* * *
В первый момент Фролу показалось, что русские наконец-то сглупили и подставили себя под удар. Он первым выхватил меч и с громким криком ринулся вперед, увлекая за собой растерявшихся всадников дерптского гарнизона. Орешник стремительно приближался – и командир собранного на скорую руку ополчения уже прикидывал, куда пустить коня между высокими кустами, где можно пригнуться, чтобы проскочить вперед и дотянуться кончиком меча до проклятых язычников. И тут снова оглушительно грохнуло. Вороная кобыла, клички которой он так и не успел узнать, оступилась – воин перелетел через ее голову и с треском вломился в заросли кустарника. Только здесь, больно врезавшись плечом в вытянувшуюся поперек пути ветку с руку толщиной, потеряв ляхтскую железную шапку и дарованный епископом меч, едва не сломав руку, он сообразил, что стреляли сбоку.
Перекувырнувшись еще раз сбоку на бок, накатившись спиной на толстый корень, Фрол расслабился и, слегка приоткрыв глаза, затих. Он прекрасно понимал, что в таком состоянии вряд ли сможет хоть мгновение выстоять против мало-мальски толкового бойца, и единственный шанс выжить – это не привлекать внимания и немного придти в себя.
Язычники собирались уходить. Они поднимались, отряхивали шаровары от налипшей листвы, вешали мушкетоны на шею. Фрол впервые видел, чтобы мушкетоны носили на шее. Ландскнехты носили их на плече, удерживая за приклад. Русские стрельцы возили у седла, или держали в руке. А эти: повесили на шею, да еще и руки сверху положили. Привычно так, словно всю жизнь с немецким огненным оружием дело имели… А может, и не русские мужики вовсе? Вон, как справно воюют. И уходят не на восток, а на запад. Может, ландскнехты после зимнего разгрома несколько месяцев раны где зализывали, а теперь назад двигают, да добычу себе на прокорм собирают?
– Может, перезарядим?
– Костя сказал, сразу уходить…
Значит, все-таки русские… Ливонец сквозь ресницы проводил уходящих воинов взглядом. Потом повернулся на бок и, помогая себе руками, сел, привалившись к замшелому валуну. Бегло осмотрел себя сверху вниз: крови нет, все члены на местах. Значит, даже не ранен… Фрол ощутил страшное разочарование – он бы предпочел углядеть хорошую рваную рану, сочащуюся и влажную. Тогда он смог бы с чистой совестью вернуться в Дерпт и там месяц, а то и два спокойно лежать в постели, никуда не мчась и никого не трогая. Пусть господин епископ разбирается со своими ворогами сам.
А поначалу все казалось легким и быстрым: нагнать три десятка грабителей, порубить всем прочим в назидание, да украденное назад вернуть. Но как только они вышли к лагерю разбойников…
Наскоро собранный в погоню отряд из трех сотен всадников уже потерял треть коней, полтора десятка кнехтов и двух рыцарей убитыми и скоро сотню воинов ранеными. И если поначалу обещание епископа выплатить по десять золотых за голову каждого убитого язычника заставляло латников очертя голову бросаться вперед, то теперь, успев натолкнуться на стреляющие бревна, на укрепления, которые никто не защищает, но взятие которых стоит жизни хоть одному человеку, поняв, что желанных русских голов им не удается даже увидеть – воины приуныли, и заставить их ринуться на очередное бревно удавалось с большим трудом. И с каждым разом – все труднее и труднее.
Больше всего на свете Фролу хотелось сейчас превратиться из начальника охраны в маленького, ни за что не отвечающего серва – лишь бы не видеть, как правитель западного берега Чудского озера в ярости скрипит зубами и колотит кулаками ни в чем неповинные деревья.
И все-таки он встал и, покачиваясь, выбрел из леса. Слева от него темнели две поваленные поперек дороги сосны; впереди, в двух сотнях шагов, выстроилась поперек дороги епископская конница. А у самых ног валялись в беспорядке лошадиные и человеческие тела – причем большинство живых существ все еще пыталось дышать. Ливонец осторожно переступал через них, одновременно считая, потом приблизился к отряду:
– Латоша, поезжайте с городскими вперед, уберите бревна. Язычники уже ушли. Эрнст, Кирилл, соберите раненых и мертвых и отнесите к деревне. Потом заберем или похороним.
