...Вообще Сипягин говорил с расстановкой, очень часто уснащая речь междометиями. Но только не на лекциях, которые, кстати, читал без конспектов. Вот и теперь шестеро мальчишек слушали с искренним вниманием, как им объясняют теорию власти.
- Одна из вещей, которых нам ни в коем случае нельзя допустить в будущем, если мы не хотим неизбежного повторения катастрофы - это возрождение идеи разделения властей. При которой принимают законы, исполняют их и судят по ним - разные люди. Эта система принесла человечеству множество бед - и не могла их не принести. Между тремя ветвями власти возникала конкуренция, неизбежная при крайне низких и всё более и более понижавшихся с годами моральных качествах "слуг демократии" любого ранга. Люди же оказывались между этих жерновов просто-напросто зёрнами, об интересах, судьбе, жизни которых никто на деле не думал, хотя красивых слов было произнесено много. Что ещё более страшно - даже честные люди в такой системе подсознательно верили, что ошибку, совершённую им конкретно, исправят "на других этажах" той же системы.
- Неужели люди были настолько глупы? - спросил Анохин, подняв руку и дождавшись кивка. Это разрешалось, главное, чтобы преподаватель был не против отвечать на вопросы.
- Нет, - покачал головой Сипягин. - Я даже думаю, что дело тут не в подлости или жестокости - в основании идеи разделения властей лежала казавшаяся очень разумной, почти спасительной мысль: человек в основе своей плох, и чем больше ограничителей на его пути поставлено - тем меньше шансов, что он совершит ошибку. Но это было хорошо лишь на словах и первое время. В реальности, как я уже сказал, подобная система расхолаживала, приучала её членов к безответственности и благодушию и открывала огромное поле для жульничества, подковёрных игр на всех уровнях - ну а страдали опять же обычные люди... На самом деле, если мы хотим добиться действительного счастья, нужно не воздвигать стены и врезать замки - а вырастить человека, которому не будет нужды в замках и стенах. То есть, изменить не систему, а человека. Человек старого образца в конечном счёте развалит и искорёжит любую систему вообще - так как в основе всех его действий лежит - пусть и глубоко спрятанная! - мысль о личном благополучии. А выращивать нового - сложно, долго и опасно. Лучше нагородить барьеров и надеяться на то, что они непреодолимы - но они преодолеваются всегда. Или сгнивают. Или под них подкапываются. Или их перепрыгивают. Вариантов масса. И только если в самом человеке есть что-то, что ему безошибочно подсказывает "нельзя!" - или "делай!" - или "пора!" - тогда можно быть спокойным за общество.
- А если я совершу ошибку? - допытывался Васька.
Сипягин пожал плечами:
- Ты будешь наказан за неё. Возможно - смертью. Но в любом случае - тот, кто придёт за тобой, учтёт твой опыт и твоей ошибки уже не совершит.
- Не очень-то приятная перспектива, - заметил Богуш. Сипягин сухо улыбнулся ему:
- Ты волен выбирать. Изначально выбирать. Будучи оповещённым о возможности вот такого финала. Если ты не чувствуешь себя достаточно умным, смелым, сильным - не ходи по этой лестнице. А если ты спешил, если ошибался в себе или специально решил забраться наверх, чтобы подличать - лестница под тобой провалится. Вариантов нет... Да и вообще, знаешь, когда говорят о вариантах этического поведения - это почти всегда самооправдательная ложь; в лучшем случае - честное заблуждение... ничуть не менее опасное.
Он прошёлся вокруг стола - медленно, глядя в пол. Мальчишки следили за ним с неослабным вниманием. Вновь вернувшись на место во главе стола, Сипягин уперся в него широко расставлеными руками (стол качнулся) и оглядел слушателей. Негромко сказал:
- Вы все ещё помните тот мир, что был раньше. А ваши дети уже не будут его знать. И их будущее, то, какими они станут - только в ваших руках.
Он качнул стол снова, уже нарочно. Мальчишки машинально поддержали его - все разом. Сипягин кивнул:
- Да, только в ваших руках... А теперь покажите-ка конспекты.
