Длинные светлые волосы, которые летом выгорали и становились похожими на золотистый водопад, выделяли её среди других деревенских девушек. Тонкая талия, белые ровные зубки, зелёные колдовские глаза, миловидное личико с прямым носиком, пухлые алые губки и высокая грудь девушки - всё это привлекало к ней внимание молодых парней и даже женатых мужчин. Поэтому дальнейшие события развивались по сценарию, который был легко предсказуем. В дом Равартан зачастили сваты. Но гордая Нерейд выходить замуж не торопилась и всем посланцам отвечала отказом. Женихов это, конечно, обижало, и в деревне стали считать Нерейд заносчивой стервой, а вчерашние подруги завистливо и с презрением плевали девушке вслед и проклинали её. И неизвестно, к чему бы всё это привело, если бы в жизни Нерейд не появился тот, кого она полюбила с первого взгляда, всем сердцем, всей душой.
Однажды в деревню зашёл небольшой торговый караван из Сигтуны, и в тот же день от деревенского старосты в дом знахарки прибежал гонец, который сообщил, что в дороге один из торговцев вывихнул себе ногу и ему требуется срочная помощь. Равартан в этот день собирала в лесах целебные травы, и в Уурас отправилась Нерейд. Так она встретила своего будущего мужа Оттара Эгильссона, который оказался её пациентом.
Купца вряд ли можно было назвать красавцем, но и уродом он тоже не был. Обычный тридцатилетний мужчина. Среднего роста, широкоплечий, синеглазый и русоволосый. Не богат и не беден. Влиятельной родни нет. Скитается по свету и торгует всякой мелочовкой: лесками, крючками, сетями, тканями, подковами и ножами, а с невеликой прибыли сыт, одет и невдалеке от Сигтуны построил небольшой домик. Однако было в Оттаре нечто такое, что привлекало провинциальную красавицу, какая-то необъяснимая природная доброта и душевная чистота. И потому, при первой же возможности бросив все дела, она торопилась встретиться с заезжим гостем и взглянуть в его голубые глаза, которые дарили ей радость и умиротворение.
Оттар человеком был опытным и интерес к себе Нерейд, которая ему тоже понравилась, заметил сразу. А поскольку все решения он принимал быстро, то не тянул и прямо сказал девушке, что готов на ней жениться, и, когда она ответила согласием, незамедлительно направился в гости к Равартан. Знахарка, которая в последние годы сильно постарела, выслушала его. Затем она спросила дочь о её решении, немного всплакнула и благословила молодых на брак.
Через три дня состоялась свадьба, на которой от души гуляла вся деревня, а когда праздник был окончен, чета новобрачных перебралась в дом мужа. И зажила Нерейд после этого, словно в сказке. Свой дом, в котором всё есть, сильный и ласковый муж, а впереди - долгая счастливая жизнь рядом с тем, кого она полюбила.
Однако счастье семьи Эгильссон было недолгим. Вокруг озера Меларен и на его водной глади постоянно вспыхивали ожесточённые схватки между язычниками и христианами. Король Сверкер Кольссон увеличивал количество воинов в этих землях, а пришедшие вместе с ним чужаки, священнослужители распятого бога, уничтожали всех, кто мог числиться сторонником родовых богов. И одним из таких сторонников была объявлена знахарка Равартан, которую наёмники короля, словно бабочку, накололи на копьё, а затем сбросили её тело в воды озера.
Нерейд почувствовала смерть матери сразу. Однако, увлечённая своей новой жизнью, не придала этому значения и о постигшем её горе узнала только спустя неделю. Тогда дом Эгильссонов навестил деревенский староста, посоветовавший новобрачной уехать подальше из этих мест и затаиться. Но Оттар заверил жену, что сможет её защитить, и, оплакав мать, Нерейд вместе с мужем отправилась в Сигтуну, где они оба собирались принять крещение, которое бы избавило молодую семью от возможного преследования со стороны христианского культа.
