– Но есть из этого правила исключения. А как иначе? Без них жизнь пресна. Во-первых, для своих близких, странно было бы просить золото со своей жены или детей. Во-вторых, иногда никак нельзя отказаться, – он улыбнулся, но в глазах не было веселья, – некоторые люди не любят отказов. Спасай, а то убьем! Проблема в том, что я хороший лекарь. Могу так вылечить, что помрет не сразу.
– Надеюсь меня это не касается? – с опаской поинтересовался Лайс.
– Стал бы я сознаваться в подобном случае, – в усмешке опять не было веселья. – Нет. Ты у меня проходишь в-третьих. Это те, кто могут оказать ответную услугу. Когда-нибудь. Не завтра и может быть не через год. А может никогда, но вдруг пригодится.
– Это очень похоже на вербовку.
– Мне-то твои секреты в Мрак и Холод. Я сказал, что сказал и подписки до операции не просил. Все остается на твоей совести. Ответить благодарностью или отвернуться.
– Хороший заход, – одобрительно сказал Рудов. – Так можно с человека хороший куш поиметь. Деньги, что – тлен. А услуга вещь стоящая. И не откажешь.
– Вот и договорились, – поднимаясь, согласился Уилл. – С тарелками разбираться отныне будешь сам. Тренируйся орудовать столовыми приборами и пользоваться левой рукой. Да и все остальное делать. Дня два поспишь, покушаешь, потом обсудим, как тебя переправить в наиболее спокойное место.
– Одну минуту! – взмолился Лайс. – Почему не обнародовать это лекарство? Пусть не хочешь быть благодетелем, но можно сделать миллионы.
– Прежде чем пускать в массовую продажу неплохо бы убедиться в невозможности собственными руками организовать страшную эпидемию. Я в число проклинаемых всем миром отнюдь не рвусь. Мне и так неплохо.
– Но хоть не из алмаза, как в легенде делают?
– И не из дерьма, где вечно искали алхимики, – ответил доктор уже через плечо, открывая дверь, – обычная натуральная плесень.
Замечательно, подумал Лайс, устраиваясь поудобнее на кровати. Знать бы еще, не соврал ли. Почему ощущение, что он меня насквозь видит и всерьез недоговаривает. Не врет, а о чем-то умалчивает? Спроста подсказал. Ага. Что-то у него на уме, а не разобраться. Сходу. Ничего, я выжил и займусь этим всерьез.
Ладно, допустим, он не хочет пускать в продажу и пользуется единолично. Почему другие не могут заняться? В Академии наверняка создадут медицинскую лабораторию. Подкинуть им идею? Плесень… Да ее сто видов! Ну и что? Пусть хоть все перебирают, лишний год опытов. Два. Три. Какая к Мраку разница! Тысячи лет жили без Абсолюта, еще немного протянем. Но если выйдет…
Интерлюдия
"Надо со всей определенностью и решительностью обеспечить полное понимание патранским населением своей подчиненности королевству и необходимости покориться ему. Шиольцы, со своей стороны, должны знать, что эта территория составляет неотъемлемую часть государства и что они пользуются в протекторате всеми правами и играют руководящую роль. Не должно быть такого шиольца, который бы мог сказать о ком-нибудь из здешних жителей: "Хотя он и патран, но вполне приличный человек".
Мы не можем допустить, чтобы патраны считали территорию острова своей. Им придется показать, кто хозяин, чтобы они запомнили раз и навсегда, что здесь все диктуется государственными интересами. Без сомнения решающее слово принадлежит нашему монарху и никому другому. Он выносит постановление кто и какие законы обязан исполнять. Любые возражения неуместны. Мы слишком долго шли на компромиссы с нашими врагами, полагая, что таким образом завоюем их симпатии и вынудим их быть справедливыми. Ничего подобного. Патраны понимают исключительно силу.
Будущее королевства зависит от скорейшего окончания войны и от способности государства удержать завоеванные территории. Если потребуется, я прикажу залить кровью всю Патру, не допустив продолжения саботажа и террористических действий. Я заявляю со всей ясностью, что мы останемся на этих территориях навсегда. Мы не позволим бунтовать, задавив сопротивление железной рукой! Мы в ней хозяева!"
Стенограмма выступления премьер-министра Моута Таннерса на заседании Совета Министров. Гриф совершено секретно. Впервые опубликована в книге историка В. Ожогова. "Революция на Патре".
Глава 10. Динас Дубравин. Доброволец. 2701 г
Последний в цепочке перебирая руками натянутую веревку уже подбирался к близкому берегу. Течение по весне всегда бурное и вода в речке жутко холодная. Стоило зазеваться и тебя неминуемо собьет с ног, шарахнет о камни. Так недолго и до переломов, а уж синяки без всяких сомнений последуют. Без них никто не обходился.
