* * *
На следующее утро Роун подкрался к шатру брата Ворона и прислушался. Несмотря на то что пить брат был горазд, Роун прикинул, что от такого количества скорпионьего пойла он проспит без задних ног еще долго.
Тренировка с братом Волком оказалась очень трудной, потому что голова Роуна была занята совсем другими планами, которые он наметил на тот день. После тренировки он пошел в класс рисования песком, поклонился собравшимся там братьям, взял небольшую мисочку со своим песком и, пытаясь сдержать охватившее его волнение, стал раскладывать песчинки по местам, пока мисочка совсем не опустела. Тогда он подошел к тому месту, где хранились запасы разноцветного песка, потом коснулся плеча брата Жало - песок его цвета кончился и там. Брат Жало очень удивился.
- Сходи к ручью, принеси еще песка.
Именно этих слов Роун от него и ждал. Он тут же бегом направился вдоль ручья к тому месту, где на отмелях можно было набрать песка цвета охры. По дороге он пару раз останавливался и проверял, нет ли за ним слежки. Никто им не интересовался. Он решил воспользоваться представившейся возможностью. Через полчаса юноша уже был у подножия горы. За прошедший год Роун часто ходил с братом Аспидом к границам территории лагеря. Святой нередко брал его с собой и в более далекие поездки - до самой Лысой Горы, в земли, где раскинулись селения, но здесь ему еще никогда не доводилось бывать. Почему?
Камни здесь были разных оттенков - от желтого до оранжевого с переходом к красновато-бурому. Но синего здесь не было и в помине, ничего даже не голубело. Что же это за странность такая синяя, о которой ему говорила пума? Скалы протянулись на мили, но на пещеру даже намека не было.
Он вынул из кармана снежного сверчка в надежде на то, что насекомое приведет его в нужное место, но сверчок почти и не шевелился.
Роун сел, уставившись на скалы. По его расчетам, до возвращения к занятию рисованием у него оставалось чуть больше часа времени. Конечно, это можно было сделать и быстрее, но братьев настолько поглощала работа, что о времени они обычно забывали.
Следующие полчаса он смотрел на поблескивавший в лучах солнца крапчатый камень. И вдруг, в тот момент, когда он уже почти был готов признать свое поражение, Роун увидел то, что искал. На одну из скал упала тень, она потемнела, и в сотне ярдов к востоку - там, где на замшелом участке скалы росли какие-то вьющиеся лианы, - красновато-бурые тона окрасились синеватым цветом.
Роун побежал к тому месту и увидел, что мох кое-где неплотно прилегает к камню. Он коснулся мха, и тот легким пушистым покрывалом отделился от скалы. Стало ясно, что мхом пользовались как камуфляжной сеткой, чтобы скрыть лагерь от посторонних взглядов. Проведя рукой по краю мха, он нащупал что-то вроде засова. Он открыл его, и за сотканной из мха камуфляжной сетью обнаружилась приличного размера расселина в скале, ведущая в пещеру. Роун вошел внутрь.
Рядом с порогом висел факел и лежал кремень, каким в лагере обычно высекали искры для разведения огня. На цепи свешивался железный брусок. Он ударил кремнем по железу, и вылетевшие искры воспламенили факел. В свете неясных теней и бликов Роун медленно продвигался вперед, пока не достиг огромной каменной глыбы, украшенной резными узорами. Это была фигура Друга, поражающего быка. Подняв факел вверх, он различил очертания решетки, подвешенной на подъемных блоках. К ней, понял Роун, привязывали жертвенное животное, а сами братья становились под ним.
В колышущихся отсветах пламени факела он разглядел, что стены пещеры покрыты какими-то изображениями. Подойдя ближе, он увидел, что они расписаны картинами. Большую часть сюжетов он уже видел раньше: Друг, его рождение из камня, убийство быка. Но на одной из них был изображен человек, привязанный к решетке и подвешенный на ней высоко над землей. Его кровь капала на собравшихся внизу друзей. У Роуна комок подкатил к горлу. Жертвоприношение будет человеческим…
Сердце его готово было выскочить из груди. На другой картине он увидел горящее селение, а над ним - руку, сжимающую меч. Рука была хорошо видна - всю ее покрывала полоса тонких параллельных белых шрамов. Часть стены рядом с этой картиной была занавешена куском ткани. Роун отдернул ее и за ней увидел вход в другое подземелье, примыкающее к первой пещере. В этот самый миг у него возникло такое чувство, будто ему пронзили грудь и вырвали сердце.
