Харбин. 1900 год
Объявление войны европейским державам императрицей Цыси вызвало взрыв эмоций, в которых преобладало недоумение. Зачем ей это нужно? Легче всего старушку объявить сумасшедшей. Но, свергнув племянника и балансируя между различными группировками и кланами, она всё ещё у власти. Но не в этом суть.
Едва избежав катастрофы на дороге, народ мигом отрезвел и дул на воду. Даже победоносное завершение дела под Цицикаром, Бухэде и Айгуне отнюдь не выветрили испытанный первоначально страх. К сожалению, участок ЮВЖД, только начавший строиться, был практически полностью уничтожен. Хотя там и ломать-то было нечего, но вот людей, как я и предсказывал, вытащить не удалось. Партия инженера Верховского была рассеяна и почти вся вырезана. Спаслось всего одиннадцать человек, с их слов стала понятна причина гибели отряда. Увы, но тут виноват сам Верховский, когда после гибели десяти из пятнадцати стражников решил разделиться и пробираться мелкими группами. Младший унтер-офицер Семёнов попытался объяснить пагубность этого приказа, но, увы, его не стали слушать. А он вышел и вытащил не только своих подчинённых, но и шестерых рабочих, которые присоединились к нему . Вскоре китайцы-помощники сообщили, что видели голову инженера, выставленную в клетке на стене Мукдена. Войска Приамурского округа начали сосредотачиваться для наведения порядка и помощи европейским государствам. Похоже, Николай поддался на уговоры, и теперь Россия вновь влезает в ненужную ей войну. Печально. Но нет худа без добра: на имя Гернгросса и моё (чуть не подавился от изумления) самодержец прислал ответ на рапорт генерала о сохранении КВЖД.
"Поздравляю с успешным делом. Скорблю о потерях. Выражаю Мою горячую благодарность генералу Гернгроссу, полковнику Денисову, полковнику Реннекампфу, подполковнику Дроздову, всем господам офицерам и сердечное спасибо молодцам – нижним чинам.
Николай".
Приятно, чёрт возьми! А быть упомянутым в именном послании – это, знаете ли, статус. Причём уже у НОВОГО властителя. Недоброжелатели, радостно потиравшие руки в надежде, что со сменой правителя меня постигнет опала, были в шоке. Это если деликатно сказать, поскольку я лично дал понять, что для меня не являются секретом их разговоры и доносы. После этого проблем у Курта с вербовкой новых сотрудников не было.
Что касается бывшей полосы отчуждения, то до середины июля происходило умиротворение новых территорий.
Согласно Высочайшему манифесту провинция Хэй-Лун-Цзян включалась в состав империи. А Гирин признавался в качестве независимого государства. Зубовный скрежет господ англичан долетал даже досюда, но помешать они нам не могли. Зато, плюнув на свои интриги (таскать каштаны из огня чужими руками), просто перебросили всё, что смогли наскрести, в Вэйхавэй. Ну да это уже не интересно, фактически Китай начали кромсать, что твою Африку. Армейцы, взяв под контроль основные города и посадив в них крепкие гарнизоны, избавили охранную стражу от многих забот, и теперь отлично знающие местный театр сотни лихо гоняли банды хунхузов, к которым присоединились все недовольные нами. Батальон помогал стражникам в столь важном деле, уничтожая блокированные кавалеристами отряды. Благо наличие большого количества пулемётов и десантных пушек позволяло не влезать в рукопашные схватки, так любимые армейскими офицерами.
Кроме силового, использовался и "подкупательный" метод, не менее эффективный. Так, после долгих переговоров (в цене вначале не сходились) Курт сумел нейтрализовать беглого губера. Незадачливого Шоу Шаня сдали свои (пришлось пожертвовать третью казны губернатора), но каждый потраченный лян стоил того. С его смертью (рассказал он перед ней весьма интересные вещи) крупных чиновников на пост "начальника Чукотки" не было. Несколько особо глупых, заявивших претензии идиотов (их даже не остановила возможность глотать золото в случае проигрыша ) мигом отправили к праотцам, причём сами китайцы. Просто с моей подачи написали, сколько каждая голова стоит… Несчастные и глазом моргнуть не успели. Зато больше политических эксцессов не было. Армейцы сделали вид, что ничего не понимают и вообще это дело жандармов и стражи, а мнение шпаков ни нас, ни их не интересовало.