Войско разделилось на несколько отрядов, каждый из которых помчался по своим делам, а Фрол подошел к правителю:
– Мы потеряли еще шесть воинов и восемь коней, господин епископ…
– Тебе нужен конь? Возьми моего, – глаза священника смотрели не на начальника охраны, а сквозь его, словно рассматривали траву за спиной латника. – Но моих "арабов" и певунью верни. Ты понял меня, Флор? Верни!
– Да, господин епископ… – ливонец прекрасно понимал, что услышит именно эти слова, но в глубине души продолжала теплиться крохотная надежда: а вдруг пощадит? Вдруг разрешит возвращаться?
Не пощадил…
– Алексей, коня! – сурово рыкнул Фрол, разворачиваясь к ожидающим команды двум полусотням. – За мной!
И они, промчавшись мимо очищающих дорогу кнехтов, кинулись в дальше в погоню.
– Вроде, как дымом пахнет? – негромко удивился скачущий рядом с командиром Алексей. – Откуда? До Лаевы еще больше мили.
Однако вскоре они убедились, что от скромной деревеньки в четыре двора их отделяет не только миля пути, но и ярко полыхающий мост…
* * *
Уходя от преследования, они запалили два моста, и на ночлег встали за вторым, цинично разогревая в пламени уничтожаемого строения взятые в дорогу из захваченной деревни полупропеченные куски свинины. Река со смешным названием Юрикашка, как и большинство других, пробивающих себе путь через вековые болота, ширину имела маленькую, зато глубину – человеку по шею станется. Да и берега получались крутые. Когда глубокой ночью к реке вышли епископские сотни, их отогнали от останков моста несколькими выстрелами, не давая приступить к ремонту и относительно спокойно дождались рассвета.
Разумеется, противник мог ринуться через реку под огнем – но идти в доспехах по илистому дну, при глубине только-только нос высунуть, при хорошем течении… Скорее утонешь, чем прорвешься. Противник мог обойти их далеко в стороне, и переправиться в спокойной обстановке – но на это требовалось время. И в ночном мраке подобный маневр осуществить не так-то просто. Потому и ночевали оба отряда в виду друг друга, на расстоянии полета стрелы, одновременно и близкие, и недоступные.
С первыми предрассветными лучами путники опять устремились по тракту на запад, предоставив преследователям чинить мост, незадолго до полудня миновали Торенурму, прихватив на обед неосторожно выбредших к дороге четырех гусей, а после полудня, обогнув притихшую за запертыми воротами и закрытыми ставнями Полтьму, вышли к мосту через довольно полноводную Миликвере. Здесь от накатанного тракта отворачивала на север куда более узкая, но вполне ухоженная дорога.
– А это шоссе куда ведет, Прослав? – остановил проводника Росин.
– На Вайсенштайн.
– Отлично, – Костя, уже не спрашивая совета опричника, дал Архину отмашку: – Поджигай мост!
– Эй, Костик, а мы? – встревожилась Юля.
– Что мы? – устало повернулся к ней Росин.
– А мы как же, здесь останемся? Перед мостом?
– А что ты подумаешь, если гонишься за кем-то, и утыкаешься в очередной зажженный мост?.. Вот то-то… А мы уйдем на север и переждем. Авось, потеряют, отвяжутся.
Новая дорога медленно, но неуклонно шла вверх. О болотах и ивах речи здесь больше не шло – по сторонам громко шелестели, помахивая трехпалыми ладошками, клены, поскрипывали на ветру вязы, растопыривали ветвистые кроны дубы. Разве только береза, с аскетичным спокойствием растущая как среди болот, так и на каменистых холмах, встречалась здесь столь же часто, как и ранее. Заросшие высокой – в пояс – травой луга густо пахли медом. Казалось и пчел не нужно – иди, да облизывай языком влажно поблескивающие разноцветные цветки. О присутствии человека напомнили несколько делянок, наполовину скошенных – но сено еще лежало нетронутым, медленно увядая на солнце.