Обряд, который совершался в королевской церквушке, прошёл тихо и неприметно. Под песнопения нескольких забитых, тусклых мальчиков, из которых словно вынули душу, Оттар и Нерейд склонились перед алтарём чужого бога. После этого священник обрызгал их водой, пробубнил несколько фраз на латыни и надел на шею мужа и жены деревянные крестики. Купец и его супруга поцеловали большой серебряный крест, встали с колен и вышли на свежий воздух. И тут их поджидала очередная беда.
Белокурую длинноволосую красавицу Нерейд заметил верный воин короля барон Фредерик Валле, пожилой и грузный распутник, который был славен тем, что имел три десятка бастардов. Новоявленный дворянин, который не так давно был обычным самозваным ярлом, не сомневаясь, оттолкнул конём Оттара и предложил замужней женщине стать его наложницей. Муж, хоть и был человеком спокойным и не воинственным, этого не стерпел и бросился на барона с кулаками. Но рядом находились дружинники Валле, и в ходе завязавшейся драки Оттара проткнули клинком. После чего барон объявил мёртвого купца мятежником, который злоумышлял против короля.
Видевшая смерть своего любимого Нерейд застыла в ступоре, и её схватили. Барон, свесившись с седла, сальной рукой потрепал её по белой щеке и, оскалившись гнилыми пеньками передних зубов, просипел:
- Вот и всё, курочка, потрепыхалась - и теперь ты вдовушка.
Девушка хотела плюнуть ему в лицо. Но в этот момент на площади в сопровождении нескольких конных охранников появился подтянутый рослый брюнет на отличном скакуне и в богатой одежде. Конём он уверенно раздвинул собравшуюся вокруг тела мёртвого Оттара и дружинников барона толпу и посмотрел на девушку. Люди вокруг притихли, а Валле торопливо спрыгнул с лошади. Он низко поклонился богатому всаднику и, вскинув вверх сжатую в кулак правую руку, громко провозгласил:
- Слава нашему доброму королю Сверкеру Кольссону!
Король, а это был он, поморщился, лениво махнул затянутой в перчатку рукой и спросил барона:
- Валле, что здесь произошло?
- Ваше величество, - не задумываясь, ответил барон, - был опознан язычник, который поддерживал подлеца Тостерена. Я приказал его схватить, но он оказал сопротивление и был убит.
- Нет! - надеясь на справедливость короля, воскликнула Нерейд. - Он всё врёт! Мы честные люди и новообращённые христиане! Ваше величество…
- Молчать, тварь! - Пощечина барона в кровь разбила губы девушки, и она замолчала, а Валле вновь обратился к королю: - Эта шлюха лжёт, мой король.
Сверкер, который многое позволял своим преданным псам, усмехнулся и пальцем поманил к себе барона. Валле приблизился, прижался к королевскому седлу и снизу вверх посмотрел на Кольссона, а правитель шведов, понизив голос, прошипел:
- Ты зарвался, Валле, и за это будешь наказан.
- Как пожелаете, ваше величество, - выдохнул барон. - Я приму любое наказание.
- Ха-ха! - рассмеялся король, потрепал барона по грязным космам и кивнул в сторону Нерейд: - Я заберу у тебя эту женщину.
- Но, ваше величество… - В голосе дворянина появились какие-то плаксивые нотки, словно он маленький ребёнок, у которого отбирают любимую игрушку.
- Заткнись! - Валле сник, а король продолжил: - Эта девка будет жить в твоём замке. Но не дай бог, ты её хотя бы пальцем тронешь, тогда пожалеешь, что на белый свет родился.
- Слушаюсь, господин.
Полусогнувшись, барон отступил к Нерейд, которая слышала этот разговор, дождался, пока король покинет площадь, и еле слышно прошептал:
- И зачем ему девка? Не понимаю. Ни себе, ни людям.
