Самолет затрясло – снаряд отбил кусок лопасти винта.
Третьего захода "мессеры" не сделали, на них самих напали "лавочки" и "яки".
Однако Григорию лучше не стало – самолет терял высоту.
А без нее как дотянуть до своих?
Хотя нет, вон и траншея показалась.
Живем!
Мотор заглох. Только ветер гудит, обтекая планирующий самолет.
Быков покрепче вцепился в рукоятку – посадка будет "на живот".
И снова будто градины колотятся о бронеспинку.
Добить решили, гады?
Самолет вздрагивает, как живой, что-то лопается в нем, взрывается…
Земля с грохотом "напрыгнула" снизу, и Быков с маху ударился головой о приборную доску.
Очнулся он почти тотчас же. Болела голова и разбитое лицо, ломило в висках.
До слуха смутно доносился гул моторов.
– В принципе, – вяло подумал Григорий, – он правильно сделал, что не стал с парашютом выпрыгивать.
Любителей пострелять тут предостаточно…
В вышине крутились "лавки", "яки" и "мессеры".
Парочка "Фокке-Вульфов" подошла, словно сменяя "худых" – двойка "Мессершмиттов" стала пикировать.
Надо полагать, хотят его "лавочку" на земле сжечь. Хрен вам…
Отстегнув привязные ремни и лямки парашюта, Быков полез вон из кабины.
Голова, как колокол. Гудит. Все будто в тумане.
Перевалившись через борт, Григорий упал на крыло, сполз на землю, потащился прочь.
И снова вырубился.
Когда пришел в себя, в небе было пусто.
И чисто.
Зато воздух гудел и шатался от близких взрывов.
Рвались снаряды и мины, пулеметные очереди косили траву и людей.
– Поползли, – скомандовал себе Быков.
Ползти пришлось не долго, вскоре он миновал свежий бруствер и скатился в траншею.
На него оглянулся сержант с автоматом, ощерился.
– Товарищ летчик, вы откуда к нам?
– С неба, – буркнул Григорий. – Командный пункт части где?
– Пойдем, провожу.
Погон сержант не видел, а в лицо не признал.
Да оно и к лучшему, Быков к дешевой популярности никогда не стремился.
Что хорошего, когда тебя узнают в толпе?
Где еще можно затеряться человеку, побыть в одиночестве, если не среди подобных?
Нет, в "звезды" он рваться не будет. На фиг, на фиг…
В КП обнаружился командир полка.
С биноклем он стоял у амбразуры и наблюдал.
– Это на тебя охоту открыли? – спросил он.
– На меня, – буркнул Быков.
– Ничего, двоих ты сам спустил. Нормальный размен.
– Да неохота размениваться.
– Эва как…
– Вытащить самолет не поможете?
– А чего ж? Отобьем танки и подмогнем. Сядь пока, а то бледный весь, в кровище… Секундочку. Таня!
Прибежала молоденькая санитарка, осмотрелась и сразу же занялась Быковым – промыла раны на лбу, удалила кусочки стекол от разбитых летных очков и сделала укол от столбняка.
Слава богу, глаза целы…
– Жить буду? – спросил Григорий, лишь бы увидеть улыбку на плотно сомкнутых девичьих губах.
– Еще как! – улыбнулась санитарочка. – Вот, выпейте.
С жадностью заглотав стакан холодной колодезной воды, Быков выдохнул и отвалился к бревенчатой стенке командного пункта.
В углу стояли ящики, заполненные бутылками с "коктейлем Молотова".
Перехватив его взгляд, комполка сказал:
– Прихватишь парочку с собой. Если не вытащишь самолет, то сожжешь.
– Прихвачу. Хотя жалко жечь.
– Ну не оставлять же врагу!
– Тоже верно…
Григорий неожиданно испытал то состояние, которое ранее ощущал лишь в кино, когда шли фильмы "про войну".
