"Это не молитва", – прислушавшись, решил Лёха. – "И вообще, на первый взгляд, полная бессмыслица. Правда, достаточно певучая и однозначно-приятная для слуха. Наверное, некий древний код. Или же что-то аналогичное…".
Тёмный замолчал, а потом, поднеся ко рту сложенные рупором ладони, завыл.
Солнечное и безмятежное "сахарское" утро – плавно и торжественно – наполнилось светлыми и бесконечно-мечтательными звуками. Мечтательными и бесконечно-светлыми. Показалось даже, что одновременно с этими звуками – откуда-то с севера – прилетел свежий морской бриз, богатый на чуть горьковатые йодистые нотки…
Лобо, вскочив на ноги (то есть, на лапы), восторженно завертели рыжими головами по сторонам, смешно и жадно подёргивая чёрными треугольными носами.
"Расслабились, дурачки ушастые", – мысленно усмехнулся Петров. – "Позабыли, для чего пожаловали сюда. А также о том, что Мир, окружающий нас со всех сторон, коварен, неверен, жесток и изменчив…".
Неожиданно мелодия-тональность воя резко изменилась: от легкомысленной мечтательности не осталось и следа, лишь сплошная заполошная тревога – медленно, но верно преображавшаяся в один сплошной и безжалостный вселенский ужас…
Пустынные волки, словно бы получив чёткий начальственный сигнал-приказ, резко развернулись и дружно рванули прочь – прямо на ласковое утреннее солнце.
– Э-э, русский, – поднявшись с валуна, несколько раз сильно дёрнул за рукав пятнистой куртки Белова пожилой бербер. – Угомонись…. Эй! Они уже ушли. Прекрати глотку надрывать…. Ну, кому я сказал?
– А? Что?
– Ничего. Просто лобо убежали. Путь свободен. Можно выдвигаться на маршрут.
– Увы, но нельзя, – возразил Лёха.
– Почему?
– Потому. Наши верблюды спят. И проснутся, как я предполагаю, только часов через пятнадцать-двадцать.
– Ну, да, конечно. Запамятовал, – засмущался Маххамад-младший. – Старею, наверное. Ладно, подождём. Не вопрос.…. Пошли-ка, соратники по ремеслу, в пещеру. У меня при себе имеется карточная колода. Сыграем во что-нибудь интересное и поучительное. Я, кстати, знаю несколько русских карточных игр. В частности, "буру", "секу" и "козла". Тряхну, так и быть, стариной…
Прошло ещё несколько суток. Зной, песок, вредные и капризные верблюды, плюющиеся во все стороны. Противный северо-восточный ветер, несущий целые тучи мельчайшего песка. Ночёвки в тесной палатке и у дымных костров, сложенных из "ароматного" верблюжьего навоза. Стойкая изжога от "ооновских" сухих пайков. Скорпионы и пауки, так и норовящие забраться под одежду. Серебристые и угольно-чёрные змеи, ползающие и тут и там. Ощущение грязного-грязного тела. Хроническая боль в пояснице. Распухший и онемевший кобчик. Романтика голимая, идеальная и законченная, короче говоря…
Минул полдень очередного походного дня. Приближался вечер. Тускло-жёлтое солнце уверенно направилось на запад.
Маххамад-младший, следовавший (как и всегда), во главе каравана, неожиданно остановил своего Султана и поднял вверх правую руку, подзывая к себе.
Они, обогнув "тягловых" верблюдов, подъехали.
– Рановато для ужина, – заметил Тёмный. – Впрочем, старина, если ты проголодался, то я с удовольствием составлю компанию. Не вопрос…
– Не будет привала, – отрицательно помотал головой бербер. – Видишь, впереди – чёрные скалы?
– Ага, есть такое дело. Скалистые все такие из себя. И внешне неприступные…. А что?
– Это – мираж. На самом деле там находится проход в искомый оазис Аль-Дуз.
– Понятно…
– А вон тот непривычно-высокий и извилистый бархан? – махнул рукой в сторону Лёха. – Тоже мираж?
