Вождь повернулся к Адаму и с силой треснул своей палкой будущее жаркое по животу и что-то рыкнул нечленораздельное. Соколов захрипел от боли.
Огонь разгорался и скоро дрова весело затрещали, посылая искры вышину навстречу к безразличным звездам. Свет костра освещал герб, дрожащие отсветы языков пламени весело плясали на начищенной поверхности, создавая впечатление, что орел ожил и шевелится. Неудивительно что собравшиеся мутанты сидя полукругом у костра глядя на птицу что-то распевают, раскачиваясь в такт.
"Они что, считают его своим божеством? – подумал Адам. – Хотя что с них взять? Мутанты ведь, тупые. Да и двуглавый орел по сути своей тоже мутант еще тот…"
Огромный костер горел, но вот шалаш из деревцев стал разваливаться, пение прекратилось. Несколько мутантов исчезнув в темноте, появились через минут, неся в руках железную кровать и поставили ее прямо в огонь так чтобы самый центр приходился на середину. Потом эти же мутанты подошли к нему. Подхватили сетку к которой он был примотан и потащили ее к установленной кровати.
– Эй! Не надо! – снова забеспокоился Адам, силясь вырваться из пут, но тщетно.
Несмотря на то, что он знал о своей участи с самого начала, но согласитесь, что сохранить спокойствие в такой момент вряд ли кому возможно.
– Не надо гады мутантные!!! Оставьте меня в покое! Положите на место, сволочи конопатые!!! Отпустите ублюдки!
И его положили. Точнее уронили. Но не потому что послушались, а потому что их убили длинной очередью. Кровь мутантов щедро оросила Адама. А один из них вовсе упал на него поперек. Остальные мутанты, услышав стрельбу, забеспокоились, вскакивали с насиженных мест, но тут же падали сраженные очередями. Немногим удалось сбежать от неожиданно разразившегося огненного дождя.
К нему подошел один из стрелков.
Адам узнал охотников, хотя конечно надеялся, что это не они, может углежоги или еще кто… но не судьба.
– Не думал, что буду рад вас видеть, – сказал он, криво улыбнувшись. – Лучше уж пуля, чем вот так на костерке живьем…
– Вот еще, пулю только расходовать, – хмуро хмыкнул командир охотников. – Мы бы и на этих уродов их не тратили и с удовольствием посмотрели бы как ты зажаришься до хрустящей корочки.
– Зачем же тогда спасли?
Соколов уже понял что охотники ждали до последнего момента, чтобы он как следует помучился перед временным спасением.
– Приказ. Нам сказано по возможности притащить тебя живым. Хотя будь моя воля…
Командир охотников, не договорив, и так все ясно, смачно сплюнул.
Адама отвязали от сетки, но тут же заковали в наручники и грубо толкая в спину повели в темноту ночи.
Часть последняя Адам
56
Очнулся Адам на койке в камере три на два. Остро захотелось в туалет, и окончательно придя в себя и сев, он обнаружил отхожее ведро в ногах.
Делать в сумраке и полной тишине нечего, разве что думать, но этого как раз и не хотелось. Он просто боялся размышлять о своей дальнейшей судьбе, для чего его оставили в живых. Но в голову упорно лезли страшные мысли, хотя казалось бы чего уже бояться после того как его чуть не зажарили живьем мутанты? Но у страха, словно у бриллианта много граней и каждая грань ослепительно страшна…
Страх подземелья, страх перед мутантами, страх боя, страх смерти, страх… Вся жизнь наполнена страхом. Страх, страх, и еще раз страх. Всюду отравляющий душу страх. К каким-то страхам привыкаешь. Какие-то страхи просто перестаешь замечать, запрятывая их в самую глубину души. Но вот проявился новый вид страха, какой он еще не испытывал: страх не смерти, а жизни. Да-да, страх жизни, но не человеческой, а в виде ранее видимых им черных людей с животными повадками…
Залязгал замок, но дверь открылась без ожидаемого противного скрипа. В комнату вошли двое и при страховке третьего, державшего Соколова на мушке, сноровисто сковали руки и ноги, а цепь соединяла кандалы между собой, сковывая свободу движения до предела, так что руки просто не поднять.
