"…не надо, не делайте этого!" "…я хочу жить!" "…что это за место?" "…мы об этом не договаривались…" "…это за отдельную плату…" "…я заплачу, только не делайте этого…" "…мне больно……нет……не надо, пожалуйста…" "…убери это!" "…больно!!!"
- Все эти несчастные девочки хотели жить, Костенька. Не их вина, что они стали проститутками. Твоя мать - она заслуживала лучшей судьбы, но она положила свою жизнь на то, чтобы поставить тебя на ноги. Ты знаешь, скольких ты убил? Смотри же и ощути их боль…
"Я не знаю вас, - безмолвно кричал Костя. - Я не знаю вас, я не убивал вас! Я вас даже никогда не видел!"
"Это те люди, которых убили по твоему приказу, - звучит в голове голос крылатой. - Это те люди, которые умерли в результате твоих действий. Это та девочка, которая умерла с голоду из-за того, что ты и твои приятели искалечили ее отца, торговавшего в ларьке. У этой женщины случился сердечный приступ, когда твои люди убили ее дочь, муж которой должен был тебе денег. Это те люди, которых убил ты".
Глаза… много глаз. В них - страх и боль, сменяющиеся обвинением.
- Ты! Ты! Ты! Ты! Убил… убил… убил нас… нас… убил… нас… ты… убил… зачем… за что… ты…
Симпатичная шатенка с пухлыми губами и еще по-детски округлым личиком. Его первая жертва.
- Что я тебе сделала? За что ты меня убил?
Мать.
- Костенька, ну зачем ты так со мной?… Я же тебя люблю…
Боль и страх. Только боль и страх. Везде, на каждом шагу. Широким шлейфом - на всем жизненном пути. Только боль и страх.
Он чувствовал их всех. Он теперь знал, каково быть изнасилованной, изрезанной на куски, каково, года тебя бьют арматуриной, каково, когда тебе присылают в коробочке кисть твоей дочери десяти лет от роду, каково… Он на своей шкуре испытал все то зло, которое принес в мир.
Когда Константин очнулся, в камере было пусто. Не было ни изуродованного трупа в цепях, ни крылатой синеглазой девушки. В камере было пусто… а в душе горел невыносимо жаркий огонь. Он прекрасно помнил все.
Костю вывернуло наизнанку. Его рвало, рвало так, что он задыхался. Его рвало от отвращения к самому себе, от осознания, какой же скотиной и мразью он является. "Простите меня, простите! "- билось в голове. И в то же время захлестывало понимание: нет прощения, и никогда не будет. Таких не прощают. Такого - не прощают. Никогда.
Встать. Подойти к бару. Достать бутылку. Налить виски в стакан. Убрать бутылку, вернуться со стаканом к столу. Сесть в кресло. Закурить. Отпить половину из стакана. Докурить. Допить виски. Встать. Подойти к бару. Достать бутылку…
Алгоритм, отработанный за ночь до автоматизма. И пистолет, заряженный пистолет на столе. Снят с предохранителя, патрон в стволе. Просто взять, приставить к виску и нажать на курок.
Все так просто. Но что-то мешало. Нет, Константин не боялся смерти. Скорее, он уже жаждал ее - но что-то мешало. Он уже ничего так не хотел, как собственной смерти, его корчило от невыносимого омерзения и ненависти к самому себе - но что-то просто не давало ему взять пистолет, приставить к виску и нажать на курок.
Простейший алгоритм. Встать. Подойти к бару. Достать бутылку…
Виски кончился.
Взгляд в зеркало.
- Как же я тебя ненавижу, - сказал он отражению. Отражение смотрело с ответной ненавистью.
Умереть было не страшно. Но - умереть было слишком мало. Таким - нет прощенья. Таких - не прощают. Никогда не прощают.
Смерть - это слишком просто. Это слишком малое возмездие за все, что было сделано.
На следующий день Константин перевел все дела на своего заместителя, оставил немного денег на личном счету, купил билет на поезд в Питер и покинул Москву навсегда. Почему он поступил именно так? Он не знал. Но что-то внутри подсказывало: так будет правильно.
