Однажды в Королевстве Польском Фролу довелось подойти к шляхтскому замку в тот момент, когда хозяева были на охоте. И вернулись они прямо в объятия обложивших укрепление ландскнехтов. Хотя… Если епископа грабили именно сопиместкие рыцари – к осаде они наверняка подготовились заранее.
Начальник стражи еще наддал коню хлыстом, отрываясь далеко вперед от своего отряда и, проскакав мимо густого яблоневого сада оказался ввиду замка.
Резиденция местного фогтия немногим уступала по размерам замку дерптского епископа. Сложенная из темно-красного кирпича, она прикрывалась единой двускатной крышей из покрытой мхом черепицы. Фасад, смотрящий в открытое поле, украшала круглая башня со множеством бойниц, с каменными зубцами и пустым флагштоком наверху. Как и в доме епископа, над узкими бойницами на высоте полутора человеческих ростов шел ряд широких и высоких окон, забранных толстыми стальными прутьями.
– Эй, вы, в замке! – прогарцевал он в паре сотен шагов перед запертыми воротами. – Если вы немедленно вернете господину епископу его скакунов, певунью и прочее добро, взятое в его замке, и заплатите тысячу талеров отступного, то господин епископ смилостивится и простит ваш набег!
– Да пошел ты в задницу! – крикнули из бойницы. – Повесь своего епископа себе на яйца, и крась на пасху! Вали, пока цел!
Фрол, не дожидаясь, пока кто-нибудь начнет стрелять, повернул коня и отъехал на пару сотен шагов, спешился. Он не очень надеялся на согласие сумасшедших рыцарей вернуть добычу, но изложить условия мира следовало обязательно. После начала осады фогтий наверняка призадумается, что выйдет ему дороже – упрямо держаться за награбленное, или лишиться своих деревень, которые будут разорены ищущими поживы кнехтами, потерять замок и многих из своих воинов. Наверняка уже через неделю он захочет поторговаться и снизить сумму отступного, а если осада пойдет удачно – то согласится и на отступное.
Начальник епископской стражи не знал, как подступаться к лежащим на дороге и ощетинившимся мушкетными стволами деревьям – но уж замки ему приходилось обкладывать не один раз.
– Латоша, Кирилл, – начал он быстро и четко отдавать распоряжения подошедшим воинам. – Возьмите полусотню, ступайте в деревню, что на том конце поля. Разбейте там сараи, дома разберите и несите бревна сюда, будем осадную сену ставить и флешь к воротам вести. Алексей, возьми два десятка дерптских латников, ступай в лес и свалите хорошее дерево для тарана. Притащите сюда, обтешите его на виду, пусть фогтий знает, что мы не шутим. Эрнст, вы с рыцарями и их кнехтами обойдите замок и станьте дозором с той стороны, дабы тайными ходами местные крестоносцы пользоваться не могли и вестников каких не послали.
Усталых лошадей наконец-то расседлали и пустили пастись в сад. Как ни хотелось Фролу потравить местные поля, но на них еще не появилось ни ростка, и коняги не испытывали желания бродить по пустой пашне. Латники бродили между снятых вьюков, разминая затекшие ноги, кое-кто уже начал развязывать походные сумки. Среди прочих сидел на поставленном на землю седле дерптский епископ, сверля замок ненавидящим взглядом. Начальник стражи подумал было подойти к нему, доложиться о начале осады, но ноги как-то не понесли. Отказались приближаться к правителю приозерных земель, и все! Словно волны исходящей от ограбленного священника ярости хлестали, минуя сознание, прямо по обутым в толстые юфтовые сапоги конечностям, наполняя их страхом.
– Неудачный поход, – тихо пробормотал себе под нос телохранитель. – Половину людей и коней уже побило, три десятка насмерть убило. Как проклятие какое-то над нами. И еще эти мушкетоны…
Ему уже приходилось мчаться в атаки на польские ручницы и они не произвели на ливонца особого впечатления: стреляют шумно, но близко, доспеха не пробивают. Лук страшнее – стрела с граненым наконечником с двухсот шагов насквозь прошить может, да и стреляет лучник не в пример быстрей и сноровистей. И огненно-свинцовые смерчи на узких лесных тропинках оказались для него настоящим шоком – после них среди пошедших в атаку воинов не оставалось почти ни одного целого. И хотя доспехи от смертельных ранений спасали, счет раненым каждый раз шел на десятки.