– Нет, этот бархан – самый-самый настоящий. А прямо за ним, как раз, и расположен стационарный пост ребят из оазиса. Проход стерегут, суки рваные…. "Суки рваные" – одно из самых любимых выражений достославного генерала Ветра. Да и многих его подчинённых.
– Есть такое дело, не спорю…. Двигаемся вдоль бархана, а потом поворачиваем к чёрным скалам?
– Ты, русский, очень догадливый.… Всё, господа офицеры, быстренько "напяливайте" на себя "образы" канадских ботанов. То есть, учёных-зоологов. Ваш выход, клоуны "грушные"…. Э-э, очки-то не забудьте на курносых носах разместить…. Ну-ка, посмотрите на меня. Нормальный вариант. Сойдёт…
Тёмно-рыжий бархан резко оборвался.
Караван, поменяв курс примерно на тридцать пять градусов, повернул к чёрным скалам. Володя – верблюд Лёхи – замыкал походную колонну.
– Стоять, твари! – рявкнул сзади (на дурном арабском языке), властный мужской голос, многократно усиленный мегафоном. – Стреляем при малейшем неповиновении! Слезть с верблюдов, гниды дешёвые! Быстрее, сукины дети! Ещё быстрее! Поднять руки над головами! Поднять, я сказал! Выше…
Глава тринадцатая
На верблюдах – люди как из стали
Петров и попытался слезть. По-честному. И руки вверх поднять.
Но одно очень плохо сочеталось с другим. Вернее, никак не сочеталось. То бишь, и слезть, и поднять. Практически невозможно – ежели попытаться всё это сделать одновременно….
Поэтому он и свалился с Володи – пошло, неловко и крайне неаккуратно: головой в песок. Семь раз описаться от смеха и не встать. Если, понятное дело, наблюдать за этим действом со стороны.
Наблюдать со стороны, как известно, это вам не пятидесятикилограммовые мешки с цементом ворочать…
Итак, значится, он спикировал с верблюда – головой в песок. И ударился темечком по-серьёзному, до острой боли. Да и цветастый шешем слетел с головы.
"Главное, братец, стони пожалостливее", – посоветовал опытный внутренний голос. – "И ладошками – бережно-бережно – голову ощупывай. Ещё – бережнее. Ещё – жалостливее…. Молодец, конечно. А теперь тошноту изобрази…. Э-э, только не переусердствуй. Как бы очочки с носа не свалились. Сломаются ещё, не дай Бог…".
– Опаньки! Кажись, повезло! Никак – европеец? – на классическом английском языке удивился хрипло-мужественный голос. – Или даже американец? Удача заскорузлая и капризная…. Ну-ка, поставили его на ноги! Обыскали…. Что там? Документы? Сюда! Твою мать…. Однако. Канадский профессор. Университет Квебека. Целевая научно-исследовательская экспедиция в рамках сотрудничества ЮНЕСКО с международными коммерческими структурами. Выигранные гранты и всё такое прочее.…. Сильно заморочено. Не ожидал…. Развернули фигуранта мордой ко мне. Шементом….
Чьи-то сильные руки, грубо подхватив под мышки, подняли и развернули.
"Интересный такой типаж. Характерный", – с трудом разлепив ресницы, решил Лёха. – "Высокий. Широкоплечий. Седой. Уже за пятьдесят. В камуфляже. Из-под воротника пятнистой куртки выглядывает пурпурная футболка. Вооружён практически до самых коренных зубов. Ну-ну…. Холодные серо-водянистые глаза нордического типа. Длинный и породистый нос. Физиономия с кривым тёмно-бордовым шрамом на правой щеке. И армейская выправка – в движениях – чётко и однозначно ощущается…. Ага, на кисти правой руки имеется приметная татуировка: лучистое солнышко – на фоне некоего длинного набора букв и цифр – высовывается из-за горизонта. Ветеран французского Иностранного легиона, понятное дело. Солидно. Учтём на будущее…".