* * *
Свиньи чувствовали себя просто замечательно. Завхоз Мстивой Сергейчук, опираясь на верх загородки, почти с умилением смотрел на ряд мощных пятачков. Воистину, они являли собой прямое доказательство того, что мир неистребим.
Сашке свиньи не нравились. Вообще из всей живности ему нравились собаки, а все остальные... их же всё равно есть потом. Ещё не хватало полюбить какого-нибудь поросёнка, а потом участвовать в его убийстве... Впрочем, в Сергейчуке с истинно народной мудростью уживались любовь вот к этим пятачкам и свинине. И главное - без противоречий.
- И на будущий год будет у нас сало, - мечтательно сказал завхоз и даже удостоил взглядлм Сашку, который заканчивал возиться с шестренями транспортёра. - Эх, Санёк... Ты знаешь, что такое сало? Сало - это...
- Да что я, сала не ел, что ли? - неосмотрительно буркнул Сашка, со щелчком закрывая кожух. Сергейчук кровно оскорбился - немедленно и тяжко.
- А что - ел, что ли?! - передразнил он кадета. - Сало он ел! Какое ты сало ел?! Жир магазинный в пластиковой плёночке?! Геномодифицированный?! Жыдами, скубентами и сицилистами замаскированными сделанный на погибель славянству?! Не с него ли и война началась?! - возвысил он голос, но потом презрительно махнул рукой: - Тьху. Разве это сало?! - он вздохнул. - Сало - это вот что... - но потом угас и не стал читать лекцию о салопроизводстве, чего Сашка побаивался. Тем более, что как солить сало - он знал неплохо. - Или отсюда. И скажи, чтобы больше тебя на такие работы не присылали. Подозрительный ты. Очень. Проследить за тобой надо.
Сашка мысленно усмехнулся. Сергейчук не только обожал сельское хозяйство. Он, в прошлой жизни юрист, был ещё и очень хитрым и с удовольствием косил под слегка сдвинутого крышей "хохла"-конспиролога. Видимо, в прошлой жизни ему это помогало с его взглядами оставаться на плаву, а сейчас просто не хотелось расставаться с маской. В хозяйстве его практически всегда царил образцовый порядок, а как завхоз стрелял - Сашка и сам видел не раз.
- Я прослежу, - пообещал Шевчук, выходя. - И вообще, дядь Мстивой, мы ж оба "-чуки", нам друг друга держаться надо, а то эти... как их...
- Москали, - подсказал Сергейчук с удовольствием. - Кляти москали.
- Во, они самые, точняк... Они же опять мир захватят.
И выскочил за дверь, в которую несильно ляпнулось что-то мягкое. Похоже, пакет с комбикормом.
Снаружи похолодало. Застёгивая куртку, Сашка затрусил по тропинке к казарме, думая только о душе. И сердито обернулся на бегу, когда его окликнули:
- Сань! Шевчук, Санька!
* * *
В штабном помещении посёлка - небольшой комнатке - собрались все пятеро "витязей". Они сидели вокруг круглого стола, в центре которого в грубоватой чаше - на свастичной подставке, в виде ладони - горел живой огонь. Шло обычное вечернее рабочее совещание, и предметом обсуждения сейчас, уже почти в финале, был довольно отвлечённый вопрос, чего обычно не случалось - недавняя инициатива Романова, озвученная по всей сетевой системе РА.
- Дворяне, - странно хмыкнул майор Локтионов. Сипягин покрутил большими пальцами одним возле другого и высказался, глядя в стол:
- Могут быть... эм-мэ... нежелательные асоциации, знаете ли.
- У кого, какие ассоциации? - уточнил Воженкин. - Люди вчерашнего дня толком не помнят, а кто помнит - с удовольствием забыли бы.
- И всё-таки товарищу Романову следовало бы подумать, - настаивал Сипягин. - Эдак он себя Императором объявит... - вокруг стола прокатился хохоток. - Тем более, что фамилия... мнэм... подходящая.
Хохоток превратился в короткий взрыв хохота.
