– У-у… – пискнула она, подпрыгнула и повисла у него на шее. Вообще-то, Картышев понимал, что именно этого она и добивается, но все равно – радости такой не ожидал.
– Жалко, Росин в Москве, – хмыкнул он, запуская пальцы в волосы выбранной навеки жены. – Останется холостяком.
* * *
– Чего ему от нас нужно? – Костя с непониманием осмотрел собравшихся в небольшой палате с расписными стенами бояр и нескольких женщин, в обязательных кокошниках, длинных пышных юбках и коротких душегрейках. Каждый раз, когда он видел торжественно одетых бояр, у него возникало ощущение, что наступила зима. Хотя Росину и в рясе из тонкой шерсти было жарковато.
– Государь видеть желает, насколько здоров ты после мук перенесенных, – заученно повторил Андрей Толбузин.
– Он что, доктор? Осматривать станет?
Из распахнутых наружу окон лилось яркое солнце, освещавшее два сундука и высокий, витой бронзовый подсвечник, составлявшие все убранство палаты. Да и была она, судя по всему, просто проходной комнатой: двери с одной стороны, двери с другой.
– Настя, складку у шеи поправь, натирает, – повернулся Росин к боярыне Салтыковой, и та запустила свои тонкие прохладные пальчики к нему под ворот.
– Государь Иван Васильевич следует! – распахнулись обе двери, и бояре торопливо выстроились рядком от стены до стены. Толбузин, потянув Костю за собой, приткнулся в общий ряд.
Правитель появился слева. От шубы, похоже, государю удалось отвертеться, но шитый золотыми нитями кафтан царедворцы ему все-таки надели. В сопровождении двух монахов и какого-то знатного, судя по одеждам, князя, олицетворяющий Русь паренек прошел до середины палаты, остановился:
– Ведомы мне ваши заботы, бояре, – обратился он сразу ко всем. – Указал я ныне в Поместный приказ земли путивльские в поместья раздать. Мыслю, дети ваши еще до зимы ввозные грамоты получить должны, и к весне мои дачи под свою руку принять.
– Благодарствуем, государь, – принялись кланяться бояре.
– Ябеду твою, боярыня Алевтина, – шагнул дальше царь, – в Поместном приказе со всем тщанием и прилежанием изучили, и крамолы в деяниях воеводских не нашли.
Женщина молча поклонилась, перечить не рискнув, но и не благодаря.
– А ты, Константин Андреевич, – миновав Толбузина, остановился Иван. – Как руки твои? Одеяния все монашеские носишь?
– Да вроде шевелятся уже… государь, – ответил Росин. – Слабость только сильная. А ряса удобной больно одеждой оказалась. Особенно, когда пальцам с застежками всякими не совладать.
– А руки, мною взамен твоих даденные, как? – широко улыбнулся наделенной государственной властью паренек.
– Хороши… – признал, смутившись, Росин, а стоящая рядом Анастасия густо покраснела.
– У тебя боярин живет? – приподнял кончиками пальцев подбородок женщины царь и пытливо заглянул ей в глаза.
– У меня, государь…
– Невенчаным? Грех это, – правитель отпустил Анастасию и обернулся к сопровождающим его монахам: – Повенчать сегодня же…
После чего милостиво кивнул склонившейся в поклоне женщине, остолбеневшему Косте и пошел дальше. Двери закрылись, явление царя народу закончилось. Бояре, загалдев, двинулись к выходу, оставив хлопающего глазами Росина, его "руки" и Андрея Толбузина в палатах.
– А… А если я не хочу? – выдавил Костя.
– Что ты, Константин Андреевич? – всплеснула руками Настя. – Воля же государева!
– Тык… Это… Как так?
– Милость царская, Константин Андреевич, – одернул его Толбузин. – Ты чего?
– Я… А я? А меня спросить? – хлопал ртом, словно вытащенная на берег рыба, Росин.