Потом дорога повернула в исконно русский сосновый бор, немного попетляла по нему, опять вернулась в луга, на которых тут и там стояли редкие дубы или собравшиеся в небольшие рощи клены.
– Смотри, Семен Прокофьевич! – первым заметил опасность сын боярина Батова Григорий. Он указал в сторону одной из мелких рощиц, над которой поднимался к небу сизый дымок. В несколько мгновений дым загустел и непроницаемо почернел, словно на костер кинули пару старых автомобильных покрышек. – Сбегать посмотреть?
– Без толку, – отмахнулся Зализа. – Будь конным, может караульщика бы и нагнал. А пешим… Ну, Константин Андреевич, что теперь делать разумеешь?
– Ничего, – Росин приподнял мушкетон и, поведя плечами, сдвинул ремень немного назад. – Епископ вперед нас разведку сюда заслать не мог. Значит, кто-то своих односельчан об опасности упреждает. А мы не за добычей идем, пусть прячутся.
Однако в душе Костя все-таки встревожился, а потому не стал давать команды на привал, хотя люди уже часов семь находились на ногах. Он заторопился вперед, надеясь обогнать неведомую пока опасность.
Луг сменился несколькими свежевспаханными делянками – хотя жилья в пределах видимости по-прежнему не попадалось. Потом дорога нырнула вниз, во влажно пахнущий тенистый овражек, выбралась наверх, пересекла узкую заросшую осокой верею, повернула в густой орешник, понизу которого чахлый шиповник пытался растопыренными ветками найти хоть немного солнца. Здесь-то они и наткнулись на ровную стену щитов, перегораживающую проход.
Прямоугольные, похожие на древнеримские, щиты в рост человека стояли на земле. Над ними поблескивали металлом разномастные шлемы, большинство из которых относилось к рыцарским "ведрам" и "армэ". Еще выше покачивался ровный ряд копейных наконечников. Числом двадцать семь штук.
– Вот и жопа пришла, – лаконично высказал всеобщее мнение Архин, погладив живот, снял с шеи мушкетон и открыл полку, чтобы подсыпать на нее пороху.
Впрочем, одноклубникам сразу стало ясно, что мягкая свинцовая пуля еще способна пробить толстый деревянный щит, но даже если стрелять ею в упор – убойной силы, чтобы нанести серьезную рану стоящему за щитом человеку, у нее уже не хватит. А когда на том еще и доспех…
Росин затравленно оглянулся назад. Чего сейчас не хватало для полного абзаца, так это появления позади конных епископских сотен.
Прослав вместе с лошадьми торопливо отступил назад, на узкую и длинную полосу вереи, туда же Картышев отвел замученную долгим переходом Ингу. Путники медленно выстраивались перед стеной щитов, на расстоянии пары десятков шагов, прикидывая свои шансы. У местных длинные копья, у путников – сабли и штыки на мушкетонах. На тесном пространстве зажатой между густыми кустарниками дороги короткое оружие удобнее, если только… Если только удаться проломить стену и не напороться на острые жала длинных копий, которые к этой стене способны просто не подпустить. Даже с учетом того, что залп из мушкетонов выбьет кого-то из плотного строя, шансы на успех получались не очень великими. А то, что пробиться без потерь не получится при любом исходе – ясно было каждому.
– Кто вы такие, латники, и какого хрена делаете на нашей земле? – строго спросили из-за стены щитов.
– А-а?! – удивленно встрепенулся Росин и предупреждающе положил ладонь на плечо Зализы, уже раскрывшего рот для ответа.
– Глухие, что ли? – голос из-за щитов зазвучал громче. – Какого хрена, говорю, сюда приперлись, и кто такие?!
– Да, блин, расклад у нас стремный получается, – холодея от невероятного предчувствия заговорил Росин. – Местный епископ на хвост упал, когти рвать приходится, как протону на ускорителе…
– На чем? – стена щитов раздвинулась, и вперед выступил высокий рыцарь в любовно начищенных доспехах, с высоким султаном на шлеме "амбрэ" и с длинным белым плащом за плечами. Он откинул крючки, поднял шлем, красиво положив его на локоть согнутой руки и тряхнул головой. – Кого ты разгонять собираешься? Повтори.
