* * *
Пустынное шоссе, перекресток с уткнувшимся в столб грузовиком, гулкая ночная тишина. За последние месяцы я видел подобную картину десятки раз.
Только раньше ночь не наступала в час пополудни.
Луч фонаря выхватил длинный, заваленный трубами прицеп. Грузовик едва успел вырулить с завода, когда водитель отключился. Машина не успела набрать скорость, удар вышел несильным, и спустя тридцать лет водила должен был открыть глаза. Однако в город пришла вода, и сейчас на ремнях безопасности висел лишь склеванный птицами полуразложившийся труп.
Я оглянулся. Несмотря на темень, светящийся барьер был почти не виден: мы отошли слишком далеко. С той минуты, как мы проникли на завод, прошло чуть больше трех часов.
Вот тебе и безобидный, ни на что не влияющий свет.
Никаких прыжков во времени и прочих видимых катаклизмов не случилось. Просто, едва мы вышли с территории завода на Черемшанскую, начало смеркаться, хотя часы показывали полдень. Впору было бежать без оглядки, но мы не сразу сообразили, что к чему. Решили, что виноваты затянувшие небо облака.
Затем начались барьеры. Их было много. Они огораживали небольшие участки, словно огромные капли ртути, разлитые вокруг ТЭЦ. Мы лавировали по пылающему лабиринту, и яркое, неестественное сияние разгоняло сгустившуюся тьму.
Наконец, кольца света остались позади, и мы оказали ровно там, где хотели: рядом с гигантскими цистернами.
Тихо.
Над головой - черное небо, расчерченное падающими звездами.
Ночь среди белого дня - сильное впечатление.
Сан Саныч приказал проверить содержимое цистерн. Мы убили четверть часа, борясь с заржавевшими люками и забирая пробы вязкой черной жидкости…
В город выбрались без проблем. Пунктирная линия на карте на поверку оказалась не монолитной: мнимый внутренний барьер состоял из двух, с довольно широким проходом посередине. Грузовик пройдет без проблем. Так что, если топливо сочтут годным, трудностей с транспортировкой не будет.
Конечно, если найдутся люди, готовые работать там, где день пролетает за три часа…
Пройдя перекресток, мы свернули на Алма-Атинскую и вскоре увидели отблески костра.
- О! А мы уж думали, вам конец! - радостно выдал молодой солдат вместо приветствия.
Проснулся задремавший Пичугин и немедленно полез с расспросами. Остальные - что солдаты, что ученые - сгрудились вокруг. Рассказ о хроновыверте встретили прохладно. Попросту говоря, нам не поверили. Пичугин долго требовал, чтобы мы признались в розыгрыше и перевели подкрученные стрелки часов обратно. Так и не выбив из нас признания, он, в конце концов, с досадой махнул рукой и перешел к частностям. Главным объектом интереса стал я - человек, побывавший за внутренней стеной света.
Игорь из дискуссии самоустранился, неуклюже присел возле костра и уставился на огонь. Судя по неестественной позе, простым синяком на ребрах он не отделался.
Мой рассказ Пичугина не удовлетворил. По его мнению, он слишком смахивал на сцену из фантастического фильма. В ответ я спросил: что именно он ожидал услышать? Рассказывать, как меня затащил пес, я не стал. Версия о том, что я поскользнулся на смазке, звучала достовернее. Никто и не подумал, что вся смазка, попавшая на пол, если она там и была, должна была давно высохнуть и окаменеть. Ну, а выстрелы - что выстрелы… Вы же сами видели тут стаю. Тупой пес заскочил за барьер, и Игорь подстрелил его во избежание… Нормальная версия.
Поняв, что больше из меня не выжать, Пичугин все внимание переключил на карту. Потребовал нанести наш маршрут и нарисовать все встреченные барьеры. Я воспользовался паузой и, пока остальные упражнялись в топографии, подсел к Игорю.
- Болит?
- Ребро. Кажется, трещина или перелом. - Игорь косо посмотрел в мою сторону. На скуле у него разлилась лиловая гематома.
- Спасибо.
- Да ладно, Коль. Сколько мы друг друга в "Лефт фор дэд" поднимали.
Я через силу улыбнулся вялой шутке.
- Ты всегда был командным игроком.
- Да ладно, - повторил Игорь. Криво улыбнулся. - Ты бы тоже за мной пошел. Что я, не знаю?
Я отвел глаза, посмотрел на пляшущие языки пламени. Пошел бы? Наверное, пошел. Это ж не на амбразуру кидаться. Впереди ждала неизвестность, и что бы ни болтали всякие умники, неизвестность лучше верной смерти.
- Коля, это ведь тот самый пес? - тихо спросил Игорь после паузы.
- Да.
- Откуда он взялся?
- Не знаю. Ты его убил?
