– Отлично, Сержант! Согласуем место и время с командиром, тебя встретят. Готовься – на той неделе уже точно.
Как ждал назначенного дня – не передать. Не в силах больше выносить безделье, понемногу бегал по ущелью, выполнял комплексы гимнастических упражнений с поправкой на рану, качал руки увесистым камнем. И дождался!
Через шесть дней с Олей пробираемся хитрыми тропами к больнице. Браунинг, магазины к нему, небольшой пакет с мазями для бока. Остальное оставил друзьям. Замираем в густых кустах у черного хода. Наступает вечер, темнеет. Девушка шепчет:
– Сержант, видишь дверь у серых ворот?
– Коричневая, с табличкой?
– Да. Это морг. Ровно в девять ее откроют. Мне надо идти. Удачи тебе, Сержант!
– Спасибо, милая. Береги себя.
Пожав на прощание ладонь, девушка бесшумно растворяется в зарослях. Залегаю среди веток, контролирую обстановку. Все спокойно. Мысли обращаются к замечательным, честным и чистым людям – моим спасителям. Смертельно рискуя, самоотверженно лечили незнакомого человека. Особенно душа легла к Оле. Добрая, заботливая, нежная девочка с отзывчивым и бесхитростным сердцем. Настоящая сестра милосердия, по-другому не скажешь. Как такой характер мог сложиться в условиях общества потребления? Или это наша, исконно русская черта, единая для всех миров и времен? Понимает ли она, какому риску себя подвергает, борясь с оккупантами в рядах Реджистанса? Уверен, что да. И принимает это знание бестрепетно и стойко, невзирая на возможность провала и страшные последствия. Ради таких людей стоит жить и сражаться.
Ага, приоткрылась дверь, вышел мужчина в медицинском халате. По-моему, Николай. Держится спокойно, осматривает двор. Время? Без двух минут девять. Перемещаюсь налево, в тень, выбираюсь из кустов. Пистолет в руке на боевом взводе, еще раз окидываю взглядом окрестности. Похоже, все нормально. Подхожу.
– Сержант, отлично! Иди за мной.
Отделанный белой плиткой коридор с неярким освещением, постепенно нарастающий характерный запах. Карьер на свалке, обитель мертвых… Распашная широкая дверь, морг. Ряды столов, каталки, квадраты пеналов холодильника на стене. Встречает мужчина с резкими чертами лица:
– Алексей.
– Сержант.
– Ты молод, парень. У меня такие клиенты редко бывают, разве что утонет кто. Николай сказал про твою особенность с единым идентификатором. Ты не против, если я проверю?
– Конечно, проверяй, Алексей.
Сканер медицинского образца, такие еще не видел. Холодный пластик прижимается к груди, нажатие кнопки… Тишина. Не понял? Судя по лицу, этого не понял и Николай. Снова нажатие. Эффект тот же. Хмыкнув, Алексей прижимает сканер к своей груди. Пик. Открывает пенал, выдвигает носилки с телом, проверяет. Серия звуков другой тональности. Снова я. Тишина. Начинает доходить:
– Парень, ты ничего не напутал?
– Сержант, ты же не мог существовать без единого идентификатора…
– Он у меня на месте. Но сломался.
– Никогда не слышал, чтобы они ломались.
– Меня недавно здорово врезало током, скорее всего, идентификатор от этого перегорел.
– Током? Наверное, молнией, не меньше. Ладно, одна забота долой, но вот как тебе дальше жить? Ты же ни в один город не войдешь, купить ничего не сможешь… ты вообще ничего не сможешь!
– Алексей, главное сейчас – уехать.
– Хорошо. Давай раздевайся, выдам тебе местную одежду.
Местная одежда – это очень знакомая длинная больничная рубаха с завязками на спине. Черт, прямо свалкой пахнуло и первыми днями в этом мире. Широким пластырем приклеиваю браунинг к животу, вещи, лекарства и запасные обоймы складываю в серый медицинский пакет без надписей. В четыре руки дядьки наносят грим.
– Что это, Николай?
– Мой рецепт. Крем, порошок мела, акварельная краска. Хочешь взглянуть?
