Глизе 581-g. 12:40 с момента высадки
Пробуждение было таким же молниеносным. Как по щелчку.
Александр проснулся в воздухе. Что-то опутало запястья и лодыжки и резко вздернуло вверх, перехватывая, поворачивая в вертикальное положение.
На понимание происходящего ушла секунда.
Он болтался в воздухе возле ствола дерева. Крепкие щупальца держали его теперь подмышки, обхватывали за талию. Еще несколько конечностей вцепились в ствол. Одного взгляда в глаза держащего его существа, оказалось достаточным для узнавания.
Это был его Осьминог.
Щупальца дико напряглись, Александр чувствовал, что мышцы Осьминога наливаются свинцом, каменеют. Контакта не было, никто не трогал его голову, но он почти услышал грозное:
"Опасность!"
Еще секунду висел, словно тряпичная кукла перед физиономией с огромными тоскливыми глазами. Затем одно из щупалец отклеилось от талии и скользнуло на затылок.
"Переместиться на дерево. Удерживать трудно. Возможность уронить. Нельзя упасть", - хаотично защелкало в голове.
Не вдаваясь в подробности, Александр схватился рукой, как за перила, за конечность головоногого. Другое щупальце скользнуло под ногу, подтолкнуло.
Погребняк почувствовал себя, как в детстве, за городом, когда приятель подсаживал, чтобы перелезть через соседский забор. Тогда в этом было что-то запретно-хулиганское и маняще-приключенческое, хотя зачем они лезли через чужой забор он, хоть убей, не помнил.
Осьминог на ощупь оказался теплым и бархатным, как лысая кошка. Породу Александр вспомнить не смог.
Под плюшевой шкурой перекатывались тугие мышцы. Силища у Осьминога была невероятная, но не безграничная.
Александр рукой дотянулся до ствола. Под ноги толкнуло. Он вцепился в дерево, обхватил его всеми четырьмя конечностями. Снизу чувствовалось тепло чужого тела. Секунду, две. Потом ощущение пропало.
В сторону метнулась массивная тень. Осьминог отстрелил в ствол напротив, молниеносно развернулся и сиганул обратно. Завис, вцепившись в дерево прямо над головой Александра.
Ствол дрогнул, на голову посыпалась мелкая древесная труха. На макушку снова легло щупальце.
"Опасность. Вниз нельзя. Ждать".
Погребняк опомнился впервые с момента пробуждения. Облизнул губы, сплюнул горькую, налипшую труху.
- Что случилось? - поморщился он брезгливо.
Во рту стояла горечь, стало ясно: кора местных деревьев не съедобна.
Образ пришел смутный. Дрожащая земля, яркое ощущение опасности. Но ясной картинки не получилось.
"Нет понимания", - огорчился Осьминог.
- Да понял я, - без особой радости откликнулся Александр. - Трандец там какой-то идет.
Ответа не пришло. Дерево снова начало вибрировать. Контакт оборвался. На мгновение показалось, что Осьминог опять куда-то упрыгал. Но существо сидело на прежнем месте. А вибрация нарастала.
Погребняк покосился на головоногого. Тот коротко щелкнул щупальцами. Огромные черные глазища неотрывно смотрели вниз, на землю. Александр проследил направление.
Вибрировало не дерево. Дрожала земля, вспучиваясь и опускаясь, словно где-то под верхним слоем грунта, пробуравливался сквозь ее толщи гигантский крот. Наружу неведомая землеройка не вылезала, просто ползла где-то там под землей, ползла, судя по всему, мимо.
Дрожь возросла до максимума. Почва взбугрилась совсем рядом с деревом. На мгновение землеройка застыла. Или это только показалось? Так или иначе, бугор двинулся дальше, продолжая вздыбливать грунт, отдаляясь.
Руки и ноги устали, мышцы начинали ныть. Тело затекло от неудобной позы.
Вибрация пошла на убыль, пока совсем не прекратилась.
Александр скосил взгляд наверх. Макушку тронуло щупальце.
"Вниз нельзя. Сидеть. Ждать".
- Эта штука уже ушла, - предположил Александр, прислушиваясь.
"Еще нет. Слышит далеко. Ждать".
Александр вслушался, но вибрации не было. Совсем, как не старался ее себе придумать. Так прошло еще какое-то время, пока, наконец, в голове не возникло спокойное:
"Всё".
А следом на землю по дуге спикировал Осьминог. Шлепнулся, распрямился.
Сколько они просидели на дереве, Погребняк не знал. Он собрался было вниз, но ноги дрожали, а руки плохо слушались. Так что спуск оказался более проблематичным, чем он предполагал.
Осьминог ждал, бодро пощелкивая. Стоило только Александру ступить на землю, как головоногий бросился к нему. Щупальце потянулось к макушке уже без попытки спросить разрешения.
- Кто это был? - поинтересовался Александр прежде, чем Осьминог успел что-то сказать.
Снова пришел мутный образ, не имеющий определения.
"Охотится, - добавился новый образ. - Может уничтожить тело, если не спрятаться. Мог уничтожить твое тело, если бы я не найти тебя".
- Значит, ты меня спас?
