В 10 верстах от Челябинска.
Мой поезд двигался к Челябинску. Каменев уже доложил о боях на окраинах и в самом городе. Командующий фронтом, так же как и Фрунзе, постоянно держал меня в курсе происходящего.
Как оказалось, у колчаковцев на челябинском направлении после Златоуста вообще отсутствовали какие-либо оборонительные позиции. Боеспособных частей на пространстве между двумя городами тоже не было. Белогвардейцы собрали все, что возможно для удержания Челябинска, где были расположены все тыловые учреждения Западной армии: склады, мастерские, запасные части, все собственное хозяйство армии. В городе было сосредоточено большое количество продовольствия, оружия, боеприпасов, паровозов и подвижного состава.
В самом городе на стадии формирования находились две дивизии для Западной армии. Кроме того, колчаковцы мобилизовали и поставили в строй всех, кого только смогли найти, включая легкораненых и больных. Насколько смогли, создали оборонительные позиции и укрепили город.
С запада в Челябинск стекались отступающие в беспорядке остатки частей Западной армии, Уфимской и Волжской групп. Из отступающих частей формировались более-менее боеспособные батальоны, которые и занимали оборону на подступах к городу.
Командование колчаковцев решило не только удержать Челябинск, но и попытаться вырвать инициативу из рук большевиков, с расчетом, по-видимому, на полный разгром красных. Вероятно, в Ставке Колчака не смогли в должной степени оценить угрозу наступления, так как генерал-майор Лебедев вместо того, чтобы начать планомерный отход к Кургану, отдал приказ контратаковать красных у Челябинска и полностью их уничтожить. Сложно сказать, что это было. Полное непонимание обстановки или жест отчаяния? Скорее всего, и то и другое, но иначе, как авантюрой, действия Лебедева назвать было сложно.
Связь с Омском была прервана и в Ставке белогвардейцев только примерно догадывались о действительном положении дел. Диверсионные группы чекистов уже вторую неделю вовсю орудовали на направлениях Челябинск-Курган и Екатеринбург-Курган - резали и снимали провода, подрывали и разбирали железнодорожные пути, уничтожали телеграфы на станциях. Сколько-нибудь достоверной информации о численности и мощи наступающих красных в штабе Ставки Колчака не было. Действовали как Бог на душу положит. Генерал-майор Лебедев направил из Омска для обороны Челябинска Сибирскую дивизию. Дивизия имела дефекты по составу и техническому оснащению, но на общем фоне считалась боеспособной. Кроме того, начальник генштаба Колчака почему-то рассчитывал на Уральскую группу, которая фактически существовала только на бумаге. Несмотря на это ей поставили обычные для группы задачи, не учитывая, что в ее составе нет, не то что дивизии, а и полка не наберется.
С моральным настроем белых было не лучше. Солдаты отступавших частей говорили о несметных полчищах большевиков, лавиной хлынувших на Уфу. Большими проблемами для оборонявшихся стали дезертирство и переход частей на сторону большевиков. К примеру, Башкирский корпус практически в полном составе перешел на сторону красных и после небольшой проверки был отправлен в район Стерлитамака для прикрытия флангов наступающей группировки от возможного удара казаков из района Оренбурга. Корпус не только прикрыл южный фланг Южной Ударной группы, но и своим появлением на направлении Стерлитамак-Оренбург создал угрозу для Оренбургской армии. Оренбург оказался фактически в полукольце красных частей. В городе объявили мобилизацию, но теперь казакам приходилось думать о том, как и куда отходить в случае наступления большевиков на город, а не о том, где им удобнее атаковать.
Как бы там ни было, план генерала-майора Лебедева был принят и утвержден Колчаком. Приказ о контрнаступлении был отдан, и его надо было исполнять, используя для этого Западную армию и последние резервы.
План сражения белогвардейцев был таков. Центр должен удерживаться вблизи города, а оба фланга перейти в решительное наступление. Штаб Западной армии отправил свой эшелон на станцию Чумляк, а командующий армией с частью штаба перебрались в город. Такой переход для непосредственного управления войсками был бы хорош, если бы заранее была установлена связь с боевыми группами и все знали, где кто находится и что им делать. Кроме того, у колчаковцев практически не было резервов, чтобы влиять на исход боя и обеспечить себя от случайностей.
Когда передовые части Четвертой армии под командованием Фрунзе утром 11 января подошли к городу, они нарвались на сильный огонь. Тактика обороны белых была весьма простой и действенной, ее использовали еще каппелевцы, отступавшие в ноябре-декабре к Уфе.
Снег был очень глубок и не допускал на большом расстоянии движения вне дорог. Части красных подпустили к окраинам города на расстояние действительного огня, где их заставили огнем развернуться в глубоком снегу и залечь. Морозы стояли сильные, поэтому выдержать такое лежание долго было нельзя, а продвигаться вперед очень трудно.