Маленькое карманное зеркальце Алексея отражает… М-да, покойник покойником, только глаза живые. Белое с мертвой желтизной лицо, серые губы. Жуть. Можно сниматься в фильмах про оживших мертвецов. Поднимаю для удобства работы "художников" руки. Даже ногти покрасили в темно-синий цвет.
– Отлично! Теперь полчаса на подсыхание, и занимай отсек.
– Алексей, я там не задохнусь?
– Нет, я снял уплотнитель, щели есть.
– Сержант, прощай, мне надо идти.
– Прощай, Николай. Спасибо за все. Я этого никогда не забуду. Будь осторожен, береги племянниц.
– Береги себя, Сержант.
Николай ушел. Подождав немного, Алексей подкатил каталку с закрепленными специальными носилками:
– Ложись, боец.
Накрытый серой простыней с въевшимся запахом, еду по коридорам. Чьи-то шаги навстречу, привыкший распоряжаться голос:
– Алекс, ты когда выезжаешь?
– Прямо сейчас, сэр. Это последнее тело.
– Не задерживайся, соблюдай распорядок.
– Слушаюсь, сэр.
Мерное движение прекращается в автомобильном боксе. Сняв простыню, дядька одобряюще похлопывает по моей груди и ловко задвигает носилки ногами вперед в узкий пластиковый пенал. Тихо говорит:
– За вещи не волнуйся, есть в машине пара мест – никто не найдет.
– Хорошо, Алексей.
– Готов?
– Да.
– Тогда поехали.
Крышка за макушкой закрывается, щелкает фиксатор. Машина слегка ходит на рессорах – Алексей занимает водительское место. Гул открывающего жалюзи электромотора, заработал двигатель труповозки. Тронулись.
Поездка не напрягала. Сквозь щели задувал слабый, наполненный ночными южными ароматами сквознячок, а я обдумывал вновь открывшиеся обстоятельства. Исчезновение метки – это плюс. Самое время дать волю здоровой паранойе и сочинить новую биографию. Прекрасно помню материалы об агентуре в рядах Реджистанса, нельзя давать врагам даже призрачного шанса добраться до близких людей. Серж Росс исчезает, в игру вступает выпускник "черной школы" КИБ Сержант. Что там было в проекте "Рассвет"?
Напряженные раздумья прерывает остановка. Приближаются голоса. Задираю подол рубахи, рука ложится на теплую рукоятку пистолета.
– А, водитель мертвяков. Как твои пассажиры?
– Смирные, сэр. Попахивают только, опять холодильники барахлят.
Зуммер сканера армейского образца. Сигнал, повторяясь, приближается к моему отсеку.
– Рон, кончай дурью маяться, пусть едет.
– Ладно, двигай, мужчина. А то товар скоропортящийся, еще не довезешь, гы-гы.
– Да, сэр.
Машина набирает скорость. Замечательно. Явно бойцы не самого высокого уровня – "дельтовцы" пересмотрели бы все, их запахом смерти не отпугнуть. Еще пути не меньше часа, продолжаю мысленно проигрывать сцены.
Время пролетело незаметно – почти закончил в уме составление легенды. Остановка, лязг водительской дверцы, шаги. Свежий влажный воздух из открытого люка, носилки выезжают на треть длины. Хватаюсь руками за крышку верхнего отсека, вытягиваю тело из пенала, встаю на дорогу. Луна освещает пустую трассу, тихо работает двигатель.
– Держи вещи, парень. Сейчас двигаешь вон к тому столбу, там пологий откос. Спускаешься, прячешься в кустах у белого камня. Мы приехали немного раньше, в двенадцать должен подойти проводник. Ну, ничего, подождешь.
– Спасибо, Алексей.
– Удачи тебе, Сержант. Прощай.
– И тебе, Алексей.
Пакет в левую руку, перебегаю к железобетонному столбу. Быстро стихает шум удаляющейся машины. Точно, заросший редкой, черной в свете луны травой откос, у беспросветной зелени леса белеет здоровенный валун. Пластырь неприятно тянет кожу и рвет волоски на животе. Освобожденный пистолет в руке, скомканный пластырь в пакете. Вперед.