- Убил. - Игорь подобрал сухую веточку и кинул в костер. - Убил и добил. Не поверишь, я испугался. Никогда собак не боялся, а тут, когда его узнал, страшно стало. Сейчас думаю, может и не стоило его убивать.
- Может быть. - Тема вдруг стала мне неприятна до тошноты.
- Коль, сколько их было?
- Кого?
- Ну, этих… барьеров. - Игорь отправил в огонь очередную щепку. - Мы не один пересекли - это точно. Сначала мне показалось - два, но теперь мерещится, что три.
Я вдруг отчетливо вспомнил, как после падения в свет на миг воцарилась темнота. Потом вспыхнуло вновь, и опять свет сменился мимолетной тьмой - стоящие подряд стены света, между которыми считанные сантиметры?.. Почему бы и нет? Далеко не так безумно, как разлившаяся посреди белого дня ночь.
- Не знаю. Я глаза закрыл. Там какие-то вспышки были. Кажется, всего три.
- Ага. - Игорь осторожно оперся о локоть и растянулся на холодной земле. - Я немного посплю. Когда эти наболтаются, разбудишь, ладно? Тут где-то есть надежная квартира. Наверное, мы туда пойдем, не всю же ночь посреди поля торчать.
- Хорошо.
Я подобрал и отправил в костер веточку. Она занялась и вспыхнула. Янтарные язычки заплясали на ней, как искры в пресловутых мерцающих стенах.
Что же вы такое, черт вас побери?
Что?
Глава 4
- Все в порядке? Жалоб нет?
- Вроде нет.
- Прекрасно, голубчик, прекрасно. Маечку повыше.
Хитроглазый усатый доктор протер стетоскоп и занялся прослушиванием моих легких. Стетоскоп сменился тонометром. Затем док поводил перед глазами молоточком, деловито постучал по коленке и бегло осмотрел ухо-горло-нос.
Как по мне, в осмотре не было никакой необходимости. По мнению дока - тоже. Но распоряжение подписал лично Коршунов, так что выбирать не приходилось. Два раза в день я без очереди заявлялся в кабинет врача, краснел под обжигающими взглядами больных и характерным подергиванием ноги демонстрировал отличные рефлексы.
- Кошмары не мучают? Стул хороший? Голова не кружится?..
Доктор сделал запись в тетради и погладил округлый животик. В наши дни похвастать таким могли немногие. Злоехидный Гиппократ ряшку не только не растерял, но и нарастил.
- Откуда столько злобы? - пробормотал я, натягивая куртку.
Меня била дрожь, несмотря на растопленную печку, в кабинете было прохладно.
- Профессия, знаете ли, обязывает. - Док отложил карандаш и залихватски пригладил усы. - Это не злоба. Жесткость, цинизм, правда-матка в глаза.
У меня было стойкое ощущение, что доктор надо мной посмеивается.
Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянул Вержбицкий. Глаза сонные, волосы нестриженые.
- Легок на помине. - Я приветственно махнул рукой. - Заходи, я всё.
- Привет.
Игорь зашел и прикрыл за собой дверь.
- Здравствуй-здравствуй, Игорек. - Доктор снова принялся протирать стетоскоп.
- Привет, Гиппо…
Я спешно покинул комнату. Эти двое друг друга терпеть не могли. Я пару раз присутствовал при их разговорах - яд в каждом слове, причем в смертельных дозах. Профессиональная ревность, что ли?
Продолжая зябко кутаться, я выскочил наружу и быстро зашагал в сторону Самарской площади. В последнее время у меня появилась дурацкая привычка приходить в последнюю минуту… Последнее время, последняя минута - неоптимистичные какие-то тавтологии… И вроде слежу за временем, стараюсь выходить в срок, а все равно постоянно опаздываю. Обязанности, чертовы обязанности, которых с каждым днем все больше: Коля сделай то, Коля сделай это, и никакого света в конце туннеля.
На площади было пусто. Только туша бронетранспортера привычно стыла на ветру. БТР не мог сдвинуться с места - маленький секрет, известный лишь узкой группе людей. Какая-то серьезная поломка, которую так и не смогли устранить. Но башня ворочалась, пулемет работал, так что паралитика отбуксировали к зданию мэрии, то ли для солидности, то для устрашения. Что до бодро бегающего предшественника, он охранял главную сокровищницу коммуны - топливное хранилище.
На КПП я показал пропуск, назвал пароль - теперь их меняли каждые три дня - и прошел в мэрию. По дороге меня останавливали еще дважды. Обыскали и сверили рожу с черно-белой фотографией с такой тщательностью, будто я тут впервые.
Кажется, у Коршунова развилась паранойя.