– Пошевеливайся! – громогласно потребовал первый лейтенант Сиднев, застывший памятником на берегу, – что ты телишься как девка?
Динас невольно вздохнул. Что такое военная подготовка он себе достаточно представлял по рассказам брата. Особого романтизма не ожидал. Реальность оказалось много хуже самых неприятных рассказов. Судя по их тренировкам глубокое недовольство служивших в королевской армии тяжелыми условиями и издевательствами офицеров основано на лени командиров. Те не имели понятия о правильном воспитании. Во всяком случае, именно так и заявил командир их 2-го корпуса, на тот момент еще командующий 2-й Волонтерской бригады капитан Марченков, буквально в первый день.
Был он высокого роста, обладал огромной физической силой и природным благородством. При этом являлся в Шиоле очень странной белой вороной. Чуть ли не единственный в королевстве патран, обладатель трех орденов за воинскую доблесть и произведенный за боевые заслуги из сержантов в офицеры прямо на поле боя после разгрома армии негуса больше двадцати лет назад. Трижды ранен и пятнадцать раз отмечен в приказах за храбрость и умелое руководство вверенным подразделением.
И этот человек навечно застрял в звании первого лейтенанта. За все годы так и не получил повышения. Даже на Фадзийскую войну не послали, несмотря на рапорты со слезными просьбами. Так и остался готовить пополнения для других частей, сидя в колонии. Пятьдесят с лишним лет исполнилось и все лейтенант.
Что уж у него в голове варилось, простым солдатам не докладывали, но по слухам организовал ячейку Национальной Лиги, собирал деньги с живущих в колонии сочувствующих и пересылал их в Натмук. Почти пол миллиона патранов переехало на Черный материк, там не было столь явной дискриминации, как в метрополии и при минимальной денежной сумме в кармане легко получить земельный участок. Но там еще постоянно стояла почти пятидесятитысячная армейская группировка и второй по численности флот королевства. Уж очень важным в стратегическом смысле были захваченные территории, контролирующие морские дороги в океанах. Мимо Рухи и Вадхоля незаметно не проскочишь.
В результате за деятельность несовместимую со статусом военного Марченкова выкинули после тридцатилетней службы без пенсии и с понижением в звании. Чего таким образом добивались понять сложно. Получили смертную обиду не самого глупого человека, имеющего множество контактов среди жителей колонии и пользующегося серьезным авторитетом.
Он перебрался на Патру, да еще и не один, а в компании большого количества бывших подчиненных и знакомых, разделяющих его идеи. Руководство 2-й бригады, позднее и 2-го корпуса состояло почти целиком из его выкормышей, имеющих реальный боевой опыт и не признающих других авторитетов, кроме своего командира. Они еще со скрипом соглашались с правом Шаманова руководить, но остальное начальство Национальной Лиги в расчет не бралось.
Ко всему еще видимо слава 1-й Волонтерской бригады раздражала. Вторая в то время находилась в стадии формирования и особо себя в боях не проявила, хотя выражение эластичная оборона, приписывалось без всяких сомнений Марченкову. По пути следования войск ставятся мины и за заграждением засада. Если даже не подорвался, то пока возишься с разминированием застывшую колонну легко обстрелять. Пока подтянутся артиллерия и остальные части, пока начнут обходной маневр, группа стрелков уже испарилась.
И еще раз, на новом рубеже, и снова. На второй день и на третий. Пока войска дойдут до запланированной цели уже живой силы заметно меньше и некому командовать. Тактику партизанских действий он замечательно знал. В колонии не имелось серьезных гор, зато из буша постоянно выползали бандитские группы, норовящие сжечь очередного фермера или хотя бы ограбить. За много лет Марченков хорошо изучил возможности мелких подразделений и как бороться с регулярной армией. Только там он был на другой стороне.
Командиры корпуса за редким исключением все когда-то служили под началом Марченкова и в подавляющем большинстве стали офицерами только сейчас. Попадались и приезжие из Тукана и Миксата. Они даже разговаривали с заметным акцентом. Правда, в отличие от патранских соратников, кончали военные училища у себя дома. Это абсолютно не гарантировало высоких должностей.
Бывший капитан-туканец Прищепа щеголял в звании первого лейтенанта и командовал второй ротой их батальона. А у них начальствовал сержант шиольской королевской армии Сиднев в точно таком же звании. Впрочем, для волонтеров это обернулось скорее неприятностями.