– Фернандо, Кочарян, к остальным двоим. Быстро у меня, оболтусы неповоротливые, – распорядился приметный тип. – Спеленать и обыскать. Шементом…. Ноль-первый, приём, приём, – поднёс к уху чёрный брусок коротковолновой рации. – Здесь ноль-третий…. Что? Да я это, я. Меченный. Меньше наркоты жрать надо. Особенно в неурочное время…. Да, зафиксировано нарушение…. Нет, ничего такого. Похоже, что какие-то канадские учёные из Университета города Квебека слегка заблудились в пустыне…. Что-что? Внедрёнка? Сомневаюсь…. Ладно, сами разберётесь, уже на месте. Высылай машину. Заодно и пересменок сделаем. Умаялся я что-то. Пусть Рыжий заменит…. Ага, понял. Роджер…
– Т-т-требую объяснений! – чуть подрагивающим голосом объявил Петров. – Я – п-профессор Бруно. И не п-потерплю такого хамского отношения к своей п-персоне. Требую незамедлительно с-с-связаться с канадским к-консульством…
– Молчать, ветошь штатская!
– Я не позволю…
Удар, удар, ещё удар.
"Тварь наглая и дешёвая", – подумалось. – "И защитные блоки, как назло, не выставить. И ударом на удар не ответить. Я же нынче – ботан беспомощный…. Больно-то как, мамочка моя родненькая. Нечего, господин Меченый, сочтёмся. Причём, в обязательном порядке…. Ага, кажется, и Артёма метелят. Следовательно, всё идёт по плану…".
– Ио-йо-йо! – послышался рядом боевой клич. – Йо-хо-хо!
– Володя, отставить! – приказал Лёха. – Отставить! Кому сказано?
Приказал и, получив очередной увесистый удар по голове, потерял сознание…
Первым очнулся живучий внутренний голос и тут же принялся надоедливо нашептывать: – "Если я, братец, слышен, значит, и ты ещё живой. Диалектика голимая и тупая. Ништяк, прорвёмся…. Э-э, не расслабляться, боец! У тебя же – задание генеральское, особой важности. Вот, когда выполнишь его – тогда.… В том смысле, что потом, вернувшись в "ооновский" лагерь, расслабишься. В объятьях медноволосой и фигуристой мисс Ванды Паулс, ёжики колючие. Причём, по полной и расширенной программе…. Кстати, а что это ты Ванду – до сих пор – ещё ни того самого? А? Чего межуешься-то, парнишка, строя из себя скромника записного? Дурилка картонная. Барышня-то – в самом соку. Такую гладкую кралю по семь-восемь раз за сутки приходовать надо…. Чего-чего? Куда-куда пойти? Понял, не дурак. Замолкаю и ретируюсь…".
– Ага, пошёл-таки процесс, – где-то рядом радостно выдохнул Тёмный. – Ресницы, наконец, задрожали. Не иначе, мои пощёчины помогли.
– Господин генерал, профессор приходит в себя, – тут же доложил чей-то незнакомый бас. – Вас понял, жду. Роджер…
"Генерал? Что это значит?", – засомневался Петров. – "Откуда здесь, в тайном пустынном оазисе, взяться генералу? Может, "Генерал" – это чьё-то прозвище?
Лёха с трудом приоткрыл веки и усиленно заморгал ресницами: перед глазами плавала плотная серо-жёлтая муть, местами украшенная мелкими ультрамариновыми искорками.
– Как дела, напарник? – раздался над ухом заботливый голос Белова. – Как твоё самочувствие драгоценное?
– Неважно, Тёма. Мутная пелена перед глазами. В ушах беспрерывно звенит – тоненько и паскудно. Голова тяжеленная. Шею ломит. Подташнивает, словно беременную гимназисточку…
– А я, вроде, и ничего. Так, только синяками и ссадинами отделался. Но сюда был доставлен с завязанными глазами.
– Где мы сейчас находимся? Как считаешь?
– Похоже, что в пещере. То бишь, в подземной тюрьме. Нары. Ведро с водой. Мятая алюминиевая кружка. В дальнем левом углу вырублена "туалетная" дырка, соединяющая это пещерное ответвление с нижним подземным горизонтом.
– Понятно…. Помоги, пожалуйста, мне сесть. И подай кружку с водой, в горле пересохло…. Спасибо, хороша водица. Холодная, по крайней мере…. А где наш Маххамад-младший?