Пещера была полна масок - масок из кости и зуба. Взгляд его застыл на самой жуткой из них - красном черепе с мерзким оскалом. Это была маска того негодяя, который похитил его сестру.
Грудь сдавило так, что стало трудно дышать. Он вышел из мрачного подземелья. Где-то в глубине души он подозревал что-то подобное, но даже думать об этом не осмеливался. Теперь он знал наверняка. Ему все стало предельно ясно.
Все его существо поглотили ярость и ненависть. Захотелось сжечь шатры братьев, услышать их вопли, заколоть их всех, насадить на пику, перерезать им глотки, размозжить головы, всю кровь им выпустить.
Мы видели, как месть пожирает мир. И мы от такого мира отвернулись. Мы создали нашу общину в Негасимом Свете и никогда больше не возьмем в руки оружия, опасаясь того, во что это нас превратит. Война не приводит к миру. Помни об этом, Роун, и никогда не забывай.
Но слова отца уже не могли его убедить.
Он крикнул во тьму:
- Я буду сражаться, отец!
Да, он будет сражаться. Но лишь тогда, когда будет уверен в победе. А до тех пор придется отступить. Отступить и ждать своего часа. "Теперь у меня есть цель, - думал он. - Я найду Стоув и отомщу за разрушение Негасимого Света. Но выбора пока нет - придется скрывать свои планы и ждать".
Выйдя из мрака пещеры на солнечный свет, он почувствовал себя уязвимым и беззащитным. Он бежал обратно в лагерь, и его не покидали сомнения, что он сможет утаить раскрытую жуткую тайну. Войдя в лагерь, он первым делом взял спрятанную заранее сумку с песком. Когда он вернулся, никто не обратил на него внимания. Роун занял свое место и снова стал сыпать песчинки, стараясь обуздать свои чувства. Братья не должны ничего узнать. И пока песчинки ложились на камень, он начал обдумывать план бегства из лагеря.
* * *
За обедом Роун сидел рядом с братом Вороном, по его глазам было видно, что выспаться ему не удалось. Святой начал читать молитву, как делал это перед каждой трапезой:
- Его священный клинок освободил нас от зла.
"Этот священный клинок разрушил мой мир, - подумал Роун, опасаясь, что на лице его может отразиться лютая ненависть. - Как же мог Святой притворяться, что он - мой друг? Как мог он все это время так нагло врать мне? Как он мог наблюдать за той резней?" Сдерживаясь, он покорно кивал, как и остальные братья.
Святой уже заканчивал:
- Благодаря его любви мы освободим мир.
- Мы - братья. Мы - друзья.
Роун дал себе молчаливую клятву: "Я - твой враг. Настанет день, и я тебя уничтожу".
- Скоро придет великий день. Ты ждешь его с нетерпением, Роун?
Роун взглянул на Ворона с фальшивым оживлением.
- Еще бы!
Когда он смотрел в заплывшие глаза Ворона, на него вдруг снизошло откровение. Он вспомнил, как Ворон что-то вещал на ухо Поваренку у себя в шатре, вспомнил выпуклый надрез над его ухом. И внезапно он отчетливо понял, что человеком, привязанным к решетке, теперь станет Поваренок. И последнее испытание, которое ему предстоит пройти, будет омыто его кровью.
Ворон ухмыльнулся.
- Почему ты считаешь, что последнее испытание пройдет у тебя так, что комар носа не подточит?
Роун с видом явного расположения к нему пожал плечами.
После завершения трапезы Роун поднялся на холм и в лучах заходящего солнца стал продумывать детали побега. К югу раскинулись земли Фандора - клана, еще не покоренного Святым. Но если Святому можно было хоть в чем-то верить, то здесь жители свирепы и кровожадны. К востоку, там где некогда находился Негасимый Свет, все земли контролировали друзья. Значит, единственный путь, которым он мог бежать, вел на запад - за Лысую Гору, в земли Пустоши. На подготовку к побегу, на сборы в дорогу требовалось время - где-то, наверное, неделя. И еще ему необходим мотоцикл.
