Судно вибрировало, набирая скорость и выходя из бухты в открытое море. Солнце вставало, дождь, шедший всю ночь, прекратился, облака расходились - погода намечалась отличная. Через пару часов они должны были достичь мест рыбной ловли, чтобы присматривать за небольшой флотилией из Пелруана на случай нападения пиратов. В общем, предстоял обычный трудовой день.
Бэрд, прислонившись к контрольной панели в рулевой рубке, рассматривал в бинокль горизонт. Горасниец-рулевой лишь мельком взглянул на него, молча кивнул и снова уставился неподвижным взглядом вперед, держа руль одной рукой. Сэм, хотя ее никто об этом не просил, заняла позицию у пулемета, установленного на носу. Дом подошел к ней, поболтал немного, затем вернулся в рубку, чтобы взглянуть на радар.
Он прислонился к консоли рядом с Бэрдом:
- А тебе не кажется, что это какое-то извращение: мы лечим тех пленников-бродяг, чтобы, когда они поправятся, парни Треску смогли разрезать их на кусочки? Ты же понимаешь, именно это с ними и случится.
Бэрд пожал плечами:
- Точно. Напрасная трата времени и медикаментов. И что, эти гады лежат в одной палате с нашими? Вот это я бы назвал извращением.
- Я хотел сказать… А, забудь.
- Что? А что я такого сказал?
Рулевой проворчал:
- Ты прав - напрасная трата времени. Лучше задать им вопросы, пока они еще не вылечились.
Если Дом хотел подискутировать насчет правил ведения боевых действий, он выбрал неподходящий момент.
- Ладно, вы со своим новым приятелем можете обсуждать пытки, - отрезал он. - А я просто думаю, что это плохо.
- Не обращай на него внимания, - обратился Бэрд к рулевому. - Он хороший парень. А я - реалист.
С некоторыми вещами было гораздо проще, пока шла война с червями. У Бэрда в те годы не было времени - да и желания - думать о чем-то, кроме как дожить до вечера. Тогда преобладающим чувством был страх. Сейчас он вдруг обнаружил, что ему не хватает прежней ясности. А чего он еще ожидал? Он воевал с Саранчой почти полжизни. Черви исчезли, но, несмотря на это, обстановка по-прежнему осталась напряженной, хотя и не настолько.
"А я хотел стать инженером. "Иди в армию или попрощайся с наследством", - сказал отец. Я сдался. И что я получил? Толпу червей, а от наследства остались рожки да ножки".
Бэрд пришел к тому, с чего начал. Он получил то, что хотел, - все считали, что он инженер от Бога. Так чего же ему не хватало сейчас? Того жуткого страха. Он не хотел снова проходить через все это. Он просто осознавал отсутствие этого страха, и почему-то это не давало ему покоя. Отец бы сейчас улыбнулся ему своей презрительной улыбкой, словно бросая упрек: "Я же тебе говорил!" Мать сказала бы ему, что он неблагодарен от природы.
"Так какого же черта мне действительно надо? И почему?"
В рулевую рубку вошел Фрэнк Мюллер.
- Рувета, - уныло сообщил он. - Траулеры обнаружили огромный косяк руветы. Вся эта возня из-за жирной рыбы для сэндвичей. - Короткая стрижка Мюллера открывала старый белый шрам, тянувшийся от левого уха до макушки. - А теперь давай-ка поколдуй над радаром, ладно? Каждый раз, когда мы пользуемся рацией, он дает сбой. Никак не могу понять, в чем дело.
- Дерьмовая проводка, коррозия. - Для Бэрда это было сущей чепухой. Ему нравилось, когда невежественные люди с разинутыми ртами наблюдают за ним, как за волшебником. Он снял с пояса отвертку и начал снимать верхнюю панель. - Так, выключай его. Хотя, когда будем ставить все обратно, мне могут понадобиться еще кое-какие детали.
Рулевой, присев на корточки, заглянул Бэрду в лицо.
- Блондин, - заговорил он. - Тебя называют Блондином потому, что у тебя светлые волосы, так? Так вот, Блондин, а я Яник, то есть Потрошитель, и меня называют так потому, что я тебя выпотрошу, если ты хоть пальцем тронешь что-нибудь на моем корабле.
