- Вот видите, - качнул головой Снегирь. - Не исключено, что этот орангутанг и есть… Пошли скорей - не до запахов.
Снегирь явно нервничал, оглядывался по сторонам, словно кролик, выскочивший из норки.
Над входом в каменную чашу красовалась надпись: "Стадион Динамо", перед чугунными воротами стояли двое с автоматами.
Приблизившись к воротам, Снегирь перестал быть похожим на испуганного кролика, теперь, скорее, он был похож на расслабленную обезьяну.
- Здорово, братаны, - бросил автоматчикам.
- Вонючий дикарь тебе братан, - в общем, миролюбиво, отозвался один из охранников. - Кто такие?
Его товарищ подозрительно зыркнул на рюкзак у меня за плечом.
- Мародеры с Района Третьего Кольца. Бескудниково знаешь?
- Не знаю, но ясно, что из жопы.
Автоматчики заржали. Снегирь заржал вместе с ними.
- Ну и нахер вы приперлись из своего Бескудникова? - автоматчик сплюнул на рыжий от мочи снег зеленоватый комок.
- Мы как все, братан, - осклабился Снегирь. - Толкнуть кое-что, дашь на дашь.
- Толкнуть, значит?
Охранник долгим взглядом окинул меня. Стало неуютно, совсем неуютно.
- А что именно вы собрались здесь толкнуть?
Капля холодного пота побежала по спине. Я сдвинул лопатки. За нами образовалась очередь из навьюченных баулами людей. Толпа надавливала:
- Вы че там, блядь, застряли?
- Пропускай этих пидаров, либо расстреливай, долго мы тут будем спины ломать?
Один из охранников явно занервничал, но его напарник упрямо стоял на своем.
- Счас я тебя пропущу, - крикнул он в толпу. - Счас я тебя, сука, на тот свет пропущу.
Он обратил к Снегирю перекошенное лицо:
- Что в рюкзаке?
- Братан, - Киркоров приблизился к автоматчику. - Зачем ты так?
- Назад, пидор.
Ствол автомата уперся в живот Киркорову. Но, кажется, кроме меня этого никто не заметил, серебряный портсигар со Сталиным на крышке перекочевал из руки Киркорова в карман охранника.
- Проходите.
Обливаясь потом, я проследовал в ворота. Черт подери, надо же!
- Я думал, взрывчатка не запрещена на барахолке, - шепнул я Снегирю.
- Не запрещена, - он ухмыльнулся как ни в чем ни бывало. - Если ты не хочешь ее толкнуть, то не запрещена…
- Киркоров.
- Чего тебе?
Я пожал одноглазому руку. Он кивнул, поведя плечами.
- Жалко портсигар.
- Новый найдешь, - убежденно сказал Снегирь.
Зрелище, распахнувшееся перед нашими глазами, было грандиозным. Чаша стадиона напоминала муравейник со срезанной макушкой. Люди копошились на дне и на трибунах, в воздухе висел ни на минуту не умолкающий гул. И, ступив в тесные ряды, мы стали частью этого гула.
- Меняю книгу на жратву!
- Братан, постой, взгляни, какой покрой!
- Ушанка, кому ушанка!
- Валенки уперли! Валенки!
Снегирь уверенно шагал по рядам, отнекиваясь от назойливых торгашей, отталкивая проституток, буквально вешающихся на шею.
- Какой значок!
Тощий оборванный юнец вцепился в грудь Киркорова, пытаясь сорвать значок. Тот, не долго думая, размахнулся и двинул кулаком по распухшей от голодухи физиономии. Юнец отлетел в сторону, на разложенный торгашами металлолом.
- Сука! - по-собачьи заскулил он. - Сука е… ная!
Мне же на руку повисла женщина с разорванным ртом - черные, кривые зубы выглядывают, как зверьки из норки.
- Красавец, хочешь - отсосу?
Я молчал, и она не отставала.
- Недорого возьму, красавец. Сухарик дашь. Доволен будешь…
- Кышь отсюда, падаль, - крикнул на нее Киркоров. - Или, может…? - он выразительно посмотрел на меня.