- Самое лучшее время дня, как считаешь? - раздался сзади дружеский голос Святого.
- Это точно.
- Ты, Роун, уже почти вплотную приблизился к последнему испытанию. Оно для тебя неминуемо. Если все пройдет гладко, станешь членом нашего Братства, - Святой положил ему руку на плечо, - Ты ведь сам знаешь, что не успокоишься, пока не отомстишь за Негасимый Свет и не восстановишь справедливость. Ты должен решить эту проблему.
- Согласен.
- Я хочу, чтоб ты был на моей стороне, Роун. Но мне надо при этом, чтобы ты смотрел в будущее, а не в прошлое. Сразу по завершении испытания я хочу, чтобы ты принял участие в Божьей каре.
- В Божьей каре?
- Ты ведь знаешь, что время от времени мы с братом Волком и другими братьями уезжаем отсюда по торговым делам. Но теперь, когда ты уже подошел к третьей ступени испытаний, можно раскрыть тебе правду. Настанет время, мы объединим все земли и сокрушим Город. Чтобы достичь этой цели, наши сердца должны быть тверже стали. Божья кара - это наше средство достижения равновесия. Участвуя в ней, мы преображаемся. Когда мы ее проводим, то становимся очищающим Огненным ветром. Божья кара проносится как во сне. Мы делаем это для высшего блага.
В эпоху Безумия это называлось геноцидом или зачистками.
Роун смиренно склонил голову, и в мозгу эхом отдались эти слова отца.
- Участие в Божьей каре будет для меня честью, Святой. Благодарю тебя.
- Ты радуешь меня, Роун из Негасимого Света.
Роун понял, что каждое действие Святого было точно рассчитано, чтобы сильнее привязать его к себе. Он почему-то считал, что Роун обладает какой-то особой силой, чем-то, что позарез нужно Городу. Чем-то, что они могли использовать в своих целях. Чем-то, что самому Роуну не было ведомо. Но чем?
* * *
Вернувшись к себе в шатер, Роун взял мамин рюкзак. Внутри лежало скатанное одеяло, фляжка с водой и кусочки сушеной еды. Еды, пожалуй, было маловато, да и воды свежей нужно набрать во флягу. Роун нащупал что-то в наружных карманах рюкзака. В одном лежал ботинок отца, в другом - кукла сестры. Он достал их, и лица родных явственно представились ему.
РОУН ПЛЫВЕТ ПО ВОДЕ НА СПЛЕТЕННОМ ИЗ ВЕТОК ПЛОТУ. ЕМУ ВИДНЫ ТОЛЬКО ВОЛНЫ.
"РОУН! РОУН!" - ДОНОСИТСЯ ДО НЕГО ГОЛОС СТОУВ.
"Я ИДУ К ТЕБЕ, СТОУВ! Я СКОРО ОТСЮДА УЙДУ" - КРИЧИТ РОУН, НО СЛОВА ЕГО ЗАГЛУШАЕТ ПРОНЗИТЕЛЬНЫЙ ВОПЛЬ.
НА КРАЮ ПЛОТА СИДИТ СТАРУШКА-КОЗОЧКА.
"СНАЧАЛА ТЕБЕ НАДО ВСТРЕТИТЬСЯ СО МНОЙ, - ГОВОРИТ ОНА. - ТЫ ДОЛЖЕН ПРИЙТИ КО МНЕ".
ПОСЛЕДНЕЕ ИСПЫТАНИЕ
ОН В НОЧЬ ПРИДЕТ, ТЕБЯ НАЙДЕТ
И ЯД С СОБОЮ ПРИНЕСЕТ.
ТЫ НЕ ВСПЛАКНЕШЬ - ТЫ ВДРУГ ЗАМРЕШЬ.
ВЕДЬ ЛИШНИЙ ЗВУК - И ТЫ УМРЕШЬ.
ПРЕДАНИЯ СКАЗИТЕЛЕЙ
Сквозь дымку легких облаков с оранжево-черного неба светила луна. Роун услышал звуки густого храпа, доносившиеся из шатра брата Ворона, и улыбнулся. Ворон до сих пор не пришел в себя со вчерашнего перепоя. Роун незаметно пробрался в другой конец лагеря к шатру Поваренка и убедился, что тот тоже крепко спит. Когда он легонько коснулся его плеча, чтобы разбудить парня, Поваренок открыл глаза и сразу резко сел.