"Спас. Нельзя спать здесь на земле. Опасно".
- Спасибо, - поблагодарил Погребняк искренне. - А ты стал лучше говорить.
"Нет, - ответил Осьминог категорично. - Я не говорю. Я передаю сигнал. Твоя голова переводит на твой язык. Не я лучше говорить. Это неправильно. Правильно: ты лучше понимать".
Александр запнулся и посмотрел на головоногого. Мысли запрыгали в другом направлении. Да, конечно, Осьминог его спас, но… В памяти пронесся реликтовый лес, стадо существ со щупальцами. Сухая констатация: "Уходи!" Мысли, чувства… Зачем все это? На кой вообще Осьминогу его спасать?
"Потому что ты…"
На ум пришло сразу несколько не связанных между собой слов. Пророк, бог, дитя неба, спаситель. Хотя то, что говорил Осьминог, звучало иначе. Полнее и многограннее, что ли, чем все определения вместе взятые.
"Страсть к определениям вас погубит, - вздохнуло существо. - Вы придумать определение. Сделать его жестким. У вас это не получается. Вы жаждите дополнять, уточнять. Итог: путаетесь в словах. Есть вещи, не нужные определять. Нужные понимать".
Существо не занималось морализаторством, просто делилось наблюдениями. Погребняк уловил это, а следом поймал себя на другой мысли, от которой стало зябко и неуютно: он не сказал ни слова! Вообще. Молчал все время, только размышлял про себя. Но Осьминог каким-то образом вступил с ним в диалог. Значит, эта зараза все-таки читает мысли! Значит, существо знало о нем больше, чем могло показаться. Слышало его мысли, ковырялось у него в мозгах. А сам он ничего не знал про Осьминога.
Забравшись к человеку в голову, им легко манипулировать. Вот, например, чудесное спасение. Может, и угрозы никакой не было, просто головоногий решил сыграть на его чувствах и устроил маленький спектакль. Спас его, чтобы втереться в доверие. Александр мог бы такое провернуть для дела.
Логика расшаталась и вихляла. Вместо нее перло что-то субъективное, и уже поднимала голову паранойя. Но Александр этого сейчас не заметил.
Он отступил на шаг, резко вскинул руку, сбрасывая с головы чужую конечность. Щупальце поддалось на удивление легко. Словно было абсолютно расслаблено.
Погребняк отступил еще на пару шагов. Осьминог не двигался, стоял на том же месте и смотрел большими грустными глазами.
- Отстань от меня, - рявкнул Александр, развернулся и бегом помчался прочь. Куда угодно, лишь бы подальше от этого, копошащегося у него в голове.
Глизе 581-g. В это же время
Обед принесла все та же пара. Женщина в прическе-шлемофоне и мужчина, напряженный как струна.
На стол поставили три блюда. Суп, более всего похожий на куриный, но, на вкус Богданова, слишком перченый, длинные белесые сосиски с какой-то массой в качестве гарнира, которая должна была заменить людям картофельное пюре. И компот - единственное блюдо, которое почти полностью соответствовало своему земному аналогу. Ко всему этому прилагалось три кусочка серого хлеба. Положенные на отдельную тарелочку, эти кусочки казались отдельным блюдом. Видимо, с зерновыми в Четвертом Рейхе было не очень.
Доктор, как всегда, проглотил еду, как птенец принесенного ему червяка. Миг! И тарелки пустые.
Игорь копался дольше.
- У вас отменный аппетит, Кадзусе.
- Не жалуюсь. Это дело привычки. Я рос в небогатой семье. Родители были учеными, но тогда это не приносило дохода. Впрочем, как и сейчас. Они откладывали на наше с братом образование. Поэтому еда, была одним из тех удовольствий, которые мы быстро научились ценить. Мацуме, например, везде таскал с собой ложку.
- Зачем?
- Ну, никогда не знаешь, где случится поесть. Однажды мальчишки отобрали у него ложку. У брата случился приступ. Начались конвульсии. Изменился голос. Обидчики испугались, а я бросился на них с кулаками. За это нас потом чуть из школы не исключили.
- Почему вас? Они же первые начали…
- Да, но одному я выдавил глаз, - невозмутимо ответил доктор. - А другому сильно повредил мошонку.
У Богданова отвисла челюсть.
- Скандала удалось избежать. Мы с братом имели очень хорошую успеваемость и шли на медали. А школе в те годы это было очень важно. Но, чтобы оплатить наложенные на нас штрафы, мы пошли работать. Я устроился в местную лабораторию, мыть пробирки. Наверное, это определило мое будущее, - голос Кадзусе был совершенно спокоен. - Брат тогда улетел вместе с мамой на "Амальтею-3".
- Понимаю, - выдавил Игорь. - У меня все было проще. Я из интерната. Родителей не помню. Но кормили нас всегда хорошо…
Доктор покивал понимающе.
- Тогда вам будет трудно адаптироваться к местной кухне. Да еще с поправкой на национальные традиции.
Богданов улыбнулся.
- Значит, вы тоже считаете, что она несколько… странновата?
- Не то слово, - с совершенно серьезной миной ответил Кадзусе. - Но вот компот хороший.