Он вымотал из добровольцев всю душу, гоняя их в хвост и гриву. Командир не знал усталости и не ведал страха. В любое время, хоть глубокой ночью он выглядел хорошо выспавшимся, энергичным и крайне недовольным недостаточной подготовкой своих солдат. Ему не бывало жарко на солнце и холодно высоко в горах.
Очень скоро первая рота ненавидела Сиднева, попутно восхищаясь и гордясь своим идеальным лейтенантом в сравнении с остальными. Ровно до следующего раза, когда появлялось новое требование.
– Мы проходим подготовку для ведения боевых действий в условиях пересеченной и лесистой местности, – говорил он, прогуливаясь, перед запалено дышащими солдатами, будто и не бежал рядом с ними, имея точно такой же карабин на плече.
– Отложите в памяти, даже если сейчас это не дойдет. Поведение солдат на поле бое, их сплоченность и эффективность действий во многом зависит от вколоченных командиром навыков. А я уж постараюсь, чтобы вы стали пугающе эффективны. Может быть, вам представляется, что я садист в душе. Даже если это так, единственная возможность удрать от моих приказов – это явиться к командиру батальона и попросить перевести его в любое другое подразделение вне Волонтерской бригады. Лучше всего в возчики. Больше нигде не понадобитесь. Потому что в ваших тренировках заложена необходимость ознакомиться с оружием, тактикой и дисциплиной. И все это делается, для того чтобы вы выжили. Стрелять, наступать, отступать, ориентироваться на местности вы со временем научитесь. Только моя задача не в том состоит. Я собираюсь объяснить вам на практике, как выживать. Не за счет своих соратников. Единственный путь превратиться в настоящего солдата, осознать важность коллектива. В одиночку вы пустое место!
Он сделал длинную паузу, внимательно изучая лица.
– Вон там, – он показал на холм впереди, – засели враги. Нам приказано взять высоту. Чтобы было веселее, я буду стрелять из пулемета. Не задирайте зад, пуля прилетит.
Рядом с Динасом кто-то судорожно вздохнул.
– Бежать зигзагом, мешая прицелиться. Первое отделение поднимается, второе прикрывает. Пробежал десяток локтей – упал. Затем наоборот. Вопросы есть? Отсутствуют. Очень хорошо. Пошли!
Они поднялись и бежали, а поверх голов в опасной близости свистели пули. Невольно пригибаешься и падаешь на землю. Ощущения отвратные. А Сиднев пинает в зад и гневно вопрошает:
– Почему залег и сразу в сторону и не переполз? Ты убит. И ты, тыкая в очередного. И ты! На исходную позицию вернулись! Будете бегать и соображать даже на издыхании. Десять раз, двадцать… Пока не научитесь действовать как одно целое, правильно видеть место и догадываться куда смотрит противник.
И они брали высоту и десять, и двадцать раз подряд, с вывалившимися языками и хрипом в груди. До тех пор, пока лейтенант не успокаивался и не придумывал новый фокус.
Казалось бы замечательная вещь спасение раненого. Вот только не когда вдвоем тащишь здорового борова килограмм на восемьдесят несколько лиг. От напряжения дрожишь и пальцы не способны удержать кусок брезента, где лежит такой солдат. Завтра вполне можешь сам оказаться на его месте и отдохнуть. А сегодня у тебя отваливаются руки от тяжести. И попробуй бросить. Понесешь по новой и будешь бегать пока не донесешь до ворот лагеря. Хоть до утра корячься.
Командир роты обладает неограниченной властью и никто не вправе вмешиваться в его действия. Можешь потом доложить по инстанции о своем недовольстве. После. Правда желающих как-то не нашлось. Двое получили огнестрельные ранения на подобных тренировках, приближенных к боевой обстановке. Один тяжелое. Четверо угодили в госпиталь с переломами. Пятеро ушли, не вытянув физически. Для них нашлись места в артиллерии и возле лошадей. Лепехин, к примеру, попал к ветеринарам. Тоже необходимая работа. А все прочие хотели служить нормально. Даже через силу, на воле и духе. Все качали пресс и мышцы спины, на самодельных спортивных снарядах. Все, сцепив зубы, шли дальше.
Пробежать 25 лиг по горам и лесу, а потом выкопать траншеи полного профиля? Никаких проблем. Уж земли, а в горах далеко не пахотная, твердая, как камень, которым она усыпана, каждый доброволец перекопал огромное количество. Можно стрелковую, а при желании пулеметную или минометно-артиллерийскую позицию. На всякий случай они учились и этому, как и стрелять не только из личного карабина, но и пулеметов всех видов. Умное слово "взаимозаменяемость" намекало на необходимость сменить погибшего товарища.