Адам и не думал сопротивляться, потому как бесполезно. Разве что из чистого садомазохизма испытать на себе действие резиновой пули с дистанции двух метров? Но он не садомазохист и лишняя боль ему ни к чему.
– Сесть, – приказали ему, и Адам подчинился, усевшись на койку.
В камеру вошел человек, в котором Соколов мгновенно узнал инструктора Леонида Гавриловича Бурцева. Невольно вспыхнула надежда на спасение, так хотелось отсюда вырваться, но как сразу стало ясно абсолютно пустая надежда. Инструктор пришел не для того чтобы спасать своего бывшего подопечного. Совсем не для этого.
– Ну, здравствуй партизан ты наш недоделанный, – сказал он с легкой усмешкой.
– Здравствуйте… Зачем вы здесь?
– Сам не знаю. Может быть посмотреть на тебя в последний раз, что-то понять, дабы впредь не допускать подобных ошибок.
– Каких ошибок?
– Вербовочных. Ты парень признаться доставил нам много хлопот, расхлебывать которые придется довольно долго.
– Я этому только рад.
– Конечно ты рад! Тут я тебя понимаю, ведь в этом заключалась цель твоей деятельности – доставить нам как можно больше хлопот и ты нам их доставил. По себе знаю, что когда что-то получается, это всегда вызывает радостные чувства. Удовлетворение.
– Кто вы? – спросил Адам заинтригованно. – Бурцев ваша настоящая фамилия? Не говоря уже об имени?
– Понял что я не просто инструктор? Так и есть. Я президент Академгорода Станислав Токарев. По сути Академгород мое творение.
От этой новости у Соколова брови на лоб полезли.
– Президент?!
– Да-да, я тебя не обманываю. Зачем мне тебя обманывать?
"Действительно, – согласился Соколов. – Зачем ему лгать? Ведь я уже по сути своей никто и ничто… С живым мертвецом можно и по душам поговорить, прежде чем окончательно перевести меня в полноценные мертвецы".
– Каждому человеку в нашем обществе приходится совмещать сразу несколько должностей, – наставительно продолжил Токарев. – Например, президента и инструктора, и я что называется, совмещаю полезное с приятным. Готовлю Ангелов смерти и заодно прогуливаюсь по поверхности, не бесцельно, а исключительно работы для.
– Значит, вы за все ответственны?
– За что?
– За безобразия в метро. За постоянные конфликты, за смерти, за…
– Частично. Только лишь частично. Человек вообще агрессивное существо, а когда он проживает так компактно и ему не хватает личного пространства, то вспышки агрессии просто неизбежны. Мы лишь контролировали и направляли эту агрессию в нужное нам русло.
– Вы разжигали эти конфликты в место того чтобы их гасить! – закричал Адам.
– Ну, буду честен с тобой, в последнее время так оно и было. Хотя раньше мы их действительно все же больше тушили.
– Но зачем?! – недоумевал Адам. – Вы ведь похоже хороший организатор, раз Академгород как самое большое объединение станций столь долго стабильно. Вы ведь могли объединить все метро, чтобы оно жило в мире…
– Мог… Действительно мог. Но в свою очередь хочу спросить тебя: а зачем?
– То есть? – смутился Аллам.
– Да-да, зачем? Для чего? Ну сколько человечество протянет под землей, ты себя спрашивал? Ну и каков ответ? Верно, недолго, совсем недолго, если повезет, то еще лет сто. Это немного, ничто, а потом вымрет. Враз. Как по мановению руки, еще недавно было и вот его уже нет. Согласен?
Соколов против воли кивнул. Он сам об этом бывало думал и его мысли совпадали со словами этого человека.