В купе не было никого, кроме него - Константин не мог, просто не мог находиться столько времени с кем-либо наедине, и потому просто выкупил купе полностью. Он сидел на нижней полке, смотрел в окно, за которым метался снег, и ни о чем не думал. В душе была пустота, и ничего, кроме пустоты.
Тихо зашуршала, отодвигаясь, дверь купе. "Неужели я забыл ее закрыть на защелку?" - мелькнула мысль. И тут же исчезла - на пороге стояла хрупкая, светловолосая девушка с огромными синими глазами.
- Здравствуй, Костенька.
Все было правильно.
Все только начиналось.
V. VI
"Вместе - мы инструмент
Земного оркестра,
Тот, кто сегодня понял это,
Чувствует силу каждой струны."
- Это все? - тихо спросил Стас.
Азамат как-то понуро опустил глаза.
- Еще Вика, ее Алик как-то притащил. Она на кухне прячется, боится с тобой пересекаться лишний раз…
Ветровский медленно обвел взглядом собравшихся. Уже упомянутые Алик и Азамат, Женька, на чьей квартире проходило собрание, Виктор Галль, нервно терзающий гитару в углу, Алиса, Саша Годин с первого курса юрфака и его девушка - худенькая, некрасивая блондинка, тоже Саша, Антон Петренко и Инга Куприянова с экономического. Вместе с Викой - десять человек, не считая самого Стаса. А ожидалось девятнадцать.
- Что остальные?
- Кто как, - Зулкарнов пожал плечами. - Кто-то нелепо отмазывался, кто-то честно сказал, что это слишком далеко зашло, кто-то еще что-то. Побоялись и разбежались, проще говоря. Да, Стас… все знают, что было там. В кабинете Витценко. И что ты говорил, все тоже знают.
Юноша незаметно прикусил губу. Ну и как теперь объяснить? Хотя они же ребята умные, должны понять, зачем он такое говорил!
- Я не буду спрашивать, откуда.
- А можно я все равно отвечу? - неожиданно вклинился Женька. - Это, в общем-то, моя сомнительная заслуга. Когда за Викой пришли инспекционщики, я как раз хотел к ней зайти. Меня не заметили или не придали значения, а я слышал, куда ее повели. Ты же знаешь, у нас в универе большая часть помещений под видеонаблюдением. Так вот, взломать центральный сервер института - не самая сложная для меня задача. Я снял с камеры запись событий в кабинете. Показал Виталику. Я не заметил, что он скопировал ее к себе! А потом Виталик показал эту запись всем остальным. После этого они и ушли…
Стас неопределенно кивнул, медленно опускаясь в кресло.
- Жень, все в порядке. Ты… наверное, ты правильно сделал. А те, кто не понял и ушел - что ж, значит, не так уж и надо им это было. Только скажи, они и правда все испугались проблем или было что-то еще?
Алфеев помялся, но все же ответил.
- Некоторые просто поверили в то, что ты там говорил, и перестали верить в то, что ты говорил раньше. Виталик тут распинался. Мол, ты недостоин возглавлять Орден, ты подлец и обманщик, ты нас всех используешь… Я ему в результате на дверь указал раньше, чем Алик вскочил бить ему морду.
- Вот и хорошо. Жень, не переживай. Все в порядке. Алик, пожалуйста, приведи Вику. Нам всем нужно серьезно и откровенно поговорить…
Заплаканную и наскоро умытую, Алик усадил девушку на диван между Алфеевым и Алисой, которая посматривала на подругу с явным неодобрением.