Император Гуансюй скоропостижно скончался от переживаний – так была объяснена эта внезапная смерть, – а потому к концу июля вернулась посланная в Пекин группа Дуббельта. Вероятно, где-то племянник прокололся, и тётушка, по милому обычаю, его мочканула. Ротмистр весьма скептически отнёсся к официальной версии. По его мнению, к этому приложили руку японцы, уж больно они изображали из себя идиотов. Согласно показаниям пленных ихэтуаней, переводчика японского посольства грохнули, когда тот намылился в город. Чем руководствовались в посольстве, покрыто мраком. Ибо уже почти неделю Пекин был фактически захвачен "боксёрами". Но тот, словно у него, как у кошки, девять жизней, поехал, в результате чего стал источником кожи и мяса. Ну да, сердце слопали главари мятежников, а шкуру пустили на кушаки.
Вот второй труп был стопроцентно получен по дурости. Немца подвела простая спесь: какого хрена он решил, что раз родился в рейхе, то солнце обязано вращаться вокруг него? Казалось бы, две смерти, но если дойч просто идиот, то чего японцам, которые прожили с китайцами бок о бок не одно столетие, столь глупо поступать? С учётом того, что молодой человек собирался реформировать Китай по образу и подобию Японии? Заодно Дуббельт принёс подтверждение, что некий Сунь Ять Сен замечен в связях с некоторыми китайскими кланами. Учитывая, что сам он сейчас сидит в Японии…
Короче, в Срединной империи начинается очередной бардак. Но это уже выходит за рамки моей должности. Поход на столицу Поднебесной, к всеобщему удивлению, обошёлся без нас, поскольку вскоре я получил бумагу с приказом возвращаться в Петербург…
Царское Село. 1900 год, август
Визит в место проживания нынешнего монарха был обставлен весьма скромно. Без всякой помпы меня проводили в неприметный флигелёк, где находился Николай и – вот сюрприз! – Александра Фёдоровна. Что тут делает супруга, я догадывался, всё-таки её отношение к офицерам корпуса было известно. Хм, а не получается ли, что влияние этой женщины на супруга будет примерно таким же, как и в моей реальности?
– Я очень рад, Сергей Петрович, что вы с присущим вам блеском и энергией выполнили волю моего покойного батюшки, – начал Николай после обязательной процедуры расшаркивания. Услышав эти слова, я, честно признаться, сильно обеспокоился. Ибо за такими вполне возможна отставка. – Вне всякого сомнения, именно благодаря вам дорога не была уничтожена. – Переглянувшись с супругой, он грустно улыбнулся: – Нам отлично известно отношение, испытываемое к вашему мундиру.
Тут ничего не попишешь, увы, но здесь и монарх может уступить. Что же, намёк понят, и на заветный белый крестик можно не облизываться. Хотя, если честно, то очень обидно.
– Потому, – мягко произнесла императрица, – мы , – сделала она ударение, – ценим и помним тех, кто служит НАМ.
– Поздравляю вас с чином полковника со старшинством с сего дня, – продолжил Николай, – и с орденом Владимира третьей степени с мечами.
– Покорно благодарю, ваше величество, – вытянувшись во фрунт, произнёс я, не меняясь в лице.
А у самого на душе бушевал ураган эмоций. Чин и следующая степень далеко не последнего ордена! Господи, неужели это всё, и сейчас скажут, что я могу катиться к себе в имение на заслуженный пенсион?
– А насчёт неудачи миссии ротмистра Дуббельта, – царь на секунду замолчал, а у меня ёкнуло сердце, – ВЫ сделали всё, что смогли, и даже больше. Мы уверены, что вы и далее будете служить на благо империи…
Дальше беседа плавно перешла на новости из Китая, где генерал Суботтич начал "вразумление" мукденского губернатора. Возвращаясь мыслями, я ещё раз прокручивал беседу с венценосной четой. Вот хоть стреляйте меня, но явно без Александры Коленька и половины "плюшек" мне не дал бы. А значит, стоит ждать аудиенцию у императрицы, где мне сделают предложение, от которого я не смогу отказаться. Отказ просто не предусмотрен. М-да, залез на старости лет в гадючник, а что делать?