Впрочем, лесные тропы остались позади, а ныне перед ним стоит обычный провинциальный замок. И взять его можно без особых потерь – дело привычное. Сперва подвести косую стенку, которую ни один мушкетон, и даже арбалет пробить не сможет, потом поставить толстый навес перед воротами, дабы сверху на голову воинам никто ничего сбросить не мог, вынести под навес таран, и расколотить ворота. Неделя-другая – и они окажутся внутри.
* * *
– Господин фогтий, дымы! – ворвался в залу пожилой воин. – Опять с юга!
– Вот как? – Кузнецов уселся в постели, тряхнул гудящей после вчерашнего обеда, затянувшегося далеко за полночь, головой, потом решительно откинул одеяло и подошел к окну.
– Что там? – Неля из-под одеяла вылезать не стала, но голос ее звучал тревожно.
– Два дыма, – Витя зевнул. – То ли конные, то ли много очень народу идет. Ну да ладно, посмотрим. Никодим, буди гостей. Наверняка они хвост привели. Помнится, даже говорили про что-то вчера… – он опять зевнул. – Не помню.
Фогтий начал торопливо одеваться. Оставшаяся после двадцатого века одежда успела обтрепаться – на добытые у соседей "откупные" деньги рыцари "Ливонского креста" купили новую, и теперь ничем не отличались от прочих дворян своего времени: снизу льняные рубахи и тонкие шерстяные чулки, которые привязывались к рубахе шнурками; сверху – бархатные, суконные, парчовые кафтаны, дублеты, манто. Женщины получили настоящие баскиньи и вестидо – и теперь на любом историческом фестивале могли бы смело претендовать на приз за аутентичность наряда. Причем довольны оказались не только три дамы, провалившиеся в прошлое вместе с фестивалем, но и местные сервки, взятые рыцарями в наложницы – они и в тайных мечтах не могли представить, что когда-нибудь станут носить богатые дворянские платья.
– Ты спи, Неля, – успокоил Кузнецов женщину, и перекинул через плечо перевязь с мечом. – Заварушка еще не скоро начнется.
Когда он спустился в зал, где вместо стоявших днем столов было насыпано сено, в котором гости и ночевали, те поднялись уже почти все. Видать, известие о появлении неизвестного отряда встревожило их куда сильнее, чем обитателей замка.
– Ну что, "шатуны", – хмыкнул фогтий. – Рассказывайте, кто тут за вами гонится?
– Я же тебе вчера говорил, – поморщился Росин, ощупывая лоб, – дерптский епископ украл племянницу Игоря Картышева. Мы ее отбили, и теперь за нами гонятся его прихвостни.
– Сколько?
– Думаю, боярин, сотни две епископ послал, – подал голос Зализа.
– Всего? – хмыкнул Кузнецов. – Пожмотился епископ, недооценивает. Полтора десятка ваших ружей, да несколько луков и наших арбалетов, да полсотни мужиков. Мы же их в порошок сотрем!
– У дерптского епископа воины умелые, – покачал головой опричник. – С земли взятые, да в монастырях обученные. И рыцарей не меньше десятка. Правда, зимой большинство из опытных воев мы повыбили, но многие еще остались.
– Ерунда, – отмахнулся Виктор. – Каменную стену никакой опыт не заменит. Мы в крепости, они на улице. Мы русские, они немцы. Мы с ружьями, а здесь по замках я даже пистолета захудалого ни у кого не видел. Нет у них никаких шансов. Нуль голимый. Еще и пленников возьмем, а потом выкуп потребуем.
Росин только головой покачал – вот уж не думал, что обычный слесарь способен так быстро превратиться в матерого пса войны.
– Эй, вы в замке! – послышался голос с улицы.
– Вот и гости подоспели, – кивнул фогтий. – У вас пукалки-то заряжены? Небось по полчаса заряд запихивать надо?