Стас тяжело вздохнул и начал объяснять. Говорил он недолго, четко и ясно объясняя свои действия, но не вдаваясь ни в подробности, ни в эмоции. Как ни странно, ему даже дали договорить
- Стас, когда и где ты научился врать так складно? - очень тихо спросила Виктория, подняв наконец глаза на командира. - Ты сказал, теперь позволь, скажу я. Я присутствовала в том кабинете, если помнишь. Да, мне безмерно стыдно, что я поддалась на угрозы отчисления и сказала ректору, откуда у меня книга. Если бы я знала, чем это обернется - я бы промолчала, несмотря ни на что. Стас, я тебе верила. Верила полностью. Но… прости, я видела твои глаза, когда ты вымаливал пощаду у скотины Витценко, я видела, с каким пылом и искренностью ты поливал грязью те идеи и идеалы, которые буквально за день до этого называл своими принципами и своим мировоззрением. Я слышала, как ты говорил, что просто используешь все и вся, слышала, как ты убеждал Витценко в том, что просто "набираешься практики для создания собственной компании". Ты был очень убедителен. Как никогда раньше. Ты и об Ордене говорил с жаром и блеском в глазах, с уверенностью в правдивости твоих слов, но никогда ты не был настолько убедителен, как сегодня в кабинете. Я всей кожей ощущала, что ты говоришь правду.
В комнате повисла тишина. Стас медленно достал сигарету из пачки, и тупо уставился на нее. Он не знал, что и как возразить Вике. И он видел, что многие начали колебаться, выслушав ее рассказ.
- Мне нечего тебе ответить, - наконец, заговорил он, медленно и осторожно подбирая слова. - Я могу поклясться чем угодно в том, что я лгал Витценко и не лгал вам. Но если вы мне уже не верите, то моя клятва тоже едва ли будет иметь для вас хоть какой-нибудь вес.
- Я тебе верю, - тихо проговорил Женя. - И чего бы там не почувствовала Вика, я тебе буду верить. Потому что если не тебе, то кому?
- Аналогично, - коротко отозвался Виктор.
Алиса молча кивнула.
- Херню вы тут разводите! - ругнулся Алик, раздирая на клочки салфетку. - Я бы сказал, как оно все на самом деле было и как оно все на самом деле называется, да вы ж все равно понимать не захотите!
- Почему ты так в этом уверен? - поинтересовался Саша. - Если тебе есть что сказать - скажи.
- Да, скажи! - поддержала его подруга.
- Стас? - Гонорин взглянул на командира. Тот кивнул. - Ты уверен? Я не думаю, что тебе будет приятно, если я скажу это при всех.
Горло неприятно перехватило. Ветровский был уверен в Алике на сто процентов и разочароваться было бы слишком больно. Однако он нашел в себе силы поднять голову и спокойно ответить:
- Я не знаю, как каждый из вас сейчас относится ко мне и к тем, кого еще вчера мы называли братьями и сестрами. Но для меня вы все же Орден. И я вам верю. Говори, Алик. Хуже уже не будет.
- Ну, раз ты в этом так уверен… - Гонорин слез со стола, пересек комнату, и остановился так, чтобы его видели все. - Ребята, братишки-сестренки, нельзя быть такими недоверчивыми идиотами. Мы же решили, что мы все друг другу родные. Как бы это не было наивно и, возможно, глупо, но это было наше с вами совместное решение. Хотите знать, что делал Стас в кабинете Витценко? Я вам скажу. Он там унижался. Выпрашивал, изворачивался, лгал. Поливал грязью себя и вас. А знаете, зачем? Да затем, что если бы всплыла правда, никто из вас не остался бы в институте! Вика и Стас вылетели бы первыми, а следом - и мы все! Наш командор прошел через унижение для того, чтобы спасти наши с вами задницы, понимаете вы это или нет?! И пусть самое страшное, что нам угрожало - это вылететь из универа, но это сейчас. И я не знаю, как вы, но я в Стаса верю, и я верю, что если когда-нибудь ситуация сложится более опасным образом, как для него, так и для нас - он все равно пожертвует собой, своим достоинством, здоровьем или даже жизнью - чтобы защитить нас.
Новый сеанс тишины был просто пропитан пораженным изумлением. Стас застыл, не донеся прикуренную-таки сигарету до рта и не отводил перепуганного взгляда от оратора. Вика в ужасе вжалась в диван. Алиса, оцепенев, смотрела на Стаса. Женька медленно и тихо сполз со своего кресла на ковер. Парочка Саш сидела, не шевелясь. Виктор машинально крутил колок гитары, даже не замечая, что струна сейчас лопнет. Азамат что-то неслышно шептал - причем, скорее всего, что-то глубоко нецензурное. Антон наматывал на палец прядь своих длиннющих волос, а когда добрался до уровня лица, уставился на этот самый палец так, будто впервые его видел. Инга же просто смотрела в пространство невидящим взором.