Как оказалось, последний вопрос был очень актуальным. Ибо согласно указу Императора Всероссийского Божьей Милостью Царя и прочая, прочая, прочая, прочая, я назначался начальником седьмого департамента Отдельного корпуса жандармов, который был выведен из МВД. Знакомые довели, какие подковёрные интриги тут развернулись. "Вовремя ты уехал!" – с вердиктом своего старого приятеля из пеших команд я был полностью согласен. Подсиживали друг друга со страшной силой, выставляли малейшие огрехи соперников… А как иначе самим уцелеть? Да и товарищ министра князь Святополк-Мирский не хотел упускать из своих цепких лапок "лазоревых господ", понимая, что припомнят жандармы годы своего унижения. Ой, знаю я, чьи это ушки торчат, но придание нам самостоятельности должно сказаться на работе эмвэдэшников. В обществе и обществе в свете проведённой реформы народ заметно напрягся. Николай пока не был припечатан погонялом Царскосельский суслик, и в его реформе увидели лишь ещё большее укрепление самодержавия. Особенно когда прошло представление начальников департаментов шефу и командиру корпуса. Если последнего, Зуева Дмитрия Петровича, я, как и многие, знал лично по совместной работе, то личность первого вызвала у присутствующих офицеров (у меня в том числе) шок. Да-да, им оказался сам император, видимо, жена напела супругу о его тёзке, и он решил пойти дальше деда, учредившего жандармов.
Здание, куда переехал корпус, как ему и было положено, олицетворяло собой монументальность и величие, сразу настраивая попавшего туда жителя империи на нужный лад. Внутри особого шика и лоска не наблюдалось, так, с дорожками, посеребрёнными ручками и светильниками обыкновенное казённое присутствие. Единственное, что вызывало удивление, так это форма. Господа офицеры и нижние чины, перемещающиеся по этажам, являли довольно занимательное зрелище. Вот затянутый в лазоревый мундир ротмистр что-то выясняет у штабс-капитана пеших команд, а там ефрейтор батальона осназа вручает щеголеватому поручику конных команд запечатанный сургучом пакет. Вавилон, да и только.
Как и полагается в сословном обществе, департаменты были негласно поделены на три основных клана. Первый – это, как ни парадоксально, конные команды, хотя… в них довольно значительное количество членов весьма знатных семейств империи, что закономерно и вывело их на первое место. Второй – обычные офицеры, то есть не относящиеся к специальным частям. А вот третий – это мы, отдельный батальон осназа. Пешие команды не воспринимаются аристократией первых двух групп как класс. Увы, но такая сегрегация распространена повсеместно, хотя, когда я начинал службу, отношение к пехтуре было более приличным.
2
Нам вообще ничего не дали бы, но желающих оспорить личное решение Николая не нашлось, и вот теперь я получил не только папаху, но и стол. Называется моя должность просто по номеру: начальник седьмого департамента. Что за зверь такой новый? Обычная контрразведка. Увы, но о бригаде мне велено забыть окончательно, так что аналог частям НКВД сейчас образовывать не станут. Батальон переведён в моё подчинение, командиром поставили Курта, получившего подполковничьи погоны и Владимира 3-й степени с мечами. А мне придётся с нуля создавать будущий "Смерш", название очень понравилось командиру корпуса. Да, именно так, чтоб "лимонники", "лягушатники" и "колбасники" боялись. Репутация – она такая, вначале ты её кормишь, а потом она тебя.
– Красиво. – Новоиспечённый комбат разглядывал мой кабинет, одобрительно кивая на продуманность каждой детали интерьера. – Хм… – Его взгляд скользнул по "стене славы". – А тебе пойдёт ферязь. – Остановившись напротив портрета Малюты Скуратова, он, словно художник, рассеянно посмотрел на меня.
– Так, хватит ёрничать, господин полковник, – шутливым тоном прервал я Курта. – Ты лучше на себя посмотри…
– А что со мной не так?
– Треуголка корсиканца скоро тень отбрасывать начнёт.
– Очень смешно, – изображая жуткую обиду, отозвался Мейр.
– Ладно, посмеялись и будя, – перешёл я на серьёзный лад. – Что в батальоне?
– Отлично. Нет, это не гипербола, – жёстко усмехнулся Курт, увидев недоверие на моём лице. – Народ и так понимал, что на ордена не стоит надеяться. А тут вдруг раз – и целый алтын. – Народная поговорка в устах остзейского немца звучала довольно забавно. Только его лицо не располагало к шуткам. – Нет, чины и награды – это всё хорошо, но где взять должности ?
Тут уж я был вынужден разруливать ситуацию, пока она не стала неуправляемой.
– А как ты думаешь, зачем мне оставили батальон? Почему просто не перевести сюда хватких ребят, которые вполне профессионально поставят службу? Вижу, что задумывался и мысли при себе держал. И это правильно. Прочти, – придвинул я к нему обычную папку. Но едва Мейр открыл её, его глаза стали словно две плошки, причём не маленькие. Чуть потянув шею, он стал похож на штабс-капитана Овечкина из "Неуловимых" (тут меня, несмотря на всю серьёзность ситуации, едва не пробрало на хи-хи, нервы). – Не обращай внимания, одного знакомого вспомнил.
– Даже так, – произнёс он, закончив чтение.