Большевики начали отход, который сопровождался большими потерями, так как артиллерия колчаковцев яростно преследовала огнем отступающих. С началом отступления передовых частей Четвертой армии колчаковцы пошли в атаку. Кое-где они добились успеха, но частичного. Решительного успеха не было, да и не могло быть.
Михаил Васильевич Фрунзе, несколько расслабившийся после молниеносного взятия Златоуста и быстрого преодоления уральского хребта, моментально собрался и ударил по атакующим колчаковцам всей мощью. К 14:00 11 января Сибирская стрелковая дивизия белых полностью потеряла боевое значение, а большая часть ее солдат сдалась в плен. Уральская группа к этому времени окончательно значилась только на бумаге.
Перемолов ударные части белых Фрунзе, по указанию Каменева, нанес удар не по центру обороны колчаковцев, а на их правом фланге и сумел ворваться в город, выйдя в тыл дивизиям, обороняющим центр позиций белых. Солдаты почти сформированных резервных дивизий начали самовольно оставлять позиции, разбегаться и сдаваться в плен. Некоторые части в полном составе переходили на сторону красных. Фактически это уже был разгром. Тот же самый глубокий снег, который затруднял атакующие действия красным, теперь мешал белогвардейцам перегруппировать силы или организовать планомерный отход.
Только что я вернулся после, наверное, последней проверки готовности Омской группы. Все было готово. Единственным изменением в составе группы стал еще один состав - путеукладчик с ремонтниками и три платформы с рельсами и краном к первому составу с бронедрезинами. Это было предложение Сталина, который отметил, что было бы полной глупостью остановиться по дороге из-за разобранного пути и думать о том, где найти ремонтную бригаду и пару рельсов. Я с ним согласился и еще несколько таких поездов были предоставлены в распоряжение Южной ударной группы.
Все чекисты Дзержинского были ли на месте и усиленно готовились к акции. Товарищ Тер-Петросян прибыл еще 6 января вместе с последними чекистами из Москвы. Он очень быстро вник в суть предстоящей операции и последние пять дней сидел вместе с чекистами над планами и схемами Омска, внося какие-то коррективы в план. "Старому" экспроприатору было виднее, что и как делать.
Вся компания не спеша, продвигалась к Челябинску следом за частями Четвертой армией и не своим ходом. Экономя ресурс паровозов, эшелоны тянули старые добрые "овечки".
***
Когда я вернулся в вагон и уселся пить с мороза чай, Глазман принес мне шифрограмму Дзержинского. Феликс Эдмундович закодировал сообщение известным только нам кодом, поэтому мне предстояло заниматься расшифровкой самому. Секретарь сказал, что кроме этого послания есть еще одно, намного большее по объему, закодированное обычным шифром и шифровальщик как раз сейчас занимается им. Оторвавшись от чаепития, я занялся шифрограммой.
Железный Феликс сообщал мне, что профессор Котляревский был арестован через два часа после получения моей информации и сразу же допрошен чекистами. Как самый настоящий либерал и интеллигент, Сергей Андреевич моментально "раскололся" до самой своей глубины и рассказал все, что он знает и даже немножко больше. К утру 11 января в ЧК обладали всей доступной профессору полнотой информации о заговоре кадетов. Кроме Котляревского были сразу арестованы и другие, упомянутые Кудрявцевой, лица. Все эти люди, составлявшие цвет российской науки, принялись усердно "топить" друг друга. К несказанному удивлению Дзержинского, искавшего ниточку к заговору, чекисты нашли ни много, ни мало, а целое Правительство Новой России. Кроме этих говорунов, у заговорщиков из "Национального центра" действительно была вполне боеспособная военная организация, в которую входило несколько сотен человек. Аресты участников уже начались. Некоторые при аресте оказывали сопротивление, но с этим чекисты справлялись. Кадеты готовили восстание в Москве, кроме того, имели налаженную связь с заговорщиками в Петрограде и штабами белогвардейцев.
Самым интересным моментом было наличие "Национального центра" в Петрограде, но, как клялись Котляревский со товарищи, к созданию организации в Питере, они отношения не имели. Возникал вполне резонный вопрос - кто же тогда ее там создал? Именно этот вопрос и задавал мне Дзержинский в своем послании. Также он сообщал мне, что переслал мне текст допроса профессора Котляревского для ознакомления и просил почитать. Феликс Эдмундович сообщал мне, что по его мнению, взгляд чекистов может быть "замылен". Железный Феликс в послании сетовал на то, что людей у него очень мало, после того как была сформирована группа для "экса" в Омске, а работы у них неимоверно много. По этой причине Дзержинский переслал мне текст допроса профессора Котляревского и просил его посмотреть, чтобы попробовать найти выход на организацию в Петрограде.
