После цитаты из еще не родившегося великого Леонида Филатова Любаша расхохоталась. Видимо я попал в самую точку.
- Вот сидят такие как он, кушают и рассуждают о некоем абстрактном благе всего человечества, а не о конкретном благе для жителей России. При этом совершенно непонятно, кто для масона Котляревского есть русский человек?
Для меня русский - это прежде всего пролетарий-рабочий и трудяга-крестьянин, их голодные и холодные дети, жены и престарелые родители. Котляревский и иже с ним ориентируются на десять процентов сытого населения этой страны, которые в свою очередь смотрят на Европу, как на мать родную, каждое слово ловят. Я думаю о девяноста процентах голодных, которые составляют подавляющее большинство жителей этой страны. Можете сказать кто из нас прав, Любовь Владимировна?
Кудрявцева ответила не сразу.
- Уже не знаю, Лев Давидович. Но не может же быть все вот так плохо? Ведь во всех газетах и журналах писали, что Россия к 1914 году вышла в мировые лидеры по многим показателям.
- Этого никто и не отрицает, милая моя.
- Я не ваша милая, Лев Давидович.
- Хорошо, будете "чужая и противная", - Любаша прыснула от смеха. - Люба, если сравнивать с другими странами и с показателями 1875 года, то, конечно, куда-то мы вышли. Вот только куда и зачем?
- Я не очень вас понимаю, Лев Давидович.
- Любовь Владимировна, за последние пятьдесят лет численность крестьян только в Европейской части России выросла более чем в два раза. С пятидесяти до ста трех миллионов человек, при общей численности населения - сто сорок-сто пятьдесят миллионов. Если посмотреть на тот экономический рост, о котором вы мне говорите, со стороны десяти-пятнадцати процентов населения этой страны, к которым относится, профессор Котляревский, кадеты, эсеры, дворянство, интеллигенция и буржуазия, то рост конечно есть. Посмотрев на эти же показатели в пересчете на душу населения, то есть на каждого жителя Империи, мы получаем полную профанацию. Богатые стали еще богаче, а бедные еще беднее.
Если я не прав, то, что же вызвало революцию? Или вы, Любовь Владимировна, думаете, что люди с жиру бесятся, а царя я сам с трона скинул?
- Я не задумывалась о происходящем с этой стороны, Лев Давидович, но сейчас мне кажется, что вы в какой-то мере правы.
- В какой-то мере? - я улыбнулся. - Люба, вы знаете, какой вой подняли либералы, после того как Антон Павлович Чехов опубликовал свой рассказ "Мужики"?
- Я читала, что этот рассказ - ужасная неправда. Чехов все написанное выдумал, он хотел очернить все российское крестьянство этим рассказом.
- Антон Павлович в некоторой степени утрировал происходящее. Не такие уж вечно пьющие русские мужики. Скорее всего, эту деталь он добавил для усиления эффекта от повествования. Для того чтобы убедиться в правдивости Чехова, достаточно поехать в любую самую обычную деревню и посмотреть на то, как живут вечно голодные люди. На эту тему также полезно почитать словарь Брокгауза и Эфрона.
По их данным, после голода 1891 года, когда голодали 29 губерний, Нижнее Поволжье постоянно страдало от голода. В течение последних 18 лет Самарская губерния голодала 8 раз, Саратовская - 9. За последние 40 лет наиболее крупные голодовки были в 1880 году (Нижнее Поволжье, Санкт-Петербургская, Псковская, Новгородская, Олонецкая и часть новороссийских губерний). Затем 1885 год (Новороссия и часть нечерноземных губерний от Калуги до Пскова). Далее, вслед за голодом 1891 года, наступил голод в 1892 году в центральных и юго-восточных губерниях, голодовки 1897 и 1898 годов были примерно в том же районе.
Теперь нынешний век. Голод 1901 года в 17 губерниях центра, юга и востока страны. В 1905 году голодали 22 губернии, в том числе четыре нечерноземные - Псковская, Новгородская, Витебская и Костромская. В 1906, 1907, 1908 и 1911 годах голодали преимущественно восточные, центральные губернии и Новороссия.
Кто и когда считал крестьян, умерших во время голода? Вы когда-нибудь слышали о дворянах, помещиках или интеллигенции, пухнущей от голода до Революции?
Кудрявцева задумалась и отрицательно покачала головой, отвечая на мой вопрос.
- Никогда не слышала о таких случаях, если честно.
- Я тоже не слышал, а для российских крестьян - это обычное дело даже в урожайные годы. Как вам, Люба, такие показатели?
- Это просто ужасно! Как такое могло быть, Лев Давидович?
