть взрывчатки и, самое главное, заставят долбить шурфы.
– Знаешь, что, – мгновенно отреагировал ротмистр, – будем действовать по обстоятельствам…
Как и предполагалось, поручик захотел свалить на нас всю тяжёлую и неблагодарную работу. То, что с нами пошёл Дуббельт, его искренне удивило и оказалось неприятным сюрпризом. Естественно, на работе всё недопонимание отразилось самым неприглядным образом. Едва за целый день снесли четверть зданий от запланированного. Виной этому была позиция армейцев, а не наскоки "боксёров". Те пытались трижды напасть на нас, но всякий раз откатывались с большими потерями.
– Что, не ожидали? – Владимир насмешливо смотрел на своего, так сказать, коллегу, старшего унтера с длинной и неудобной пехотной винтовкой, цедящего вполголоса отборные матюги в адрес китайцев. Когда те, вопя и размахивая мечами и копьями, бросились на нас, сапёры сперва замешкались, доставая из-за спины свои "дуры", а потом весьма посредственно начали стрелять "пачками", свалив не больше трёх нападавших. Жандармы, наоборот, быстро изготовились и буквально влёт перестреляли "боксёров". – Давай так, – видя досаду унтера (жалеть их не стоило, сами виноваты), усмехнулся Владимир, – вы возитесь с фугасами, а мы смотрим, чтобы вас никто не обидел. Идёт?
– У меня начальство есть, – ушёл тот от прямого ответа. – Как решит, так и будет.
– Вольному воля. – Философски пожав плечами, Дроздов отвернулся. Что-либо доказывать ему уже надоело.
В результате жандармов оставили в покое, и Афанасий наконец занялся своим прямым делом – добыванием сведений о восставших.
Обстановка в городе лишь ухудшилась, выяснялось, что мятежники испортили железную дорогу до Тонку. Посланный исправить повреждения союзный отряд еле-еле смог пробиться обратно. Эвакуация мирного населения, запланированная на совете, была сорвана. Попытки мятежников уже днём атаковать союзные заставы были отбиты, но этот тревожный признак заставил Афанасия послать в город несколько добровольцев из числа китайцев. Те принесли известия, что город, по существу, захвачен ихэтуанями, а вице-король Юй Лу заперся в своей резиденции. Поговаривают, что вскоре должен выйти указ о начале войны. В это никто не верил: к самоубийцам китайские власти отнюдь не относились. А это, как ни крути, смахивало на суицид.
– Дамы, – произнёс Дуббельт, подразумевая в первую очередь француженок, – очень боятся повторения резни. – Сожжённый собор и пепелища на месте недавно стоящих домов настраивали всех на невесёлые мысли. – Хотя, ежели честно, галлы сами виноваты…
Спорить с ним Владимир не мог. Действительно, если ты собираешься строить храм в чужой стране и плюёшь на законы и обычаи, то не обижайся, если тебя после приласкают топором по голове. А насчёт монахинь… Им не повезло, хотя пару сотен лет назад и европейцы весьма охотно проделывали с ними те же самые действия. Но Дуббельт с Дроздовым недооценили католических миссионеров. Под вечер патер Себастьян забрал под своё крылышко китайскую часть отряда.
– Ну, да и бог с ними, – сказал Владимир, когда затихли звуки последних арб, на которые погрузили имущество живших у нас беженцев. И, иронизируя, состроил грустную мину: – Опять мы позабыты-позаброшены.
– Ничего, – принял игру ротмистр, – зато теперь мы птицы вольные. – И перешёл на серьёзный тон: – Вот что, унтер-офицер… – Услышав жёсткий голос начальства, Дроздов подтянулся. – Уточни, где проходят линии телефона и телеграфа. Наведи справки на чиновников и служащих. Отдельно по прислуге. Выполнять!
Увы, но этот разумный приказ опоздал: в два ночи на концессии обрушились первые снаряды.
– Мать! Живее в укрытие! – орал Немов, подгоняя перепуганных учеников и преподавателей.
Оставлять их на прежнем месте означало подвергнуть доверившихся нам людей смертельной опасности. Склад, в котором они до сих пор проживали, не годился в качестве укрытия.
– С утра в землю зарываемся! – перекрикивал Дроздов недалёкие разрывы.