Тогда, потрясённая тем, что произошло, Нерейд не поняла слов Фредерика Валле и вспомнила о них, лишь когда вновь встретилась с королём Сверкером, коего после полученной пару лет назад тяжёлой раны женщины интересовали исключительно как собеседницы и танцовщицы. Правда, монахи-цистерианцы во главе с личным королевским исповедником Альбрехтом Зюгау обещали Сверкеру божественное исцеление. Однако лишь тогда, когда будут уничтожены все язычники Меларенской провинции, среди которых самый главный Гутторм Тостерен.
Нерейд отвезли в замок Валлеборг, и у неё началась новая жизнь. Девушку кормили, поили и перед приездом короля, который любил поохотиться во владениях барона Фредерика, выдавали хорошую одежду. Со временем Нерейд даже выделили небольшое личное пространство с окошком на двор замка и дозволяли иногда выходить на свежий воздух, а барон Фредерик, повинуясь воле Сверкера, не пытался к ней приставать, благо наложниц у него хватало. Нерейд горевала по мужу, по матери и по свободной жизни. Но что она могла сделать, дабы изменить свою судьбу? Ничего. И потому всё, что ей оставалось, - это ждать редких приездов короля, развлекать импотента беседами, танцевать перед ним, рассказывать ему на ночь сказки и древние истории и надеяться, что когда-нибудь Сверкер будет в хорошем настроении и отпустит её на волю.
Так минул год. Наступила весна, и Нерейд, несмотря ни на что, стала ещё прекраснее, чем прежде. Барон Валле вновь стал коситься на неё, и в его жадном взгляде девушка видела похотливое желание обладать её телом. Сверкер был занят войной. Люди в замке воспринимали её как чужачку, постоянно следили за ней, и шансов выбраться из Валлеборга у Нерейд не было.
В общем, всё было весьма плачевно. Однако недавно жена барона, старая толстуха Бьяртей, рожала своему мужу очередного сына и Нерейд помогла ей разродиться. Супруга Валле этого не забыла и сказала девушке, что поможет ей бежать. И хотя Нерейд после всех обрушившихся на неё бед Бьяртей не поверила, в её душе всё же затлел крохотный огонёк надежды. Но опять-таки горел он недолго.
Позавчера в замок приехал король, и не один, а вместе с приближёнными и своим старшим сыном Карлом, которому вскоре предстояло стать ярлом Гетеланда. Юный принц заметил Нерейд и попросил отца подарить эту красивую девушку ему. Король же выдвинул ему условие: если Карл в одиночку убьёт на охоте матёрого секача, то Нерейд достанется ему, а если нет, то пусть постель принца согревает кто-то поплоше.
Наследник Сверкера условие принял и сделал, что хотел отец. И за это был вознаграждён. Вот только воспользоваться своим новым имуществом принц не смог, ибо вечером был сильно пьян. Но это ничего, времени у него в запасе много. И сейчас дочь деревенской знахарки Равартан лежала в своей каморке, где ей предстояло провести последнюю ночь, и думала, что она лучше убьёт себя, чем станет чьей-либо наложницей. При этом в голове девушки было множество сумбурных мыслей, но все они сводились к одной: что без Оттара и матери жизнь не имеет смысла, и раз уж не получается сбежать, можно умереть.
Почему-то мысли о самоубийстве, которое считается грехом не только в христианских, но и во многих языческих культах, воспринимались Нерейд очень спокойно. Она перебирала разные варианты и в конце концов решила, что проще всего выпрыгнуть в окно. Замковый двор выложен плохо обработанными булыжниками, а она, словно сказочная принцесса, обитает на самом верху, практически под крышей главного донжона. Значит, будет недолгий полёт, один удар - и смерть, которая спасет её от бесчестья и измены любимому.
Пленница короля, отбросив покрывало, встала. Прохладный воздух обволок её тело, проник под грубую ночную рубаху, и Нерейд вздрогнула. Девушка повернулась к окну, и ей показалось, что в слюде возникло лицо Оттара. Муж улыбался так, как мог только он один. И эта улыбка звала, манила девушку бросить всё и соединиться со своей второй половиной в ином мире. Невольно Нерейд улыбнулась в ответ и протянула к окну ладонь. Но морок моментально рассеялся, и девушка увидела, что на слюде нет никакого лица, просто отблески огня, которые отражаются на гладкой поверхности.
"Пожар? - мысленно удивилась Нерейд. - С чего бы это? Может, гости перепились и кто-то решил поиграть с огнём? Да, это возможно".
Девушка прильнула к окну и посмотрела вниз. Пожара не было, но зато в замковом дворе из одного его конца в другой перемещались десятки факелов, и, приоткрыв окно, Нерейд уловила звуки. Звон стали и человеческие крики.
"Это нападение! - сразу же поняла девушка, и следом пришла другая мысль: - Враг в замке, и кто он, мне неизвестно. Однако враги Кольссона или барона Валле могут оказаться моими друзьями, например воинами Гутторма Тостерена, которого так опасается король. Хотя очень может быть, что это кто-то из бешеных морских ярлов, жаждущий заполучить королевскую корону. В случае его победы нападавшие, чтобы не оставлять свидетелей, вырежут весь замок, так поступают всегда. И что же мне делать?"
Задав себе этот вопрос, девушка решила, что необходимо посмотреть на бой со стороны, и если воины, ворвавшиеся в замок через ворота, скрип которых её разбудил, не язычники, она попробует перебраться через стену и убежать. Мысли о самоубийстве рассеялись, словно их не было, и Нерейд, быстро одевшись, покинула свою каморку и выскользнула на лестницу, которая пронизывала каменную башню замка снизу и до самого верха.
На миг она замерла и прислушалась. На нижних этажах шёл бой, и девушка, взяв себя в руки, начала спускаться. Один этаж. Другой. Шум приближался, и вскоре она вышла на этаж для гостей, который освещался масляными лампадами.
Мимо, отталкивая Нерейд в сторону, с оружием в руках вниз устремились гости барона Валле, и она услышала яростный окрик:
- В сторону!
Девушка прижалась к стене и посмотрела на того, кто так спешил на битву. Это был король Сверкер, на котором из одежды были только штаны и распахнутая на груди шёлковая рубаха. Зато с оружием у правителя Швеции всё было в порядке. В одной руке длинный меч, а в другой - острый кинжал. Сверкер спускался прыжками, и на его лице была радость. Истинный воин - он жаждал схватки и потому нападению радовался так, словно это подарок судьбы.
После короля гостевой этаж покинуло ещё несколько человек, а затем в коридоре появились полуголые служанки, которые метались из комнаты в комнату, плакали и причитали так, будто наступил конец света. Нерейд, не обращая на них внимания, подняла с пола длинную острую мизеркордию, которую обронил кто-то из королевской свиты, и, набравшись смелости, осторожно продолжила спуск по лестнице.
Каждый шаг давался с трудом. Поджилки вздрагивали, но разум упорно заставлял продолжать движение. Шум яростного боя, разгоревшегося в холле донжона, был всё ближе. Лестница закончилась, и девушке очень сильно захотелось шмыгнуть в сторону кладовки, где был чёрный ход на хозяйственный двор. Но она снова сдержалась и, приблизившись к двери, которая вела в холл, осторожно выглянула.
В просторном помещении, стены которого были увешаны головами животных, коих убивали гости барона, шла кровавая драка. С одной стороны - около трёх десятков шведов, а с другой - множество закованных в броню грозных воинов, которые, наступая, постоянно взбадривали себя кличами "Святовид!" или "Руян!". Кто выкрикивает такие слова, Нерейд знала. Это были кровожадные убийцы с далёкого острова на юго-востоке Венедского моря. Они не щадили ни стариков, ни женщин, ни детей, съедая их заживо. От них не было спасения, ибо они, словно дикие волки, набрасывались на своих соседей, убивали, насиловали и грабили всякого, кто не поклонялся их грозному многоликому богу.
От страха у девушки подкосились ноги, и она едва не упала. Однако, схватившись за дверной косяк, она удержалась и подумала, что, пока есть немного времени, необходимо бежать.
Она стала поворачиваться в сторону кладовки. Но тут её внимание привлекли стоящие за спинами королевских воинов монахи-цистерианцы, которые, в отличие от короля и его дворян, были одеты. И, машинально отметив, что священнослужители ведут себя спокойно и о побеге не думают, девушка осталась на месте.
Четверо последователей Роберта Молемского и Бернарда Клервоского встали в круг, взяли друг друга за руки и вместе начали говорить на латыни. Их слова, сначала тихие, не были никем услышаны. Просто зазвучала католическая молитва "Отче наш", стандартная форма восхваления бога. Но когда священнослужители стали её повторять, всё резко изменилось. Разом притухли все факелы и масляные светильники, а воины, что венеды, что шведы, вдруг остановились. На какой-то миг битва прекратилась, и все люди стали смотреть только на цистерианцев, размеренно проговаривавших молитву:
- Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen tuum. Adveniat regnum tuum. Fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra. Panem nostrum quotidianum da nobis hodie. Et dimitte nobis debita nostra, sicut et nos dimittimus debitoribus nostris. Et ne nos inducas in tentationem, Sed libera nos a malo. Amen!
Последнее слово произнёс только один монах, личный королевский исповедник Альбрехт Зюгау. И в этом слове была такая сила, что волосы на голове Нерейд зашевелились, а в холле стало происходить то, чего никто не ожидал.
Бам-м! - звякнув кольчугой и выронив из руки меч, на пол упал один из венедов.
Бам-м! Бам-м! - следом за ним словно подкошенные, без сил, рухнули ещё двое.
Альбрехт Зюгау, увидев это, удовлетворённо кивнул, и священники начали повторять молитву в третий раз:
- Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur no…
Продолжить у них не получилось, так как из рядов нападавших вылетел меч. Клинок летел точно в цель и попал прямо в раскрытый рот исповедника. От мощного удара Альбрехт вылетел из круга и упал на спину. Из глотки цистерианца потоком хлынула кровь, а в центре монашеского круга образовался ослепительно-белый шар.
Воины с обеих сторон и монахи смотрели на это чудо. А шар лопнул, и помещение буквально затопил свет. Нет. Не так. Не просто какой-то там свет, солнечный, лунный или огненный, а настоящий истинный Свет, глядеть на который было невозможно.
Шведы и венеды, бросив оружие, одновременно упали на колени и закрыли лицо руками. То же самое сделала и Нерейд. При этом она попробовала отползти в сторону, но у неё ничего не получилось. А потом в голове девушки словно что-то щёлкнуло, и она погрузилась в спасительную тьму беспамятства…
Сколько она блуждала в мире грёз, Нерейд не знала, очнулась же от того, что кто-то легонько встряхивает её тело и говорит слова на незнакомом языке. Она открыла глаза и увидела перед собой сидящего на корточках Оттара, на лице которого читалось беспокойство.
"Какой дурной сон мне приснился, - подумала девушка. - Смерть мамы, гибель мужа, заточение в замке барона и битва. Какая чепуха".
Однако, проморгавшись, Нерейд разглядела, что находится именно там, где она лишилась чувств, перед дверью в холл замка Валлеборг, а человек перед ней вовсе не её ненаглядный Оттар, а венедский воин, который просто похож на него.
- Ну что, очнулась? - вставая и подбирая с пола щит и мизеркордию девушки, произнёс воин и улыбнулся.
Вопроса Нерейд не поняла, но улыбка у венеда была добрая и искренняя, как у Оттара, и она, сама того не желая, улыбнулась в ответ.
- Вот и ладно. - Воин протянул ей ладонь, которая была украшена крупными мозолями от постоянного использования меча.
И вроде бы сейчас девушке стоило бояться чужеземца, который происходил из злобного и дикого племени венедов. Однако Нерейд чувствовала, что теперь в её жизни всё будет хорошо, и она без колебаний вложила свою нежную ладонь в руку воина, на боку коего висел тот самый меч, который убил королевского исповедника Альбрехта Зюгау.