Первая в рамках этого замысла значительная статья Флоровского "К обоснованию логического релятивизма", затрагивающая проблемы гносеологии и философии науки, вышла в свет в 1924 г. с посвящением памяти недавно умершего проф. Н. Н.Ланге. Работа над ней была начата еще до эмиграции и затем продолжена в Софии и Праге. Статья готовилась как первая часть будущего цикла исследований по общей "теории знания", где предполагалось сформулировать универсальные для всех наук гносеологические принципы. Предпринимая многочисленные экскурсы в историю науки, опираясь на примеры из разных ее отраслей, Флоровский ставил перед собой задачу построения "феноменологии научного опыта", стремился "подойти к основным вопросам теории познания путем описательного анализа главных форм познавательного опыта, как он дан в факте науки".
Считая невозможным разрешить старый спор между рационалистами и эмпиристами однозначно в чью‑то пользу, Флоровский трактует познание как дуалистичный процесс рационального истолкования опыта. В статье также присутствует элемент полемики, направленной против догматизации науки и абсолютизации ее достижений. Флоровский указывает, что никакое научное утверждение не может иметь абсолютного значения. Научная теория - не калька объективной реальности, но лишь ее символическое описание. Поэтому "истинность" той или иной концепции относится только к ее когерентности и функциональности в практическом применении.
Опираясь на собственный опыт лабораторной работы, Флоровский оспаривает позитивистскую теорию индуктивной науки. С его точки зрения, наука не просто описывает, но всегда объясняет действительность, а в этом процессе существенная роль принадлежит дедукции. Большинство естественнонаучных суждений, как, например, учение о гелиоцентричности вселенной, в принципе невозможно представить в виде непосредственных чувственных восприятий. Сам естественнонаучный эксперимент истолковывается Флоровским в первую очередь как логическое умозаключение, в котором рассуждение зачастую предшествует опытному наблюдению как таковому. Активная роль исследователя иллюстрируется указанием, что "годами работала Гринвичская обсерватория от Флэмстида до Эри, и только независимо от этого накопления наблюдений возникшая Ньютоновская "гипотеза" вовлекла эту совокупность фактов в систематическое тело науки и оправдалась ими".
В то же время любая научная теория - это не "закон природы", она ограничена эмпирическими данными, расширение которых рано или поздно должно привести к ее пересмотру. Например, эволюционная теория Ч. Дарвина, по мнению Флоровского, явилась конструктивной идеей для развития науки, но не может претендовать на открытие последней истины: "Идея эволюции позволила отчетливо и стройно охватить в единство многообразный биологический и палеонтологический материал, как будто вся живая природа имеет единого прародителя, от которого веерообразно расходятся все ископаемые и современные виды, как будто существует борьба за существование и естественный отбор и т. д. Все это принципы объяснения и объединения, а не "реальные" события".
Сформулированное Г. Риккертом противопоставление методов "наук о природе" и "наук о духе" Флоровский подвергает критике. В противоположность этому, он стремится найти общий методологический базис как для естественных, так и для гуманитарных наук. Не соглашаясь с тезисом, что в науках о природе отсутствует интерес к индивидуальным явлениям, Флоровский видит идеал любого исследователя в способности объяснить своеобразие каждого единичного факта: "Естествознание стремится построить такую схему мира, в которой нашлось бы обоснование и строго–определенное место всему богатству индивидуально- разнообразных фактов… Конечно, это только формальный идеал. Но практическая бесконечность фактов не упраздняет его, а только делает путь к нему бесконечным". Однако этот путь Флоровский отказывается оценивать как некий качественный прогресс научных знаний: "Последовательно сменяющие друг друга построения не становятся "лучше", не развиваются: они просто меняются и становятся "шире"".
Согласно Флоровскому, относительность научного знания предопределена постоянным обновлением опытных данных. С точки зрения уже существующих теорий их изменения всегда иррациональны, непредсказуемы и носят характер "мутаций". Этим исключается возможность создания идеальной, "вечной" картины мира в науке, ведь условием абсолютности знания может быть только абсолютность его предмета. Попытка установления такого предмета, интенция на который делала бы знание безусловным, предпринимается в "Логических исследованиях" Э. Гуссерля, как указывает Флоровский. По его мнению, ход мысли основателя феноменологии ведет к безвыходной антиномии: "Если "объект" знания совершенно безусловен, себе одному довлеет, никому не дан и не задан, как на том настаивает Гуссерль, тогда познание, как субъект–объектное отношение, совершенно невозможно и действительное познавание, осуществляемое индивидами в истории, совершенно обесценивается". Феноменологический проект оценивается Флоровским как продолжение присущего немецкой философии "гносеологического абсолютизма". В заключение Флоровский затрагивает духовно–этический аспект рассматриваемой проблемы и связывает характер познавательной установки человека с его "глубинной" мировоззренческой позицией.