Это было что-то вроде слияния, совмещения со временем. Можно подумать, что раньше он тут был гостем…
А что, разве нет?
Даже, когда сбивал "мессеров", он чувствовал себя пришельцем из будущего, путешественником во времени, потерявшим свою МВ.
А теперь?
Он что, своим стал в этом мире, насколько жестоком, настолько же и наивном мире "сталинской эпохи"?
Ну-у, своим, не своим, но и не чужим. Это точно.
Близкий взрыв снаряда ударил так, что землянка вздрогнула, а сверху труха посыпалась.
Полковник хладнокровно снял фуражку, отряхнул ее и надел.
– Расколошматим немца? – спросил он, не поворачивая головы. – А, летчик?
– Да куда мы денемся…
Командир рассмеялся и снова поднес бинокль к глазам.
– Ага! Заворачивают немцы! Трех пожгли… Нет, вру – батарейщики четвертого подбили. Молодцы… Ну, погоди малость. Сейчас мы их отгоним…
Ждать пришлось до ночи – самолет лежал в поле, и открыто подойти к нему не удавалось – немцы сразу же открывали минометный огонь.
В темноте Быков и взвод добровольных помощников покинули окопы и направились к "Ла-5".
Проще всего было списать истребитель, забыть о нем, но у Григория к такому подходу не лежала душа.
Жалко было машинку.
Да и денег она стоит немалых. Чего ж добром-то разбрасываться?
"Лавке" той ремонту на пару дней, умельцы из ПАРМа быстро ее до ума доведут.
Немцы в этом вопросе – ребятки ушлые.
Подбили танк? Тут же волокут в тыл.
Откапиталят – и на передовую.
– Лопаты не забыли?
Пехотинец, ползущий рядом с Быковым, прокряхтел:
– С с-собой. А г-г-где к-копать?
– Под крыльями.
– З-зачем?
– Чтобы выпустить шасси.
Иначе никак – трехтонный самолет на руках не потащишь.
Копать чернозем было нетрудно, хотя орудовать саперными лопатками, стоя на коленях – та еще морока.
– Да все, вроде, – сказал молодой солдатик, отпыхиваясь. – Глыбокая, вроде.
Быков проверил и кивнул.
– Сейчас я…
Выпустить шасси получилось без проблем.
– Д-дело! На к-к-колесах т-только так в-выйдет!
– Цепляй!
– Вытравливай, вытравливай…
– Погодь, крюк перецеплю. Готово!
Комполка пригнал трехтонку "УльЗИС", пехота живо закрепила хвост истребителя в кузове, и шоферюга завел двигатель.
– Давай, помалу!
– Пошла, пошла!
Подвывая мотором, "УльЗИС" поволок "лавку" прочь.
Быков, пожав руки "землекопам", догнал машину и вскочил на подножку.
– Поехали!
– Первый раз с таким прицепом! – хохотнул водитель с великолепным чубом, выпущенным из-под пилотки.
– Жизнь такая.
– Правда ваша!
Ехали всю ночь, но дремать себе Быков не позволял – надо было следить, чтобы консоли крыльев не задели чего по дороге, дерево или столб.
Утром добрались до маленького сельца, там плоскости крыла отсоединили, уложили в кузов "УльЗИСа" между хвостом и бортами и закрепили по-походному.
Таким манером ехать было куда сподручнее – "прицеп" никому не мешал на дороге.
После обеда Григорий доехал до Студенца, а там и аэродром рядом, но 4-ю эскадрилью на месте не застал – пилоты искали комэска…
Прибежавший Бабков только выдохнул с облегчением, да и облапил "пропажу".
– Жди! – сказал он. – Твои вот-вот вернутся. – Указав на забинтованную голову, спросил: – Серьезное что?
– Пустяки, дело житейское…
И пяти минут не прошло, как в небе загудели "лавочки".
По очереди сели, покатили к стоянке.