Впрочем, понять его можно. В последнее время дела шли из рук вон плохо. Нападения неизвестных участились. Было разграблено несколько мелких объектов на периферии. Перевалочный пункт на Ленинградской пришлось эвакуировать. А три дня назад на Победе шел настоящий ночной бой. Мы потеряли троих, еще четверо получили ранения. У нападавших двое погибли, еще двоих взяли в плен и допросили с пристрастием. Никакого толку: твердили, что ничего не знают, что им приказали, что работают за еду. Ссылались на каких-то военных. Вновь прозвучало имя "Маршал".
Сначала им не поверили. Одного отлупили так, что он едва кони не двинул, однако выжать больше так и не удалось.
По наводке пленных навестили пару квартир. Одна оказалась пустой, на другой взяли какого-то узбека или таджика, который по-русски едва говорил. Вроде как просто присматривал за домом. Приходили какие-то люди, о чем-то разговаривали. Кто такие, не знает, куда уходили - тоже. Кормили хорошо, поэтому и служит. Вот и весь сказ.
Нападения между тем продолжались. В основном, по мелочи, но нервы у всех были на пределе. В ночные патрули меньше чем по четверо теперь не выступали. Еще немного и впору переходить на осадное положение. Знать бы только, кто нас осаждает.
- Николай, присаживайся. - Коршунов выглядел уставшим. Морщины на лбу стали резче, кожа бледная, ни кровинки. - Что врач сказал?
- Здоров как бык.
Я примерно представлял, к чему эти вопросы и о чем пойдет разговор.
- Хорошо.
По лицу Коршунова пробежала тень. Если бы я корчился в смертных муках, ему было бы проще. Проект "Поселение" закрыть, на идее поставить крест. Увы, никто из побывавших за барьером умирать не собирался и ничем страшнее простуды не заболел. Ну, а простуда по осени - дело житейское.
- Вчера опустошили первую цистерну, - поделился новостями Коршунов. - Пичугин с командой составили подробную карту территории.
Я молча кивнул, ожидая продолжения.
- Пойдешь с ними? - внезапно спросил Коршунов.
На секунду я опешил, вопрос вышел совершенно неожиданным.
- Я?
- Ты-ты, - в голосе мелькнуло раздражение. - Неважно, на каких условиях. Ты готов пойти с ними?
Некоторое время я лихорадочно обдумывал ответ. В голову лезла всякая ерунда в стиле: "Если партия прикажет".
- Ясно, - прервал Коршунов мучительные раздумья. - Разберемся ближе к делу. Если тенденция сохранится, в начале ноября объявлю набор добровольцев.
Я почувствовал себя оплеванным.
- Это действительно необходимо? - Вопрос вышел глупым, лучше б я и дальше сидел с закрытым ртом.
- Да, Николай, это необходимо. - Коршунов прошелся по кабинету, остановился у окна. - Люди продолжают приходить. Размещать их негде, кормить нечем. Зимой будем замерзать и голодать. Как в Ленинграде сорок третьего.
- А котельная? Лесозаготовки?
- Не хватит солярки. Мазут ладно, мазута хватит. Но водяные насосы работают на дизеле. У нас достаточно топлива, чтобы нагревать воду, но недостаточно, чтобы гнать ее по трубам. Если повезет, растянем на месяц-полтора. Больше не выйдет, нужно оставить запас на весну-лето.
- Зачем? - на автомате спросил я.
- Для посевной. Как бы мы ни экономили, продовольствия осталось на считанные месяцы. Единственный шанс пережить следующую зиму - плановые посевы. Нас слишком много, огородами не отделаться. Нужен хлеб, нужна картошка. А для них нужна техника, которая жрет топливо. Спалим весь запас на обогрев - вымрем с голоду. Просто чуть позже.
- Помощи ждать бесполезно?
- Помощи? - Коршунов устало усмехнулся. - Откуда? Пол-области смыло. От Кинеля ничего не осталось, Новокуйбышевск вообще давным-давно выгорел дотла, в Тольятти на месте Жигулевской плотины водоворот в километр, и вода по ночам светится вроде как у нас на ТЭЦ. Наводнение ведь было слишком сильным, вода держалась долго… Оно не просто так случилось. Это там, там, на плотине, что-то произошло перед пробуждением. Да что говорить. Тут везде… - Он поискал слово. Обронил: - Черт знает что.
- А Москва?
- А что Москва? Сейчас все равны, дотаций не будет. Там своих забот полон рот. Мы не знаем, как вытянуть коммуну на тридцать тысяч человек, а в Москве - пара миллионов. Да они там, поди, скоро друг друга заживо жрать начнут. Если уже не начали.
Повисло молчание.
- Почему вы мне это рассказываете? - наконец спросил я.
- Я хочу, чтобы ты понял: "Поселение" необходимо. И мне нужны люди, которые будут им заниматься. У меня хватает администраторов, но тут они не помогут. Для работы нужны люди, которые всё видели своими глазами. Которые знакомы с нестандартными ситуациями. Которые умеют их решать.
