По его ощущениям, это было все. Основную часть золота, что была на самом колдуне, что несли его слуги на шестах и устрашающих звериных головах, они нашли. Получилось немного меньше, чем ему хотелось, но все равно - вполне достаточно для возрождения этого уголка русской земли. Князь опасался, что так просто разграбление кургана ему с рук не сойдет, что колдовское проклятие попытается найти путь к сокровищам - но холопы вполне благополучно отнесли добычу на судно, опустили в трюм. Ночью не налетело ураганов, не полезли из воды чудища неведомые или обычные русалки. Даже сны навеялись простые и безмятежные.
Интерес Зверева к могильнику упал, но вот холопы, наоборот, заразились азартом кладоискательства и старательно работали лопатами, пробираясь сперва к добру, уложенному на телегах, а потом, вспомнив о найденном Васькой "полумесяце", стали шарить и под ними, дорываясь до глины. Надо сказать, без улова не остались. Звияга нашел в одном месте кошель серебра - точнее, ямку возле мертвеца, на уровне пояса, в которой лежали потемневшие монеты. Риус выкопал несколько золотых пластин с соколами, Пахом обнаружил золотые височные кольца и тяжелое монисто. И это только то, о чем Андрей знал. А ведь что-то наверняка проскочило и мимо его глаз. Ведь за людьми он особо не следил. Он смотрел за мертвецами - а те исчезали каждую ночь по несколько десятков. В могильнике оставались лишь калеки, поврежденные лопатами или лишенные конечностей еще при жизни, а также те, кто оказался закопан слишком глубоко и не мог выбраться. Зачастую случалось, что вечером, осматривая мертвеца, с него соскребали землю - а уже утром вместо костяка обнаруживалась рыхлая земля.
Наконец "археологи" добрались до края захоронения - новые шурфы ушли в пустой песок. Князь Сакульский с облегчением решил, что утром холопы соберут останки обратно в ямы и закопают могильник, вернув мертвым их покой.
Тем же вечером случилось знаменательное событие: княгиня Сакульская соизволила лично подложить горящую лучиночку под набитые в топку уличной печи поленья. Набитые так щедро, что хвосты длинных сухих хворостин торчали не только из топки, но даже из трубы.
- Они не перестарались, Звияга? - забеспокоился Андрей.
- Я сам Левшия учил, - тихо ответил холоп. - Докрасна при первой топке печь накалить надобно, а потом дать остыть медленно. Тогда не растрескается, служить долго будет.
- Первый почин для дома нашего, милый, - гордо сообщила Полина, когда огонь начал жадно перебираться с полена на полено. - Завтра последний раз у старосты потчеваться станем. Отныне своя кухня у нас будет, своя стряпуха. Пусть он к нам за господский стол садится, кланяется, а не мы к нему бегаем.
- Так и будет, дорогая, - согласился Андрей и повернулся к Пахому: - Вершу ставить надобно. Без улова ежедневного нам тяжело придется. Послезавтра иди и место уловистое найди, хоть из-под земли достань. Мальчишки пока прутьев нарежут. Запасы, что в Новгороде покупали, еще есть? Крупа, мед, пшено? Надолго хватит?
- Это к Левшию, княже. Он заботился.
- До осени прикидывал, Андрей Васильевич, - тут же отозвался холоп. - Дотянем, коли надобно, но на одних кашах тоскливо больно придется.
- Ничего, мой муж охотник знатный, без мяса не оставит, - утешила всех княгиня. - Посему завтра последний раз у Фрола утречаем. Да, Андрюша?
- Конечно, - не стал спорить Зверев. Он тоже не сомневался, что сможет прокормить весь княжеский двор. Особенно если мужики и дальше продолжат столоваться у своих местных пассий.
На рассвете, вскоре после третьих петухов, князь Сакульский с супругой и семенящими сзади четырьмя девками поднялся к деревне, пропустил Полину первой в калитку дома старосты, вошел следом. Проходя через двор, Андрей замедлил шаг при виде незнакомца, с которым беседовал на лавочке старый подслеповатый Лучемир. Уж очень странно выглядел неведомый гость: истлевшая одежда, белесая паутина в глазницах, черные пятна по всему лицу и на руках. С затылка свисал какой-то волосатый клок. В Москве он сразу бы признал в таком человеке попрошайку, специально нарисовавшего себе мокрые язвы. Но здесь, в диких безлюдных лесах?