В полной готовности изрешетить врагов чутко исследую ближайшие окрестности. Никого. За валуном густой ряд кустов прерывается небольшой каменистой полянкой. Хорошее место – рядом с дорогой и закрытое. Наверняка проводник подойдет сюда. Как только найдет дорогу в ночном лесу? Загадка. Светящиеся стрелки оповещают – одиннадцать тридцать. Переоденусь.
Шум от мерно бегущего человека услышал издалека – ночью звуки разносятся далеко. Шаги легкие, короткие. Подросток? Перешел на шаг, шуршит раздвигаемыми ветками, выходит на полянку. Из зарослей видна невысокая фигурка, собранные в "конский хвост" длинные волосы. Девушка. Проводник оглядывается вокруг, прислушивается, садится на камень, готовится ждать. Правильно, без пятнадцати двенадцать, машина ожидается позже. Выжду и я минут десять на всякий случай.
Десять минут прошли, обстановка не изменилась. Проводница (точно, молоденькая девушка) сидит смирно, иногда что-то тихонечко напевая под нос. Пора знакомиться. Четыре бесшумных шага (как и положено бойцу "Дельты"), останавливаюсь за спиной:
– Ты не меня ждешь?
Словно подброшенная пружиной, девушка вскакивает, разворачивается. Громадные испуганные глазищи, всхлип… Маленькая фигурка начинает оседать, безвольно падает. Еле-еле успеваю подхватить, зашипев от боли в боку. Обморок. Офигеть. Черт, я же в гриме! А ее наверняка никто не предупредил. И что делать?
Следующие десять минут шепотом матерюсь, стараясь привести в чувство билет в партизанский край. Кое-как сняв грим с лица и ладоней больничной рубахой, растираю виски и маленькие ушки, легонько похлопываю по нежным упругим щечкам. Ну наконец-то! Глубокий вдох, глазки открываются.
– Живой я, девочка, живой. Это краска такая, для маскировки. Не вздумай опять в обморок хлопнуться, ты же боец Реджистанса!
– Боже мой…
– Я Сержант. Ты меня должна встретить?
– Да. Откуда ты взялся? Какой ужас! Зомби долбаный!
– Еще раз говорю – живой. На руку…
М-да. Руку лучше не надо. Синюшная белизна и черные ногти в лунном свете смотрятся инфернально.
– Э-э-э, лицо потрогай. Теплое?
– Да. А что это?
– Грим. Везли в оригинальной компании, надо было выглядеть неотличимо от других пассажиров.
– Боже мой…
– Все, проехали. Есть где поблизости вода – смыть краску?
– Только у лагеря.
– Тогда хватит валяться, подъем, проводница.
Рывком ставлю девчушку на ноги. Вес реально бараний – килограммов пятьдесят, не больше. Кто детей в партизаны берет? Или сами туда сбегают?
– Звать тебя как, девочка?
– Меня зовут Натали, и я не девочка, а разведчик Реджистанса.
– Я заметил. Веди, Натали.
Узкая тропинка переходит в старую зарастающую просеку.
– Пробежимся?
– Мне говорили, что ты ранен, Сержант?
– Тогда не спеша пробежимся, Ната. Куда?
Бег по ночной дороге – это что-то нереальное. Такое ощущение, что паришь над землей, обостренное сознание успевает схватывать мельчайшие детали, ноги, кажется, сами находят путь. Рана немного горит, омываемая гуляющей в организме кровью, ветерок освежает молодое, крепкое, полное сил тело. Понимаю ночных хищников. Так, а как проводница? М-да, тренироваться надо.
– Передохнем?
Кивнув, девушка валится на траву. Тяжело дыша, высказывается:
– Раненый… За таким раненым… угнаться невозможно… Лось длинноногий… Еще и белый, покойник оживший.
– Какой есть. Наташенька, расскажи про отряд.
– Что рассказывать?
– Все и коротко. Где расположен, кто командир, какое вооружение? Должен же я знать, с кем за свободу бороться буду?
Оказывается, отрядом в полном смысле слова эту группу назвать нельзя. Оставшиеся со времен России склады, не найденные оккупантами и превращенные в лагерь подготовки бойцов. Это еще и база снабжения – есть оружие (опять же с тех времен) для боевых действий, военная форма. Из постоянного состава человек двадцать, командир – настоящий российский офицер, сбежал из плена (ничего себе!), у него три помощника. Обращение друг к другу в лагере – "соратник".