– То-то же… У человечества остался очень ограниченный биологический ресурс, не говоря уже о том что метро не вечно и просто рухнет без надлежащего ухода, а его, в смысле надлежащего ухода как раз и нет. Хотя ты можешь сказать, что эти сто лет люди могли бы прожить в мире… Но это бессмысленно.
– А вы стало быть дали людям этот смысл?
– Они об этом не знают, но их жертвы не бессмысленны. Все в этой жизни имеет свою цель молодой человек, в том числе и контролируемые конфликты в которых ты сам не раз принимал участие так или иначе. Ты еще не догадался, зачем мы это делаем Адам?
– Нет… разве что это как-то связано с черными людьми.
– О! Ты их видел?
– Да, в загоне, где им скармливают мутировавших животных точно зверям в зоопарке.
– Да, ты прав, это действительно связано с этими как ты выразился черными людьми. Хотя ничего человеческого в них уже не осталось. Они просто еще один вид монстров.
– Вы сами монстр…
– Возможно, – кивнул президент-инструктор, слега нахмурившись.
– И порождаете монстров.
– В точку. Черные люди наша работа. Неудачный эксперимент.
– Зачем? Зачем вы это делаете с людьми?
– Ты же уже понял, – улыбнулся президент. – Так ответь сам на свой вопрос.
– Вы… вы пытаетесь вывести новых людей? – сказал Соколов, вспомнив, о чем разглагольствовал с ним и Олегом этот человек во время тренировки на выживание на поверхности.
– Верно. Мы пытаемся вывести новый вид человека, которому внешняя среда не будет являться враждебной как сейчас.
– И как?
– Увы, ты сам все видел. Эксперименты удались только наполовину и их результат – черные люди. Внешняя среда действительно им уже не враждебна, но… есть побочный эффект, который мы пока никак не можем преодолеть.
– Их животные реакции?
– Да. Что-то переклинивает в мозгу у выживших или вовсе напрочь отмирает. Но, мы на пороге преодоления и ты послужишь делу науки, ради будущего для всего человечества. Разве не в этом заключается смысл человеческой жизни – служить другим людям?
Адам содрогнулся.
– Вы это служение понимаете слишком уж… слишком. То что вы делаете бесчеловечно.
– Ну ты еще об этической стороне мне скажи, – засмеялся Токарев.
– И скажу! Разве не такие понятия как этика и честь определяют человечность? Если отринем это, станем такими же животными, как и морлоки с черными людьми, только просто чуть разумнее.
– А если не отринем, то вообще исчезнем. Ну, хватит разговоров, – встал президент и направился к выходу, – пора приниматься за работу.
– Постойте…
– Да? – обернулся Станислав Токарев.
– Раз уж я приговорен и шансов у меня никаких, то можно пару просьб?
– Пожалуйста.
– Ответьте, мой отец, он…
– Увы, он был объектом нашего эксперимента.
Адам сжал зубы.
– И что с ним стало?
– Погиб от неудачного забора спинномозговой жидкости, по случайному совпадению, почти сразу после твоего прибытия сюда в качестве пациента.
– А… а…
– Твоя девушка?
– Да.
– О! Это наша надежда! – неожиданно с жаром воскликнул президент Токарев. – Она наша надежда на полный успех! Даже не столько она, сколько ее и… твой ребенок. Потому собственно мы и активизировали программу по забору подопытных, которую ты нам почти сорвал своими слухами. Шалун.
Адам готов был ринуться на этого ублюдка и порвать голыми руками, но увы, любое резкое движение и тем более попытка броска, только вызвало бы его комичное падение на пол.
– Я могу ее увидеть?
– Хм-м… волне. Тем более нам по пути.
Охранники поддерживали Адама, следующего за президентом Академгорода чтобы он не упал. Кандалы не позволяли делать шаг длиннее собственной ступни, так что приходилось часто семенить, а это очень неудобно и плохо влияет на устойчивость.