- Пошел ты, - зло бросил я, догадавшись, что он имеет в виду.
Шлюха осталась позади, матерясь и сыпля в наш адрес проклятья.
Снегирь остановился перед грудой вонючего тряпья, из-за которой едва виднелся хозяин.
- Карлуша!
Пузатый человечек с миндалевидными глазами и большим, крылатым носом засеменил к нам.
- Снегирь, какими судьбами?
- Все теми же. Как торг, Карлуша?
- Какой, к дьяволу, торг? - пожаловался Карлуша. - За все утро обменял бушлат на два ржавых топора. Разве это торг? - он посмотрел на нас с Киркоровым. - И Киркоров с тобой? Здравствуй!
- Здорово, Карл, - отозвался Киркоров.
- А это кто?
Карлуша посмотрел на меня. Мне не понравился его взгляд - цепкий, оценивающий, особо остановившийся на рюкзаке, давший мне понять: этот Карлуша, при внешней безобидности, не так уж прост.
- Это Андрей, наш новый товарищ.
- Вот как, - Карлуша улыбнулся. - Карл Брандао.
Я пожал его мягкую ручонку.
К нам приблизился здоровенный детина с тупым выражением на лице, напомнивший мне близнецов, встреченных мной и Мариной на Москве-товарной.
- Где ты шляешься, остолоп? - накинулся на него Карлуша.
- Мясца выменял, хозяин.
- Мясца выменял! За то время, что ты мясцо менял, меня три раза могли пришить или обчистить до нитки. До нитки!
- Прости, хозяин.
- Давай сюда, остолоп.
Детина протянул Карлуше дымящийся кулек. От запаха слегка закружилась голова. Торгаш распаковал кулек и набросился на еду, не заботясь о наших ощущениях.
- Итак, Снегирь, - сказал он, едва ворочая языком. - Я полагаю, вам нужно обмундирование вот на этого молодца.
Он дернул подбородок в мою сторону.
- Ты, как всегда, проницателен, Карлуша.
Торгаш протянул обглоданную косточку своему сподручному. Тот схватил ее и принялся грызть. Меня едва не стошнило.
- Люблю стрелков, - не совсем к месту заговорил Карлуша, поглядывая на меня. - Они подчиняются правилам, например, тому правилу, что каждый участник состязания на право вступить в Армию обязан иметь обмундирование стрелка. Где он его возьмет - вопрос открытый. Обязан - и баста! Замечательное правило.
- Еще бы, - ухмыльнулся Снегирь. - Тебе - то оно как нельзя на руку.
Он выразительно потер большим пальцем указательный.
- О, ну что ты, Снегирь, - воскликнул Карлуша, - Навар с этого дела - гулькин нос. Я на валенках больше зашибаю.
Снегирь покачал головой.
- Тут дело в другом… - Карлуша передал здоровяку остатки жратвы и приблизился к нам, ковыряя длинным ногтем в зубах. - Скажите мне, легко ли достать в резервации обмундирование стрелка?
Мы молчали.
- Так вот, я вам отвечу - нелегко. Вернее, почти невозможно. Сечете фишку? - Карлуша засмеялся. - Состязание началось до начала состязания…
- К чему ты клонишь? - спросил Снегирь, хотя всем уже было ясно: торгаш набивает цену.
- Вам повезло, друзья мои, - ангельским голоском отозвался Карлуша. - У меня как раз есть стрелковая форма аккурат на этого парня. Но…
- Что "но"?
- Боюсь, она будет стоить несколько дороже, чем в прошлом году.
Киркоров потер рукой то место, где раньше был его второй глаз.
- Это почему? - возмутился Снегирь (как мне показалось, притворно).
- Предрождественский ажиотаж, - развел ручками Карлуша. - Мне старатели уже предлагали за форму такие вещи, что сам Лорд-мэр не отказался бы, но я посылаю всех к чертям, жду вас.
- Спасибо, Карлуша.
- Итак.
Торгаш уставился на мой рюкзак.
Снегирь приблизился к Карлуше, наклонился и что-то прошептал ему на ухо. На физиономии торгаша мелькнуло изумление.