Теньк!
Лопнувшая струна произвела эффект небольшой бомбы. Все вздрогнули, Стас обжегся сигаретой, Антон едва не вырвал несчастную прядь, а Азамат навернулся с подоконника.
- Извините, - прошептал бедный Виктор, тряся рукой, на которой набухала алая полоса - след удара струны.
- А я знаю, почему Вика поверила Стасу в кабинете, - неожиданно произнесла Инга. Взоры всех присутствующих немедленно обратились на нее. - Он же эмпат.
Сил на какое-либо активное проявление эмоций не осталось уже ни у кого, и Ветровский просто поднял на девушку взгляд.
- Поясни, о чем ты. И почему я сам этого не знаю.
Инга отбросила с лица упавшую темно-каштановую прядь волос.
- Вы помните, после чего я к вам пришла? Кто не помнит: после второго благотворительного вечера. Там был инцидент, когда один из пришедших парней громко заявил, что все это ложь и способ выманить у них денег. Стас повернулся, и спокойно на него посмотрел. Именно спокойно, как-то почти безразлично. Я сидела рядом с этим придурком, и его взгляд сперва скользнул по мне. С кем-нибудь из вас когда-нибудь случалось такое, что вы внезапно начинали испытывать какое-либо сильное чувство, к которому не было никаких предпосылок? Ощущение безоблачного счастья после выматывающего рабочего дня, когда на самом деле хочется только лечь и отключиться до утра, а дома еще куча дел, или наоборот - всепоглощающее отчаяние, когда все так хорошо и безоблачно, или ничем немотивированный беспричинный страх? Я сильно сомневаюсь относительно телепатии, но вот эмпатия - это реально существующая вещь, уж студенты психфака должны об этом знать. Правда, в психологии эмпатия описывается как способность принимать чужие эмоции…
- Инга! - в один голос воскликнули Алик, Женька и Азамат.
Девушка слегка смутилась.
- Извините, увлеклась. Тогда, на концерте, мне было просто интересно и довольно приятно - музыка, стихи, все прочее, мне это все очень понравилось. А когда я на секунду почувствовала взгляд Стаса, на меня неожиданно нахлынула волна слишком противоречивых эмоций. Мои собственные перемешались с горечью, некоторым презрением, жалостью и краткой, злой обидой. Я еще тогда подумала про эмпатию, но как-то не стала развивать эту тему.
- Но если даже и так, то в тот вечер ты поймала эмоции Стаса, направленные на того парня, так? - уточнил Саша, дождался кивка и продолжил. - Сегодня же в кабинете Вика почувствовала, что Стас говорит правду. Как это могло быть эманацией?
Инга улыбнулась.
- Ну вот, слово "эманация" знаешь, а азов вранья - нет. Что нужно сделать, чтобы по-настоящему убедительно солгать?
- На время самому поверить в то, что ты говоришь, - безэмоционально ответила Вика и разрыдалась.
Еще ни разу в жизни Стас не испытывал такого облегчения.
V. VII
"Святой судьбе не прекословь,
Воет толпа, чувствует кровь!"
Не сходится. Упорно, упрямо, категорически не сходится. Где-то в исходных данных, принятых за аксиому, большая ошибка. Принципиальная ошибка. Из-за нее логичная картина происходящего никак не может сойтись.
Он отбросил стилус, вскочил, прошелся по комнате. Это было не просто важно - жизненно необходимо. Он должен докопаться до истины! Иначе дальнейший шаг, должный определить его путь на долгое время, возможно - на всю жизнь, не мог быть сделан. Нельзя ошибиться, нельзя…
Ошибка в исходных данных. Все остальное уже десять раз проверил он и три различных программы-анализатора, одну из которых он написал сам. А если ошибка в исходных данных, то вычислить ее будет достаточно просто - надо только поочередно каждую аксиому называть гипотезой.