– Кстати говоря, она уже была легким мутантом… Ты об этом знал? – не оборачиваясь произнес Токарев. – Ну, если и не знал, то наверняка где-то в глубине души догадывался. Впрочем, ее мутация была столь безобидна, что вряд ли привела к чему-то большему, чем просто появлению людей с синими волосами. Но мы усилили ее мутантный потенциал, нашими средствами и это дало первый положительный результат. Ребенок… Да, ребенок вырастет тем еще монстром… это уже ясно сейчас.
– Что вы имеете ввиду? – с дрожью в голосе спросил Адам. – О чем вы говорите?
– О его звериной сущности, причем в том числе и физическом плане. У него уже сейчас усилены ногти, которые в будущем несомненно превратятся в когти. И, ты бы видел его зубки… первыми вылезли клыки… прямо вампиреныш какой-то.
– Это все вы… вы превратили ее в монстра! Ненавижу!
– У тебя на это есть полное право. Ну вот, мы собственно уже пришли…
Президент показал на дверь и открыл широкое окошко, застекленное чуть мутноватым из-за многочисленных мелких царапин оргстеклом.
Адаму от увиденного стало плохо. Сны не обманули его. Да и сны ли это были? Вряд ли…
"Мальвина, моя Мальвина, лучше бы ты действительно погибла, чем превратилась в это…" – невольно подумал он.
Но надо признать, что она была по-своему красива, даже прекрасна с гривой вьющихся серебристо-синих волос. Если бы только еще не эта темная блестящая кожа…
Мальвина наконец заметила что за ней наблюдают, повернула голову к дверному окну и злобно оскалилась тихо зарычав. Но что-то почувствовав, замолчала, встала и подошла.
– Адам… – как-то странно прошипела она, на змеиный манер, как удав в мультике про Маугли. – Я ждала тебя… Звала…
– Я знаю. Прости, что не пришел… Не мог… Не знал…
– Я понимаю… и прощаю… Ева… У нас есть ребенок…
– Я знаю.
Мальвина улыбнулась и провела ладонью по стеклу, словно по его лицу.
– Куда эти тебя ведут?..
Адам не ответил вслух, может мысленно… Но мысль видимо достигла цели, потому как Мальвина вдруг взъярилась, бросилась на дверь, да так что дрогнули косяки, а люди настороженно отпрянули, даже Адам.
– Нет! – закричала она, а через несколько секунд ее крик превратился в рык.
Президент закрыл окошко в камеру с беснующейся Мальвиной.
– Идем.
57
Адама, чувствовавшего себя как во сне, когда ничего нельзя сделать как бы ни хотелось, приволокли в другую более просторную камеру отделанную белыми плитками. В центре стояла кушетка со всеми атрибутами пыточного стола – ремнями, для удержания тела. К этой кушетке Соколова и привязали.
"Теперь уже никто не придет и не спасет", – подумал он в странном безразличии.
Появились люди в белых халатах, но вряд ли доктора, хотя в руках одного из них находился пакет для установки капельницы. Адама облепили датчиками и подключили к приборам. После всех тестирований, вонзив иглу в руку, стали закапывать какой-то препарат желтого цвета.
– Что это за моча?
Президент, наблюдавший за процедурами непосредственно в операционной, коротко хохотнул.
– Ты первый кто тут пошутил, – пояснил он. – Остальные как правило кричали и обделывались от страха. Вонь я тебе скажу неописуемая, приходится в противогазах работать, – похлопал Станислав Токарев по сумке на боку, где несомненно лежало средство индивидуальной защиты.
– Да я тоже готов. Могу доказать…
– Лучше не стоит. Сам же потом дышать будешь… вентиляция тут не ахти. А подопытным мы противогазы не даем, не из вредности, а чтобы результат как говорится, был налицо. Что касается мочи, то это мутаген изготовленный из… скажем так, не без помощи твоего ребенка. Так что можно сказать, родная кровь в тебя вливается. Плоть от плоти… Не то что раньше. Первые образцы мы брали вообще у морлоков…
– Я думал они тоже ваши…
– Нет, они естественные уроды.
– А вампиры в Речном порту?