– Ты, боярин… – Толбузин оттащил его немного в сторону и горячо зашептал в самое ухо: – Да ты обезумел, боярин! Царь же тебе не девку, он тебе все добро ее отдает! Дачи новые под Новгородом, имение у Твери, поместья под Тулой и Смоленском, казна богатая, дома в Москве и Варшаве. Ну, не нравится баба… – боярский сын покосился на Анастасию. – Ну, не нравится, в монастырь опосля отправишь. А добро-то, царской волей даденое… Никто покуситься не посмеет.
– Как это, в монастырь? – еще больше возмутился Росин. – Настю в монастырь? Как у тебя язык повернулся, после всего, что она для меня…
– Истинно умом помутился, – тряхнул головой боярский сын Андрей. – Ее же не отнимает никто, ее тебе в жены дают.
– А нас спросили? – он обогнул Толбузина, приблизившись к боярыне: – Ты что делать собираешься?
– Воля государева… – слабым голосом ответила та.
– Мы к моим, на Каушту рвануть можем. Там скумекаем чего-нибудь. В лес уйти. Я теперь опыта набрался, в любой чаще с удобствами обустроиться смогу, и от шантрапы всякой отбиться. Или в Америку свалить. Ее только-только обживать начинают.
– И повенчаться тайно, – добавил из-за спины Толбузин. – Ты себя-то слышишь, безумец? Ты от кого с боярыней бежать собрался? Вас государь волей своей и так вместе оставляет!
– Я под чужой волей ходить не привык, – огрызнулся Росин. – По своим желаниям жить хочу, по своему выбору жениться.
– Ужели так противна я тебе, Константин Андреевич? – обиженно шмыгнула носом боярыня.
– Да не в этом дело, Настя, – продолжал бушевать Росин. – Почему за нас кто-то решает?
– Не слушай его боярыня, – жалостливо вздохнул Толбузин. – Жар у него, и разум помутился. Видать, от радости.
– Да я…
– Государь, отец наш милостивый, – сухо произнес боярский сын, положив тяжелую ладонь Росину на загривок и крепко ее сжав, – в заботах непрестанных о детях своих, дарует тебе, недостойному, добро немалое, а боярыне Анастасии, одной оставшейся, в лице твоем, опору и защиту от невзгод жизненных. И коли ты, Константин Андреевич, от болезни своей еще не отойдя, понять этого не способен, то я об исполнении воли царской позабочусь, и в храм тебя самолично отведу, и на вопросы батюшки за тебя отвечу. И дурак ты, боярин, изрядный, коли милости от кары отличить не способен: вот что тебе, Константин Андреевич, скажу.
– Руку убери, больно.
– Это хорошо, что больно, – злорадно улыбнулся Толбузин, усиливая нажим, и в такт нажимам начал приговаривать: – Государь к тебе милостив, милостив, милостив, а ты, грубиян, даже поклониться ему побрезговал.
– Отпусти его, боярин, – попросила Анастасия. – Болезный он.
– А может, и вправду, – отпустил боярский сын Росина, – пойдешь, кинешься царю в ноги? Отважен Константин Андреевич, коли крамолу чрез муку остановить решился, но безроден ведь? Где же это видано, чтобы служивому человеку родовитую боярыню в жены отдавали? Проведу я тебя. Где государь, знаю. Рынды меня пропустят…
– Я думаю, глупо выглядеть станет, – подал голос Росин, – если Настя сама себе кольцо одевать станет. Я ведь не смогу.
– Понимать хитростей твоих и недомолвок не желаю, – сурово вымолвил Толбузин, отгораживая от него боярыню. – Прямо отвечай: принимаешь ли волю царскую всем сердцем и животом своим, или мысли иные в душе держишь?
– Ты хоть соображаешь, Андрей, – поморщился Росин. – Что пути мне назад после этого уже не будет. Вообще никуда назад: ни домой, ни в Каушту, никуда? Ну как так сразу?
– Ничего разуметь не хочу, – стоял на своем Толбузин. – Прямо ответь: волю царскую принимаешь, или хитрости собираешься измышлять?