– За пару минут управляемся, – обиженно наморщился Костя, забирая от стенки свой мушкетон. – Чай, не от сохи в армию пришли. Подстрелить конного?
– Да пошел ты в жопу! – заорал Кузнецов, и тут же спохватился: – Извини, Костя, это я не тебе. Повесь своего епископа себе на яйца, и крась на пасху!
– Вали пока цел! – добавил азартно подпрыгивающий у соседнего окна Миша Архин.
– Стреляй, – разрешил Витя, но всадник уже успел отъехать далеко в сторону.
– В следующий раз, – Росин привычным движением достал пороховницу и обновил затравку на полке.
Из окна было видно, как из-за яблоневого сада непрерывным потоком выхлестывает конница и растекается перед замком.
– Егор! – заорал Виктор. – Клепатник, ты где?!
– Здесь, господин, – оказывается, слуга вместе со всеми спал в зале, на сене в углу.
– Егор, поднимай мужиков, пусть вооружаются. И мое железо принеси… – Кузнецов прищурился в окно. – Поножи не надо, за ноги тут никто кусать не станет. Только кирасу с юбкой и наплечники. И шлем.
Преследователи пока еще только расседлывали коней, раскладывали на земле упряжь, однако было видно, как прискакавший первым всадник, активно жестикулируя, отдает приказы.
– На деревню показывает, с-сука, – с посвистом выругался фогтий. – Разорят деревню, мужики наверняка все барахло попрятать не успели. Да и сюда, за стены никто не прибежал.
– Так война ведь, – пожал плечами Зализа. – Завсегда деревни в первую голову разоряют.
– Это пусть чужие разоряют, – зарычал Кузнецов. – А меня эти мужики кормят. Я им "крышу" крою! Стало быть, всяким проходимцам на их добро зариться не дам.
– И что делать? – спросил Росин.
– На веревку привязать. Чтобы начальник ихний каждый меч при себе держал и от лагеря не отпускал.
Но пока перед замком происходило обратное: пришельцы дробились на небольшие отряды и деловито расходились в стороны.
– Ну, мужики, – выдохнул Витя, надевая принесенную Клепатником кирасу и стягивая боковые ремни. – Вы их за собой притащили, стало быть вместе и отдуваться будем. Их там чуть больше полусотни перед замком осталось. Сейчас ворота отворим, и все разом по ним вдарим. Тогда ваш епископ быстро все войска в один кулак соберет. Побоится, что перебьем по частям.
– Ну наконец-то! – с облегчением стукнул по стене кулаком Григорий Батов. – А то все бегаем, и бегаем. Я уж забыл, как саблю из ножен вынимать! Заскучалось ей, кровушки попить просит.
– Сейчас все выпьем, – Кузнецов закрыл наруч вокруг предплечья и затянул ремень. – Ну, пошли вниз.
* * *
– Вылазка! – первым заметил опасность один из молодых кнехтов, пришедших с кавалером Эриком из Сепалы.
Фрол выругался – уж очень неудачный момент выбрали крестоносцы. Лагеря еще нет, укреплений никаких, воины разбрелись – а из ворот уже выбегают плотным отрядом рыцари, среди которых он отметил и ратников в русских доспехах, и мушкетеров. Краешком сознания он успел удивиться: обычно стрелки в бою не участвуют, уходя в тыл сразу после залпа и расчищая пространство для копейщиков или конницы, но раздумывать было некогда – расстояние между атакующим отрядом и лагерем стремительно сокращалось.
– Сюда! Все сюда! Все в строй! Копья в первый ряд! – он сам подхватил с земли чью-то пику, которую спешившийся всадник с собой носить не стал, призывно поднял руку: – Сюда! Все сюда!
За то время, пока осажденные преодолевали четыре сотни шагов от ворот до лагеря, перед разбросанными седлами и тюками выросла прочная, ощетинившаяся копьями и пиками стена в три ряда глубиной и двадцати шагов шириной.