– Да. – Смятая бумага легла в пепельницу, вскоре оставив после себя лишь пепел. Письмо императрицы уничтожено, доверенные люди в лице Мейра с ним ознакомлены. – Теперь всё понятно?
– Бархатная перчатка поверх латной рукавицы – это не для нас, – констатировал он. – Будем всеобщим пугалом?
– Придётся, так что освежи память насчёт головки эсдеков.
– Да неужто? И пяти лет не прошло, – чуть ёрнически произнёс Курт. – Давно пора этих псевдореволюционеров к ногтю прижать. А то позорят светлый образ.
– Это точно, – согласился я.
А память вернула меня в прошлый век, в забытую ныне первую настоящую революцию…
Московская губерния. 1889 год
Дорога, дорога… Вновь нас везут в направлении Первопрестольной, и самое интересное, из Питера перебрасывают роту Вани. Тот получил, как и я, штабс-капитана, но, в отличие от меня, сразу засел в Пальмире. Курт, принёсший столь замечательную новость, был погружён в тяжкие раздумья.
– Что опять произошло? – предчувствуя скорые неприятности, спросил я у своего зама.
– Пересёкся я тут с одним чиновником из управы, – издалека начал Мейр. – И он кое-какую информацию подкинул.
– Та-ак… – Неприятности, судя по всему, обещали перерасти в хорошую головную боль.
– Мастеровые поднялись, – угрюмо произнёс он.
– Мать, дождались, уроды! – Самая что ни на есть жопа. В отличие от крестьян, которых хоть земля держала, пролетарии (элита с 5-ми и 6-ми разрядами туда никоим образом не относилась) ни хрена не имели. Угол в бараке, где жили всей семьёй, да кое-какое шмотьё. И всё. Те, кто жил рядом (относительно, конечно) с фабрикой, считались везунчиками, и то они домой, бывало, появлялись лишь в воскресенье. Остальное время так и жили чуть ли не на рабочем месте. И так далее, и тому подобное. Словом, горючего материала набралось столько, что взрыв был лишь вопросом времени. – Стрелять придётся?
– Да. – Нет, вы не подумайте, никаких братаний и прочей восторженной чуши типа "…в кого стреляете?", и солдаты опускают оружие, наплевав на приказ. И на поражение бить будем, и прикладами орудовать, а если придётся, и гранатами воспользуемся, рука не дрогнет. Просто противно до жути. – Ткацкие мануфактуры усмирять придётся.
– Там баб много, – мрачно сказал я.
– И детишек, – педантично дополнил Курт.
– И детишек…
Вот ведь, и месяца не прошло, как "приводили к порядку" фаянсовую мануфактуру. Там управляющий совсем заигрался, драл даже не три, а все семь шкур и требовал, чтобы восьмая поскорее выросла. Народ терпел, податься некуда, земли нет, а кормить семьи надо. Но любое терпение когда-нибудь заканчивается, и хозяйского пса (полностью согласен с этим определением) сильно помяли. Фабричную лавку разнесли по досочке, управление подпалили, да так, что оно сгорело без остатка вместе со всеми долговыми расписками и бумагами. Местный бомонд это всколыхнуло, и мою роту по "чугунке" перебросили на 127-й разъезд, а оттуда скорым маршем мы направились к месту беспорядков. Посёлок, где была расположена мануфактура, бурлил, словно кипевший котёл. Фабричные рабочие обоего пола угрюмо смотрели на нас, когда рота, бухая сапогами, шла по главной улице, когда втягивалась. Даже вездесущая детвора глядела по-звериному, но бросаться камнями не решилась. Репутация у нас была самая что ни на есть кровавая. И "мёртвая голова" на фуражках офицеров и бескозырках нижних чинов впечатляла. Осталось только "Эрику" затянуть. Подбежавший приказчик угодливо склонился и попросил пройти в уцелевшую контору (ничего удивительного, в ней финансовых документов не было). Местного воротилы и хозяина в посёлке не было, как и его семьи, рисковать он не стал. Принимал меня помощник управляющего. (Сам управляющий надолго обосновался в местной больничке и, похоже, выйдет оттуда инвалидом.) Не знаю, но, видимо, урок впрок для этих господ не идёт. Сие чудо в перьях начало качать права, дабы я как можно быстрее начал наводить порядок.
– Пойдём, гражданский, посмотрим, что у тебя случилось, – произнёс я, оставив без внимания его потуги играть роль Бит Босса. Тот было дёрнулся, но, увидев мой насмешливый взгляд, сдулся. Ему хватило ума не провоцировать конфликт. – Фабричные инспектора давно были?