Бэрд решил, что Янику понравится, если он не обратит на угрозу внимания.
- Спасибо за урок твоего языка. - Он продолжал отвинчивать панель. - Я чиню эту развалюху. И только Матаки разрешается называть меня Блондином.
Да, им действительно не по душе пришлось, что кто-то посторонний шныряет по их кораблю. Мюллер наклонился к рулевому и указал на Бэрда:
- Дай ему скрепку и моток бечевки, и он превратит ваше корыто в гоночную яхту. Не мешай ему заниматься делом.
"Ага. Точно. Это про меня. Я могу сделать все, что угодно".
Бэрд был доволен. Всегда неплохо узнать, кто из присутствующих достаточно умен, чтобы понять, что ты делаешь. Он принялся копаться в путанице проводов, изучая пучки кабелей, чтобы решить, какие следует поменять местами для того, чтобы найти источник помех. Техника была примитивной. Самым сложным делом оказалось перерыть все шкафы и ящики с инструментами, чтобы найти запчасти, из которых можно было соорудить новые соединители. Придется снимать броню, иначе здесь не повернуться, решил Бэрд и вдруг понял, что без брони чувствует себя голым и беззащитным.
Когда он провел диагностику, радар заработал, как он и ожидал. Он смотрел на дисплей, пока Мюллер проводил тестовую передачу.
- Работает как часы. - Яник заглянул ему через плечо. - Ну что, Бэрд-Блондин, оставим тебя в живых. Пока. - Он с заговорщическим видом подмигнул. - Возможно, даже позволим тебе еще покопаться на нашем корабле.
Мюллер несколько мгновений смотрел на экран:
- Присмотри за этой штукой, а я пока спущусь, взгляну, не придушил ли механик кого-нибудь. Если увидишь что-то такое, чего там только что не было, крикни мне.
Мюллер не проинструктировал Бэрда, как обращаться с приборами. Несмотря на надписи на незнакомом языке, Бэрд легко разобрался, что к чему. Да любой идиот смог бы разобраться. Он видел пять желтых точек, загоравшихся и гаснувших каждый раз, когда радар обшаривал пространство вокруг корабля, - это были траулеры. Он видел помехи, вызванные волнами. Радар - это радар, и только.
Вошел Дом:
- Хорошо, что мы прихватили "Марлина". Я бы в их надувную лодку даже пса Матаки не посадил.
- А я бы посадил, - ответил Бэрд. Чем дольше он размышлял об остатках гораснийского флота - один танкер, одна подлодка, шесть патрульных катеров, - тем яснее понимал, что "Зефир" был приманкой. Единственной ценностью, имевшейся у этих ублюдков, была буровая платформа. Возможно, жемчужиной их военно-морских сил был затонувший фрегат, но Бэрд в этом сомневался. - Это же бешеное животное. Ведь говорят же, что собаки иногда кусают своих хозяев.
Грубость вырвалась случайно - как всегда. Упоминание о собаке снова вернуло их к разговору о захваченных бродягах-подрывниках и о том, как приличные цивилизованные люди должны обращаться с подонками, заслуживающими только смерти.
- Уверен, у Маркуса нашлось бы что сказать насчет этого, - произнес Бэрд; уточнять, что такое "это", было не нужно.
- Ты же знаешь Маркуса. - Дом на мгновение прикрыл глаза, словно вспомнил нечто такое, что забыл сделать, и слегка нахмурился. - Он всегда хочет все делать правильно.
Яник-потрошитель повернул на пятнадцать градусов вправо:
- Насчет вашего Маркуса… враги не уважают вас за то, что вы поступаете "правильно". Они считают вас слабаками и глупцами, а потом берут и убивают вас.
Разговор этот Яник определенно убил, все замолчали. Утро тянулось медленно. Сэм оставалась у пулемета; она прислонилась к нему, положив руку на кожух с таким видом, словно не собиралась уступать его без боя. "Амираль Енка" находился в промысловой зоне, и Бэрд даже без бинокля видел две пятнадцатиметровые рыболовные лодки - крошечные белые игрушечные кораблики с ярко-красными и синими рубками. Судя по их радиопереговорам с Мюллером, сегодня был удачный день.