Впрочем, у князя Сакульского имелись дела поважнее, чем разбираться с бродягами. Махнув рукой, Зверев двинулся к воротам, и тут воздух прорезал истошный бабий крик. Андрей развернулся: Лукерья, жена старосты, уронив ведро, жалась спиной к бане, указывая дрожащей рукой на бродягу:
- Это же Филон… Филон! Мы ж его уж год как схоронили!
Труп вел себя смирно и беззлобно. Подставлял лицо солнцу, шамкал сухим ртом, кивал на слова Лучемира. И все же его присутствие радости людям никак не доставляло.
- Кто такой этот Филон? Откуда прибыл, когда, чего хотел?! - попытался взять ситуацию в руки Андрей.
- Д-д-д-д-д-д… - задолдонила Лукерья.
- Кто?!
- Д-деверь, - наконец выплюнула она.
Тут же вопль ужаса послышался на другом конце деревни. Видимо, там тоже появился гость из потустороннего мира ледяной Мары.
Зверев вдруг поймал себя на том, что совершенно не удивляется происходящему. Вылез мертвец из могилы и пошел домой. Сидит, с гостями разговаривает. Кровь ни у кого не пьет, руки-ноги откусить не пытается. И чего с ним теперь делать? В куски порубить? Так вроде не за что. Опять же - родственник хозяевам. За что родственника - и в куски? Эх, был бы зловещий зомби - насколько проще стало бы с ним разобраться.
Однако полагалось сделать хоть что-то - ведь именно он, почти семнадцатилетний князь, здесь главный, а не все эти седовласые и бородатые мужики. Андрей поднялся, направился к Филону:
- А ну, иди отсюда! Иди-иди! Давай, поднимайся и топай. Ну! Пошел, пошел отсюда…
Зверев пошарил взглядом по двору в поисках оглобли, кола или еще какого-нибудь дрына, но мертвец послушался и так. Поднялся, выбрел на улицу, покачался - и направился к соседям.
- Вот, проклятье!
Через мгновение крики донеслись уже оттуда.
- Пахом, - поманил Андрей за собой холопа и за калиткой тихо приказал: - Дуйте на гору. Сваливайте все, что раскидано, в ямы, зарывайте. Чтобы и следов не осталось.
- Как же не останется, княже, коли перерыто все?
- Ерунда, это же не кладбище. Мало ли чего человек добывал в лесу? С мертвецами этого не увяжут.
Дядька кивнул и побежал к ушкую за мальчишками. Андрей же вошел в соседний двор, где девица, задрав подол сарафана по самое "не хочу", визжала, стоя на перилах крыльца. Мужик без шапки, с выпученными глазами и вставшими дыбом волосами, отчаянно крестился, пятясь от нежданного гостя.
- А ну, стой… - Зверев подхватил от забора грабли, стукнул Филона по плечу: - Куда пошел? Вон отсюда! Пошел прочь!
Несчастный мертвец понурился, повернулся. За калиткой князь послал его вдоль по улице, побежал на крик к избе за крапивником. Здесь какой-то труп не просто забрался в дом, но и успел улечься на постель, рассыпав по вышитому одеялу комья кладбищенской земли. Хозяйка выла от ужаса на чердаке, дети плакали в углу. Прогнать покойника удалось так же легко, как Филона. Шикнуть, словно на нашкодившую кошку, - и тот потопал за ворота. Однако крики продолжали доноситься и из других дворов - у Андрея ног не хватало обежать все. Вроде и домов всего семь, ан пока с одного турнешь покойника - такой же в другом появляется. Причем те, которых уже прогоняли, послонявшись в поле за околицей, поворачивали обратно и тупо брели туда, где еще недавно было их жилище. И самое неприятное: число этих мертвецов увеличивалось.
- Фрол! - вернувшись к старосте и опять прогнав его брата, вызвал хозяина князь. - Кладбище! Где ваше кладбище? Показывай! Только оглоблю прихвати.