- Ты что здесь делаешь?
- Тише, - прошептал Роун. - Ты мне недавно хотел рассказать о чем-то, что скоро должно случиться. Помнишь, ты говорил: "Одни приходят, другие уходят". Теперь я знаю, что ты имел в виду. В лагере всегда живут семьдесят пять братьев.
И если новый брат проходит обряд посвящения, кого-то из старых братьев приносят в жертву. В этом году из-за меня должны убить тебя.
- Мне достался счастливый лотерейный билет, - улыбнулся Поваренок. - Впервые в жизни и на мою долю выпал выигрыш.
- Тебе не надо умирать! Мы отсюда убежим.
- Нет, так нельзя!
- Побег - дело нелегкое, но мы попытаемся. Поваренок покачал головой.
- Я остаюсь.
- Почему?
- Я наконец понял свое предназначение. - Что?
Губы Поваренка растянулись в блаженной улыбке.
- Раньше я ничего не знал, всего боялся, но потом случилось чудо. Брат Волк говорил со мной часами, а брат Ворон пригласил меня в свой шатер. Они помогли мне понять, кто я на самом деле такой, в чем мое предназначение. Понимаешь, я не умру. Я буду жить вечно.
- Они что-то сотворили с тобой, Поваренок. Может быть, чем-то опоили или что-то ввели в голову через этот разрез над ухом.
- Раньше все братья держали меня за придурка, годного лишь на то, чтобы работать на кухне, потому что я слишком слаб, чтобы стать воином, слишком труслив для участия в Божьей каре. А теперь все считают меня важной птицей! Ты только посмотри, как они стали ко мне относиться - они вдруг стали меня уважать!
- Поваренок, они хотят с тобой расправиться…
- Ты мне завидуешь. Тебе нравится видеть во мне слабака, потому что так легче мною повелевать. А теперь я стал сильным, страх мой пропал!
- Тогда пойдем со мной.
Поваренок с ненавистью посмотрел на Роуна, глаза его, казалось, остекленели. В тусклом лунном свете рана над ухом начала странно пульсировать.
- Я остаюсь. И ты тоже никуда не денешься. А если попробуешь сбежать, ты мне всю жизнь порушишь, я все потеряю! Ты не можешь смыться, я не позволю!
Роун понял, что его план побега теперь под угрозой, и пошел на хитрость.
- Ты прав, Поваренок. Прости меня. Я просто не понимал, что ты сам этого хочешь.
- Я хочу этого больше всего на свете.
- Значит, так и будет. Только не вздумай рассказать кому-нибудь, что я подбивал тебя на побег. Если только ты об этом проболтаешься, они перестанут мне верить и отменят обряд.
Поваренок быстро заморгал.
- Они не могут так поступить!
- Они и не станут ничего отменять. По крайней мере, до тех пор, пока будут мне верить. Но если только они во мне хоть немного усомнятся, все тут же изменится.
- Я ни слова никому не скажу.
- Спасибо, Поваренок. Мне просто надо было убедиться, что ты сам этого хочешь. Спокойной тебе ночи.
Нельзя терять время, бежать надо немедленно. Недостающую для долгого пути провизию теперь придется доставать без помощи Поваренка. Он прокрался к шатру, где располагалась кухня, и, оглядываясь по сторонам, внимательно осмотрел темное помещение. В отблесках света висящего при входе факела Роун положил в захваченную с собой сумку немного сушеного козьего мяса, сушеных фруктов и наполнил флягу свежей водой из бака. Вдруг он услышал какие-то звуки и спрятался за разделочный стол.
Неподалеку раздались голоса двух человек, языки их сильно заплетались от выпитого.
- Постой здесь, а я пойду возьму немного еды.
В шатер вошел один из братьев.
Роун видел, как тень его легла на разделочный стол, рука потянулась к миске с сушеными фруктами. Роун затаил дыхание. Брат уронил несколько фруктов - что-то упало Роуну на голову, что-то на глинобитный пол.
- Черт! - выругался брат и нагнулся, чтобы поднять фрукты с пола, оказавшись совсем рядом с затаившимся Роуном.
- Давай поторапливайся! - проворчал второй, стоявший у входа.