– Не знаю. Он же – бербер. По крайней мере, так считается. Определили, наверное, в другую тюремную камеру, предназначенную для местного населения…. А верблюда твоего, Алекс, эти ублюдки застрелили. Он решил заступиться за тебя. В атаку пошёл. Одному облому в камуфляже копытом в лоб заехал. А высокого типа со шрамом на физиономии даже попытался укусить за плечо. Вот, и словил автоматную очередь…
– Жаль, – расстроенно поморщился Лёха. – Хорошие у Володи были глаза. Умные и лукавые. Чисто "путинские"…. Что у нас с численным составом противника?
– На сторожевом посту четверо дежурили. Здесь ещё шестерых видел, когда сняли повязку с глаз. Общее количество, судя по всему, не превышает двадцати-тридцати человек. То бишь, бойцов.
– Нормальный вариант. Прорвёмся.
– Это точно…. Кстати, без сознания, брат, ты провалялся несколько часов. Так что, нынче у нас – ночь…
Постепенно противный звон в ушах стих, голова перестала кружиться, зрение полностью восстановилось, и Петров внимательно огляделся по сторонам.
Они находились в каменной, почти квадратной камере: метров пятнадцать-восемнадцать квадратных, тусклая светло-жёлтая лампочка под потолком, нары в два ряда, узкий столик между ними, низенькая дверь, рядом с дверью – решётка из толстых железных прутьев вполовину стены. Вдоль решётки (по низу), была закреплена широкая деревянная полка, а в дальнем левом углу разместилась "туалетная" дырка.
Тёмный (в полном соответствии с рабочим планом, заранее разработанным на такой случай), поднялся на ноги, подошёл к решётке и, крепко ухватившись ладонями за её прутья, прокричал – нервным и жалостливым "ботаническим" фальцетом, на английском языке – в серо-жёлтую полумглу:
– Дежурный! Эй, дежурный! Отзовись! Ну, пожалуйста…
– Чего надо, гринго? – неохотно отозвался сонный бас.
– Я не "гринго", а канадский подданный.
– А какая разница?
– Очень большая. Канада, она очень лояльно и толерантно относится ко всем арабским странам и режимам.
– Как – относится?
– Лояльно и толерантно. То есть, миролюбиво.
– Ага, кажется, понял…. Чего надо?
– Доктора. Профессору Бруно плохо.
– Кха-кха, – Лёха старательно изобразил рвотные позывы. – Кха-кха-кха-кха…
– Вы не сомневайтесь, – продолжил лицедействовать Белов. – Компания, на которую мы работаем, богатая. Все расходы возместит и оплатит.
– Богатая, говоришь?
– Очень, – подтвердил Белов. – Доктора позовите. Пожалуйста…
– Хорошо, я сейчас свяжусь с командованием, – помолчав пять-шесть секунд, сжалился бас. – Подождите, канадцы, немного.
Невидимый дежурный коротко доложил (очевидно, по рации), о сложившейся ситуации, а завершив разговор, успокоил:
– Генерал уже на подходе, и доктор – с аптечкой – вместе с ним.
– Генерал, мать его, – тихонько пробормотал Петров. – Непонятки продолжаются. Как бы ни расстреляли, в горячке. Генералы, они ребята скорые – на расправу кровавую…
В помещении, примыкавшем – посредством решётки – к их тюремной камере, загорелась длинная секция "дневного" света.
– Пластиковые стулья, прямоугольный стол со стопкой бумажных листов, несколько шариковых ручек, – запечалился Тёмный. – Скорее всего, сейчас будет проведён допрос, сопровождаемый оформлением официального протокола…. Как думаешь, Алекс, генерал-то чей будет? Неужели, "цэрушный"?
– Скоро узнаем, – невесело хмыкнул Петров. – Палыч, кстати, ни о чём таком не предупреждал…
Послышался тихий, едва слышный скрип дверных петель, и в помещение за решёткой вошли двое.
"Тьфу ты, мать его! Чтоб вас всех – долго, да по-разному!", – в сердцах возмутился Лёха. – "Изощрённый маскарад какой-то, право слово…".