Место упокоения усопших находилось от деревни примерно в двух верстах. Не так далеко для навещающих, но и не так близко, чтобы мозолило глаза, напоминая о неизбежном для каждого будущем. Церкви при кладбище не имелось - стояла небольшая часовенка, и все. Видать, на службы крестьяне приглашали священника либо сами куда-то ездили справлять положенные требы.
Под кронами березок и рябин слышалось непонятное шебуршание. Зверев, отобрав у старосты оглоблю, ринулся на звук и увидел набитые землей костяки, которые, встав на четвереньки, по-собачьи разрывали холмики под деревянными крестами.
- Ах вы, твари… - С этими можно было не церемониться, и князь Сакульский отвел душу, круша и ломая скелеты. От ударов оглобли черепушки древних воинов улетали за сотню саженей, костяки рассыпались на горсти желтых костяшек, голени и бедра вколачивались в землю по самые суставы. Два десятка подосланных мертвецов он разнес за полторы минуты, после чего опустил смертоносное оружие и облегченно отер лоб. - Кажется, новых гостей больше не будет. Только бы сторожа сюда ставить не пришлось. Фрол, почему исчадья колдовские по погосту шляются? У вас что, земля не освящена?
- Н-н-не зн-н-наю, кн-н-няже, - у старосты отчаянно стучали зубы. - Старое кладбище. Очен-н-нь.
- Это плохо, - отбросил оглоблю Андрей. - И воду освятить у вас, само собой, тоже некому?
- В К-корелу плыть н-и-надобно, - подтвердил его опасения смерд.
- Корела далеко. А мертвецы близко.
- К знахарю идти надобно, - наконец справился с голосом Фрол. - К знахарю. Он колдуна найти сможет. Кто же, кроме колдуна черного, напасть такую учинить способен? Колдун, знамо, колдун у нас завелся. Сход соберем, Колываю в ноги поклонимся, найдет он колдуна.
- Это кто такой? - насторожился князь.
- Колывай, Андронов сын. От деда, сказывают, сила к нему колдовская перешла. Баб от хворей лечит, грыжу заговаривает, камни при коликах выводит, зелья приворотные, сказывают, варит, свят, свят… - Староста три раза перекрестился. - Сказывают, колдуна верхом на старой кляче, сидя задом наперед, искать надобно. Как она на дым колдовской морду поворотит, ее враз в куски разрывает, и всадника вместе с ней разорвать может. Серебра знахарю соберем, пусть он лучше ищет.
- Так просто? Кобылой? - удивился Зверев. - Ну, пусть тогда отыщет, где эта тварь прячется. А уж мы ее как-нибудь упокоим.
Андрей с облегчением вздохнул, услышав такое предложение. Коли не самому за ожившим некромантом охотиться, то половина проблем сразу пропадает. Нужно только меч Гостомыслов у Пахома взять, чтобы было, чем нечисть заколоть. Клинок ведь наверняка тоже заговоренный, коли мага проклятого мертвым удерживал.
Они вернулись в Запорожское, вокруг которого продолжали бродить полуразложившиеся, а то и достаточно свежие трупы. Криков и визгов слышно там теперь не было - люди слегка пришли в себя, убедились в безопасности своих близких и дальних родственников, вернувшихся из мира мертвых, и сами решительно прогоняли их из дворов. Покойники уходили, перемещались к другим родственникам и друзьям, уходили в огороды или за околицу - но, влекомые привязанностями минувшей жизни, через некоторое время являлись обратно.
Филон опять сидел у старосты на дворе, пачкал глиной скамейку и грелся на солнышке. Лукерья косилась на него недовольно, пробегая к курятнику или в хлев, но ничего не говорила. То ли привыкла, то ли времени не было постоянно гнать незваного гостя, то ли неудобно казалось на деверя, пусть и бывшего, голос повышать.
"А они ведь ночью в постели полезут, - с ужасом понял Зверев. - По старым привычкам: ночью в дом, под крышу - и под одеяло. Бродить станут вокруг, в окна и двери стучаться".
Опасно это, нет - но люди такого кошмара долго не выдержат. С мертвецами своими в общей деревне, на общем дворе, а то и под одной крышей жить! Или с ума сойдут, или, что скорее, - разбегутся куда подальше, и никакой Поместный приказ не разыщет.