- Очень просто. Мы сравниваем себя со странами Европы, которые живут за счет своих колоний и всего остального мира. Посмотрите на Францию, Англию. Даже у Италии есть колонии. Экономические показатели европейских стран не учитывают, что громадное количество ресурсов поступает извне, но почему-то считается, что это продукт, произведенный внутри, например, в Англии или Франции. Тот момент, что в Индии, Индокитае, Китае или в Африке из-за европейцев голодают и умирают миллионы людей, вроде как не в счет. Как никто и никогда не сможет подсчитать количество негров-невольников, вывезенных из Африки на плантации Нового Света и умерших от непосильного труда или английских крестьян, которые буквально вымирали из-за "огораживания". Овцы-то важнее. Российская элита переняла стиль отношения к простым людям у англосаксов, которые всегда больше внимания уделяли своим овцам.
Еще одна беда в том, что нашим, доморощенным мироедам, кроме своего народа грабить больше некого, вот и стараются они русских крестьян в статистику не включать, чтобы показатели не портить. В Европе же не принято считать ограбленных и закабаленных рабов со всего мира.
В 1904 году Николашка со товарищи попытались выбиться в колонизаторы - не получилось. Получилась Русско-Японская война. Вот и продолжают поступать в Россию все ресурсы из нее же.
Как известно, сытый голодному не товарищ. Он ему господин. Так и доигрались. Стоит ли удивляться, Люба, тому, что сейчас с господами делают? Особенно, если понимать, откуда ноги растут.
- Все-таки странно, Лев Давидович… Все говорят, что Империю развалили большевики и немцы, которые большевикам заплатили.
- Люба, эти "все", о которых вы говорите, пытаются сейчас сами для себя найти оправдания и хотят по старинному русскому обычаю на кого-то свалить свою вину. Им даже не очень важно на кого. Главное - найти крайнего и повесить на него всех собак.
Большевики, которых уже сейчас принято обвинять во всех смертных грехах, здесь ни при чем. Как бы странно это ни звучало.
Людьми в своей стране надо было заниматься, а не морить голодом и грабить свою же страну, для того чтобы по Парижам разным кататься и лезть как затычка во все и вся европейские дырки. Вы же читали пьесы Чехова, Люба?
- Конечно, читала, Лев Давидович. Только он мне не очень нравится. Слишком жалок, как мне кажется.
- Жалок, говорите? Не согласен. Скорее убийственен в своей правдивости и публицистичности. По сравнению с Чеховым душевнобольной Достоевский просто отдыхает со своими "Бесами", например. Антон Павлович рассказывает о том, как убивают русскую душу, а не копается со смаком в грязном белье как Федор Михайлович.
К примеру, в своем "Вишневом саду" Чехов удивительно точно описал ситуацию с парижскими катаниями. Наглядно показал - смотрите, вы все такие. А в "Мужиках" сказал - смотрите, а они вот какие. Прочтите, внимательно рассказ, в нем есть героиня, которая с ненавистью смотрит на помещика и его семью. Сейчас эта ненависть голодных достигла своего пика и не просто выплеснулась кипятком через край. Весь котел опрокинулся. Получается в итоге, что не такой уж бессмысленный и беспощадный русский бунт, как его товарищ Пушкин описывал, если смотреть на него не с дворянско-интеллигентской стороны, а с позиции обычного крестьянина. Просто так, как известно, даже кошки не родятся.
- Тогда получается, что мы сами во всем виноваты, Лев Давидович?
- А кто же еще, кроме нас самих, Любовь Владимировна? Довели людей, а теперь вместо того чтобы посмотреть в корень проблемы, разобраться и решить вопросы, подавляющее большинство дворянства, буржуазии и интеллигенции нашли виноватых в виде партии большевиков и продолжают заниматься тем, что делали до, да и после революции, болтают о каком-то "всеобщем благе". Ты людей перестань голодом морить, дай им хлеб, землю, волю, медицину, образование нормальный уровень жизни и болтай себе всем, чем захочется.
Кстати, Лев Николаевич Толстой в своих описаниях жизни русских крестьян конца прошлого века очень точен. Нет никаких оснований не верить ему. Лев Николаевич в своих путевых заметках пишет, что богатым считается крестьянин, семья которого может дожить на урожае этого года до урожая следующего. Таких крестьян, по свидетельству Толстого, примерно двадцать процентов, у остальных восьмидесяти, свои запасы заканчиваются уже к декабрю.
Лев Николаевич даже попытался указать нам всем путь, по которому необходимо идти. Сам надел рубаху и пошел в народ, пахал, сеял и писал для детей сказки. Разве не так, Любовь Владимировна?
- Так, Лев Давидович, но Толстой вернулся к себе в усадьбу и продолжил писать романы.