Они засмеялись.
- А скажите, Кадзусе, то, что ваш брат говорил о каких-то людях без скафандра и в вакууме… Что это?
Доктор помрачнел.
- Если вы спрашиваете меня как медицинского работника, то ничего путного ответить я не смогу. Увы. Мы научились определять практически любые патологии.
- Да, но ваш брат гений, как не крути.
- Будь он сто раз гений, его бы не взяли в эту экспедицию, будь у него хоть вот столечко каких-нибудь проблем. - Кадзусе показал на пальцах, сколько должно быть проблем у человека, чтобы его не пустили в космос. - Вы и сами это знаете.
- То есть, люди могут жить в вакууме?
- В вакууме? Нет, - доктор покачал головой. - В пустоте люди не живут. Они там лопаются. Разница в давлении…
- Я знаю, - поспешил прервать его Богданов. - Но как тогда объяснить то, что Мацуме сказал? Вранье?
- Нет. Это было бы слишком просто. Да и зачем? Ложь всегда должна иметь выгоду, иначе она теряет смысл. А тут я не вижу мотива.
- А что тогда?
- Видите ли, Мацуме с детства был… странным. Но поймите меня правильно, Игорь. Я уже сказал, что никаких патологий обнаружено не было. С ним работали лучше доктора, психиатры, и их выводы вы можете увидеть в его личном деле. Все чисто. Но говорить он начал сравнительно поздно. Не из-за задержек в развитии. Нет. Просто… не хотел.
- Почему?
- Бывает, что вы чего-то не хотите?
- Конечно.
- Вот и он так же. Как-то раз, проходя мимо его двери, я услышал голос. Его голос. Мы все думали, что Мацуме не говорит. Что это болезнь. И тут я слышу, как он говорит, причем хорошо говорит. Я открыл дверь. Брат стоял посреди комнаты и о чем-то беседовал со своим игрушечным медвежонком. Мне даже показалось, что он слышит, как медвежонок отвечает ему. Знаете, есть такое расстройство психики… когда появляются выдуманные друзья. Некоторые дети их не только слышат, но и видят, и даже чувствуют.
- И что же дальше?
- Дальше он замолчал. А я спросил его, почему же он не говорит с нами. И знаете, что он ответил?
- Что он не хочет? - попытался угадать Богданов.
Кадзусе кивнул.
- Именно так. Не хочет. Я тогда на него обиделся и поколотил.
- А вы, доктор, оказывается, любили подраться в детстве.
- И до сих пор люблю. На чем, вы думаете, мы сошлись с Баркером?
- С первого взгляда, не скажешь. Брат на вас не обиделся?
- Нет. - Кадзусе улыбнулся чему-то своему. - Но зато стал говорить со всеми. Иногда, знаете, хорошая трепка заменяет тысячу докторов.
- Хорошенький рецепт, из уст врача.
- Пользуйтесь на здоровье. - Японец чуть поклонился.
- А что же было дальше?
- С Мацуме? Мы поступили в разные институты. Потом я начал практику. Потом был Марс.
- А у него что было?
Кадзусе ухмыльнулся.
- Капитан, у нас у всех что-то да было. Даже у Погребняка была наверняка какая-нибудь история… с душком. И, может быть, не одна. Это совсем не потому, что мы такие уникальные. Нет. У всех спейсменов есть что-то эдакое за душой. Китайцы говорят, нет такого печенья, где не лежало бы предсказание. У меня этим предсказанием был Марс, и профессор Сервантес, убитый в собственной лаборатории.
- Вы сказали, что он погиб…
- Да. Когда на твою голову падают бомбы, выжить трудно. Его убили, Игорь. Неужели вы не поняли. Мне кажется, я достаточно прозрачно намекнул вам. Его убили те, на кого он работал. Из-за всего того, что он нарыл там, в своем раскопе.
- Но зачем?
- А вы как думаете, капитан. Что он там нарыл?
- Не знаю. - Игорь покачал головой. - Меня там не было. Вам виднее.
- Профессор Сервантес был великим ученым. Но он слишком доверял правительству. И я рад, какая бы участь нас не ждала, что вы, Игорь, не стали вскрывать тот конверт на борту "Дальнего". Я уверен, что ничего хорошего из этого бы не вышло. Помните гиперпереход? Погребняк единственный, кто не пострадал. А почему?
Богданов молчал.
- Как-то раз Мацуме рассказал мне о рыбке, которая очень хотела узнать, что там, с той стороны аквариума. И как-то раз она выпрыгнула из воды и упала на ковер. Знаете, что было дальше?
- Она умерла.
- Нет, в истории Мацуме рыбка долго страдала, но научилась ходить на плавниках. Спряталась под шкаф. Когда люди пришли, они не нашли хитрую рыбку. И она так с тех пор и живет на суше… Не то рыбка, не то зверь. Понимаете? Научилась ходить на плавниках. Эту сказку брат рассказал мне, когда вернулся с "Амальтеи-3", и мы снова стали ходить в одну школу. Так что не спрашивайте меня, что там видел Мацуме. Людей в вакууме или еще чего. У каждого печенья свое предсказание.