- Давай, Фрол, собирай свою сходку, - поторопил старосту князь. - Ищите этого чертова колдуна, ищите! И еще, пошли какого-нибудь мальчонку по деревням. Пусть глянет: у них там спокойно - или это по всей земле такое безобразие творится?
Сам он пробежал по тропинке вниз, к кораблю, - и там в его объятия кинулась заплаканная жена:
- Что же это, Андрюша? Что же это творится, что деется?! Мертвецы по свету бродят, креста святого не боятся, люд православный тревожат…
- Что, и сюда приходили? - встревожился Зверев.
- Нет, слава Богу, - перекрестилась женщина, - Пречистая защитила. А ты, ты как же? Тебя не поранили, не заразили?
- Ерунда, - отмахнулся Андрей, - я боярин, ремесло мое такое - сражаться. А с ляхами, упырями или басурманами - все едино. Пусть они меня боятся. А мне их страшиться нечего.
- Милый ты мой… - Супруга чуть отступила, пригладила его щеки ладошкой, спохватилась: - Да ты ведь голодный! Видела я, ты к столу и присесть-то не успел. Давай, огурчиков соленых откушай, убоины вяленой. А вечор в новой печи велю мяса стомить. Глянь, какая стоит, крепкая.
- Ой, не до еды мне, милая. Пахом где?
- Да ведь ты сам его куда-то в лес отправил.
- Не вернулся, значит? Плохо. Ладно, подожду…
- Стало быть, покушаешь?
- Не сейчас…
Андрей поднялся на палубу, открыл дверцу в узкую, сходящуюся к задней стене клином, кладовку между бортом и комнатой в носовой надстройке, с тоской полюбовался четырьмя смазанными салом пищалями. Эх, залпом бы, да из четырех стволов… Только причинит ли картечь вред бродячим скелетам или просто между ребрами пролетит? Вот без отрубленной ноги никакой зомби ходить не сможет. Поэтому Зверев выбрал два бердыша, с ними вернулся на причал:
- Левший, держи. С оружием баловать приходилось?
- Токмо с топором и саблей, княже. И рогатиной.
- Ну, так это то же самое. Вот так колоть, вот так рубить, вот так резать, вот так закрываться, - показал Андрей основные способы обращения со своим изобретением. - Понял? Ну, давай, потренируйся пока.
- Никак сюда идут порождения адовы? - ахнула княгиня. - Девки, на судно бегом, в людскую прячьтесь. Идут, Андрей?
- Не должны. Здешние покойники по своим домам потянулись. С ушкуя же никого нет. Стало быть, и брести сюда некому.
- К чему же топоры сии, солнышко мое ясное?
- На всякий случай. Когда вокруг такое творится, ко всему нужно готовым быть.
Он взял бердыш за древко, рубанул им воздух, тут же перехватил под косицей, провел на уровне груди, словно вспарывая чей-то доспех, уколол, ударил подтоком, крутанулся вокруг оси, снова выбросил оружие на всю длину:
- Отлично. И клинок уравновешен, и древко плотно сидит. С таким оружием сам черт не брат. Давай, Левший, попробуй. Прикройся… вперед выброси, с протяжкой, чтобы резало все, чего касается. Вскинь и рубани тут же. Теперь укол. Вперед кончиком лезвия, назад подтоком… Вот видишь, получается.
- На одной ноге много не накрутишься, Андрей Васильевич, - оперся подтоком о землю холоп.
- А я тебя перед трапом поставлю. Там ни отступать, ни крутиться не надо. Просто стой до конца, и вся недолга.
- Андрюша… Может, пока тихо все, покушаешь?
- Трифон, кстати, где? С Пахомом я его не посылал, здесь тоже не вижу.
- Он, Андрей, пару дней после того, как ты его к дереву велел привязать, тут крутился, помогал. Дров, вон, один сколько напилил и наколол. Опосля пропал. Уж не знаю, что и думать. Случилось, верно, что с холопом? Может, зверь дикий напал? Или эти, мертвые, загрызли.