– Что ты меня ломаешь, как хребтом через колено?
– Прямо отвечай.
– Ну, в этом во всем…
– Нет, прямо мне ответь, Константин Андреевич, принимаешь волю государеву, или не желаешь ее над собой иметь? – Толбузин отвел руку назад, и задвинул Анастасию себе за спину.
– Ты меня еще на дыбу повесь.
– Надо будет, повешу!
– Не боюсь я ее. Прошел уже.
– Я знаю, – кивнул Толбузин. – Так принимаешь волю государеву?
– Принимаю.
– Принимаешь? – похоже, боярский сын и сам не ожидал, что упрямый собеседник сдастся. – Сердцем и животом?
– И сердцем, и душой, и жизнью. Отдай Настю и перестань тянуть из меня жилы.
– Перекрестись! – продолжал сомневаться Толбузин.
Росин красноречиво опустил глаза себе на руки, и боярский сын спохватился:
– А, ну да… – он отступил, все еще неуверенно посмотрел на Росина, на боярыню. – Так я к Селивестру сейчас схожу, спрошу, где и когда венчать вас станем?..
– Ступай.
– А вы?..
– Мы здесь подождем.
Толбузин потоптался еще немного, потом вышел. Росин попытался согнуть руку в локте, но осуществись желание смог только наполовину.
– Ладонь мне подними, Настя. Щеки твоей хочу коснуться.
Женщина с улыбкой подняла ладонь и прижалась к ней щекой.
– Я про все это в справочниках и учебниках читал, – продолжил Костя. – Осадить, оженить, к месту привязать. И всегда дикостью и варварством считал. А на себе попробуешь… – он усмехнулся, – нормальная жизнь получается. И даже вполне удачная. И сюзерену действительно благодарен, и честно служить готов. Хорошо, что мы с тобой встретились.
– Воля государева…
– Все ты "воля", да "воля". А я тебя просто любить буду. То есть, не так. Я люблю тебя, Настенька, больше всего на свете. И очень тебя прошу: выходи за меня замуж. Ты согласна?
– Да.
Вечером на Москву обрушился дождь. Плотный, густой ливень, водопадами скатывающийся с крыш, превращающий ручьи в полноводные реки, а немощные улицы – в глинистое, грязевое месиво.
Впрочем, по скользкой глине запряженные цугом сани скользили только лучше, а потому свадебный поезд быстро домчал молодых до огороженного частоколом двора и они торопливо метнулись из-под кожаного навеса саней под крышу крыльца. Дворня что-то закричала, но из-за шума дождевых струй разобрать слова было невозможное.
– С Богом, – благословил, не выходя в грязь, спины супругов монах. – Дождь-то какой, боярин.
– Ништо, – с улыбкой отмахнулся Толбузин. – Им ближние дни из почивальни выходить ни к чему. Пусть льет, хлеба поднимает. Хорошее лето выдалось. Спокойное.
Подходил к концу семь тысяч шестьдесят второй год от сотворения мира, именуемый немытыми схизматиками тысяча пятьсот пятьдесят третьим. Мирный год – потому, как слабые наскоки Ордена и Литвы с Польшей, занятых своими спорами, без труда отбили порубежники и местное ополчение, весьма удачно ответные визиты нанеся. Впрочем, на западных границах для Руси соперников давно уже не существовало, как и на восточных, где, пользуясь мирным временем, стрелецкие рати удачно замирили взбунтовавшихся было после ухода Казанского ханства под Русь удмуртов и башкир. Присягнули Руси по воле своей, безо всякого царем принуждения, сибирский хан Едигер, черемисы и черкесские князья. Вяло сопротивлялось малочисленным, но сильным духом отрядам воеводы Пронского-Шемякина ханство Астраханское, и внимание Руси приковывало теперь необъятное Дикое Поле, по весне колышущееся волнами высокой сочной зелени, заливаемое, словно кровью, алыми головками тюльпанов – и к концу года превращающееся в сухой ровный стол, по которому катаются из края в край белые шарики верблюжьей травы.