"Хорошо, что Феликс обратился ко мне с этой просьбой. Зная некоторые детали заговора Дюкса, можно аккуратно, не выдавая себя, навести чекистов на этого англичанина и его организацию. - Я вернулся за стол и продолжил пить чай, размышляя о телеграмме Дзержинского. - Главное - построить непротиворечивую систему доказательств, опираясь на показания Сергея Андреевича. Надо хорошенько припомнить все, что мне известно о Поле Дюксе и его заговоре".
Я начал вспоминать детали.
Дюкс, оперативный псевдоним ST-25, был одним из активнейших сотрудников английской разведки, работал в России до 1917 года, ненадолго был отозван в Лондон. В ноябре 1918 года переброшен на территорию России, переодетый в крестьянскую одежду. Затем, снабженный поддельным удостоверением, превратился в сотрудника Петроградской ЧК. Сумел легализоваться и стал выдавать себя за английского социалиста, приехавшего в Советскую Россию якобы для сбора материалов с целью пропаганды в Англии необходимости признания Советской республики.
ST-25 поддерживал постоянную связь с резидентурой английской разведки, обосновавшейся в Териоках, откуда информация пересылалась в английское консульство в Гельсингфорсе. Оттуда информация уходила через английского консула в Стокгольме, в Лондон.
Этот несостоявшийся дирижёр проявив незаурядный талант разведчика, за короткий промежуток времени организовал в Петрограде, Кронштадте, Пскове и ряде других городов Северо-Западной области разветвленную шпионскую сеть. Свою агентуру англичанин вербовал главным образом из среды бывших царских офицеров, занимавших руководящие посты в Красной армии и на флоте. Связь со своей довольно многочисленной агентурой руководители заговора поддерживали при помощи ряда конспиративных квартир.
Английский шпион вошел в тесный контакт с заговорщиками из кадетского "Национального центра".
В той, предыдущей истории, при разгроме кадетов, летом 1919 года, был арестован ряд участников организации Дюкса, но сам он не был обнаружен.
- "В тот раз его сразу не достали. Надо постараться, чтобы он в этот раз не ушел. Сволочь империалистическая", - подумалось мне.
Имен и адресов я на память точно сказать не мог. Сумел вспомнить, что в организации Дюкса была то ли кадетка, то ли эсерка Петровская. Вроде бы, она же была и английской шпионкой из его дореволюционной резидентуры. Вспомнил про радиосвязь через радиостанцию какого-то острова. Это, скорее всего, к флотским. Летчики опять же к Юденичу летали, но это было несколько позже.
- "Ну да, ладно. Как-нибудь расплету я этот клубок", - думал я, прихлебывая чай.
Чай мне наливала Любаша. Пустячок вроде, а приятно.
Минут через тридцать мне принесли расшифровку допроса профессора Котляревского и я, отослав Любу, принялся внимательно ее читать.
По показаниям Сергея Андреевича, "Национальный центр" был создан Центральным Комитетом кадетской партии, и большинство его членов были членами партии кадетов. Сам ЦК партии кадетов, продолжавший существовать и после отъезда многих видных его членов из Москвы, стоял несколько в стороне от деятельности "Национального центра" и его военной организации.
Тем не менее, организация, основой которой была идеология и тактика партии кадетов, энергично готовилась к вооруженному восстанию в Москве.
Центр тяжести политики и работы партии кадетов переместился в новое, казавшееся более жизнеспособным политическое образование.
Из показаний профессора Котляревского следовало, что после своего образования "Национальный центр" в 1918 году вошел в контакт с московскими военными антибольшевистскими группами. Эта связь имела чрезвычайно конспиративный характер и велась вначале только через двух членов организации - Н.И. Астрова и Д.Н. Шипова, которые докладывали о результатах своей работы на заседаниях лишь в общих чертах.
После отъезда Астрова и ареста Шилова все контакты "Национального центра" с военной организацией вел лично Н. Н. Щепкин, через которого осуществлялись контакты и с заговорщиками в Петрограде. В результате проведенной работы "Национальный центр" сумел подчинить себе военных и таким образом получил в наследство от распавшегося "Правого центра" летом 1918 года военную организацию.
Эта организация имела ячейки во многих частях только что созданной в то время Красной Армии. У заговорщиков была связь со штабом Алексеева на Кубани и они поддерживали отношения с представителями союзников в России. В июле-августе 1918 года главное ядро организации в Москве было ликвидировано и рассеяно известной регистрацией офицеров.
Однако к концу 1918 года организация военного заговора вновь ожила и начала активную вербовку в свои ряды целого ряд новых сторонников. В конце 1918 года в распоряжении "Национального центра" была создана довольно значительная конспиративная военная организацию с централизованным руководством и широкими разветвлениями в разных военных учреждениях Красной армии. Она получала название "Штаб Добровольческой армии Московского района". Возглавил военных бывший генерал Стогов, кандидатура которого была одобрена "Национальным центром". "Добровольческая армия Московского района" была хорошо подготовлена, имела оружие, даже артиллерию и представляла собой кадр будущего корпуса. Штабом были выделены начальники, командиры дивизий, полков, бригад, рот, батарей и так далее.