- Знаю я, кто его загрыз, паразита, - сплюнул Зверев. - Пользуется, алкаш, что в последние дни у меня хлопот много было. Совсем про него забыл. Ладно, с колдуном управлюсь - за все сквитаемся. Он у меня до самой смерти про отраву свою забудет.
- Ты так говоришь про него, милый… А вдруг беда с ним? А ты, не зная, с такой ненавистью про него сказываешь. Не сбежал же он. Куды здесь бежать?
- Отчего с ненавистью? С любовью, Полюшка, с любовью. Пить отучу - золото, а не человек будет.
- Это хорошо. Так снеди велеть достать? Коли гречу с салом и мясом вяленым запарить, то совсем как свежее будет… - Княгина хлопнула в ладоши: - Агафья, Софья, куда вы пропали? Кувшины чистые доставайте, крупу, сало… Левший, где у нас крупа и сало?
- Дык, в подвале, матушка. Велишь достать?
- Ой, что это? - Со стороны деревни послышался странный звук - точно лошадиный вопль боли и отчаяния, усиленный стократно. - Ужель еще какое бесовство случилось?
Мужчины, прислушиваясь, крепче сжали бердыши.
Прошло минут пять - ничего не происходило. Княгиня, спохватившись, захлопотала:
- Так ты покушаешь, сокол мой ясный? Мы-то с девками хоть пирогов перехватили. О чем я? Крупа, сало… Левший, чего стоишь?! Неси! И девкам моим покажи, где припасы лежат, дабы впредь сами знали. Левший, чего застыл?
Холоп ее словно не слышал - он вперился круглыми глазами в тропинку, идущую к причалу. По ней, постоянно подпрыгивая, бежал забрызганный кровью и увешанный какими-то склизкими ошметками мужичок в мохнатых штанах и вывернутой наизнанку меховой душегрейке на голое тело. Влажные взлохмаченные волосы украшали куски мха и прошлогодние перепрелые листья. За этим чудищем мчались крестьяне, сжимая в руках косы, вилы с острыми деревянными зубьями, топоры. У некоторых баб имелись серпы и даже кухонные ножи. Возглавлял процессию Фрол, глаза которого горели праведным гневом.
Скатившись к самому причалу, чудище остановилось, вперило палец в Андрея и снова запрыгало:
- Колдун, колдун, колдун!
- На костер колдуна! Смерть колдуну, смерть! - Толпа обогнала уродца, выхлестнулась на причал.
- Что здесь происходит, смертные?! - Андрей, чувствуя, как вскипает в груди ярость, сделал шаг навстречу и рубанул бердышом воздух. - Это кто колдун?! Вы куда приперлись, шпана голозадая?! Вы на кого голос повышаете?! Страх совсем забыли, смерды?!
Толпа затормозила, завороженно наблюдая за сверкающим на солнце огромным стальным полумесяцем.
- Я князь ваш, смерды! Первый после Бога над землей здешней! Власть, Господом и государем поставленная! Забыли, олухи царя небесного? Так ведь я и напомнить могу!
- Колдун, колдун, колдун! - продолжало подпрыгивать страшилище, указывая на Зверева пальцем.
Князь Сакульский, гневно втянув воздух, отбросил бердыш и, как есть, в одной ферязи, наброшенной поверх тела, пошел прямо на косы и вилы. Смерды своего оружия не опустили, но попятились, расступаясь в стороны. Андрей склонился над мохнатым страшилищем, схватил за подбородок, вонзился в его глаза взглядом:
- Ты что про своего князя молвил, отрыжка старого енота? Тебя кто этому научил? Кто-о?! Левший! - Сграбастав знахаря за шиворот, он проволок примолкшего уродца мимо смердов и швырнул холопу: - Пятьдесят плетей юродивому! Коли ума нет, пусть задницей уроки запоминает. Только сперва в реке прополоскайте, а то кнут испачкается. Фрол, мальца по деревням послал?
- Послал, Андрей Васильевич, - как-то неуверенно дернул головой староста.
- Вернулся?
- Нет еще, княже…
- Тогда тебе гонца ждать надобно, а не за безумцами немытыми бегать… - Зверев походя влепил какому-то мужику затрещину: - Почему в шапке перед князем?