С одной из лодок, "Триллианта", сообщили:
- Джекпот, "Енка". Через шесть часов набьем трюмы доверху.
Мюллер взял микрофон:
- Принято, "Триллиант". Сколько у вас там?
- Почти сто тонн.
- Надеюсь, там будет кое-что и получше руветы.
Бэрд взглянул в бинокль. На ближайшем траулере вытаскивали сеть - огромный шар, полный трепыхающейся серебристой рыбы. Ни радар, ни часовой не видели никаких признаков пиратов. Но Бэрда это не успокаивало. Судя по всему, топлива у них было достаточно. Вероятно, они просто выжидали подходящего момента для нападения.
- Сэм будет разочарована. - Он опустил бинокль и снова взглянул на радар. - Придется найти ей каких-нибудь сухопутных гадов.
Мюллер вытащил из-за уха остаток сигары и зажег его.
- Ты знаешь, девчонки дерутся нечестно. Мама меня предупреждала. - (Из динамика жужжали голоса рыбаков, разбиравших добычу, которую следовало сложить в холодильник, и обсуждавших угрей и незнакомых рыб, поднятых на поверхность из бездонной расщелины.) - Терпеть не могу эту рыбу-масло. Интересно, им попался хоть один омар?
- Представляю себя на этом месте год назад, - заметил Дом. - Мы бы съели все, включая сеть, и благодарили бы их целый день.
- Я все никак не могу понять, зачем пираты потопили "Улов". Им же суда нужны не меньше, чем нам.
- А тебе известно, сколько местных имеют огнестрельное оружие? Я знаю, что у них…
Дом смолк - раздался приглушенный взрыв, напоминавший далекий раскат грома. Все одновременно оглянулись и увидели столб черного дыма, поднимавшийся над морем примерно в пяти километрах по левому борту. Сэм развернула в ту сторону пулемет.
- Это не просто топливный бак, поверьте мне! - крикнула она.
Мюллер не отдавал рулевому приказаний, но моторы "Амираля Енки" ожили - горасниец просто дал полный газ и устремился к столбу дыма. Взревел сигнал тревоги. Из радиоприемника неслись беспорядочные отрывки разговоров рыбаков, пытавшихся связаться друг с другом.
- Это "Леванто", - повторял один из голосов. - Послушайте, он затонул, это "Леванто", черт побери, я видел, как он затонул.
- Черт! - воскликнул Мюллер, глядя на невесть откуда взявшихся матросов, собравшихся на палубе. - Какого черта, что происходит? Что там такое?
- На радаре ничего, на гидролокаторе - тоже, - ответил рулевой. - Ничего.
- А вдруг это чертовы мины? - спросил Бэрд.
Должно быть, Мюллеру, в отличие от рулевого, это тоже пришло в голову. Тем не менее они на полной скорости неслись туда.
- Говорит "Енка"; всем траулерам, оставайтесь на местах, - произнес старшина в микрофон. - Не двигайтесь, пока мы не разберемся, что к чему. Мы уже в пути. - Обернувшись к Бэрду, он отключил передатчик. - Там слишком глубоко для донной мины, и мне кажется, что кучка пиратов не в состоянии установить якорную мину.
- А что, если это плавающие? - спросил Бэрд. - Какое-нибудь дерьмо со времен Маятниковых войн? Пластиковый корпус не спасет от контактной мины.
Мюллер высунулся из дверцы со стороны левого борта:
- Эй, наблюдатель, смотри, нет ли мин на поверхности. Гидролокатор молчит, но на этом ночном горшке ни на один прибор нельзя положиться.
- Поэтому мы и несемся туда со скоростью пятнадцать узлов, - подытожил Бэрд. - Прекрасно!
Однако особого выбора не было. Он включил наушник и вышел на палубу.
Сэм повелительно махнула в сторону рулевой рубки:
- Дом! Дом, подежурь у пулемета. Я хочу пойти сама посмотреть на это.
- Оставь это дело мне, - сказал Бэрд.
- Слушай, гений, я специалист по обезвреживанию взрывных устройств. Мне приходилось иметь дело с минами. А ты просто веди резиновую лодочку и дай мне самой разобраться, что там случилось.