И тут произошло нечто вовсе дикое и невероятное: атакующие замедлили бег, остановились в двадцати шагах от строя и подняли свои мушкетоны. Фролу показалось, что самое меньшее три ствола, несущих неумолимую смерть смотрят точно ему в лицо, и еще мгновение – все, его не станет. Он во всех подробностях видел каждый восьмигранный кованный ствол – сразу три! Видел, как слабеньким, еле заметным дымком курится заправленный в замок фитиль, как замок начал медленное движение вперед и вниз, к насыпанному на полку пороху…
– А-а-а! – у епископского телохранителя просто подогнулись ноги и он медленно и плавно повалился вниз, но еще у многих и многих десятков кнехтов близость смерти, такая ее ясная видимость и ощутимость породила одно желание – бежать! И они, бросая копья, ринулись назад, сбивая с ног тех, у кого хватило воли устоять на месте, глядя будущему в глаза, или просто зажмуриться, встречая неизбежное и надеясь на Господа. – А-а-а!
Ба-бах! – словно сам Дьявол сделал выдох над его спиной, и в следующее мгновение Фрол вспомнил самое главное, что за множество прошедших на службе лет стало главным смыслом его существования:
– Господин епископ! – он вскочил, загребая пальцами землю, побежал вперед, стремясь спасти, увести с собой, закрыть своим телом правителя церковных земель. – Господин епископ!
Дерптский епископ сидел на том же седле, и в той же позе, в какой оставил его телохранитель и взирал на сцену побоища с полным безразличием. Спокойствие правителя подействовало на Фрола, как опрокинутая на голову кадушка с ледяной водой. Он устыдился всплеска возникшего глубоко в душе ужаса, и желание бежать со всех ног, волоча за собой господина моментально улетучилось. Он выпрямился, развернулся и встал перед господином с обнаженным мечом, теперь действительно готовый сражаться за него до последней капли крови, умереть, но не отступить ни на шаг.
Но на него никто не нападал. Крестоносцам и затесавшимся в их ряды русским вполне хватало жертв в виде в ужасе улепетывающих кнехтов, которых они с радостью били в спины, подсекали ноги, дотягивались кончиками мечей и сабель до соблазнительно беззащитных шей.
Кое-где, правда, воины начинали приходить в себя, разворачиваться и отбиваться. В двух местах рыцарям даже удалось собрать вокруг себя небольшие отрядики и придать им подобие строя. Но на отряды крестоносцы и их стрелки не нападали, вступая в схватки только с одиночками, да и то не со всеми.
Фрол с облегчением увидел, что из-за замка спешит на помощь поставленный в наблюдение отряд, а от леса бегут отправленные за тараном воины – но крестоносцы уже отступали, пятясь спиной и держа наготове оружие. Еще немного – и тяжелые, толстые дубовые створки замкнулись, укрыв собой завершивших вылазку ратников. Все. Теперь о случившемся напоминали только залитый кровью лагерь, да скрючившиеся тут и там тела. Войско дерптского епископства потеряло еще три десятка человек, не считая раненых, способных ходить. А значит… Значит, у него под рукой остается всего две полноценные полусотни против пятидесяти осажденных крестоносцев. Из этих ста воинов он должен выделить людей на обложение – поставить за замком хоть один отряд, который станет следить, чтобы осажденные не получали вестей, продовольствия, чтобы не выбрались с дальней стороны на тайную вылазку. Должен выделить фуражиров, которые разойдутся по ближним деревням в поисках продовольствия для войска, должен выделить строителей на флеши, должен выделить отряд прикрытия, который не позволит осажденным сделать вылазку и перебить строителей, а заодно разрушить возводимую ими стену. И только отряд прикрытия должен составлять не меньше ста воинов – иначе бешенные крестоносцы ничего не убоятся и все равно выйдут и перебьют строителей.
– Нам нужно подкрепление, господин епископ, – громко признал Флор. – Хотя бы две полусотни. Иначе мы ничего не сможем сделать.
– Вам ничего не нужно, – хмуро ответил правитель.
– Нужно еще две полусотни, – повернулся к нему начальник стражи. – Этого будет достаточно, чтобы провести правильную осаду, обложить замок и подвести флешь и таран. Мы возьмем замок за две-три недели. Самое большее – за месяц.