- А что ему оставалось делать? Ни он, ни я, ни вы, ни даже профессор Котляревский не сможем выдержать крестьянского быта хоть сколько-нибудь продолжительное время. Это не под силу ни эсерам, которые традиционно заигрывают с крестьянством, ни кадетам-заговорщикам, ни дворянам, ни интеллигенции. Вытерпеть это могут только русские крестьяне. Поскольку мы с вами не способны к жизни в таких условиях, нам остается только попытка улучшить уровень жизни этих людей. Мы не можем спуститься до их уровня, по этому пути попытался идти Лев Николаевич, не получилось. У нас тоже не выйдет, мы просто погибнем. Ваш жених тоже к таким условиям не приспособлен. У вас есть жених, Любовь Владимировна?
- Вообще-то есть, Лев Давидович, - девушка задумчиво посмотрела на меня.
- А как его зовут?
Кудряцева какое-то время помолчала.
- Никак. Это совершенно неважно, Лев Давидович.
- Но я же не могу называть его "никаком", - Любаша рассмеялась после этих слов. - Должно же быть какое-то обозначение для этого юноши. Он, наверное, офицер? Красивая форма, погоны,… Что еще нужно девушкам?
- Пусть будет "юноша в погонах", если вам, Лев Давидович это так важно.
Я засмеялся.
- Да, Люба. Хорошо же вы относитесь к вашему жениху. Надо же. "Юноша в погонах". Он тоже в заговоре участвует?
Кудрявцева вздрогнула после этого вопроса. Она подняла голову и посмотрела на меня. В ее глазах появились слезы, а губы слегка подрагивали.
- Так вы все знаете, Лев Давидович?
- Все, да не все, Любовь Владимировна, но много, - я пристально смотрел ей в глаза, внимательно фиксируя ее мимику.
- Почему же тогда заговор до сих пор не разгромили?
- Хороший вопрос, Люба, - я прошелся вдоль стола, прежде чем ей ответить. - Во-первых, кадеты еще ничего и не сделали толком, чтобы их громить. Во-вторых, есть еще надежда на то, что одумаются и займутся делом. Разгромить-то можно. Работать некому. Кадров нет. Вы предлагаете уничтожить предпоследние кадры и остаться с последними? Кто делом заниматься будет? Опять одни большевики? Так нас очень мало.
Вопрос не в том, что этих людей не устраивает то, что делают большевики. Им на это плевать. Их не устраивает то, что они сами не у Власти. Главная претензия - мы бы сделали лучше. Так не делали же.
Кудрявцева внимательнейшим образом внимала моим словам. Я продолжил.
- Или кадеты уже сделали что-то такое, за что их пора громить?
Любаша не ответила на мой вопрос. По ее щекам потекли слезы.
- Люба, давайте сейчас об этом не будем. Я же не могу вставить свои мозги ни кадетам, ни профессору Котляревскому, ни вам или вашему "юноше в погонах". Все зависит только от вас самих. Я могу заставить, но не хочу этого делать. Почему я должен за вас думать и принимать решения? У нас свободная страна. Я могу вам помочь, но только в том случае, если вы сами, Люба, захотите помочь себе. Думайте. Захотите все мне рассказать - милости прошу. Не захотите - значит не судьба.
Не хватало еще, чтобы вы подумали, что я заставляю вас предавать и доносить на кого бы то ни было. Бог его знает, чем все для вас закончится. Нет у нас, у меня времени на мелочи отвлекаться. Вылезут кадеты или эсеры с каким-нибудь заговором - будем выжигать каленым железом. Не вылезут - и Карл Маркс с ними. Людей надо кормить и страну поднимать. Мне помощь нужна, а вы все в игры играете, как в первом классе гимназии. Нашли тоже время, - я вздохнул и с обреченным видом взмахнул рукой. - Лучше бы вы замуж вышли за своего жениха, Любовь Владимировна. Странный он у вас какой-то. Вы такая красивая девушка, умная, милая, добрая, а он шляется где-то, непонятно о чем думает. Я бы на вас женился не раздумывая, Любовь Владимировна.
Люба посмотрела на меня сквозь слезы и улыбнулась.
- Так вы же женаты, Лев Давидович.
Я посмотрел девушке прямо в глаза и заявил.
- Ради вас, Люба, я, лично - развелся бы. Только скажите. В тот же день и час.
Раньше я думал, что покраснеть еще сильнее, чем было до этого момента, Любовь Владимировна не сможет. Я ошибался.
- В общем, сделаем так, милая. Захотите мне все рассказать про заговор кадетов - придете и расскажете. А сейчас я лучше продолжу надиктовывать статью, Любовь Владимировна. Иначе не знаю, чем все это может закончиться. Я начинаю забывать о Революции и тонуть в ваших прекрасных глазах, - я улыбнулся. - Вы готовы записывать дальше?