– Спасибо, соратница. Далеко еще нам?
– Далековато. Сейчас по просеке, миль через семь остановка, ждем рассвета, потом по лесу тропами.
– Разве нет проезжей дороги на склады?
– Была грунтовка, но ее оползнями снесло во многих местах. Мы пойдем прямо, а она еще и петляла сильно – горы.
– Хорошо. Отдохнула? Побежали полегоньку.
Снова движемся в лунном свете, пересекая полосы теплого и прохладного воздуха, вдыхая ароматы зелени, под громкий треск цикад. Рассказанное понравилось. Вырисовывается следующая картина – оставшееся с момента оккупации глубокое подполье получило в свое время координаты труднодоступных мест с расположенными там схронами. Кто-то постоянно ищет и набирает добровольцев, создан тренировочный лагерь, имеется склад вооружения, найдены люди с реальным боевым опытом. Правда, как они планируют выступить против мощи владеющей миром Империи? Скорее всего, это только краешек сети Сопротивления, опутавшей весь захваченный мир. Ирландцы, курды, баски, повстанцы Африки, горцы – свободолюбивого народа хватает, а вечных империй не бывает.
– Сержант, не гони так!
– Извини, Ната, задумался. Давай передохнем.
– Ты как железный. Я считаюсь в отряде отличной бегуньей, но за тобой…
– У меня было очень много тренировок, Натали.
– А кем ты был раньше, Сержант?
– Это грустная, тяжелая и секретная история, соратница. Могу сказать только, что с врагами боролся.
– Был разведчиком?
– Это тоже.
– А откуда у тебя такое прозвище?
– Мне его дали друзья. Они все погибли.
– Ой!
– Отдохнула?
– Да. Последний переход по просеке, и ждем рассвет.
В свете сереющего утра девочка с любопытством меня рассматривает. Сколько ей? Лет восемнадцать, максимум девятнадцать. Худенькая, стройные, привыкшие к спорту ножки, миленькое личико, длинные темные волосы. Одета как я – легкие брюки, кроссовки, рубашка с коротким рукавом навыпуск.
– Тебе точно надо хорошо умыться – на лице еще осталась краска, про губы я вообще молчу.
– Ты на руки посмотри.
– Боже! Какой ужас!
– Представляешь, если бы там, на поляне, я взял тебя за плечо?
– Я бы умерла со страху. Сержант, я вообще смелая, змей не боюсь, но мертвецов…
Натали вздрагивает:
– Ничего не могу с собой поделать. Ты еще и подкрался бесшумно. Как ты там вообще оказался?
– Машина быстрее доехала, соратница, поэтому сидел, ждал в зарослях. А что, до меня ты таких замаскированных не встречала?
– Нет. Обычно люди одеваются как туристы или бойскауты. Правда, сейчас этот маршрут закрыт – кого-то ловят. Говорят, что много жалоб отдыхающих, поэтому, наверное, скоро снова все станет как прежде.
Пробираемся горными тропами. Путь выбран хорошо – всегда закрыт от наблюдения с воздуха, но не надо сгибаться под ветками в три погибели. Тропа достаточно часто посещается – в свете утреннего солнца опытным взглядом отмечаю сломанные веточки, следы на каменистом грунте, заметно примятую траву. Следопыты "Дельты" пройдут как по карте.
– Натали, ты тоже всегда в отряде?
– Нет, я живу в поселке, милях в трех от того места, где мы встретились. В отряде бываю, когда привожу людей и когда настает моя очередь заняться боевой подготовкой. Вот сейчас доведу тебя, позавтракаю и назад, домой.
Интересно, как решен вопрос с доставкой продуктов? Двадцать человек – это изрядное количество, плюс еще обучающиеся курсанты. Ладно, приду – увижу.
Спустившись в ущелье, улавливаю журчание воды. Ключ. Чистейший и ледяной. Раздевшись по пояс и намочив больничную рубаху, добиваю остатки грима.
Партизанка увидела прихваченную полосками пластыря заплату на боку:
– Тебя сюда ранили? Как сильно!