Росин тоже выступил вперед.
– А я тебя знаю, – показал на него пальцем рыцарь. – Ты мастер из питерского "Шатуна".
– И твое лицо мне знакомо… – задумчиво зачесал нос Костя. – Видел я тебя.
– Еще бы! – звучно расхохотался рыцарь, разводя руки. – Витя Кузнецов из "Ливонского креста"! Свои!
* * *
– Егор, выпей! – Кузнецов протянул кубок слуге, и тот покорно осушил немалую посудину.
– Что, боишься, отравят? – усмехнулся Костя.
– Нет, – жизнерадостно расхохотался рыцарь, снявший в своем замке кирасу, и оставшийся в бархатном колете с прорезями на боках, сквозь которые проглядывала шелковая подкладка. – Просто ходит тут трезвый, как укор совести. Пусть тоже выпьет.
Пир еще только начинался. Гости и хозяева вперемешку расселись за длинным столом из поставленных на козлы дощатых щитов. Многие друг друга узнавали, вспоминая встречи на ролевых играх или военных инсценировках, а то и совместные пьянки в самом Питере – и далекое прошлое, оно же будущее, теперь казалось всем чем-то вроде массовой галлюцинации. Кувшины с вином, блюда с жаренными петухами и целиком запеченными косулями еще стояли нетронутыми, а стол гудел множеством разговоров так, словно хмельные напитки успели изрядно развязать языки. Только братья Батовы собрались на конце стола в молчаливую кучку, но сам боярин Евдоким, желая подчеркнуть родовитость, уселся рядом с хозяином замка. Государев человек Семен Зализа, защищая царский статус, уселся по другую сторону, и Кузнецову приходилось разговаривать с председателем клуба "Черный шатун" через их головы:
– Ну, как устроились, рассказывай?
– Нормально вроде. Вот, Семен Прокофьевич, – Зализа с достоинством кивнул, – место нам на Суйде отвел. Построились мы там, хозяйством обзавелись, две мануфактурки небольшие поставили, по выдувке стекла и выделке бумаги, летом хотим еще пороховую мельницу организовать. Половина мужиков там осталось, работают. А вы как в замке оказались? Давайте, про себя рассказывайте.
– Ну, что, – Витя отхлебнул из кубка и вальяжно откинулся в кресле. – Как от вас откололись, Сашка наш, Великий Магистр, сюда нас повел. Говорил, небольшая фогтия, людей мало, рыцарей мало. Мы при оружии и доспехах, неплохих по здешним меркам. Вот и примут. А получилось малехо наоборот: рыцари как врюхались, что мы русские, решили разоружить да и продать куда-нибудь на сторону. Ну, Сашка лапки кверху задрал. Они, говорит "великие ливонские рыцари", раз так решили, надо смириться и подчиниться. Но тут эти засранцы еще и баб наших лапать начали. Неля, вон, даже из баллончика кому-то прыснула. Они за мечи схватились, ну и мы тоже. Короче, порубили мудаков в капусту, и сели в замке. Великий Магистр наш приссал, что Орден за них мстить примчится, и свалил куда-то, а мы остались.
Он наклонился вперед, отхватил ножом от косули большой кусок ляжки, зажевал, запил вином и продолжил:
– Но мстить никто не пришел. Прискакали пару раз какие-то придурки. Штук десять, кого-то спрашивали. Мы их на хрен послали, и все. Правда, поначалу нас и вправду воевать ходили, но не сюда, а деревни дальние пограбить. Ну, крестьяне к нам жалиться прибежали, мы мозгами пораскинули, мечи-доспехи напялили и пошли к соседям "в войну играть".
Кузнецов мечтательно закатил глаза.