- Покажи.
Я развязал рюкзак. Карлуша взглянул на туго набитые черные пакеты, облизнул пересохшие губы.
- Интересно, - пробормотал торгаш.
- Покажи нам форму, Карлуша, - вставил Киркоров.
- Герасим, покажь им.
Детина покопался в бауле и вынул желто-зеленую куртку и брюки. В точно такую же форму были одеты стрелки, проводившие зачистку в Калуге, пускавшие под откос Последний Поезд… Да и мы с Мариной, помнится, шли через Джунгли в куртках, снятых с убитых стрелков.
Кстати, об убитых стрелках: на куртке, что показал Герасим, чернела дырка, вокруг которой красным пятном запеклась кровь. Я хотел было обратить на нее внимание Снегиря, но промолчал. В конце концов, вероятно, так и заведено - убив слабого стрелка, ты занимаешь его место… Это разумно и даже… правильно.
- Мы дадим тебе три пакета, - сказал Снегирь.
- Пять.
- Три пакета, Карлуша. Ты прекрасно знаешь, что эта тряпка не стоит и одного.
- Снегирь, пять пакетов, - ласково пропел Карлуша. - И то лишь по большой личной симпатии.
- Хорошо, Карл, - вставил Киркоров. - Как говорится - ни нам, ни вам. Четыре пакета.
- Пять пакетов, - стоял на своем Карлуша.
- Пошли отсюда, - резко сказал Снегирь. - Он, похоже, совсем нюх потерял.
Мы сделали всего пять шагов в сторону от торговой точки Карлуши, как он закричал вдогонку:
- Эй, вернитесь!
Торгаш воровато спрятал в баул четыре пакета взрывчатки. Герасим протянул мне форму, я положил ее в рюкзак, ставший заметно легче.
- Ну - с, - Карлуша потер руки. - Тебе повезло, Снегирь, что ты имеешь дело с порядочным человеком. Другой, знаешь ли, мог и охране стукнуть. Проносить взрывчатку на барахолку запрещено…
- Так же, как и форму с убитого стрелка.
Снегирь сплюнул на снег. Карлуша засмеялся:
- Теперь, как я понимаю, вы к Цыгану?
- К Цыгану, - кивнул Снегирь. - Ты не в курсе, где он нынче подвизается?
К точке приблизилась баба в рваной душегрейке.
- На что валенки меняешь? - обратилась она к Киркорову.
- Я здесь хозяин! - выкрикнул Карлуша. - Цыган на барахолку не пробрался. Здесь только его кореш.
- Ну и где он?
- Вроде бы у ворот терся, - нетерпеливо отозвался Карлуша, рассматривая принесенные бабой железки. - Идите же. Работать мешаете.
За чугунными прутьями ворот виднелись крутые затылки автоматчиков. Автоматчики курили, надо полагать, содержимое портсигара Киркорова. Красноватое солнце уже коснулось кромки каменной чаши. Гул толпы стал заметно тише, многие торгаши закруглялись, упаковывая вещи в баулы.
- Цыгана ищете?
Он подошел тихо, как кошка: молодой, стройный и… смазливый. Не помню, когда последний раз я употреблял это слово, думая о каком-либо человеке. Кореш Цыгана был похож на женщину: чистая кожа, припухлые красные губы, длинные светлые волосы. Одет в узкие джинсы, вызывающе подчеркивающие выпуклость паха; короткую кожаную куртку с изображением ангела на груди.
- Цыгана ищем, - ответил Снегирь.
- Я отведу вас к нему, - юноша протянул мне руку. - Вадим.
- Андрей, - глуховато отозвался я, но руку пожал. Она была твердой и холодной.
Вадим представился и моим спутникам - значит, они видят его впервые.
Автоматчики отворили ворота.
- На выход.
Вереница торгашей и менял потянулась со стадиона. Мы, к счастью, оказались в первых рядах, иначе нам не покинуть барахолку до утра.
Началась метель: природе как будто не терпелось скрыть следы муравьиного копошения людей, как и в те времена, когда люди были здесь хозяевами.