Статьей "К обоснованию логического релятивизма" Флоровский подвел итог своей работы в области "наукоучения". Подчеркивая относительность языка науки, представляющего собой лишь символическое обозначение, а не копию реальности, он рассуждал в русле направления "фикционализма". Эта концепция, сформулированная в трудах немецкого философа–неокантианца Г. Файхингера (1852–1933), получила распространение в научных и философских кругах первых десятилетий XX в. в виде учения о фикциях как главных формообразующих элементах, определяющих все культурное достояние человека. Ставя под сомнение общезначимость существующих форм науки, культуры и религии, рассматривая их как произвольные допущения - фикции, фикционализм вел к радикальному критическому пересмотру оснований цивилизации. Содержание статьи Флоровского, где он развивает учение о научных утверждениях как условных символах, понимаемых именно как фикции, позволяет отнести его к представителям русского фикционализма.
Выводы статьи о логическом релятивизме Флоровский считал общезначимыми для любого научного познания и предполагал "повторить все развитые в тексте соображения в применении к историческому истолкованию". Очевидно, этот замысел возник у него в ходе осмысления философии Герцена, над диссертацией о котором он работал в те же годы. Именно Герценом высказана воспринятая Флоровским идея дуалистичной модели научного познания, а также поставлен сам вопрос о сравнительном изучении природы и истории. Свое намерение Флоровский реализовал в статье 1925 г. "О типах исторического истолкования", посвященной "феноменологическому определению исторического познания". Здесь также акцентируется относительность научных построений. Как математика и естествознание имеют дело с теоретическими моделями, так и в историческом исследовании предмет не дан, а лишь задан ученому для интеллектуального воссоздания. По мнению автора, относительно и само понятие исторического источника: "Никакая вещь сама по себе не есть "источник". "Источниками" вещи становятся в познавательном процессе, в соотношении с познающим субъектом".
Согласно Флоровскому, главным методом исторического исследования является герменевтический. Ибо вся совокупность исторических источников, вербальных и невербальных, материальных и духовных, представляет собой некий текст, подлежащий истолкованию. При этом Флоровский отвергает причинно- следственную схему "от действий к причинам" и предлагает путь умозаключений "от знаков к смыслу". Труд историка представляется ему в виде творческого диалога с прошлым, в ходе которого область неизвестного восполняется работой интеллектуального воображения. Как отмечает А. А. Троянов, "процесс исторического познания развертывается, по Флоровскому, как интуитивный и одновременно логический процесс, слагающийся, как и естественнонаучное познание, из трех моментов: наблюдения, предположения и подтверждения". С точки зрения Флоровского, в своей работе историк постоянно проводит "мысленный эксперимент", стремясь построить такую умозрительную картину прошлого, в рамках которой можно осмыслить максимум исторических источников.
Основное содержание статьи составляет рассмотрение "типов исторического истолкования". Взяв за основу принадлежащую Гегелю классификацию исторических произведений по трем "родам" (история первоначальная, рефлектирующая и философская), Флоровский пишет о трех основных типах исторического истолкования, которым дает свои наименования: история летописная, изобразительная и генетическая. Они различаются не только по характеру описания, но и по уровню обобщения предмета. "Летописная" точка зрения подразумевает лишь регистрацию фактов в хронологическом порядке, вне какой‑либо концепции. Впрочем, идея летописной истории - из области абстракций, ибо в действительности деятельность любого хрониста всегда обусловлена какой‑то точкой зрения. "Изобразительная" история отличается присутствием рефлексии, стремлением к типологи- зации событий и лиц, а также к созданию обобщенных образов исторических эпох. Флоровский вводит различие между понятиями "эпоха" и "период". Если "периоды" могут существовать только в рамках общего процесса, то каждая "эпоха" представляет собой самодовлеющую целостность. Постижение связи эпох уже недоступно для "изобразительной" истории.
Анализ исторических обобщений приводит Флоровского к рассмотрению вопроса об их онтологическом статусе. По его мнению, является нецелесообразным гипостазирование социологических понятий - "универсалий", которые, стремясь к максимальному обобщению действительности, существенно обедняют и упрощают ее, заменяя конкретное отвлеченным. Если, например, "римская familia" есть реальный сводный образ, то "семья вообще" есть понятие абстрактное и неисторичное. Опираясь на В. О. Ключевского, Флоровский выступает против "деспотизма слов", догматически превращаемых в "исторические факты" и подменяющих историю спекулятивной диалектикой понятий. Впрочем, отрицание подобного "реализма понятий" не приводит Флоровского и к позиции номинализма, от которого он подчеркнуто дистанцируется, называя свою концепцию "историческим сингуляризмом".