– С которыми вы разделались? Просто больные уроды, мы к ним тоже никакого отношения не имеем. Так вот первые образцы мы брали у морлоков и даже различных животных, так что первые подопытные на которых мы испытывали препарат дохли как мухи. Потом брали у выживших, подчищали и действовали дальше. Так что этот препарат по сравнению с первыми просто эликсир. Между ними такая же разница как у презренной сивухи с шампанским. Я бы даже сказал, что вам молодой человек оказана честь одним из первых испытать этот препарат. Его только-только изготовили в достаточных количествах. Все-таки с ребенка много не взять…
– Кстати, что с моим напарником?
– Ты с ним возможно еще встретишься…
– Изверги.
– Все во имя и благо человечества.
– Обычно люди, оперирующие подобными лозунгами, делали только хуже.
– Так и есть. Но, в нашем случае хуже уже быть не может.
– Уверены?
– Абсолютно, – кивнул Токарев. – Если не получится, нам так и эдак грозит вымирание, вопрос лишь во времени. А теперь лежите и постарайтесь не дергаться молодой человек. Не могу сказать, чтобы вы получали от процесса удовольствие, потому что будет как раз наоборот. Будет больно, очень больно… Я не садист, и дал бы обезболивающее, но увы это не поможет, просто потому что изменению подвергнется и мозг в том числе.
Адама от этого все же невольно проняло. В животе противно заурчало.
– Так вырубите меня совсем, – предложил он.
– Не поможет. Только потом хуже будет. Уже опробовано не раз и не два. Лучше если к боли вы будете привыкать постепенно, насколько это вообще возможно, чем она обрушится на вас в полную силу в момент пробуждения. Так и кони двинуть не долго.
– Спасибо за разъяснения.
– Это мой долг, – снова усмехнулся президент, отдавая должное выдержке парня.
Сделав свои дела, проверив, все ли ремни на подопытном закреплены как следует, капельницу, скорость ввода препарата, экспериментаторы покинули палату-камеру и Адам остался один на один с самим собой.
– Ну, вот и все… – прошептал он, почувствовав легкое жжение и уколы по всему телу. – Препарат начал действовать и скоро я превращусь в монстра пожирающее сырое мясо куринозавров, даже не догадываясь, что его вообще-то можно поджарить.
Боль длилась дольше вечности. Невыносимая, всепожирающая, ей не было начала и конца. Он прочувствовал ее всю, даже ни разу не провалившись в беспамятство, она выдергивала его из желанного забытья. Боль что он испытал во время пыток устроенных ему сподручными инквизитора ничто, нежная ласка, по сравнению с тем что он испытывал сейчас. Этого нельзя было перенести, но он перенес захлебываясь криком, изрыгая кровавую пену, срывая голос и корчась так что рисковал вывихнуть себе руки и ноги несмотря на крепкие путы. И лишь спустя бесконечность боль начала отступать.
Ученые наблюдавшие за процессом, готовые в любой момент прийти на помощь если у подопытного вдруг откажет сердце, отсоединили обессилевшего Адама от пут, отключили датчики и отмыв отнеси обратно в камеру. Саму операционную придется, как всегда хорошенько почистить.
Адам не знал сколько дней он провел в своей камере почти без движения, принимая только питье, но по внутреннему ощущению долго, очень долго. Остаточная боль не отступала, выматывая его, но по крайней мере она позволяла ему устав до полусмерти отключаться.
С ним все это время определенно что-то происходило. Он обильно потел, обострились или вовсе исчезали какие-то из пяти чувств, то поодиночке, группами в различных вариациях, то все разом. А под конец его одновременно пронесло и вырвало какой-то слизью.
То и дело заглядывали академики и ни слова не говоря, брали анализы всего, что только можно взять у человека.
Наконец все устаканилось и Соколов смог сколько-нибудь трезво соображать.
Он осмотрел себя. Но кожа была нормального цвета. Вонял только очень.
"Но это из-за того что долго не мылся, – подумал он. – А кожа потемнеет со временем, как и отупею тоже не сразу".