Вадим пружинисто шел впереди.
За молчаливым леском открылась пустая улица - два ряда покалеченных многоэтажек.
- Эй, - окликнул провожатого Снегирь, беспокойно озираясь. - Далеко топать-то?
- Уже близко.
Через пару сотен метров перед нами улеглось шоссе, горбящееся ржавыми автомобилями. Вадим двинулся наперерез к виднеющимся за снежною пеленой зданиям, отдаленно напоминающим паруса. В Пустоши я не видел ничего подобного…
Дома соединяла каменная кишка, на крыше которой, - пеньки-буквы - "АЭРОВОКЗАЛ".
Вадим - и мы следом - нырнули в черную пасть входа. Дальше - турникеты, вроде тех, что в метро.
Сначала я увидел три красноватых мигающих глаза: три костра пылали неподалеку от расположенных широким полукругом конусовидных шатров. Затем - широкое ровное поле, самолеты, нюхающие пропеллерами воздух. И уже напоследок - темные фигуры, сидящие у костров.
- Ходынка, - прошептал Снегирь. Что-то в его голосе мне не понравилось…
Мы подходили к ближайшему шатру и навстречу нам поднимались люди. Вспомнилась Москва-товарная, мародеры: этот, как его, Шевченко, со своими сподручными. Те тоже сидели, сгорбившись, у костра, ловя тепло, грея жратву. Время костров, эра костров…
Явственно послышался звон передергиваемых затворов.
- Кто, б… дь?
Голос! - сразу и не понять, человек сказал или прорычал зверь. Шесть либо семь стволов уставились на нас, вызывая холодок под сердцем.
- Вадим, - кто-то у костра узнал провожатого.
Стволы опустились.
Лица, сверкают белки глаз.
- У себя? - спросил Вадим бородача с серьгой в ухе. Тот кивнул, исподлобья поглядывая на нас. В руках у бородача - ружье с красивым деревянным прикладом.
- Сюда.
Вадим, наклонившись, проник в шатер.
- Цыган, - окликнул он темноту. Что-то щелкнуло, запахло бензином. Под потолком вспыхнула тусклая лампочка, провода от которой змеились к клеммам урчащего генератора.
С соломенного тюфяка поднялся мужик, слегка похожий на Вадима. Такая же кукольность, лощеный блеск кожи, глаза навыкате. Вот только он был лыс, и во взгляде читалась усталость.
- Снегирь, здравствуй, - Цыган, похоже, ни на йоту не удивился нашему появлению, а на меня и Киркорова он и вовсе не обратил никакого внимания. - Я знал, что ты явишься.
Вадим приблизился к нему, ластясь, словно кошка. Я никогда в жизни не видел целующихся мужиков: поцелуй Вадима с Цыганом был долгий, глубокий. Я отвернулся, опасаясь, что меня может вырвать.
- Теперь иди, крошка, - Цыган шлепнул юношу по жопе. - Нам с этими людьми надо переговорить.
Вадим, виляя бедрами, покинул шатер.
Цыган повернулся к нам. На его башке, как в зеркале, отражалась лампочка.
- Рад видеть старого партнера… - начал Снегирь.
- Без прелюдий! Сразу к делу.
- Ты, Цыган, знаешь, что нам нужно.
- Знаю. Но не знаю, что есть у вас.
Снегирь кашлянул.
- Тридцать килограммов пластида.
На лице Цыгана не отразилось ничего.
- Пластид? Недурно…
Он подошел к параше. Желая струя загрохотала, как маленький водопад. Помочившись, Цыган повернулся к нам, неторопливо упаковывая сизую мотню.
- Так что? - в голосе Снегиря слышалось нетерпение.
Цыган отворил дверцу железного шкафа, стоящего в головах его постели, достал холщовый мешочек.
- Здесь, как и в прошлый раз, ровно тысяча доз.
Снегирь взял мешочек.
- Андрей.
Я скинул рюкзак с плеча и выгрузил на пол шесть черных пакетов.
Крадучись, вошел Вадим, наверное, почувствовал: сделка завершена. Цыган кивнул нам, прощаясь. Мы покидали шатер, слыша за спиной звук поцелуя.