Именно из этого зеленого моря накатывали черными штормовыми валами орды жадных крымских татар, захлестывали Русь – разбиваясь, как о камни, об остроги и крепости, обтекая города, обращаясь в прах при столкновении с отрядами кованной конницы, и отлынивая назад, снося вместе с собой все то, чего не успели жители спрятать за крепостные стены или укрыть в непроходимых чащобах: людей, скотину, старую рухлядь и нестареющее золото. И как ни хвалились татары своей удалью, как не угрожал турецкий султан страшной карой всем, кто руку на его крымских союзников поднимет, но Русь от близости и алчности этой стихии начинала уставать.
Глоссарий
Биогаз – описанная технология проста и доступна, и иногда используется в западных фермерских хозяйствах. Основной проблемой для ее использования в Средние века можно считать то, что вонь от фекалий как топливо никогда не воспринималась.
Большой наряд – так на Руси назывались артиллерийские части как в крепостях, так и в полевой армии.
Братина - русский шаровидный сосуд 16–17 веков для питья на пирах "на всю братию". Изготавливался из дерева, меди, серебра, золота.
Бурак – сосуд из бересты, туес, туесок.
Витальеры (братья-витальеры) – объединение пиратов Балтийского (опорный пункт – остров Готланд), позже Северного (остров Гельголанд) морей.
Воевода – военачальник, совмещавший административную и военную функции. Это слово появилось в 10 веке и часто встречается в летописях. До 15 века оно обозначало либо командира княжеской дружины, либо руководителя народного ополчения. В 15–17 веках так именовали командиров полков и отдельных отрядов. В 18 веке указом Петра I звание "воевода" было отменено. Помимо чисто военного чина, были и городовые воеводы. Это звание, или скорее должность, появилось в 16 веке. Люди, носившие его, были правителями города.
Вошва – так на Руси называли нашитый на одежду для украшения лоскут аксамита, бархата или тафты в виде четырехугольника, круга или чего-то еще, в зависимости от фантазии портного. Вошвы вышивались золотыми, серебряными, шелковыми нитями, украшались дробницами, жемчугом и драгоценными каменьями.
Гарнизон - воинское подразделение, расположенное в населенном пункте или крепости. В средневековых дворянских замках всей Европы в мирное время гарнизон редко превышал полтора-два десятка человек, а если господин отправлялся куда-то со свитой – то и эта численность заметно уменьшалась. Даже в военное время счет защитников замка средней руки шел на десятки и редко доходил до сотни воинов.
Горлатная шапка – шапка, сшитая из горлышек какого-либо пушного зверя, например соболя.
Государев человек – человек, подчиняющийся лично государю и выполняющий его указы. За время безвластия (Иван Грозный ступил на престол в возрасте трех лет и, естественно, долгое время не мог являться реальным руководителем) русское дворянство привыкло к бесконтрольности и вело себя наподобие польской шляхты. В 1550 году царь Иван учредил личную тысячу, в которую вошло 6000 вольных людей всех званий, каковая и стала выполнять исконно дворянские обязанности: нести воинскую службу и осуществлять административно-управленческие функции. "Тысяча" подчинялась лично государю, оприч прочих, зачастую враждебно настроенных руководителей. Позднее, начиная примерно с 18 века, этих людей начали называть опричниками.
Государево тягло – налоги.
Гроверные кольчуги – кольчуга, собранная для фестиваля или ролевой игры из обычных гроверов, что кладутся под болты, дабы они не отворачивались. Хотя аутентичным доспехом этого назвать нельзя, однако подобная кольчужка выдерживает выстрел из пистолета Макарова.
Дача – это дача. То есть, земельный надел, данный царем. Например, для строительства загородной виллы (как это делал Петр), или обеспечения призывного контингента в ряды кованной рати (как это делал Иван Грозный). От современных дач царские отличаются тем, что нередко давались вместе с деревнями и рабочими людьми.