Один из посетителей – статный, высокий и широкоплечий – был облачён в классическую генеральскую форму "английского образца". Однако в его внешнем облике наблюдались сразу три ярко-выраженные странности. Во-первых, генерал был до неприличия молод, лет двадцати шести-девяти от роду. Во-вторых, его мундир был без всякой меры украшен множеством самых разнообразных и разлапистых орденов – такое впечатление – всех стран и народов. Даже звезда "Героя России" – рядом с двумя американскими орденами "Пурпурное сердце" – наличествовала. В-третьих, глаза вошедшего были излишне светлыми, почти белыми, и блестели очень уж тревожно и беспокойно.
Второй гость (среднего возраста, с аккуратным тёмно-коричневым чемоданчиком в руках), был, наоборот, худеньким, щуплым и низкорослым. На его узких рахитичных плечах гордо красовался белый медицинский халат, а на голове – докторская шапочка того же цвета. И всё бы ничего, но и халат, и головной убор данного комедийного персонажа были щедро разрисованы – во всех мыслимых и немыслимых местах – чёрной фашисткой свастикой.
"Похоже, что он воспользовался обыкновенным школьным фломастером", – предположил Петров. – "Бутафория подростковая, мать её! И эти многочисленные ордена, и фашистская свастика…. А глаза-то у врача – тоже с явной "сумасшедшинкой". Только совсем с другой, без характерных следов частого употребления сильнодействующих наркотических средств. Скорее, если вдуматься, данный хиловатый субъект похож на среднестатистического учёного-фанатика – из низкопробных голливудских боевиков…".
Вольготно расположившись на пластиковом стуле и небрежно бросив на столешницу прозрачную пластиковую папку с какими-то документами, широкоплечий молодой человек – с видимым удовольствием – представился:
– Генерал Томас Бридж. Руководитель "пустынной" службы МИ-6. Прошу любить и жаловать. Мать вашу…
– Профессор Бруно, Университет канадского города Квебека, – слабым и болезненным голосом отрекомендовался Лёха. – Извините, что сижу. Болен. Головокружение. Слабость. Тошнота.
Про себя же он отметил: – "Одного из руководителей настоящей сегодняшней Secret Intelligence Service так и зовут. То есть – "Томас Бридж". О чём это говорит? Вполне возможно, что этот тип с орденами на широкой груди, действительно, когда-то имел прямое отношение к МИ-6. Или же и сейчас имеет, так как многие высокопоставленные деятели английской Secret Intelligence Service всегда славились своей ярко-выраженной склонностью к масштабным лицедействам. Взять, к примеру, того же знаменитого Сиднея Рейли …".
– Сидите, сидите, мистер профессор, – разрешающе махнул рукой самозваный генерал. – Сейчас вас осмотрят. Ну, а я подстрахую ситуацию. Как и полагается. Чисто на всякий пожарный случай, – достал из кобуры на поясе компактный чёрный пистолет и демонстративно – с громким характерным "щелчком" – снял его с предохранителя.
– Доктор Йозеф Геббельс, – просунув длинный нос между толстыми прутьями решётки и горделиво улыбнувшись, сообщил узкоплечий тип в белом халате. – Посмотрите на меня, профессор. Округлите, пожалуйста, глаза. А теперь, наоборот, прищурьте…
– Вы, что же, док, даже в камеру не пройдёте? – удивился-возмутился Тёмный.
– Очень надо, – презрительно фыркнул странный доктор. – Знаю я вас, узников. Только и мечтаете, что вцепиться безвинному эскулапу в глотку. Как, например, ваш коллега-профессор из соседней камеры.
– Профессор Жак Курье, пропавший в Сахаре много лет тому назад?
– Он самый…
– Отставить – пустые разговоры! – нетерпеливо прикрикнул "подземный" Томас Бридж. – Ты…. Как там тебя?
– Жервилль, – смущённо шмыгнул носом Белов.
– Отошёл, Жервилль, в сторону. К "очку". А ты, лекарь, приступай к выполнению своих прямых обязанностей.