– Вы никогда его не возьмете, – покачал головой дерптский епископ. – Вам никогда не победить этих людей, смертный. Ни через месяц, ни через год, ни через столетия. Будь вас хоть сто, хоть тысяча, хоть сотни тысяч. Вам никогда не удастся победить этих людей. И я даже не уверен, что вам удастся их просто убить, – правитель встал. – Прикажи оседлать мне коня, я возвращаюсь в замок. Потом снимай осаду и уводи войско.
– Но, господин епископ, – оглянулся на замок Флор. – Я могу стоять здесь лагерем, не выпуская их из замка, могу разорить их деревни. Им не удаться столь малыми силами отогнать нас не смотря на все хитрости. А когда подойдет подкрепление… Еще хоть пару сотен воинов…
Правитель поднялся с седла, и в недоумении огляделся, не видя оседланного скакуна.
– Латоша! – рявкнул начальник стражи, поняв, что священник не желает ничего даже слушать. – Коня господину епископу! Позвольте выделить вам охрану, мой господин?
– Нет.
Снятие осады не потребовало много времени. Епископские воины собрали и перевязали раненых, оседлали коней, привязали им на спины убитых. Вскоре после полудня последний из отъезжающих всадников придержал коня и бросил последний взгляд на непокорный замок.
Эрих де Салки вспомнит это взгляд восемнадцать лет спустя, когда, оставшись в результате Ливонской войны нищим и бездомным, он поддастся на приглашение принца Морица Оранского и вступит в нидерландскую армию – наемником. Командуя полутысячным отрядом кулевринщиков и двумя сотнями копейщиков, де Салки окажется на пути пятнадцатитысячного корпуса маршала Тюрена – и на протяжении двух недель станет изматывать испанцев непрерывными защитами легких фашинных укреплений и отходами на новые укрепления до начала решительной рукопашной схватки. И когда принц приведет на помощь кулевринщикам десятитысячный корпус конницы, усталый испанский маршал предпочтет уйти из Нидерландов без боя.
Часть вторая
Кровь с молоком
Глава 7
Лобицкая вязь
Едва последняя из епископских лошадей, взмахнув хвостом, скрылась за изгибом дороги, как по замку прокатилась волна радостных воплей:
– Есть! Мы сделали их! Турнули гадов!
– Ну, что я говорил! – фогтий с силой хлопнул Росина по плечу. – Один хороший штыковой удар способен разом вправить мозги любому европейцу. Клепатник! Вина! Сегодня мы гуляем…
Замковые слуги принялись отгребать к стенам сено и укладывать дощатые столешницы обратно на козлы, Несколько молодых девушек – видимо, те самые наложницы, о которых рассказывал Кузнецов – внесли кувшины. Как всегда на Руси – главное, чтобы было что выпить. А уж с закуской как-нибудь обойдемся.
– Ну, мужики, – Витя сам набулькал себе, Росину, Зализе и еще нескольким ближайшим соседям полные кубки. – За победу!
– За победу! – Костя выпил, с грохотом поставил опустевший кубок на столешницу. – Будут знать, как русских девок воровать!
– Одно мне странно, – крякнул, чуть картавя, от окна Игорь Берч. – Как так получается, что мы здесь всех лупим в хвост и гриву, а на юге как раз сейчас татары русские деревни грабят, девок в полон продают, на витязей наших палки кладут?
– Ну, не знаю, кто и что у вас кладет, – скрипнул зубами Зализа. – А вот я вот этой самой рукой пятерых татар к их богам уже отправил. Шустрые они, как тараканы, и вертлявые. Поймать их трудно. Сцапают добычу, как отвернешься, и тикать. Но коли порубежный разъезд татар заловит – ни один не уйдет, то я вам голову на отсечение даю!
– Тараканы, это беда, – покачал головой Кузнецов, заглянул в пустой кувшин, удивленно приподнял брови, сграбастал соседний, удовлетворенно кивнул и принялся разливать вино: – Ну, мужики, за Россию, за Русь Великую!