Первым свой самолет покинул самый глазастый – Володька Орехов.
– Командир! – завопил он. – Живой!
– Да что мне сделается…
Тут и остальные-прочие подвалили, насели, хлопали по плечам, хотя и с осторожностью – видели повязку.
Марлен тоже был тут и представлял собою душераздирающее зрелище.
– Товарищ полковник, – произнес он убитым голосом, – меня отчислят?
– За что?
– Ну… я же… того…
– Того ты или не того, медкомиссия пусть решает.
Пилоты дружно рассмеялись, но Никитину было не до веселья.
– Так я… это… летать буду?
– А куда ты денешься?
– Продовольственный аттестат с собой? – поинтересовался у него начпрод. – Пошли тогда. Поставлю на довольствие…
Сообщение Совинформбюро от 25 июня 1943 года:
"В течение ночи на 25 июня на фронте ничего существенного не произошло.
Нашей авиацией в Баренцевом море потоплены два сторожевых катера и транспорт противника.
На Западном фронте на одном участке наше подразделение ружейно-пулеметным огнем рассеяло отряд немецких разведчиков. У проволочных заграждений осталось 40 вражеских трупов.
В районе Белгорода старший сержант т. Мишенин дал три очереди из пулемета пролетевшему над нашими позициями немецкому самолету.
Самолет задымился и стал терять высоту.
Сержант Мишенин выпустил еще несколько очередей, и вражеский самолет врезался в землю близ нашего переднего края.
В районе Лисичанска две группы пехоты противника пытались боем разведать позиции наших частей.
Советские подразделения вовремя заметили движение немцев, подпустили их на близкое расстояние и открыли огонь из всех видов пехотного оружия.
Большинство наступавших гитлеровцев было уничтожено, а остальные в беспорядке отступили.
Вечером девять немецких бомбардировщиков под прикрытием истребителей пытались совершить налет на наш аэродром.
Попав в зону сильного заградительного огня зенитной артиллерии, немецкие бомбардировщики, не достигнув цели, сбросили бомбы, которые упали в поле и не причинили никакого вреда.
Наши истребители, поднявшиеся в воздух, вступили в бой с противником. Советские летчики сбили пять немецких самолетов…"
Глава 12 "Свободная охота"
Первые дни июля атмосфера электризовалась все сильнее.
В Ставке ждали наступления немцев, но точно не знали, когда же тевтонская орда двинет.
Разведчики дневали и ночевали за линией фронта, но лишь в ночь на 5 июля удалось захватить "языка" – сапера 6-й пехотной дивизии Бруно Формеля.
Выяснилось, что операция "Цитадель", ставившая своей задачей окружение двух фронтов – Центрального и Воронежского – на Курском выступе, начнется в ту же ночь, ровно в три часа.
Маршал Рокоссовский, коротко переговорив с Жуковым, отдал в 2 часа 20 минут приказ о контрподготовке.
С раннего утра заработала советская артиллерия, десятки самолетов 16-й воздушной армии поднялись в небо, однако генералы "тупили", из-за чего господства в воздухе достичь не удалось, зато почти сотню истребителей да бомберов угробили.
Лишь пять дней спустя "иваны" пересилили "гансов".
Зато какое грозное зрелище открывалось в ночном полете!
Тысячи орудий палили по площадям, РСы "катюш" гигантскими трассерами уносились навесом, беснующиеся огни залпов и взрывов выхватывали из темноты землю, деревья, танки, окопы, набрасывали красный свет, вытягивали мгновенные черные тени – и все это от горизонта до горизонта!
5 июля Брянский фронт, на котором воевал Быков, изготовился к отражению возможного удара.
15-я воздушная армия с рассвета приступила к разведывательным полетам. 32-й гвардейский истребительный авиаполк находился в готовности к вылету.
Одна эскадрилья была в готовности номер один, остальные в готовности номер два.