Но копать окопы все-таки приходилось гораздо больше, чем стрелять. Закончится война и не пожелавший вернуться к родным овечкам уверено пойдет в профессиональные землекопы. Таких умельцев еще поискать. При том что патронов для обучения не жалели. Обычно уходили на полигон сразу после завтрака, а возвращались в казарму только к ужину. И все это время окапывались, маскировались, учились передвигаться перебежками. И стреляли, стреляли, стреляли. Мишени в полный рост и поясные, из положения стоя, лежа и с колена, с упора и без него.
Показать слабину для парня 18–20 лет явившегося добровольно на войну немыслимо. Опозориться перед остальными? Да лучше повеситься. Слишком много в бригаде было северян и даже псевдонимы не помогали. У каждого имелись знакомые из прежней домашней жизни.
– Когда мы, наконец, пойдем в дело? – спросил недовольно Корялков. Фамилия у него была настолько странная, что все были убеждены – настоящая. Откуда родом никто не знал, но по обмолвкам догадывались. На железной дороге раньше трудился. А по речи явно не с севера. Скорее с востока.
Получив команду "Вольно" рядовые чувствовали себя достаточно свободно в общении с офицерами. И даже не потому, что многие из них не так давно были такими же солдатами и сержантами. Очень часто поднявшиеся из грязи не прочь отыграться на бывших товарищах и продемонстрировать, кто тут нынче начальник. Нет. Это была вполне сознательная политика Народной Армии.
Продовольственный паек и форма ничем не отличались у низшего и высшего состава. Шиольский протокол отношений в армии подчеркнуто смягчен. Появилась возможность сделать карьеру не только для представителей элиты, но и доказавших свои способности на практике. Отсюда и поощрение личных отношений между командирами и рядовым составом.
Перегородку нижние чины – офицерство намерено сломали. Пропагандистский отдел обдумано проповедовал создание и поддержание в солдатах чувства принадлежности к могущественному сообществу людей, объединенных общей целью, переносящих одни и те же трудности и разделяющих общую судьбу. Товарищеские отношения повышали боеспособность и ломали социальные и экономические барьеры. Шанс стать генералом представился всем, вне зависимости от происхождения и богатства.
– Мы все в земле ковыряемся и по мишеням палим, а в городах топчут наших родственников и друзей.
Парни одобрительно загудели.
– Драться хотите? А кто сейчас не хочет? Все желают, но у каждого свое место в строю. Там, – лейтенант Сиднев показал за спину, где находился военный лагерь, – не из врожденной доброты вас кормят, поят, обувают, одевают…
– Паршиво, – заявил Половнев, под общий смех.
– Давно пора сменить гимнастерку, – подтвердил кто-то.
– Да и ботинки не мешает, – поддержали его.
– И дают стрелять, – переждав возгласы, продолжил Сиднев. – Вы думаете, патроны на деревьях растут, а текстильные фабрики как грибы выросли в горах? Нет, ребята. Вам дают самое лучшее, насколько это возможно. Попробуйте как-нибудь прикинуть, сколько тратится на одного солдата. В шиольской армии учат стрелять залпами. Я в вас старательно вбивал умение вести огонь индивидуально. Каждый выстрел – смерть. Лучше потерять лишнюю секунду и поразить врага, чем бестолково выпустить все патроны в неизвестность.
Зря задержки организовывать никто не собирается. От нас рассчитывают получить максимальную отдачу. Так что настроения понимаю, но не одобряю. Мы учимся копать землю, потому что война не состоит из одних атак и наступлений. Придется посидеть в обороне неоднократно. И лучше в окопе, с чем голым задом под обстрелом. Пусть прольется литр пота, чем крови.
Он помолчал и завершил свою речь достаточно неожиданно.
– Моя лучшая награда не медаль и не орден. Для меня высшим достижением станет если вы выживете в будущих боях. Даже если умираешь величайшим героем – это смерть. Даже если имя остается в памяти людской навечно – это плохо. Прочувственные надгробные речи лучше пусть достанутся другим. Вы должны не погибать, а убивать врага. А сами жить и воспитывать детей. Победив!
Он встал с земли и командным голосом скомандовал:
– Подъем! Возвращаемся. На базу. Каких-то паршивых никчемных двадцать лиг. Герои не успеют оглянуться, а путь закончился.
В выстроившейся шеренге сдержанно рассмеялись.
– Остальным придется постараться. Быстрее притопаем, больше свободного времени. И еще, – после короткой паузы добавил, – не рвитесь вперед. Война завтра не закончится. А нам недолго осталось просто тренироваться.