По его убеждению, "эмпирическая действительность состоит и слагается из чередования, сращения, скрещивания и взаимодействия именно единичных событий, "сингулярных фактов", неповторимых и незаменимых hic et nunc". Усматривая в любом событии истории не единое обобщенное явление, а "подвижный интеграл множества сингулярных фактов", Флоровский по–своему допускает возможность исторического синтеза. В отличие от классического номинализма, сводящего историю к анархии случайностей, сингуляризм видит в ней осмысленную "систему взаимодействующих единиц". Но постановка вопроса о единстве жизни и истории возможна лишь при условии, что это "есть единство интенциональное, а не единство субстанциальное, единство подвижное и становящееся, а не предсуществующее и не "натураль- ное"". Постижение этого "единства" является задачей "исторического истолкования" третьего типа - генетического, который по существу совпадает с философией истории. "Отрицание субстанциального смысла истории не атомизирует ее. История едина в своем смысле, но по отношению к быванию и сбыванию этот вечный и всевременный смысл всегда остается заданием", - резюмирует Флоровский.
Вопросам философии истории целиком посвящена статья Флоровского "Evolution und Epigenesis (Zur Problematik der Geschichte)" ("Эволюция и эпигенез. К проблематике истории"), впервые опубликованная в 1930 г. на немецком языке в издававшемся Б. В. Яковенко "Международном журнале русской философии, литературоведения и культуры" "Der Russische Gedanke". Здесь рассматривается сравнительная специфика процессов природного и исторического развития. Флоровский обращает внимание на тенденцию проникновения в философию истории биологических ассоциаций, экстраполяции "законов природы" на историческую сферу. По мнению автора, парадокс современного исторического знания в том, что оно претендует на научный статус именно в качестве теории развития, но само представление о развитии заимствует из естествознания. В связи с этим встает вопрос: "Является ли история продолжением природы, ее имманентной ступенью, ее имманентным исполнением?.. Или история может быть развитием в каком‑то ином смысле?".
Идею эволюционного развития Флоровский рассматривает как биологическое понятие, относящееся к процессу становления природных организмов. Принципиальная разница между природным и историческим типами развития определяется тем, что в первом действуют органические процессы, а во втором - человеческие личности. В отличие от организма, всецело обусловленного врожденной формой, личность обладает свободой и определяется как "субъект самоопределения, творческий центр сил". Человек имеет также и органическую ипостась, но ею не исчерпывается, выходит за ее рамки и обладает способностью к осуществлению не только природных задатков, но и духовных идеалов. "Именно поэтому становление личности, - пишет Флоровский, - не развитие. Было бы лучше и точнее определить становление личности как эпи–генез, потому что в нем осуществляется подлинное новообразование, возникновение существенно нового, при–рост бытия".
Фундаментальной характеристикой личности для Флоровского является творчество, которое он трактует в широком смысле, как всякое проявление свободы. Свободное творчество составляет совершенно особую онтологическую сферу, не охватываемую закономерностями эмпирического существования. Взаимосвязь мира природы и мира творчества носит парадоксальный характер.
Возникновение духовных ценностей как продуктов творчества не обусловлено ничем, кроме свободного произволения человека. "Человек сотворен амфибией, - пишет Флоровский, - жителем двух миров, более того - связью между мирами, "строителем мостов"… В творческом подвиге свободы он осуществляет себя самого, но не свое эмпирическое "я", - не себя самого как природную сущность, а как свое сверх–природное, трансцендентное "я". Это не только две различные силы, а, если хотите, две "энтелехии": одна имманентная, или органическая, другая трансцендентная".
Исходя из этого, Флоровский подвергает критике концепцию "творческой эволюции" А. Бергсона, в рамках которой творчество интерпретируется натуралистическим образом, как реализация стихийного "жизненного порыва". Тем самым творчество оказывается проявлением в человеке имманентных природных способностей, дополняющих органический мир, но не выходящих за его пределы. В результате оно предстает как продолжение природной эволюции, а продуцируемые им ценности релятивизиру- ются. Флоровский утверждает уникальность творчества как онтологического новообразования, рассматривая его в религиозно- метафизическом контексте. По его мнению, способность к творчеству обусловлена стремлением человека к совершенству, к реализации богоподобия собственной личности.
Подчеркивая онтологическую дистанцию между природным и персональным бытием, Флоровский ведет речь о трагическом характере творческой деятельности. При этом в его рассуждениях присутствует дуалистический, манихейский мотив противопоставления инертности "порядка природы" духовной свободе творческого процесса, статус которого неизбежно остается "хрупким" в мире эмпирической действительности. Поэтому свободное творчество личности всегда есть некое преодоление, разрывающее причинно–следственные цепи, - духовный "подвиг", оцениваемый как "чудо".