Около полудня такого долгого 5 июля командование поставило перед 1-м гвардейским истребительным корпусом задачу – прикрывать войска правого крыла Центрального фронта в районе Малоархангельск – Александровка – Протасово.
6 июля пилоты 1-й, 2-й и 4-й эскадрилий прикрывали части наших армий, непрерывно патрулируя небо группами по восемь – двенадцать самолетов.
Лейтенант Батов сбил "Фокке-Вульф-190", чуть позже Володе Орехову удалось то же самое – над Елизаветино.
8 июля немцы, пытаясь обойти стойкую оборону 13-й армии, нанесли удар по ее правому флангу. Их поддерживала авиация.
Завязались страшные воздушные баталии.
По пять вылетов в день, а то и чаще.
Быков сбил девять "фоккеров", а когда его поздравляли с победой, он только отмахивался, напоминая, что у немецких экспертов счет давно превзошел и сотню сбитых, и даже полторы сотни кое за кем числятся.
– Хочешь спустить полтораста "мессеров"? – щурился Котов, и впрямь напоминая довольного кота.
– Хотя бы сотню, – отвечал Григорий. – Для начала…
11 июля погиб один из "ветеранов" – подполковник Герасимов.
В тот же день 9-я немецкая полевая армия Моделя выдохлась и перешла к обороне, а вот войска Брянского фронта начинали наступление.
По плану, 32-й гиап, как и вся их истребительная дивизия, должен был завоевать господство в воздухе на орловском направлении, "по совместительству" прикрывая наступающие части 3-й и 63-й армий, да плюс к этому – обеспечить вольготную жизнь штурмовикам и бомбардировщикам в районе Евтехов – Протасово – Лосиноостровский.
– Высота патруливания – непрерывного! – устанавливается в 2500–3500 метров, – накачивал Бабков своих комэсков, – высота более 4000 метров отводится для действий пар "охотников" из "братского" полка. Вопросы есть? Вопросов нет.
12 июля в пять утра майор Стельмашук затеял на аэродроме митинг, посвященный долгожданному наступлению.
Старлей Савельев и летчики-асы Горшков и Корчаченко вынесли гвардейское знамя.
Майор Холодов зачитал обращение к личному составу Военного совета фронта и сказал:
– Сегодня начинается наступление войск нашего фронта. Наша задача – завоевать и удержать господство в воздухе на направлениях главного удара, драться с врагом стойко и самоотверженно, по-гвардейски!
В тот же день у деревни Прохоровка сошлись две танковые армады.
Корпусам Катукова и Ватутина противостояли немецкая армейская группа "Кемпф" и 2-й танковый корпус СС – 1-я танковая дивизия Лейбштандарте-СС "Адольф Гитлер", 2-я танковая дивизия СС "Дас Райх", 3-я дивизия "Тотенкопф" (включая восемь трофейных "Т-34"), и так далее.
Около тысячи танков, с крестами на башнях и без, лязгали и грохотали, кромсая гусеницами степь.
Боевые порядки смешались. От прямых попаданий снарядов танки взрывались на полном ходу.
Срывало башни, летели в сторону гусеницы.
Отдельных выстрелов пушек слышно не было – стоял сплошной, обвальный грохот.
Из горящих машин выскакивали танкисты и катались по земле, пытаясь сбить пламя.
Эфир бурлил котлом.
"На фоне обычного потрескивания помех в наушники неслись десятки команд и приказов, а также все, что думали сотни русских мужиков о "гансах", "фрицах", фашистах, Гитлере и всякой сволочи. Эфир был настолько переполнен ядреным русским матом, что, казалось, вся эта ненависть может в какой-то момент материализоваться и вместе со снарядами ударить по врагу".
Но все же грандиозное танковое сражение русские мужики выиграли.
К вечеру Быков совершенно вымотался – семь боевых вылетов!
И в небе, и на земле крутилась сплошная карусель – одна группа садилась, другая тут же взлетала.