По выработанному плану штаба, Москва была разделена на секторы, во главе которых стояли начальники. Была выделена особая часть связи, имевшая в своем распоряжении автомобили, мотоциклеты из разных автобаз и гаражей, преимущественно военных. В распоряжении заговорщиков было также несколько броневиков из броневой школы при ГВИУ, некоторые преподаватели которой также были вовлечены в заговор. Разрабатывался детальный план вооруженного восстания в Москве. Предполагалось овладеть мощными московскими радиостанциями, сообщить всем частям Красной армии на фронты о падении Советской власти, внести тем самым замешательство в ряды красноармейцев и открыть фронт армиям Деникина и Колчака. Субсидировалась военная организация на средства, получаемые преимущественно от Колчака.
Я несколько раз перечитал показания Котляревского, но зацепок на Дюкса найти не смог. Это было не странно, так как Сергей Андреевич был просто не в курсе подобных деталей. Да и не нужны они ему были. Нужны были показания Щепкина и его курьеров, но в настоящий момент они еще не были арестованы. Тем не менее, у заговорщиков была ахиллесова пята - связь. Поэтому я решил посоветовать Дзержинскому, обратить особое внимание на бывших офицеров флота в Кронштадте, а также на летчиков, связистов, самокатчиков, на всех кто имеет доступ к радио и телеграфу.
Пока я размышлял над шифрограммами, присланными Железным Феликсом, и составлял ответ со своими рекомендациями на них, пришло телеграфное сообщение от Фрунзе, в котором Михаил Васильевич сообщал, что Челябинск занят Красной армией. Дивизии, державшие центр обороны города, прекратили сопротивление и сдались в плен, тем самым, открыв город на направлении главного удара большевиков. Отдельные небольшие части и группы колчаковцев пытались вырваться из города в направлении на Екатеринбург. Это был единственный путь к отступлению, после того как красные перекрыли путь отступления на Курган, выйдя на восточную окраину Челябинска и блокировав железную дорогу Челябинск-Курган. Очаговое сопротивление колчаковцев в самом городе еще продолжалось, но ключевые точки Челябинска, также как и железнодорожные станции и депо уже были под контролем красноармейцев.
Авантюрный приказ генерала-майора Лебедева бросил в наступление последние резервы белогвардейцев. Плохо подготовленные, "сырые", деморализованные наступлением большевиков и плохо оснащенные части колчаковцев были перемолоты во встречных боях превосходящими силами красных. Второй Уфимский корпус, Третий и Шестой Уральские корпуса и бригады оренбургских казаков были уничтожены полностью вместе со своими штабами. Правда, в это время корпуса были корпусами только по названию.
Сильный мороз тоже внес свою лепту в дезорганизацию отступления белых. Многие из них замерзли.
Большое количество солдат и офицеров армии Колчака попали в плен.
Дорога на Курган и Омск была открыта.
***
Челябинск.
Железнодорожная станция. 22.00.
Я стоял на перроне, провожая уходящие на Омск эшелоны Особой ударной группы.
Фрунзе сдал командование Четвертой армией своему заместителю Зайончковскому. Они с Камо еще раз обсудили все возможные детали предстоящей операции. Тер-Петросян и чекисты были настроены самым решительным образом, как и красноармейцы, которые осознавали всю важность и сложность предстоящей операции.
Эшелоны Особой группы прибыли на станцию Челябинск в девять часов вечера. За прошедший час от эшелонов были отцеплены "овечки", тащившие составы из Бугульмы, разведены пары на паровозах серии "С", проведены последние проверки подвижного состава. В это время я выступил с краткой речью и последним напутствием перед бойцами и командирами. Говорил недолго, еще раз напомнил о важности акции в Омске. Сказал о том, что Владимир Ильич очень болеет за это дело и держит его на личном контроле. Попросил не подвести Ленина, партию и меня лично. На этом закруглился. Да и холодно было. Потом попрощались с Фрунзе и Тер-Петросяном.
Фрунзе сильно волновался.
- Лев Давидович, даже не знаю, что сказать. Скажите - "С Богом!" - что ли на прощание, хоть я и не верю в него.
- Мы все в него не верим. Может я вас на всякий случай "Капиталом" перекрещу, иконы-то все равно нет? - улыбнулся я в ответ и мы рассмеялись.
- Хороший, кстати вариант. Как я раньше не додумался? - Камо оценил шутку и смеялся вместе с нами.
- Крестить я вас не буду, товарищи, даже "Капиталом".