Вернувшись за стол, он начал быстро набирать новый код для программы. И через полчаса комп безразлично выдал наиболее вероятный результат. Практически единственно возможный результат, потому что рядом с восьмьюдесятью пятью процентами шестнадцать процентов второй по вероятности кандидатуры на ошибку смотрелись как-то… несерьезно.
Несколько минут он тупо смотрел на голоэкран, где равнодушная программа высвечивала результат анализа. Потом резкой командой выключил комп, погасил в комнате свет, на ощупь зажег ароматические палочки, помогающие расслабиться и войти в медитативный транс, лег на пол, раскинув руки и ноги, и стал смотреть в потолок, привычно выравнивая и замедляя дыхание и сердцебиение.
Мозг работал четко, как никогда. Десятки вариантов изобретались в одно мгновение, а в следующее уже проверялись и отбрасывались. Когда-то он не верил, что сможет с такой легкостью просчитывать в уме столь сложные и многоуровневые схемы с таким количеством данных, но уже давно убедился, что возможности человеческого мозга значительно превосходят даже самые смелые предположения ученых.
Гипотеза за гипотезой, вариант за вариантом, теория за теорией… все облетали, как осенние листья в ураган. Куда там компьютерному анализатору, тупой программе с заложенными действиями! Человеческий мозг гораздо совершеннее, быстрее и, что самое главное, - во сто крат гибче любой программы. И вполне способен решить задачу, на которую глупая программа выдала такой невероятный, невозможный ответ.
Когда он открыл глаза, за окном уже светало. Ароматические палочки догорели, оставив на полу светло-серые полоски пепла. А он чувствовал стекающие по вискам слезы и, казалось, его душа тоже вмиг покрылась слоем пепла - но не тонкого, лишенного запаха, а жирного и черного, какой остается от сгоревшего человека. Или от испепеленной веры в того, кто был дороже себя, кто наставлял и подсказывал, кто столь многое показал и рассказал…
Спекшиеся губы неохотно разомкнулись, с них сорвался тихий, обреченный стон:
- Учитель!
Холодный душ на время привел его в чувство. Он стоял на ледяном кафеле, чувствуя, как вода стекает по спине, как мокрые пряди липнут к щекам и лбу, и понимал, что глазам тоже уже холодно. Горячих капель больше не было. Вернулись самоконтроль, уверенность, спокойствие. А их искусственное происхождение - это нестрашно, это не надолго. Всего на пару часов. Больше не понадобится.
Кирилл вышел из ванной комнаты, на ходу вытирая волосы, улыбнулся только проснувшейся матери, вежливо отказался от завтрака и ушел в комнату. Через десять минут, наскоро просушив волосы феном, он стремительно сбегал по лестнице.
На улице лил дождь. Первый настоящий дождь в этом году. Задержавшись под козырьком парадной, он вытащил из кармана мобил и не глядя набрал знакомый номер.
Ответили не сразу. Впрочем, шесть утра…
- Я слушаю, - раздалось наконец в трубке.
- Это я, - быстро выпалил Бекасов, при звуке недовольного голоса на миг растерявший все самообладание.
- Я заметил, - ядовито отозвался Дориан. - Что у тебя случилось, Велес, что ты решил позвонить мне в такую рань?
- Учитель, мне нужно срочно с вами встретиться и поговорить. Это очень серьезно и очень важно для меня.
- И настолько же срочно, как я понимаю? Хорошо, приезжай ко мне на Вяземский.
- Простите, учитель, я хотел бы встретиться на нейтральной территории.
Несколько секунд тот молчал - то ли придумывал, что сделать с учеником за такую наглость, то ли и в самом деле подбирал более подходящее место.
- Я надеюсь, это и в самом деле так срочно, важно, серьезно и обязательно на нейтральной территории. Приезжай в ресторан "Gradalis" на Каменный остров. Я буду там через час.
- Почему здесь? - только и спросил Коста, глядя мимо Теодора на идущий по Неве лед.
- Из моих точек эта - самая близкая к нашей цели, - пожал плечами немец. - Тебя не пугает перспектива замерзнуть?
- Я не мерзну, - так же лаконично отозвался крылатый. - Невидимость сделаешь?
- Разумеется.
- Расскажи мне про него. Про твоего воспитанника.