В воздухе стоял сплошной рев моторов, пушечно-пулеметные очереди трещали поверху, сливаясь с артиллерийской канонадой.
То здесь, то там чистую голубизну небес пачкали грязно-черные шлейфы сбитых самолетов.
Падали "фоки", падали "Яки"…
А с раннего утра все завертелось по новой.
Эфир звенел на все голоса:
– Миха, разворот!
– Куда прешь, зараза?
– На двенадцать часов, ниже тридцать градусов!
– Абшус!
– Идем в наборе!
– Хильфе! Хильфе! Анстрален!
– Прикрой, я атакую!
– На хера?! Отходи!
– Хорридо!
– Прикрой его!
– Машины в голове!
– Атакуем!
– Сафонов где?
– Не вижу его!
– Жукова сбили!
– Едрить твою налево…
– Ахтунг! Крайс шлиссен!
– Восьмой, отбей!
– Ш-шайссе!
– Идем домой, горючее на исходе.
– Абшус!
– Всем отходить на аэродром! Атакую один!
– Я прикрою!
– Это приказ!
Советские штурмовики и истребители мешали немцам настолько, что Люфтваффе полностью переключило все группы 51-й истребительной эскадры "Мельдерс" на помощь бомбовозам.
Но это не остановило наступления войск Брянского фронта.
Немецкие летчики стали шире применять "расчистку воздуха" – большие группы истребителей появлялись над полем боя минут за десять до прибытия бомберов, чтобы связать боем советские самолеты и увести их в сторону.
Наши эту тактику раскусили – в бой вступали, но заданный для прикрытия район не покидали.
Летчики 32-го полка "обменялись опытом" с немцами и тоже стали вылетать на "ягд фрай" – "свободную охоту".
"Свободные охотники" действовали в глубине расположения противника. С большими группами самолетов они не связывались, выслеживая и сбивая одиночек или пары.
В основном на "охоту" вылетали "Ла-5 ФН".
А 13 июля немцам преподнесли неприятный сюрприз – командующий Брянским фронтом вводил в бой 1-й гвардейский танковый корпус.
Немцы спешно кинули бомбардировщики и штурмовики на новую напасть.
Пилоты 32-го прикрывали боевые порядки танкового корпуса.
Ушла "на смену" 3-я эскадрилья, и Быков скомандовал:
– По самолетам!
Скоро их очередь.
Вот над КП взвилась зеленая ракета. На взлет!
Григорий легко поднял "лавочку" и стал набирать высоту.
Хороший самолет, ничего не скажешь. А "По-7" все равно лучше…
Пропустив под крылом Елизаветинку, Быков пролетел над танковыми колоннами "тридцатьчетверок".
В бой Григорий вел восьмерку "Ла-5" – одной четверкой командовал он, другой – Котов.
Второй раз на "лавках" вылетали новички, Яценюк и Никитин.
Шли "кубанской этажеркой", на 4000 метров, но долго патрулировать не пришлось.
– В воздухе появились "фоккеры", – раздалось предупреждение с передового КП, от "Дракона". – Будьте внимательны!
Быков тут же дал запрос:
– Я – "Колорад", где "фоки"? Наводите.
– "Колорад", выполняйте свою задачу.
– Командир! – крикнул Орехов. – Бомберы идут! Много!
– Вижу, глазастый ты наш.
– На двенадцать, ниже двадцать градусов – "Юнкерсы"! Атакуем в лоб.
Тут же заговорил КП:
– "Колорад", я – "Дракон". К плацдарму подходят бомберы с "фоккерами". Ударной группе атаковать бомберов, верхней четверке сковать боем "фоккеров". Действуйте!
Подобно грозовой туче, с юга перла большая группа бомбардировщиков "Юнкерс-88" – четыре полных девятки шли на излюбленной своей высоте – где-то между 2000 и 3000 метров, а выше вилось более двадцати "Фокке-Вульфов-190".