- Знаешь, я предпочитаю работать с Матаки. Хоть она и ест кошек, все равно она круче тебя.
- Какое горе! Я сражена наповал.
Дом вышел на палубу и занял позицию у пулемета. "Амираль Енка" уже обогнал рыболовную флотилию. Рыбаки не обратили внимания на приказание оставаться на местах. Один на всех парах двигался к тому месту, где только что находился "Леванто". Над водой висело только облачко дыма, на поверхности переливалось масляное пятно. Бэрд не заметил никаких обломков.
В его наушнике раздался голос Мюллера:
- Стоп!.. Так, все чисто, Бэрд. Мы не видим мин - ничего не видим. На тридцать километров вокруг. Можешь спускать "Марлина".
Бэрд швырнул надувную лодку вниз и держал ее за канат, пока Сэм спускалась в нее.
- Вряд ли это подлодка, согласись? - спросила она.
Бэрд уже собрался напомнить ей о том, что гидролокатор ничего не засек, но воспоминание о неожиданном появлении "Зефира" рядом с катером КОГ удержало его.
"Опять я испугался до смерти. Желания исполняются. Здорово!"
Их окружали мелкие обломки, настолько мелкие, что нельзя было догадаться о том, что здесь только что был корабль. Сэм прислонила "Лансер" к борту и опустила руку в воду. Выловив несколько кусков какого-то материала, она уставилась на свою добычу.
Бэрд, держа наготове весло, искал в воде тела, а также дрейфующие мины.
- Здесь должны остаться крупные обломки, - произнесла Сэм. - Даже если ты проглотишь гранату, все равно от тебя что-нибудь да останется. В конфетти не превратишься.
- Черт, может, они поймали мину в сеть вместе с рыбой?
- Ну тогда скажи им, пусть вываливают свою рыбу обратно в море и убираются отсюда, - хмыкнула Сэм. - Однако, по-моему, это все-таки не мина.
Сэм все еще разглядывала обломки, лежавшие у нее на ладони. Бэрд оглянулся и заметил приближавшийся "Триллиант" - судно было так близко, что он мог уже прочесть название на носу.
Сэм посмотрела на безбрежный океан: врагов видно не было. Затем заглянула за борт, и Бэрд догадался, о чем она думает, - о том, что, кто бы ни шнырял там, внизу, он настолько же смертоносен, как черви, выползавшие из-под земли.
- Если это бродяги, - сказала она, - то мы в глубокой заднице.
Госпиталь военно-морской базы Вектес, изолятор
Доктор Хейман захлопнула за собой дверь палаты и взглянула прямо в глаза Хоффману.
- Если ваши гораснийские приятели не собираются принести цветы и виноград, то я не желаю их видеть в моем госпитале, - произнесла она. - Эти люди - мои пациенты. Не важно, преступники они или нет.
Хоффман выделил в своем расписании время на уговоры Хейман. Старуха свое дело знала, но была крепким орешком.
- Из-за этих людей у вас полный госпиталь инвалидов! - рявкнул он. - По-моему, это дает нам право задать им несколько вопросов.
- Если вы хотите, чтобы я поставила их на ноги после того, что вы с ними вытворили, то вы, черт побери, должны прислушиваться к моему мнению.
- А в следующий раз, когда у вас реанимация будет ломиться от моих солдат и куча народу останется без ног, как Матьесон, вы так же спокойно к этому отнесетесь? - Это был удар ниже пояса. Он знал, как она ненавидит ампутации. Но также знал, что этот прием сработает. - Дайте мне делать свое дело - и, возможно, вам не придется работать так много.
- Вы негодяй, Хоффман. Клянусь, негодяй.
Хейман было за семьдесят, но годы не превратили ее в приятную пожилую леди. Хоффману пришлось напрячь память, чтобы вспомнить ее имя; она была просто доктором Хейман, и если бы он не видел ее личное дело, то никогда бы не поверил, что ее зовут Изабель. Она определенно не походила на Изабель.
- Да, я негодяй, который хочет покончить со всем этим, - проворчал он. - Итак, они уже пришли в себя настолько, чтобы поговорить с Треску?