Кудрявцева кивнула, и я продолжил диктовать.
Примерно через час мы закончили. Не успел я замолчать, как в дверь постучался Глазман, который принес срочную телеграмму Сталина о положении на Пермском фронте. Я отпустил стенографистку, взяв с нее обещание, что вечером она принесет мне уже готовый, напечатанный текст. Как оказалось девушка умеет не только стенографировать, она еще и курсы машинисток недавно закончила.
Когда Люба вышла, я ознакомился с посланием Иосифа Виссарионовича, после чего приказал секретарю отослать копию телеграммы комфронта Каменеву и начал собираться на митинг.
***
Вечером она сама пришла ко мне и со слезами рассказала о заговоре кадетов. Сначала рассказала, а потом и написала о том, что профессор Котляревский один из заговорщиков и активных участников организации "Национальный центр". Любаша знала, что заседания происходят преимущественно на квартире профессора Н. К. Кольцова и в его кабинете в Научном институте. Среди тех, кто принимает участие в работе "Национального центра" - С. А. Котляревский, О. П. Герасимов, С. Е. Трубецкой, Муравьев, Фельдштейн и Кольцов.
Люба владела не очень большим объемом информации о самой организации, но о том, что у заговорщиков есть серьезная военная организация, знала. После того как Кудрявцева оформила свои показания в письменном виде, я сам их зашифровал и, вызвав Глазмана, приказал срочно переслать шифровку Дзержинскому и соединить меня с ним по прямому проводу после того, как он получит послание.
Через некоторое время меня соединили с Феликсом Эдмундовичем. Мы поговорили с ним по поводу заговора и договорились, что он будет держать меня в курсе дела. На вопрос Железного Феликса, кто такая Любовь Кудрявцева, я ответил, что это молодая, заслуживающая доверия революционерка, которая, осознав значимость происходящего, по собственному почину выдала заговорщиков, поэтому я взял ее на работу к себе, стенографисткой, так как она опасается мести со стороны кадетов-заговорщиков.
- Хорошо, Лев Давидович. Пускай она у тебя в поезде поработает. Все под присмотром будет, - Дзержинский, если и подумал о чем-то, то мысли свои оставил при себе.
- Еще один момент, Феликс Эдмундович.
- Слушаю, Лев Давидович.
- Я думаю, что кадеты своей сетью опутали не только Москву, как показывает Кудрявцева, но и Питер. Знает она действительно немного, но я думаю, что в Петрограде просто должна быть организация заговорщиков, связанная с московскими кадетами. Феликс Эдмундович, извини, что лезу в твою епархию, но момент очень важный и ответственный.
- Нормально, Лев Давидович. Всегда готов тебя выслушать и принять твой совет. Есть еще мысли по этому поводу?
- Мысли-то есть. Думаю, что вполне возможно не обошлось без английской и французской разведок. Немцам сейчас не до того, а эти что-то затихли, но английский флот сейчас на Балтике, да и чехи - часть французской армии.
- Вполне возможно, Лев Давидович, что это мы их не видим, но это не означает, что англичан или французов нет. Думаю, что есть и, скорее всего, это англичане. Спасибо за твои мысли и Кудрявцевой своей передай революционную благодарность от председателя ВЧК. Будем работать.
На том мы распрощались с Железным Феликсом.
Любаша ждала моего возвращения и результатов разговора с Дзержинским. Когда я вошел, она поднялась из кресла. На ее лице были слезы.
- Лев Давидович, что же теперь со всеми с ними будет?
- Товарищ Дзержинский разберется в ситуации и отделит настоящих врагов от запутавшихся. Думаю, что скоро все закончится. Ничего такого уж страшного не случится. Как в Писании сказано, что каждому воздастся по делам его, так и ВЧК отделит зерна от плевел.
- А что же будет теперь со мной? Я же предала Дело Революции. Меня расстреляют?
- Любушка, ну что вы, право слово? Ничего дурного с вами не будет. Я поговорил с Феликсом Эдмундовичем и он согласился со мной, что для вас будет лучше остаться работать в моем поезде. Опасаться мести со стороны заговорщиков тоже надо. Дзержинский просил поблагодарить вас от своего имени, как председатель ВЧК. Любаша, вы так помогли нам всем. И потом, я же не могу вас просто выбросить на первом перроне, как нашкодившего котенка. Тем более, вы такая умная и красивая девушка. У вас прекрасная чистая душа. Вас просто сбили с нужного пути, и вы ни в чем не виноваты.
Девушка опять заплакала. Я принялся ее успокаивать…
Успокоил только под утро.
Точно пора разводиться с женой Троцкого. Теперь можно.
Глава 2
11 января 1919 года.
Железная дорога Златоуст-Челябинск.