- Сейчас! - прошипел брат, все еще шаря по полу, пытаясь нащупать упавшие фрукты. Роун сжался в тугую пружину.
- Ну давай, выходи, не то я сам бутылочку прикончу!
Брат вздохнул и нетвердой походкой направился к выходу. Роун перевел дух. Когда фигуры двух братьев скрылись в отдалении, он перекинул сумку через плечо и побежал к палатке Святого, бесшумно ее обошел и откинул полог небольшого чулана с той стороны, где обычно стоял мотоцикл. Сердце юноши бешено забилось - мотоцикла на месте не было.
Но куда же на нем уехал Святой? Что теперь делать? Голова раскалывалась… Без мотоцикла бежать бессмысленно - он пешком и нескольких миль не протянет. Но ведь единственной причиной его решения срочно скрыться из лагеря был страх, что Поваренок проболтается. Оставалось лишь молиться, чтобы он держал язык за зубами.
* * *
Как только на следующее утро прозвучал колокол, Роун неспешно направился к шатру Святого.
- Он еще не вернулся, - сказал ему невесть откуда появившийся брат Ворон.
- А куда он уехал? - стараясь изобразить безразличие, спросил Роун.
- Это ж надо - доложить тебе не удосужился!
Ворон потрепал юношу по щеке. Роун отпрянул.
- Вот ты уже и дергаться начал, так? Да, без Святого тебе бы жизнь медом не казалась… Знаешь, последнее испытание будет для тебя и самым простым, и самым сложным. Но не переживай - скоро ты и вправду станешь одним из нас.
- Значит, Святой поэтому уехал? Готовить мое испытание?
- Будь готов. Он может вернуться в любой момент!
У Роуна отлегло от сердца - ясно, что пока Поваренок ничего Ворону не говорил. Роун пошел на тренировку к брату Волку, но ему сказали, что тренировка отменена. Брат Волк со своими подопечными тоже куда-то уехал. Роун вернулся к себе в шатер и положил кисточки для рисования песком в сумку с припасами. Потом взял меч-секач и тренировался, пока снова не прозвучал колокол. К этому времени ему удалось немного успокоиться. Натянув на себя вещи, в которых он обычно занимался рисованием песком, он убрал меч в ножны и пошел обедать.
Роун сел поодаль от других, наблюдая за происходящим в шатре. Поваренок разносил суп, при этом было заметно, как изменилось отношение к нему всех братьев. Он словно перестал быть человеком-невидимкой, они стали его замечать - разговаривали с ним, перешучивались, хвалили за вкусную еду. "Интересно, кто им будет готовить после того, как Поваренка убьют?" - подумал Роун.
К нему за стол подсел брат Аспид. Роун недоумевал: как он мог так заблуждаться насчет этого человека?
- Кажется, Роун, ты чем-то расстроен?
- Святой рассказал мне о Божьей каре, - негромко ответил он. - Интересно, что ты по этому поводу думаешь.
Аспид вздохнул.
- Божья кара - важная часть работы Друга.
- Но ты же целитель…
- Я исцеляю братьев и тех, кто поклоняется Другу.
- А как же остальные?
Брат Аспид уставился в тарелку.
- Если их не озаряет свет Друга, они для меня невидимы.
Их разговор прервал звук рога. Внимание всех сидевших в шатре привлекли жалобные причитания на высокой ноте и треск мотоцикла Святого. Вскочив на стол, брат Ворон объявил:
- Все идут на собрание! Радостная победа одержана во имя Друга! Пойдемте туда!
В волнении повскакав со своих мест, братья помчались к выходу из шатра. Брат Аспид сжал руку Роуна.
- Вот, Роун, и настал момент, которого ты так ждал. Пошли!
Они присоединились к толпе, и Роун плотно прижал сумку к телу.
Как только братья расселись на стоявших в ряд скамьях шатра собраний, Святой въехал в центр помещения, слез с мотоцикла и обратился к своим последователям:
- Братья! Друг велик!
- Друг велик!
- Долгие годы этим отщепенцам - предводителям Фандора, удавалось от нас скрываться. Они были как бельмо на глазу Друга. Сегодня с благословения Друга мы с нашими лучшими воинами отправились в Фандор и захватили там одного их предводителя с его подручным.