- Это зависит от того, как именно он собирается с ними разговаривать. - Хейман покопалась в кармане халата и вытащила окурок сигары. - У вас полно людей, которые в состоянии их допросить. Зачем вам Треску?
- Приказ Прескотта.
- Значит, он умыл руки. Однако в моей профессии существует определенная этика. Я не штопаю людей для того, чтобы кто-то потом отрывал им руки и ноги.
- Именно такова задача военной медицины, док.
- Вы прекрасно понимаете, что я имела в виду. Я требую от вас проследить за тем, чтобы этих людей не пытали. Вы же не палач, Хоффман, несмотря на ваш рев.
Хоффман сам не знал, жесток он или нет. Ему приходилось совершать поступки, о которых он потом жалел, ужасные вещи, некоторые - совершенно добровольно. Если сейчас он встанет в позу и откажется участвовать в допросе, то Треску все равно сделает то, что хочет, с благословения Прескотта.
"Я уже прошел через это тогда, с "Молотом Зари". Те же аргументы. Те же оправдания. Если бы я этого не сделал, то сделал бы кто-нибудь другой. Лучше быть мужчиной и принять удар на себя".
Итак, двое бродяг получат хорошую трепку. Скорее всего, такую же, какую им устроили бы товарищи Андерсена. Хоффман решил, что он на все согласен, если в результате выйдет так, что люди вроде Андерсена перестанут гибнуть.
- Хорошо, подождем, пока они поправятся, - сказал он. - Ваша совесть будет чиста. Но конец будет один и тот же. Только постарайтесь в это время уделить внимание и пациентам без ног и прочего, черт побери!
Хейман сунула в рот незажженную сигару. Сигара не сочеталась с белым халатом. В любых, самых тяжелых обстоятельствах она умудрялась безупречно отбеливать этот халат. В некоторых местах он лоснился от старости, из потертых манжет торчали нитки, но он был белым, и Хоффман никак не мог понять, ради чего она это делает: то ли для того, чтобы внушить больным уверенность в своем профессионализме, то ли это свидетельство ее желания стереть что-то из своей памяти. Однако у него не было времени анализировать всякую чушь. У него самого на совести было достаточно темных пятен.
- Отлично, мы теперь ничуть не лучше Прескотта. Пытаемся усыпить свою совесть. Занимаемся самообманом. - Хейман похлопала по карманам в поисках спичек и направилась по коридору к выходу. Затем обернулась. - Ах да, и еще насчет вашей приятельницы. Отправьте бедную женщину в отставку или на штабную работу, иначе ее скоро убьют. Я понимаю, что люди с Южных островов - крепкий народец, но они смертны, точно так же как и мы с вами.
- Не надо ничего от меня скрывать, док, - пробормотал Хоффман. - Говорите все как есть.
Хоффману не нравилось, что Берни постоянно рискует своей головой, но заставить уйти с передовой значило глубоко оскорбить ее. Нет, хуже: эта мысль привела бы ее в ужас, словно отставка была началом конца, и он это знал. Он спросил себя, уволил бы он мужчину ее возраста или женщину, к которой не испытывает никаких личных чувств, и ответил: "Черт, я не знаю". Он знал только, что не может поступить так с Берни, что она этого не заслуживает.
Он подождал за дверью палаты, читая записку, оставленную для него одним из врачей. Террористов-бродяг звали Эдвин Лорис - это ему Сэм Бирн сломала тазовую кость, два ребра и устроила сотрясение мозга - и Микаил Энадор; последний находился в относительно приличном состоянии после того, как его едва не сожрала собака. Сын Энадора, Ниал, не получил телесных повреждений, но был в шоке. Врачи смогли вытянуть из этих троих только их имена. Но Хоффман уже попросил Диззи Уоллина присмотреть за бродягами, живущими на базе, и незаметно выяснить, есть ли здесь друзья и родственники Лориса и Энадоров. Имело смысл понять, кто может мстить за троих пленников.
"Надо было мне оставить тебя самого подтирать собственное дерьмо, Прескотт".
Но Хоффман не сделал этого. Он не мог пустить дело на самотек. Затем в наушнике раздался треск. Это была Аня: