Голован - Березин Федор Дмитриевич 40 стр.


– Да уж видел, – все-таки вставил я из вредности. – У нас чего, мало своих стволов? Волокем еще и чужие трофеи? На кой массаракш? Им, как ты видел, стволы-то не дюже помогли.

– Там были не только стволы, Каан. Там было кое-что еще, и мы это прихватили с собой сюда.

– Ну?

– Новое средство передвижения. У них оно было на всякий случай, как мы поняли. И не для всех.

– Да? Чего за агрегат?

– Позже, посмотришь, братец. Давай сейчас об общей стратегии, все-таки.

Я не выразил возражений.

– Это надувной баллон. Как мы поняли, из размокшей, как и все тут, но читаемой инструкции, может поднять в воздух человека.

– Да?

– Там три баллона. В смысле, три комплекта. Но два были повреждены. Собачки при нападении не церемонились, резину тоже изгрызли. Но один баллон так в упаковке и сохранился. Мы наполним его, и постараемся как-то приладить емкости для накачки с оставшихся. В общем, можно будет пролететь гораздо больше, чем по инструкции. Кроме того, ты, в отличие от наших гвардейцев, худой, так что вдвое легче любого из них. Значит, несмотря на их подготовку, у тебя шансов все же по более. В смысле, есть хоть какой-то шанс, по крайней мере.

– Стой, Дар! А как эта штуковина движется? Как ей управляют… по направлению, по скорости? Ну, в общем, я же не подготовлен и…

– Там есть кое-что для подвижки. Пропеллер такой. Не железный, пластик какой-то легчайший. Но на это мы не рассчитываем. На полторы тысячи, и даже тысячу километров его не хватит, само собой. Но мы рассчитываем на ветер.

– На ветер? – переспросил я, и тут вдруг вспомнил. Ветра идут в этом сезоне со стороны гор, к океану. Правда, как все в этом Топожвари-Мэш, не по совсем нормальной схеме – на сравнительно большой высоте, так, что настырный туман над лесом никуда не девается.

– Подожди! – я лихорадочно соображал. – Да, вот! Что значит тысяча км. До нашей Страны Отцов, до нее…

– Да не до нее ты полетишь, братец. Не до нее. Несколько ближе все ж-таки.

– Куда? – спросил я уже вполне миролюбиво. Чего спорить с идиотами.

И тогда мне ответили, и челюсть моя отвисла. Я думал, они в просто идиоты, а они, оказывается, еще и больные идиоты. Полный массаракш!

15. Голован по кличке Гекрс. Собачьи метки там и тут.

Итак, стая народа людей с далекого севера пришла сюда. Не свалилась с серебряных небес в своих летающих шумных пещерах, не прикатила на "зубоскалах". Причапала на своей половине четверенек. Тихонько так причапала. И додвигалась не куда-то мимо, а прямо к обиталищу Большой Пещерной Лапы. Ясно ж, что сюда их стая-взвод и направлялась. А куда же еще? Так, мимо проскочить, чтобы упереться своим нависающим лбом в непроходимые горы, на которых всегда белый навоз? Благо, мы знаем, как ведутся игры народа людей. Проходили эти… "университеты", если попугаить по-человечьи.

Вначале, всегда и без исключений, идет разведка. Так что это стая-разведчик. Просочиться, внедриться, осмотреться, отгавкать основной стае о результатах. "Доложиться", попугая по-людски. О чем? О какой такой тематике? Игры у народа людей бывают, конечно, самые разные. Все и не перечислить. И не все даже можно понять: так замысловаты. Но сейчас все просто.

В стае разведчиков Добрый Доктор Дар.

Бог Железа с богом Пламени кое-что проведали. И послали разведку. В стае тот, кто лично общался с моей четвероногой сущностью. Они хотят обнаружить и опознать именно меня. Наверняка народ людей, и уж точно их боги, догадались о третьем глазе. Они почему-то думают, что раз моя шерстяная сущность отправила в Пещерную Глубину только Злого Доктора, то к Доброму она привязана и благоволит. Они ждут, что, увидев его, моя шерстистая оболочка завиляет хвостиком, как их расфуфыренные гав-гав-фифы. Потом она поднесет тапки, и тогда, поглаживая по шерстке круглую голову, люди смогут расспросить обо всем.

"А что тут собственно готовится, наш маленький тяв-тявка? Для чего собралась эта большущая четвероногая стая-орда? А, вы хотите покорить всю Большую Сушу целиком? Хи-хи! Решили поиграть в наши игрушки? Как мило, Шунтик-Бурунтик".

Да, пока это может быть очень мило. Но очень скоро в здешних краях соберутся несколько миллионов "Шунтиков" и "Бурунтиков". Такая масса не способна прокормиться, рассиживаясь на одном месте. Она сожрет все мясное и даже хоть кое-как питающее за половину суток. Потом переключится на самоедство. Если не двинет с места. Там, куда она двинется, нашествие муравчиков-виброносиков покажется легким массажем на местности. А двинет эта невиданная доселе свора туда, куда укажет Большая Мягкая Лапа.

Может быть, через круглую голову моей шерстистой сущности народ людей решил выведать у Лапы её планы? Вернее… Кто люди супротив Лапы из Пещеры? Они могут стать лишь посредниками между ней и богом Железа. Или Пламени. Но какие переговоры могут идти между разными богами? Быть может, с помощью моих шерстяных ушей и красного языка боги Железа и Пламени решили покорить, или хотя бы выгнать из пещерного края дух народа голованов – добрую Мягкую Лапу? Такое не следовало исключать.

И значит, каковы планы по противодействию?

Школа народа людей не прошла даром. Их игры кое-чему научили.

Легче и проще всего стереть стаю-отряд людей в костную муку. Но будет ли это правильно? Так можно действовать с волками-мигрантами. Перекусил глотку – проблема решена. Народ людей другой. Их стаи слишком велики, и слишком сложно устроены. И потому тут будет иной способ. Пока продолжение наблюдения – встречная разведка-контрразведка. Все же эти людские сущности что-то ковыряют в древних экскрементах, или развалинах, если попугаить по-человечьи. До сих пор непонятно, просто для маскировки своего наблюдения за истинным народом, или по серьёзному. Видимо, для прояснения придется захватить "рваного языка", и расспросить что к чему.

Кто из пришельцев более всего подходит на роль "рваного языка"? Комментарии излишни, если опять попугаить по-человечески.

16. Палеонтолог Каан Гаал. Отслоенные мысли.

Почему я? – поинтересовался я в очередной раз. Не знаю уж, в какой.

– Родственные связи, братик. Я хочу, чтобы ты жил, – просто ответил Дар. Само откровение.

– Ну да, жил, – почти передразнил я. – Как же! Если меня не угробит эта надувная штуковина – но как же, не угробит она! – то уж точно пришьют островные имперцы. Да еще как пришьют. Тигро-змея этого – доторорского – вспомнишь как гуттаперчевую зверушку.

– Пусть они вначале тебя найдут, братец, – вздохнул Дар.

– Да, кстати. И как же они меня найдут?

– Мы давим тебе небольшой передатчик. Маломощный. Действует на минимальную дистанцию. Но, надеюсь, у белых субмарин неплохие приемные антенны. Наверняка неплохие. Мы уж их тестировали, как помнишь.

– Ладно, массаракш! А если они – эти островитяне – все же меня допросят. Что им можно…

– Тогда уж все говори. Все как есть, – спокойно, слишком спокойно, и явно натянуто спокойно произнес Дар Гаал. – Говори все как есть. Может, хоть они тогда ударят по этим голованам. Может, хоть они.

– Чем же они ударят?

– Тебе уж не все равно, брат? Ясно не пушками. И не с этой субмарины. Чем-нибудь посерьезней.

– А если нашим фото не поверят. Если…

– Кинопленки со съемкой съеденной туземной деревни тоже прихватишь, и дешифрованные записи чужого спецназа. Все что надо возьмешь. Но… Поскольку это в любом случае увидят и островитяне, то мы им передадим (понятно, от имени островного адмиралтейства), что это, мол, специальная провокация. В общем, для растраты сил остатками Империи. Пусть мол поспособствуют. Но еще…

– Да?

– Про ментоскопирование слыхал?

– Воспроизведение на экране образов в мозгу? Само собой, брат.

– Ну вот! Даже если не сохранятся кинопленки, фото, в деле все равно будет твоя голова.

– Ясно. Моя голова на плахе.

– Прости за это. Но именно на тебя возложена миссия.

– Почему не на тебя, мой старший брат? Ты спец по голованам. Ты докажешь.

– Я врач, я нужен здесь, – потупился Дар. – Без меня шансы выжить еще уменьшатся. Для всех, в смысле. И я не ученый, я просто врач, просто ветеринар. Я не дипломированный специалист по голованам. Так, самоучка. Это только будет мешать при убеждении.

– Так ведь ментоскоп всё поставит на место, сам говоришь!

– Выбор сделан, братик. Выбор сделан. К тому же, почему ты сбрасываешь самый главный фактор? Не видишь? Я же уже говорил. Ты гораздо худее меня, – Дар усмехнулся. – Посмотри на себя. Меньше весишь, значит, дольше пролетишь. И дальше.

– Ага, ага. И буду еще лучше выглядеть, когда приземлюсь. Ноюйская надувная игрушка не рассчитана на перевозку пищевых запасов, так что я явно прилечу похудевшим.

– Будешь стройным, как пальма. – Дар снова выжал на лице улыбку. – И вообще. Физиологически человек способен не есть дней сорок, даже чуть больше. Ты прилетишь гораздо быстрее.

– Да уж, сорок дней. Так то под присмотром врачей и…

– Извини, брат, но я с тобой не полечу. Придется тебе заняться самолечением.

Пожалуй, в других обстоятельствах это, и правда бы, звучало смешно. Сейчас нет, не веселило. С чего было веселиться? Вначале полет над джунглями Топожвари-Мэш неизвестной продолжительности, потом меня должна – по идее, и если до нее дойдет и ею отловится наш сигнал – подобрать островная белая субмарина. Наша старая знакомая, как я понял. Если ее, конечно, за это время не потопил какой-нибудь доблестный ветеран-миноносец, сохранившийся от старых запасов. И вот уже она должна доставить до берега. Какого-нибудь. Лучше всего до Страны Неизвестных Отцов. Мне предстоит веселое путешествие. Положительный результат такой "боевой операции" не более вероятен, чем посылка письма бутылочной почтой конкретному адресату, посредством реки Иррациональной, к примеру.

Но мог ли я, в свою очередь, придумать что-то более элегантное? Разве что, послать вместо себя того же голована. Как наглядное пособие и пациента для ментоскопирования. Вдруг получится? Говорят, ментоскопирование еще развивается – метод новый. Так неужели его сразу стали испытывать на человеке? Может, все же на собачках для начала? В этом мире бывает всякое, но вот рекорд полета над тропическими лесами придется устанавливать мне. С какого массаракша?! Я всего лишь палеонтолог. Моя работа ковыряться в земле кисточкой, а не воспарять над ней в наплечных воздушных шарах.

17. Доктор Дар Гаал. Приписываемые дневники.

Это мы его разбудили, – заявил зоолог Кож Зола.

– О чем вы, Кож? – спросил я, наклоняясь ближе, ибо наш главный биолог сильно сдал за последние дни. Его любимые микроорганизмы доканывали его тело ударными темпами. Честно говоря, я думал, и разум тоже. Ошибался, однако. Или, может, наоборот – не ошибался.

– Знаете, Дар, – сказал Кож Зола, – теперь вы у нас останетесь за главного по общей биологии. А кто же еще? Я почему-то не наблюдаю больше вашего братика Каана. С ним случилось что-то нехорошее.

– Надеюсь, что нет, Кож. Очень надеюсь. Мы отправили его в цивилизацию. Шанс, что он доберется… В общем, очень маленький, почти никакой, – пояснил я спокойным тоном. – Рад, что вы в сознании, Кож Зола, наш главный биологический эксперт. Им вы и остане…

– Не успокаивайте меня, не надо. – Он попытался мотнуть головой, но снова откинулся на надувную подушечку. – Дайте, скажу по делу, Дар.

– Я весь внимание, Кож.

– Так вот, не сочтите бредом… Кх-кх. – Кож Зола закашлялся. Я вынужден был помочь ему повернуть голову набок и сплюнуть мокроту. То есть, выполнил свои докторские функции. Что ж делать, санитаров у меня тут не значилось. Наконец Зола смог снова заговорить.

– Можете счесть бредом, Гаал. Оно в какой-то мене бредом и является. В бреду родилось. В общем, мы его разбудили, Дар.

– Кого, собственно?

– Чудовище! Настоящего Змея Гиргого.

– А, вот вы о чем.

– Он спал себе и спал. И тут мы начали Всеобщую Атомную. Тут поневоле пробудишься. Сейсмические сотрясения, они распространяются в невероятные дали. В общем, именно потому он и выполз. И теперь мается. Не поверите, в своих бредовых кошмарах, Дар, я десятки раз его видел. Он мается, этот Гиргого. Мается и хочет жрать. Никакого города наверху еще нет, да никто и не начинал строить. То есть, консервы к столу не накрыли. Он в бешенстве. И он импровизирует!

– Импровизирует?

– Да! А как же это еще назвать, Дар? То, что здесь сосредотачиваются эти собачки – это его импровизация. Никакие он не разумные, он их просто-напросто зомбирует и собирает в кучу-малу. Чтобы спихнуть в желудок скопом. От того, что их много, собачки и нападают на все вокруг. Сами-то, они, закуска, но кушать им хочется. Вот отсюда и изворотливость. Шайки голованов конкурируют друг с другом за ресурсы, а уйти в другие, хорошо снабженные места, неспособны.

Мысль меня заинтересовала, и к тому же, я как-то выбросил из головы, что Кож Зола пациент. Ныне он был просто оппонентом.

– То есть, по вашему, голованы – безальтернативно общественные животные – неразумны, а одинокая, пусть и жутко большая тварь, она, значит, разу…

– Точно, Дар.

– С чего бы одиночному животному умнеть? Для этого требуется сообщество. Для этого надо…

– Если вы живете на свете миллионы лет – невольно поумнеете.

– Ну, миллионы – это уже слишком. И как можно умнеть во сне? Ведь гигантская тварь – если она, разумеется, существует – она ведь в анабиозе большую часть времени.

– Что мы можем знать, о совершенно другом типе биологии, доктор Гаал? Что могу знать я, специалист по "нормальной" биологии? Вся связь этой жуткой твари с нашей биологией лишь в том, что она питается теми же аминокислотами. Вот и все, что мы знаем. Да, наверняка, этот Гиргого не обладает сознанием, в нашем понимании. Но то, что у него внутри существует некие логические модули, это уж как пить дать. Он уничтожает города. Но предварительно, их возводят по его же указке, правильно?

– Ладно, – сказал я примирительно, видя, что Кож Зола распалился не в шутку. – О чем мы балакаем. Может, этой тварюки в действительности и нет вовсе. Мало ли, что намалевано на городских фресках? Мифология какая-ни…

– Он существует, Дар! Он существует, хотя бы потому, что его наличие многое объясняет. Исчезновение городов – раз! Их создание – два! В конце-концов, само изменение русла реки Иррациональной! Разве наличие и подвижки внизу, под грунтом гигантского организма не способны изменить русла текущей поверху реки?

– Ну, тогда размеры бестии должны быть на самом деле фантастическими. Тогда она…

– Они и есть фантастические, Дар Гаал. Поверьте, я несколько раз это чудище чувствовал. Вот чувствовал, что оно где-то здесь. В смысле, поблизости. И чувствовал, что оно зовет. Оно зовет нас к этим городам, к этим развалинам. Оно зовет нас в преддверие гор.

– Как себя чувствуете, Кож? – спросил я, потому как увидел, что биолога понесло.

– Хреново я себя чувствую, Дар. И что? Зато я умру своей смертью, доктор. И это большая радость. Все лучше, чем тысячу, или сколько-то там лет, перевариваться в желудке Большой Змеи. Она тварь экономная, скажу я вам. Очень и очень экономная. Она бережет загруженные в пасть ресурсы. Страх, как бережет.

Через некоторое время Кож Зола впал в настоящий бред, и мне пришлось сделать ему очередной укол. Температура у него шпарила вверх.

По сути, это был мой последний разговор с нашим главным по биологии. Думаю к настоящему времени, он все же умер. Той самой "естественной смертью". Может, мне требуется ему завидовать? Может быть?

18. Палеонтолог Каан Гаал. Отслоенные мысли.

Кто сказал, что от Мирового Света – жизнь? Найдите! Доведите – они неправы. От Мирового Света – смерть. Но не стремительная, надо признать. Долгая, растянутая по линии времени. Смерть, которая высасывает тебя по капле. Выпаривает по капле. Ибо капли не падают, они не пикируют вниз, они высушиваются. Где они эти капли? Капли жизни и капли воды? Они уже в другом измерении. Они все еще здесь, в воздухе, растворены в межмолекулярных впадинах, но попробуй-ка, извлеки их в обратку. Не получается? То-то! Жизнь и влага выпиваются из тебя одновременно, а выпивает их Мировой Свет! Именно он и есть убийца. Садистская мразь.

Однако ему скучно, убивать тебя просто так. Он еще соблазняет. Шевельни рукой, – незримо шепчет он внутрь уха. – Страви клапаном частичку воздуха наверху. Совсем-совсем малую частичку. Ничего не будет! Ничего страшного. Пузырь над тобой просто чуточку – на пару кубических сантиметров, никак не больше, ни-ни – сдуется. И тогда ты опустишься вниз, совсем чуть-чуть. До пояса тумана. Тумана, который выпарился из джунглей тем же самым Мировым Светом. Там ты отдохнешь от пекла, надышишься влагой, восстановишь водный баланс. Я о тебе позаботился, – нашептывает Мировой Свет. Но ты еще помнишь – он обманывает. Как только сморщившийся зондовой шар окажется в тумане, капли влаги осядут на нем, охладят. Еще они осядут на тебе. Тоже охладят. Но одновременно утяжелят. Впитаются в жалкое тряпье, на голове и даже в плавки на теле. Станешь грузным как ящер. Потом сила тяжести, по законам природы направленная от Мирового Света, потянет тебя вниз. Впрыск дополнительного газа из баллона подкачки не спасет. Да и нет уже баллона. Следуя наставлениям, опорожнив внутренность, ты скрутил и выбросил его прочь, в расстеленный понизу туман. Избавился от килограмма веса. Это дало тебе дополнительный импульс. Поволокло вверх. К убийственному теплу Мирового Света.

Ну, что ж ты мучаешься? – запрашивает этот же добрый садюга. – Хочешь пить – опустись в туман. И что, если твое средство для путешествий потяжелеет? Может, кстати. В конце-концов, зачем так долго тянуть. Ну, станешь грузным? Ну, упадешь еще ниже? Может, разобьешься о деревья – умрешь легко и просто. Даже почувствовать ничего особо не успеешь. Наколешься на ветку – и все дела. Или расплющишься о гигантский ствол. И что такого? Твоим трупом будут закусывать червячки и муравьишки внизу? Так ведь так и так закусят. Не бесконечно ж этот зонд будет лететь, верно? Рано или поздно свалится. Ну, свалится не с живым, а с высушенным, запеченным трупиком. Подумаешь? Биомасса Топожвари-Мэш освоит такое в два счета. Все из Сферы Мира вышли, все туда и возвращаются.

Назад Дальше