– Добрели до соседа, в Тюрскую комтурию, но деревни трогать не стали, а прямо к замку. Запалили ему бордель. Рыцари, знаешь ли, для своих блядей избы прямо к стене пристраивают. В общем, запалили бордель, покидали факелов в окна, стали двери рубить, щитами прикрываясь. Через пару часов хозяева сами из окон заорали, что сознают свою ошибку, больше не будут и даже отступного чуть не кило золота отсыпали. Мы пару дней отдохнули, и к другому соседу в гости… Короче, Костя, бардак во всей этой Ливонии полнейший, даром, что немцы заправляют. Мы, блин, целую фогтию захватили – а всем по барабану. Законы все, как у нас: пришел рэкет, обложил всех, как захотел. Пришел другой, дал первому по голове, и сам всех обложил, вот и вся конституция. Особо крутые мэны самих бандитов обкладывают, чтобы по мелочам не распыляться. Королевская власть называется.
– Здесь же Орден? – удивился Росин.
– Вообще тут ни хрена нет! – отмахнулся Витя. – Может, когда и было, но не сейчас. Никто на нас даже цыкнуть не рискнул. Приходили письма, в поход нас собирали. Мы их на херь послали, и ничего, умылись. Орденский оброк в своей фогтии отменили – и тоже съели. Церковную десятину отменили – только один попик ныть приходил, да и то как-то вяло.
– Немцы, что возьмешь, – презрительно хмыкнул боярин Батов. – Завсегда трусоваты были.
А внимательно слушавший рассказ Зализа нервно сгреб свою бороду в кулак и сильно подергал, хотя вслух ничего не сказал.
– В общем, мы как в тему въехали, – продолжил Кузнецов, – сразу стали и стрелки забивать, и границы раздвигать помалеху. В конце концов, раз попали в такую струю, так чего не оторваться? Мы ведь в рыцари с самого начала шли, чтобы мечом помахать, кровь разогреть. Короче, слабаки они тут все. Драться всерьез никто не хочет, вызовов не принимают, сразу извиняются, деньгами откупаются. В общем, соседей мы на место поставили, часть крестьян ихних себе увели, девок мужикам набрали. Не аскетов же им теперь остаток жизни изображать? Нижний зал легкими загородками на комнаты разбили, по паре на каждого. А то раньше тут только фогтий отдельную комнату имел, остальные вповалку спали. А теперь все чин-чинарем. Нормальное рыцарское семейное общежитие получилось. Только фогтий с дамой сердца отдельно в башне ночуют.
– А кто фогтий? – не сразу сообразил Росин.
– Как кто? – снова расхохотался Витя и по всему было видно, что новой жизнью он несказанно доволен. – Я!
Он размахнулся и от всей души грохнул кулаком по столу:
– Я, Виктор Кузнецов, ливонский рыцарь, по праву питерского происхождения и крепкого меча есть единственный фогтий Сопиместкой провинции! На том стояла, и стоять будет русская земля.
Глава 6
Осада
Когда Фрол увидел россох перед сожженным мостом, он понял все. Про рыцарей Сопиместкой фогтии уже почти год ходили самые дурные слухи. Сказывали, что у воинственных служителей Господа окончательно помутился разум, и они начали рубиться с соседями с неуместным безумием, на битвы идут со смехом, законов более не блюдут, изгнали от себя как честных католических служителей, так и лютеранских еретиков, целибата не соблюдают, но и с женами не венчаются. Если в набег на замок епископа пришли именно они, то становилось понятно и кощунственное разграбление служителя церкви, и то, что уходили они не в сторону Руси, а на запад, и кровавое бешенство, с которым они то дрались за бревна на болотной тропке, то вдруг бросали все и уходили прочь.
И все-таки командир дерптских сотен не стал поворачивать в дурные земли сразу, а остановил войско на отдых, отправив за реку только малый разъезд. Всадники вернулись к вечеру, сообщив, что никаких следов русских разбойников на дороге не обнаружили, а потому на рассвете Фрол первым повернул коня на узкую ухоженную дорогу.
Вскоре по сторонам от скачущих рысью воинов потянулись к небу темные дымы.
– Предупреждают… – недовольно пробормотал епископский телохранитель, пришпоривая жеребца.
От тракта до замка сопиместкого фогтия было всего шесть миль. Если поторопиться, то даже предупрежденные об опасности хозяева не успеют толком подготовиться к отражению нападения.