- Кстати, - смеявшийся вместе со всеми Воженкин кивнул Сипягину, - у вас-то фамилия тоже подходящая. Был такой министр при последнем императоре - Сипягин, кажется? - доцент кивнул, не поднимая глаз - похоже, он всё ещё улыбался. - Это мне будет нелегко... - и вдруг посерьёзнел: - Вы вот как хотите, а я лично, если ему придёт в голову такая мысль... в общем, я его поддержу. Не вижу причин не поддержать, знаете ли.
Сипягин поднял внимательные глаза:
- Хм. Название "Империя"... э... несколько, мне кажется... как бы... не соотносится с декларируемыми нами политическими и экономическими постулатами нового мира...
- Почему? - тихо, резко и коротко спросил Воженкин.
Ответом было общее изумлённое молчание.
- Э... знаете ли... я... - Сипягин вдруг усмехнулся и признался: - Если честно - я не знаю. Да, действительно - никакого реального несоответствия... да, нет. Возможно, эта моя неприязнь - всего лишь атавизм. И как знать - может быть, вы правы. Но, мне кажется, пока речь об этом не идёт?
- Не идёт, - подтвердил Воженкин. - Какая там Империя, если... а! - он досадливо и с горечью махнул рукой. - Кстати, что там с вашей прошлой инициативой? - он кивнул Захаркиной, единственной женщине среди присутствующих.
Ещё молодая, очень красивая, хотя и с короткой стрижкой, Захаркина чуть откинулась назад, на спинку стула:
- В общем-то я её уже двинула в массы, как раньше говорилось, - сообщила она буднично. - Половцева с охотой за это взялась. Думаю, что и слушать её будут охотно - и не только девчонки. Но стоит всё-таки подождать, такие вещи можно подсказать сверху, но никогда не стоит навязывать.
Воженкин кивнул. Отодвинул по столу, потом - убрал в карман блокнот, кивнул снова, поднимаясь:
- Таким образом, повестка на сегодня у нас исчерпана. Товарищи...
Поднявшиеся "витязи" молча вскинули вверх и вперёд правые руки. Пламя в чаше, дотоле ровно горевшее, словно бы ожило, выросло, взметнулось вслед за ними, почти соприкоснувшимися кончиками пальцев над столом.
- Именем Огня, - сказал Воженкин. - Помни.
- Во имя Огня, - был тихий четырёхголосый ответ.
И даже скептическое обычно лицо Сипягина было спокойным и сосредоточенным. Тем не менее он, перед тем, как выйти, пробормотал - самому себе:
- Да... это будет очень странный мир... - но тут же добавил ещё тише: - А может быть, странным был тот, который ушёл?
Он тряхнул головой, заложил большие пальцы за ремни револьверных перевязей и шагнул в коридор.
* * *
Ленка Половцева - с мужем (так они отрекомендовались) Денисом и совсем мелким, года не было, сыном Сашкой появилась в посёлке не так уж давно, но быстро "выдвинулась" на сложнейшей, изматывающей работе - с детьми и подростками. В Круг её (пока?) не брали, да она вроде бы и не очень стремилась. Лет Ленке было не больше двадцати, хотя выглядела она постарше - но всё равно, Сашке она нравилась, если честно. Весёлая, решительная, быстрая... Иногда он думал, что, не будь у неё мужа, он, Сашка, запросто женился бы на ней сам - а что? Не такая уж большая разница в годах-то... Поэтому недовольство в голосе у него, когда он ответил на её оклик "ну чего?", было скорей наигранным. Застегнув куртку до конца, он надвинул капюшон, натянул перчатки и стал ждать, пока спешащая Ленка доберётся до него через сугроб.
Получалось это у неё ловко. Тёплая лёгкая бекеша (не куртка, а именно бекеша недавней местной выделки) Ленки была перечёркнута ремнями - плечевым (с офицерской сумкой) и поясным (на нём висела рыжая кобура со старым "парабеллумом", настоящим фашистским, со свастикой на рукоятке). На правом рукаве ярко цвёл чёрно-жёлто-белый шеврон, ниже - новенькая эмблема Хадарнави, поражающего Ангро Манью, далеко не у всех дружинников такие имелись пока. Ушанка - "уши" шапки были связаны на затылке - сидела на голове, как влитая. Ватные штаны почти не портили фигуру и были аккуратно забраны в чёрные лёгкие чёсанки, подшитые кожей. Кожаные перчатки - с полосками-вытачками - на меху болтались на подшитых к рукавам резинках. Если бы Сашка не знал совершенно точно, что Ленка почти каждый день бывает "в поле", то решил бы, что она не вылезает из кабинета, честное слово.