- Пидоры, - пробормотал сквозь зубы Киркоров.
Мы, стараясь держаться у стен домов, двигались в сторону барахолки. Рюкзак стал легким, как пушинка, и усталое плечо только что не пело от радости.
- Жоподеры, б. дь!
- Чего ты, Киркоров, так взъелся на них? - ухмыляясь, спросил Снегирь.
- Ненавижу говнотолкателей, - Киркоров со злобой ковырнул носком ботинка ледяной нарост на земле. - Перестрелял бы всех.
- Какая тебе-то разница?
Киркоров взглянул на меня, на Снегиря и, не найдя что ответить, махнул рукой.
Лунный сок заливал окрестность, ночь была ненамного темнее дня. Чаша стадиона напоминала череп быка. Не больше чем в сотне метрах отсюда - люк.
- Эй, вы, постойте!
Окрик зазвенел в морозном воздухе. Я оглянулся. Двое в форме стрелков приближались к нам.
- Патруль, - выдохнул Снегирь. - Вот дьявол!
Киркоров выхватил из-за пояса пистолет. Громыхнул выстрел.
- Бежим, б… дь!
Я помчался по сугробам вслед за Киркоровым, неуклюже вскидывающим на бегу голенастые ноги. Где-то за моей спиной сопел Снегирь и хлопали выстрелы - один за другим.
Киркоров отбросил в сторону люк и прыгнул в черную кишку.
- Скорее, - крикнул я Снегирю, и увидел, как тот упал лицом в снег. Пистолет! У меня же в руках пистолет! Выстрел - шаг, шаг - выстрел.
- Вставай!
Снегирь хрипел, но все-таки поднялся на ноги. Расстреливая обойму, я довел его до люка. Снегирь перегнулся через край и мешком полетел вниз.
Я оглядывался, поминутно оглядывался. Мне все чудилось хлюпанье подошв по лужам.
- Да не погонятся они, - раздраженно проговорил Киркоров. - Редко сюда суются.
Единственная рука Снегиря давила на меня. Он стонал, вскрикивал, едва передвигая ноги.
С канализационного свода капала ржавая вода, раненый все норовил ухватить каплю сухими губами.
Приходилось часто останавливаться, чтобы перевести дух. Снегирь то лихорадочно бормотал, то терял сознание. Справа его куртка, от под мышки до пояса, была липкой от крови.
Во время одной из остановок, уже на железнодорожном полотне, в метро, Киркоров сказал, глядя на Снегиря, в очередной раз впавшего в забытье:
- Не жилец.
- Заткнись, - его равнодушно-спокойный тон взбесил меня.
Киркоров пожал плечами и сплюнул в лужу - по воде пошли радужные круги.
- Ты чудак, Андрей. Ну, стрелки подстрелили Снегиря… А завтра завалят меня, послезавтра - тебя. Это резервация, привыкай.
- Заткнись, - повторил я, уже не чувствуя злобы, - только усталость. Я понимал, к чему он завел весь это треп: намекает, что безнадежного Снегиря можно бросить здесь.
Раненый застонал.
- Пить!
Я зачерпнул ладонью из лужи. Снегирь ухватился за мою руку со всхлипом и долго не отпускал. Его губы были шершавые и горячие.
- Поднимайся, Снегирь, - я ухватился за отворот куртки. - Киркоров, помоги.
Тот вздохнул и подставил плечо.
Мы выволокли Снегиря наружу и рухнули на снег. Я дышал полной грудью, втягивая внутрь себя холодный ночной воздух, - дышал и не мог надышаться. Мне казалось, что там, во мраке подземелья, я был мертв, и вот теперь ожил, вернее, родился заново. Я не дышал сейчас - я ел воздух, вместе с дымком далеких пожаров, вместе с лунным светом, вместе с ледяными иголками звезд, вместе с крупными снежинками.
Застонал Снегирь.
Я поднялся.
Над обломками кремлевской стены колыхалась поземка.
- Киркоров, покарауль здесь, я за подмогой. Вдвоем мы не одолеем и сотни метров…