- И я лучшая кандидатура?
- Да пойми, в городе будет не лучше! - Коршунов звучно хлопнул ладонью по столу.
Дверь моментально открылась, в проеме показался охранник и тут же исчез, словно ветром сдуло.
- В городе будут свои проблемы, - уже тише продолжил Коршунов. - Может, более предсказуемые, но их будет не меньше. Я не могу тебе приказать. Мне надо, чтобы ты сам понял! Бери Вержбицкого, Неробелова, бабу свою бери. Мы вас всем обеспечим, будете жить как короли.
- Но почему…
- Да потому! Потому что если не справитесь вы, не справится никто. Потому что вы первые поймете, если что-то пойдет не так, и вытащите остальных! Сейчас ни у кого нет такой квалификации. Ни у солдат, ни у профессоров, ни у эмчеэсовцев. Понимаешь ты это?
Я промолчал.
- Думай, - резюмировал Коршунов. - Несколько дней у тебя есть. А потом жду положительного ответа.
* * *
Весь следующий день я промаялся, не зная, как поступить, а под вечер взял и выложил все Нике. Как-никак, в плане Коршунова и ей отводилось место. Ника выслушала не перебивая и тут же въедливо поинтересовалась:
- Твой Коршунов прикидывается или в натуре дурачок?
- Это значит, твердое "нет"? - уточнил я, еще не решив, горевать или радоваться.
- Это значит, что план его - идиотский, - пояснила Ника. - Лезть не пойми куда, чтобы сэкономить вязанку дров. Дурь.
- Ну, он же не предлагает лезть всем. Много там все равно не разместить. Те, кто могут перенести зиму на ногах, останутся. За барьер на завод отправят старушенций всяких. Может быть, детей. Тут бы они мерзли пять месяцев на голодном пайке, а там, за стеной… Там ведь всего месяц пройдет.
- А еще можно их расстрелять, - ядовито заметила Ника. - Тогда мерзнуть совсем не будут. Сплошная экономия.
- Нет, ну мы же там были. Нас обследовали, никаких отклонений…
- Ага, только мозг съежился, раз такие планы обсуждаете. Организовать поселение за барьером… Коля, ты хоть понимаешь, что собираешься влезть непонятно во что, непонятно зачем и с непонятными последствиями? Откуда вы вообще про сжатие времени взяли?
- Пичугин замерял. Сказал, что за барьером время течет медленнее. Он нам тогда так и не поверил, полез сам убедиться. Ну и вот. За барьером, как он выражается, "хроноаномалия". Даже коэффициент сжатия вычислил: четыре целых девяносто две сотых. Зимние холода до апреля продержатся, считай, пять месяцев. За барьером пройдет всего месяц. Так что, если в ноябре рядом с ТЭЦ организовать поселение, как раз в пять раз зимовку сократим.
Ника откинула со лба отросшую челку.
- Тебе, Коля, надо было не в теннисисты, а в математики идти. Дурак и уши холодные.
- Всё-всё, понял. Выдам Коршунову решительное "нет".
Я почувствовал себя подкаблучником. Начал от этого злиться, но пока держал себя руках.
- Да ничего ты ему не выдашь, - отмахнулась Ника. - Будто я тебя не знаю. В каждой бочке затычка. Тобой вертят, как хотят, а ты ведёшься.
Ника, демонстративно отвернувшись, зарылась в шкаф с одеждой.
Я плюнул и ушел на кухню. И чего, спрашивается, злюсь? Сам же решил посоветоваться. Вот мне и посоветовали. Между прочим, вполне конкретную вещь безо всяких уловок и оговорок. Чем же я тогда недоволен? Хотел услышать другой ответ? Ах, дорогой, я так рада, пойду собирать чемоданы? Но тогда Ника права. Выходит, никакого вопроса передо мной не стоит, и я, взяв время на размышление, мысленно согласился с предложением Коршунова. Может, поэтому он не стал меня уговаривать, искать какие-то аргументы, пытаться купить? Он просто знал, что я и так соглашусь.
Черт, как же меня все это достало…
Часовая стрелка уперлась в цифру семь. На полвосьмого Коршунов назначил собрание. Должно быть, официально расскажет про "поселенцев". Сначала в узком кругу - посмотреть реакцию, потом запустит информацию в массы. Мол, разыскиваются добровольцы. Родина-мать зовет, усиленное питание прилагается. И ведь найдутся, найдутся желающие рискнуть своей шкурой ради сытного обеда и мнимой безопасности за волшебной золотой занавеской. А значит, неизбежно наступит момент, когда Коршунов подойдет ко мне, положит руку на плечо и проникновенно спросит: "Ты готов?" И я, по мнению Ники, тяжело вздохнув, непременно отвечу: "Да".
Вот такая гнусная предопределенность.