- Оп, - она сделала последний прыжок и, отряхнув от снега коленку, встала перед Шевчуком. - Добралась... Мне мальчишки сказали, что ты у Сергейчука, я туда - а тебя там уже нет... Саш, ты мороженое любишь?
- Люблю... - ошарашенно ответил Сашка. И даже посмотрел на руки Ленки - словно ожидал в них увидеть по "Бодрой корове". Конечно, там ничего не было, и Шевчук немного разозлился: - А что? У тебя аппарат завёлся?
- Нет, - призналась Половцева. - Просто принцип такой... психологический. Если хочешь начать серьёзный разговор - ошарашь собеседника каким-нибудь неожиданным вопросом.
- Половцева, - Сашка уже начал злиться сильно, - ты что, нафталином на складе обнюхалась?
- Не сердись, - Ленка положила руку на плечо кадета. - Разговор-то правда серьёзный. И учти - у меня санкции Круга.
Сашка забеспокоился. Буркнул хмуро, тряхнув плечом:
- Говори давай... Что случилось?
- Ты, Саш, хорошо умеешь младшими командовать, - серьёзно начала Ленка. - Я много раз замечала. И по делу, и не ручки на груди сложа, и без лишнего гавка.
- Я?! - Сашка вытаращился. - Лен... ты правда что-то не то говоришь. Я их терпеть не могу... - он осекся, задумался, поправился, - ...ну не то что терпеть не могу, мне всё равно просто. Приказывают - работаю с ними. Приказывают - вон, у свиней транспортёр чиню. Или в патруль еду... Да и сколько раз это было?!
- Почти двадцать раз, - заметила Половцева. Сашка подумал и согласился:
- Ну да. Было.
- И они сами о тебе очень хорошо говорят. В посёлке родители тебя очень уважают - именно из-за этого.
Сашка потёр лоб сгибом пальца. Приоткрыл рот. Пожал плечами. Ничего не сказал - что тут говорить? Открытие, вот и всё. А Ленка продолжала:
- Ну вот дальше смотри. Вот вы - кадеты. Есть у вас эти - младшие...
- "Букашки", - уточнил Сашка.
Ленка поморщилась, но поправлять не стала - заговорила снова:
- А сколько в посёлке ещё ребят и девчонок?
- Ннннне знаю...
- Саш, ты "витязем" собираешься стать? - укоризненно спросила Ленка. Мальчишка кивнул, ощущая себя не выучившим важный урок. - Так вот, их там - ШЕСТЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ТРИ. Как ты думаешь, кем они вырастут?
Сашка опять пожал плечами. Совершенно идиотски. Подумал - Половцева молчала с насмешливой укоризной - и пожал плечами в третиё раз. Разозлился на себя и бросил:
- Да какая мне разница?!
- Ой ты какой! - совсем по-девчоночьи покрутила головой Ленка. - Ты будешь, значит, "витязем", весь в белом и героический, а они что - я так понимаю, на полях тебя "обеспечивать" будут и в ведомостях крестиками расписываться? Хлеб им печь по домам хоть разрешишь, или на твоей пекарне будут, за проценты?
Сашке стало не по себе. Стыдно и как-то страшновато.
- Не гни, - упрямо возразил он. - У них школа есть, и тюкают их в сто раз меньше нашего...
- ...и потому они все к вам хотят, - добавила Ленка.
- Да не можем мы всех взять! - взорвался Сашка. - Половцева! Я-то тут вообще при чём?! Каждый месяц устраивают испытания для всех, вон - "витязи" сами отбирают, кого хотят, но что делать, если большинство не подходит?!
- Дубина ты, Шевчук, - сказала Ленка печально и толкнула Сашку в лоб пальцем. Он сердито отмахнулся. - Я что - об этом тебе говорю? Чтобы вы их всех к себе взяли? Тогда кто работать будет? Кормить вас, одевать-обувать?