Жребий – так на Руси называли крупнокалиберную дробь, забиваемую в пищаль.
Изюмский шлях – на протяжении веков крымские татары ходили в набеги на Русь по шести основным дорогам – шляхам. Близ Оскола проходил Изюмский шлях, причем на землях, дарованных братьям Батовым, к нему примыкали еще Муравский, Ново-Кальмиусский и Кальмиусский шлях.
Камиза (камиса) – нижняя одежда с длинными рукавами. В 16 веке -женская рубашка с длинными рукавами, из дорогого тонкого белого полотна. Кружева и сборки на ней появляются примерно на полвека позже.
Китай-город – город, обнесенный китайской стеной. Стена состояла из поставленных бок о бок кит: срубов, заваленных для устойчивости камнями и засыпанных землей. Отсюда название стены – китайская. Что интересно, страна за Великой Китайской стеной, стоявшей на пути русских путников, тоже называется Китаем.
Клевец – боевой топор с узким клювообразным клинком и молотковидным обухом, предназначенный для пробивания особо толстых доспехов. Распространен на Руси с глубокой древности и вышел из употребления только в концу 17 века.
Кокошник – старинный головной убор замужних женщин, в основном праздничный – на твердой основе в форме гребня.
Колонтарь – доспех без рукавов из двух половин, передней и задней, застегивавшихся на плечах и боках латника железными пряжками. Каждую половину от шеи до пояса составляли ряды крупных металлических горизонтально расположенных пластин, скрепленных кольчужным плетением. У пояса прикреплялась кольчужная сеть – подол, спускавшаяся до колен. Спинные пластины колонтаря делались тоньше и меньше грудных.
Колосник – решетка в топке печи, сквозь которую зола высыпается в поддувало.
Костыч – будничный короткий сарафан.
Кухня (во дворе замка) – средние века, во избежание пожара, кухни всегда ставились отдельно от прочих строений, во дворе замка или крепости. Поскольку повар постоянно имеет дело с огнем – мера далеко не излишняя.
Куяк – пластинчатый доспех. Изготавливался путем нашивания прямоугольных или круглых металлических пластин на кожаную или суконную основу. Куяки изготовлялись с рукавами и без рукавов, могли имели полы, как у кафтана.
Лойма – лодка, достаточно большая, чтобы вместить десяток человек, но не очень крупная, поскольку лоймам удавалось проходить к Неве через мелководный Финский залив. Более точных данных о ее внешнем виде и устройстве у современной науки нет.
Мальчишка безусый – на момент описываемых событий Ивану Грозному было 23 года. Останавливал бегущих ратников на улицах Казани он в 21 год, вел кованную конницу в атаку на осадивших Тулу татар – в 19.
Мирские дела (монастырей) – в 16 веке монастыри занимались не только землепашеством, но и печатали книги, промышляли рыбу и зверя, производили сукно и даже лили пушки! По сути, это были разносторонние коллективные хозяйства, на божьем промысле отнюдь не зацикленные. В начале века там мужчины и женщины даже вместе жили!
Наперсток (лучника) – усилие натяжения боевого лука достигало 100 кг, поэтому так просто, двумя пальчиками тетиву было не оттянуть. В Европе тетиву оттягивали двумя согнутыми пальцами, средним и указательным, между которыми помещалась стрела. При этом рука защищалась от порезов специальной перчаткой. На востоке тетиву оттягивали большим пальцем, который придерживался от разгибания средним и указательным. При этом палец защищался специальным наперстком.
Начетник – можно сказать, что начетником называли замкового завхоза, ведавшего, помимо прочего, сбором податей с принадлежащего господину населения и распределением повинностей.
Нежить:
Анчутка – злой дух, бесенок, обитающий в болоте, имеет крылья. Помощник водяных и болотных. Еще его называют беспятым или беспалым. Хромота – одна из основных примет нечистой силы.