– Если бы сильно – пришел бы к тебе из царства мертвых, красавица.
Отлепляю пластырь, снимаю заплату. М-да, не очень хорошо – на марле пятна сукровицы. Сказалась физическая нагрузка.
– Боже! Тебе не больно, Сержант?
– Нормально.
– И ты еще с этим бегал!
Прополаскиваю марлю, обтираю красный рубец (выглядит действительно страшновато), обрабатываю мазью из пакета. Новая заплатка, подклеиваю… Готово. Ощущения нормальные.
– Где тебя так?
– Пулей в перестрелке.
– Подожди, в какой перестрелке?
– У военного санатория.
– Это был ты?! Ты уничтожил рейнджеров "Дельты"?
– Да.
– Но как?
Пистолет из пакета мгновенно оказывается в руке.
– Кто стреляет первым, тот живет дольше, Натали.
Девочка восхищенно смотрит на оружие и мне в глаза. М-да, как-то даже неудобно – столько восторга и преданности.
– Ты волк Реджистанса! Они с ума сходят, разыскивая тебя, а ты…
– А я под видом ожившего покойника пугаю юных разведчиц.
Натали прыскает смешком, снова окидывает меня взором:
– Сейчас ты совсем не похож на покойника, Сержант. Как жаль, что нельзя про тебя рассказать девочкам нашей ячейки! Я вела в отряд волка Реджистанса! Молодого и очень симпатичного волка.
Показалось или на миг проявилась аура?
– Разведчица, ты отвлекаешься от задания. Идем?
Подъем на очередную гору, плато, заросшее высокими соснами, усыпанная ковром иголок земля. Пройдя с треть мили, безошибочно определяю места постов.
– Стой, кто идет?
– Весна.
– Воля. Проходи, Натали.
Неплохо замаскированный окоп, молодой паренек в знакомой форме. Я в такой же был на базовских учениях. На бруствере винтовка. Ничего себе, я думал, в этом мире одни самозарядки. Классический "болт", похож на немецкий карабин времен Великой Отечественной. Сколько же оружию лет? На брезентовом ремне часового характерные подсумки под обоймы. Территория лагеря. Заросшие травой крыши заглубленных в землю складов с небольшими окошками, дощатые столы под старой маскировочной сетью, за густыми кустами умело упрятанная в склон горы постройка. Похоже, старое караульное помещение. Проходя мимо одного из складов, улавливаю носом характерные ароматы – кухня. Явно пахнет отличным завтраком, у противоположного торца здания торчит труба полевой кухни. У закрытой двери караулки еще один часовой.
– Соратник, командир проснулся?
– Да, соратница. Новенького привела?
– Потом узнаешь. Звони командиру, он ждет.
Парень с винтовкой открывает ящичек, крутит ручку индуктора полевого телефона.
– Соратник командир? Докладываю: соратница Белова с новеньким прибыла. Слушаюсь!
– Натали, иди на завтрак, а ты, соратник, заходи.
Тамбур, старые, обшарпанные двери, поворот направо. Большая комната, столы, несколько стульев. Три человека в форме Реджистанса. Статный, крепкий офицер сорока – сорока пяти лет встречает у входа.
– Здравствуй, боец.
– Здравия желаю, то… соратник командир.
Крепкое пожатие. Черт, чуть не назвал по привычке "товарищем". Точно, кадровый офицер, выправка заметна. Лицо много пережившего и испытавшего человека с горькими складками у рта. Обильная седина в коротко стриженных волосах. Синие глаза, уставшие и печальные.
– Наслышаны о твоих подвигах. Пятеро "дельтовцев" – это серьезно. Спасибо, что защитил наших разведчиков.
– Я по-другому не мог, соратник командир.
Кивнув, офицер представляет сидящих:
– Мой заместитель Олег, комендант лагеря Петр, отец Вениамин.
Пожилой священник в старой рясе, зам и комендант – парни где-то в районе тридцати пяти лет.
– Ко мне можешь обращаться – соратник Сергей.
– У меня было много имен. Все они фальшивые. Настоящего я не помню, но друзья всегда звали меня Сержант.
– Вот как. Присаживайся. Расскажи нам о себе.