- Тебя не поймёшь, - Сашка пнул сугроб. - То меня в эти... феодалы записала. То спрашиваешь, кто меня будет кормить.
- Не понимаешь, потому что тебе эта зима мозги отморозила, - отрезала Ленка. Похоже, она тоже рассердилась. - Если бы я знала, что ты такой тупой - я бы кого другого выбрала. И что в тебе "витязи" нашли?!
- Ленка... - угрожающе начал Сашка. Половцева помахала перед его носом пальцем - так, что даже воздух засвистел:
- Молчи и слушай!
- Йеппическая сссила... - Сашка развёл руками. - Как тебя Денис терпит... Я. СЛУ. ША. Ю. Это ты ничего не говоришь. Вернее, пургу какую-то гонишь. А я-то думал - хорошо бы на тебе жениться...
- Че-го?! - Ленка нахмурилась и... рассмеялась. - Ой. Ладно. Извини. Слушай всерьёз. Понимаешь, всё это, - она повела вокруг рукой, - оно кончится когда-нибудь.
Сашка посмотрел вокруг тоже. Улыбнулся - немного недоверчиво. Ленка неожиданно очень ласково и необидно сказала:
- Маленький ты всё-таки ещё... Кончится. Будет какая-то жизнь. И какая она будет - от нас зависит.
Сашка вспомнил сегодняшнюю лекцию Сипягина. И кивнул. Молча. Ленка продолжала:
- И что получится? Что все вокруг только и умеют стрелять без промаха да работать, чтобы выжить. Кроме "витязей". И что тогда вам делать? Отбирать у людей оружие? А с какой стати, они что, не воевали рядом с вами? Заставлять их и дальше работать? А как? У них оружие... да и кем вы тогда будете, а? А ведь многие из них ещё и скажут - а всё, кончились страшные дела, можно опять... как раньше. Найдутся. Скажешь - нет?
Сашка задумался. Он честно вспоминал всех людей из посёлка. Нет. Никого из них он не представлял - "как прежде". Они были смелые. Честные. Хорошие. Странно... оказывается, он о них не думал - а ведь думал. Именно так и думал. Сам не понимая, не осознавая. Нет среди них таких, не...
...а вдруг - пока нет? Пока можно и нужно держаться друг за друга? А потом... А язва Ленка тихо прочла:
- ...и те найдутся, которые
Землю очистят от мёртвых.
Ею снова начнут торговать.
Всё низкое вызовут к жизни -
Объявят "высоким" опять.
Забудут старые клятвы.
Могилы бойцов осквернят... - и голос у неё сорвался вдруг. Сашка тоже встревожился - от слов, от того, что за ними вставало. Он взялся за пояс, за кобуру пистолета, словно нужно было драться. Но... как? С кем?
- Ну а делать-то что? - спросил он сердито. Ленка, всё ещё не поднимая глаз, примаргивая, оживилась:
- Так вот и я про что! Вот... блин... что-то в глаз... Нужно сделать так, чтобы дети там, в посёлке, росли настоящими людьми. Лучше своих родителей. Хорошими не только когда плохо вокруг, а вообще... хорошими. И по-настоящему хорошими. Не добренькими, не беспомощными...
- Лен, - Сашка хмурился. - Ну я ж говорю - не можем мы...
- Да я не про то! Нужна особая организация для детей. Не как ваша, не такая... военная и не с такими требованиями жёсткими. И для всех, кто пожелает. И такая организация раньше была! Я про неё всё знаю! Нам просто надо её возродить - создать у нас пионерский отряд!
- Какой пионерский отряд?! - ошалело вытаращился Сашка. - Ты о чём?!
- То есть... а, - глаза Ленки стали заинтересованными. - А. Поняла. Ты не знаешь, кто такие пионеры?
- Ну... так раньше называли военных инженеров, - вспомнил Сашка лекции по военному делу. И встревожился: - У меня по инженерке не очень. Ты же сама знаешь - я штурмовик в основном...
Теперь уже вытаращилась Половцева - и поманила Сашку за собой:
- Пошли. Пошли-пошли.